Архивы сибири. Под гритом

21 августа 1956 г.

Генеральному прокурору СССР от Лампе Марии Сергеевны

Заявление

Убедительно прошу разобрать мое заявление и выяснить те об­стоятельства, в силу которых была разбита и поставлена в самые тя­желые условия моя семья с двумя малолетними детьми.

С 1921 г. я, Лампе Мария Сергеевна 1888 г. рождения, урожденная Зыбина, образование высшее, преподаватель средней школы, мой муж, Лампе Георгий Викторович,¹ 1886 г. рождения, образование высшее

(СПб университет, физический факультет) и сын Петр (1917 г. рожде­ния) жили в Москве на 1 Мещанской д. 47, кв. 4. Я работала в 1921-1923 гг. преподавателем в химическом техникуме им. Карпова. Муж работал в том же техникуме, впоследствии в Резин тресте. В 1925 г. родилась дочь Татьяна.

В 1929 г., приблизительно в августе, меня с мужем арестовали и, после целого ряда самых невероятных обвинений: связь с заграницей, участие в контрреволюционной партии, дали мне и мужу по три года административной высылки.

Мужа направили в Омскую область, а меня, с четырехлетней до­черью и двенадцатилетним сыном, - в Колпашево Томской области. Мужа отправили этапом. Мне же с детьми предоставили свободный проезд.

Из-за болезни сына (воспаление легких) мне пришлось задержать­ся в Москве у себя на квартире. Мне невозможно забыть тот момент, когда сотрудник ОГПУ, получивший ордер на мою площадь (2 комна­ты), немедленно привел маляров и штукатуров и велел им тот час же начинать ремонт помещения. Самым грубым, циничным образом от­вечал на мой отказ разрешить работу до моего отъезда.

В Колпашево я прожила год с детьми, после чего нам разрешили жить вместе и перевели в Томск. В Томске мы оба работали: я счето­водом, муж преподавал языки в университете. В 1933 г. срок моей ссылки закончился с восстановлением в правах. Я уехала в район пре­подавать в школе. Мужу срок продлили еще на 3 года с прикреплени­ем к г. Томску. Причину не объяснили.

В 1935 г., отбыв срок ссылки, муж работал в школах Томской об­ласти, с 1936 г. переехал на Саралинские рудники в Хакасии. Работал на Андреевском руднике преподавателем языков на курсах для инже­неров.

В 1937 г. его арестовали и направили в г. Томск. Об аресте мужа я узнала в школе с. Поперечки Юргинского района Томской области, где я работала в 1937 г. преподавателем и откуда меня тотчас же уво­лили за непригодностью.

1937 г. и 1938 г. я пробивалась различной работой, вплоть до чер­норабочей, и только с октября 1938 г. мне разрешили работать в шко­ле, а в 1939 г. я получила уже звание учителя средней школы и рабо­тала в них до 1950 г. Работу оставила по инвалидности.

На запрос в 1956 г. об отце сын Петр получил сообщение, что Лампе был приговорен к 10 годам лагеря и в 1942 году умер от воспа­ления легких. [...]

Несмотря на то, что сын и дочь являются передовиками в работе, им не раз приходилось испытывать чувство унижения в связи с анкет­ными данными. И ряд различных ограничений. Я надеюсь, что вина, незаслуженно мне приписанная, будет снята с меня. Я надеюсь также, что мой муж не виноват перед своей Родиной.

Я буду счастлива прожить последние годы своей жизни, сознавая, что для детей и для всех окружающих мое доброе имя и память о муже будут реабилитированы.

Подпись.
Архив УФСБ по Томской области. Д.П-3188. Л.4. Подлинник. Рукопись.

2 августа 1957 г. г. Новосибирск

Ст. следователь СО УКГБ при СМ СССР по Новосибирской об­ласти к-н Никульков допросил в качестве свидетеля

Котрягина Николая Степановича, 1901 г. р., русского, образование среднее, чл. КПСС, пенсионер [а].

[...] Веледерского до его ареста не знал. На основании каких мате­риалов был арестован Веледерский мне неизвестно. Были ли какие материалы в отношении Веледерского, кроме отношения отдела кад­ров, которое имеется в деле, я не помню. Постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения Веледерскому, справка на его арест были составлены нач. отделения Печенкиным, а я подписал его по его указанию. Он мне сказал, что все материалы находятся у него и что он их мне передаст. Через некоторое время он мне передал заключение отдела кадров от 11 июля 1937 г. и ознакомил с оператив­ными материалами на Веледерского. Что было в тех материалах я не помню.

На первом допросе Веледерский мне сказал, что руководство НКВД сводит с ним личные счеты. Причину личных счетов он мне не объяснил. После такого заявления Веледерского я ходил к секретарю парткома УНКВД и информировал его о заявлении Веледерского. Фа­милию секретаря я не помню. Он мне сказал, что если я не хочу сесть на место Веледерского, то должен идти и заниматься своей работой. Веледерский "им" якобы известен.

Затем дело Веледерского было передано Дееву, который работал заместителем нач. отделения и которому я подчинялся по службе [...]

Примерно в 2.30 ночи Деев вызвал меня к себе в кабинет [...] Ве­ледерский стоял в углу. В кабинете Деева находился часовой (фами­лию его я не помню). С нашим приходом часовой ушел. Деев задавал Веледерскому вопросы, формулировал его ответы (со слов Веледер­ского). В моем присутствии Веледерский простоял часа два. С какого

времени Деев его допрашивал, я не знаю. Веледерского допрашивали тогда до утра, часов до восьми. По моему предложению Деев разре­шил ему сесть. Когда Веледерский сел, то он заплакал.

Насколько я помню, Веледерского Деев в моем присутствии доп­рашивал два раза. Один раз ночью и один раз днем. Оба допроса оформлены протоколом. Почему в предъявленном мне деле имеется лишь один протокол, который я писал по указанию Деева, я не знаю. Кто заканчивал дело по обвинению Веледерского, я сказать не могу.

Не помню от кого из сотрудников я слышал, что Веледерского допрашивал кто-то из руководящих работников в Управлении НКВД и что Веледерского на том допросе сильно избили. Насколько это соот­ветствует действительности я сказать не могу [...]

Архив УФСБ по Томской области. Д.П-2980. Л.200-203. Подлинник. Машинопись.
Приложение № 21

ПРОТОКОЛ допроса майора А. М. Пугачева

15 октября 1957 г. г. Новосибирск

Помощник военного прокурора Западно-Сибирского военного ок­руга - подполковник юстиции Чурляев, допрашивал нижепоимено­ванного в качестве свидетеля с соблюдением ст ст. 162-168 УПК Пугачева Афанасия Макаровича, 1913 года рождения, место рождения - г. Кемерово, заместитель командира в/ч 11012 - майор, женатый, с 1931 по 1952 г. в органах НКВД-МВД и с 1952 г. - в строительных частях Совет­ской Армии, русский, образование 7 классов, из рабочих, не судимый, член КПСС с 1932 г. постоян. местожитель­ство - г. Томск-7, Осиньки, барак 3, кв. 6.

ПОДПИСКА: В соответствии со ст. 164 УПК я предупрежден об уголовной ответственности по ст. 95 УК за отказ от дачи показаний.

(А. Пугачев)

национальности, при отсутствии иногда на этих лиц каких-либо мате­риалов подтверждающих их принадлежность к какой-либо контррево­люционной организации. Из арестованных лиц создавались различные контрреволюционные группы и организации, а для облегчения следст­вия в отношении арестованных лиц начальниками отделения, в част­ности, Шестовицким и Эденбергом составлялись схемы контрреволю­ционных организаций и групп, где заранее указывались кто руководи­тель группы, кого он завербовал и с кем был связан по преступной деятельности. Каждому оперативному работнику давалась ими опре­деленная группа арестованных лиц с указанием от какого арестован­ного какие нужно будет получить показания в соответствии состав­ленным начальниками отделений схемами. Кроме схем и инструктажа иногда я лично получал от Эденберга и Шестовицкого образец прото­кола допроса, в соответствии которого писал протоколы допроса и вызывал арестованных лиц для их подписания. Как я сказал раньше, что были случаи, когда протоколы допроса обвиняемых писались в отсутствии арестованных лиц, а они вызывались только для подписа­ния. Вызванных арестованных для допроса или подписания протокола первоначально уговаривали о необходимости дачи таких показаний, разъясняли арестованным, что органам НКВД хорошо известно, что он никакого преступления не совершал, но такие показания нужны в це­лях очистки нашей Родины от контрреволюционного элемента, либо высылки из г. Новосибирска какого-либо консульства - немецкого, эстонского и других. Были случаи, что арестованные верили этому и подписывали протоколы. Когда же арестованные отказывались от подписания таких протоколов, тогда к таким арестованным применя­лись меры физического воздействия - ставили на ноги - выстойки или подвергали избиениям. Я лично за всю свою работу в 3 отделе аресто­ванных не избивал, но на выстойки ставил и держал их на ногах пока не подпишут протокол. Это я делал потому, что тогда такие указания исходили от начальников отделений и отделов, в результате чего, применение выстойки считалось нормальным методом допроса, и в этом никто никого не стеснялся, и все это делалось в открытую.

чальников, в частности, по делам Пелло Карла Даниловича и Кольдо-рас по указаниям Эденберга, не выполнять его указания я не мог, но, однако, все мое участие в фабрикации уголовных дел сводилось в на­писаниях¹ вымышленных протоколов допросов обвиняемых, сам же я ни одного человека не арестовал, за все свое время в 3 отделе, ни од­ного следственного дела сам не оканчивал, ни одного обвинительного заключения не писал, а все время использовался для выполнения от­дельных поручений, в основном, которые сводились к оформлению протоколов допроса обвиняемых в соответствии полученных указаний от Эденберга или Шестовицкого, с которыми мне больше всего при­ходилось работать в Особом корпусе тюрьмы по расследованию дел. Должен заявить, что в то время незаконные аресты советских граждан и фальсификация против их уголовных дел, о чем я чистосердечно показал на допросах, в период моей периодической работы в аппарате 3 отдела УНКВД Новосибирской области в 1937-1938 гг., в тот период я глубоко был убежден, что такая работа в 3 отделе организовывалась на основании приказов и директив НКВД СССР и УНКВД области. Будучи молодым по возрасту и неопытным по работе, сомневаться в преступности этих указаний я не мог, и к тому же, как вр. и. о. помощ­ника оперуполномоченного райотдела НКВД, не имел никакого дос­тупа для изучения действующих тогда приказов и директив НКВД СССР, на основании которых производились массовые аресты совет­ских граждан и подобная практика следствия. Поэтому я, как и все другие оперативные работники, работавшие в Особом корпусе по рас­следованию дел в 1937-1938 гг., совершенно открыто под руково­дством бывших начальников отделений Эденберга, Шестовицкого, Коннова и начальника отдела Иванова проводил расследование дел с нарушением социалистической законности. Никто из оперативных работников, в том числе и я, не думали, чтобы через восемнадцать лет нам придется нести ответственность. В данное время мне стало ясно, что в период 1937-1938 гг. бывшими сотрудниками 3 отдела УНКВД Новосибирской области, в том числе и мной, допускалось грубое на­рушение социалистической законности, как при аресте советских гра­ждан, так и при производстве следствия в отношении арестованных лиц, о чем я показал выше.

бесспорно должны больше знать по этому вопросу, чем я, но в связи с тем, что допрос стал вестись по конкретным фактам и конкретных лиц, я тогда пришел к заключению о необходимости дачи правдивых показаний и на последующих допросах показал все так, как оно было в действительности.

Протокол допроса записан с моих слов верно,

лично читал - А. Пугачев

Допросил: Помощник военного прокурора ЗАПСИБВО
подполковник юстиции Чурляев

Копия верна: Помощник военного прокурора СИБВО

СПРАВКА

Протокол осмотра архивного следственного дела № 5400, храня­щегося в УАО УКГБ при СМ СССР по Томской области.

Составлен в связи с проверкой материалов архивного следственного дела № 5672 на Майковского С. К.

Осмотром установлено, что 11 мая 1937 года быв. Зырянским рай-отделением НКВД был арестован и привлечен к уголовной ответст­венности по настоящему делу № 5400, по ст. ст. 58-2, 58-10 и 58-11 УК РСФСР - Менгерт Виктор Осипович, 1893 года рождения, уроженец гор. Игло, Венгрия, гражданин СССР, работавший врачом Зырянской больницы, проживавший в с. Зырянке, ныне Томской обл. На следст­вии Менгерт обвинялся и на допросе 30 августа 1937 года признал себя виновным в том, что являлся участником кадетско-монархи­ческой повстанческой организации, в которую был вовлечен в 1934 году Майковским Станиславом Климентьевичем; лично сам в разное время вовлек в названную организацию Сербина М. Н., Купрессо-ва К. К., Ильинского К. Н., Рогозина С. А., Улыбушева Я. Н. и Пыри-нова С. И.; взял на себя обязательство в момент намечавшегося вос­стания участвовать в нем в качестве одного из руководителей.

Копия протокола допроса от 30 августа 1937 года Менгерта В. И. в архивно-следственном деле № 5672 на Майковского имеется (см. л. д. 24-27).

В принадлежности к повстанческой организации Менгерт изобли­чается приобщенными к делу в копиях показаниями обвиняемых по другим делам участников этой же организации Сербина М. Н. от 24 августа 1937 года, Рогозина С. А. от 18 августа 1937 г., Улыбуше-ва Я. Н., Ильинского К. Н. от 21 августа 1937 года, Пыринова С. И. от 3 сентября 1937 года. По показаниям этих обвиняемых Майков­ский С. К., Аурениус А. А., Марков, он же Макаров Всеволод, и граж­данин по имени Борис Матвеевич не проходят.

7 сентября 1937 года быв. Тройкой УНКВД по Запсибкраю Мен­герт В. И. осужден к ВМН, а 20 сентября 1937 года расстрелян.

Осмотр дела произвел

капитан Подпись (Макаров)

18 декабря 1957 г.

УТВЕРЖДАЮ

Зам начальника управления комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР по Томской обл. полковник (Прищепа) 24 декабря 1957 года.

Я, оперуполномоченный УКГБ при СМ СССР по Томской области капитан Макаров, рассмотрев заявление Майковской Г. С. о пересмот­ре дела ее отца, архивно-следственное дело № 5672 по обвинению Майковского и материалы дополнительной проверки

НАШЕЛ:

29 сентября 1937 года Томским горотделом НКВД был арестован и привлечен к уголовной ответственности по ст. ст. 58-2, 58-10 и 58-11 УК РСФСР, а 8 октября 1937 года Тройкой УНКВД по Новосибирской области осужден к ВМН -

гражданин СССР, беспартийный, из мещан, в 1918-1919 годах служил в Колчаковской армии в чине подпоручика, в 1920 году Коллегией ОГПУ судился к 3 годам ИТЛ за участие в по­давлении восстания и расстрелах рабочих, до ареста работал агрономом-полеводом Тайгин-ского отделения райтрансторгпита, проживал в гор. Томске, по улице Белинского, № 36, квар­тира 1.

Майковский был арестован на основании справки, в которой ука­зано, что имеющимися в Томском горотделе НКВД материалами он изобличается в принадлежности к контрреволюционной кадетско-монархической, повстанческой организации и в проведении антисо­ветской агитации среди населения (л. д. 1).

Однако, на основании чего была составлена эта справка из дела не видно, так как никаких материалов, изобличающих Майковского в антисоветской деятельности, которыми бы располагали органы НКВД до его ареста, в деле не имеется.

Не обнаружено таких материалов и в архивных фондах УВД-УКГБ по Томской области (л. д. 50).

На следствии Михайловский виновным себя признал и показал, что в монархическую организацию он был вовлечен в 1937 году Аре-ниусом, с которым познакомился через некоего Бориса Матвеевича, от бывшего князя Волконского получил задание о создании в Зырянском районе Томской области повстанческой организации, сам завербовал в названную организацию Менгерта и Макарова-Маркова.

Другой антисоветской работы он не проводил (л. д. 10-15).

Осмотром архивно-следственных дел на Арениуса и Менгерта, осужденных за участие в кадетско-монархической повстанческой ор­ганизации, установлено, что по показаниям Арениуса Майковский не проходит вовсе. В показаниях же Менгерта указывается, что он дейст­вительно был вовлечен в повстанческую организацию Майковским, однако, при каких обстоятельствах проходила эта вербовка, об этом в протоколах ничего не говорится (л. д. 53-59).

Свидетели по делу Майковского не допрашивались, к его делу приобщена только копия протокола допроса Менгерт от 30 августа 1930 года.

Допросить в настоящее время Менгерта и Арениуса невозможно, т. к. по постановлению Тройки УНКВД по Запсибкраю они в 1937 го­ду расстреляны (л. д. 53, 59).

В обвинительном заключении указано, что монархическая орга­низация, в принадлежности к которой обвинялся Майковский, была создана и возглавлялась Волконским, установившим контрреволю­ционную связь с бывшим белым генералом Эскиным (л. д. 29).

В процессе проверки эти данные подтверждения не нашли. Эскин в 1937 году осужден Тройкой УНКВД за участие в повстанческой ор­ганизации, однако, архивно-следственное дело по обвинению Эскина пересмотрено УКГБ при СМ СССР по Новосибирской области и опре­

делением Военного Трибунала Сибво от 1 марта 1957 года прекраще­но по ст. 4. п. 5 УПК РСФСР.

Волконский в гор. Томске не арестовывался и умер 7 февраля 1935 года (л. д. 75-77).

Маркова-Макарова и гражданина по имени Борис Матвеевич уста­новить не удалось.

На основании изложенного и учитывая, что вменяемые Майков-скому в вину преступления в процессе дополнительной проверки под­тверждения не нашли, руководствуясь ст. 204 п. "б" УПК РСФСР,

ПОЛАГАЛ БЫ:

Постановление Тройки УНКВД по Новосибирской области от 8 октября 1937 года в отношении Майковского Станислава Климентье-вича отменить, а дело на него прекратить.

Архивно-следственное дело № 5672 вместе с материалами проверки и настоящим заключением направить прокурору Томской области.

Оперуполномоченный УКГБ

по Томской обл. капитан Подпись (Макаров)

"Согласен": начальник следотдела

УКГБ по ТО полковник Подпись (Павлов)

Архив УФСБ Томской области Д. П-2184. Л. 79-81. Подлинник. Машинопись.