Арнольд Дж. Тойнби Цивилизация перед судом истории. Мир и Запад

ИНДИЯ И ЗАПАД

Столкновение между Индией и Западом богато таким опытом, которого не имеет никакое другое общество в мире. Индия сама по себе — это целый мир; она представляет собой общество не меньшей величины, чем наше западное, и в то же время это единственное значительное незападное общество, которое не просто подверглось нападению, но было захвачено и разграблено силой западного оружия, и не только захвачено, но надолго осталось под властью западных правителей. В Бенгалии это правление продолжалось без малого двести лет, а в Пенджабе — более ста. Таким образом, опыт общения с Западом оказался у Индии значительно более болезненным и унизительным, чем у Турции и Китая или у России и Японии; но именно по этой причине он был значительно более глубоким и сокровенным. Благодаря многочисленным личным контактам между индийцами и людьми Запада стальной западный клинок еще глубже проник в душу Индии.

Возможно, западное оружие не смогло бы завоевать Индию, не подвергнись она до этого завоеванию со стороны мусульман. Здесь уже упоминалось, что последняя мусульманская волна завоевателей — моголов — пришла сушей в Индию вскоре после первой высадки в Индии в 1498 году португальских мореплавателей. Моголы предвосхитили британцев в объединении почти всей Индии под властью единого правления. Могольское владычество в Индии, возможно, и не было столь прочным, как британское, однако оно длилось так же долго, как и британское, поэтому, когда в XVIII веке могольский мир распался на части, его британским наследникам не составило особого труда собрать воедино остатки империи Моголов. В наследство британцам оставалась имперская организация земельного налога, действовавшая по инерции в течение XVIII века, несмотря на разразившийся хаос и анархию. Она продолжала действовать, ибо вошла в привычку, и это тоже было наследством, полученным британцами от моголов, — способность души и сердца индийцев молчаливо, в силу привычки, подчиниться власти империи, навязанной Индии завоевателями.

В 30-е годы XIX века британские наследники могольских правителей Индии упразднили ими же самими возрожденный институт могольских князей (раджей), решив изменить привычки, заложенные могольскими предшественниками в умах индийцев. В эти годы британские правители приоткрыли индийцам окно в западный мир, заменив воспитание в духе индуизма и ислама высшим образованием западного образца, тем самым приобщив индийцев к западным идеям свободы, парламентаризма и национализма. Индийцам пришлось по душе это новое западное политическое просвещение. Оно привело их к тому, чтобы потребовать для Индии такого же самоуправления, каким пользовалась Великобритания, а британцев в конечном итоге вынудило предоставить его Индии; и вот сегодня индусские наследники британских правителей в Индийском Союзе и мусульманские наследники тех же британских правителей в Пакистане готовы к тому, чтобы самостоятельно управлять своей частью субконтинента, следуя по пути, который проложили их британские предшественники, правившие Индией с 1688 года.

Особенно интересно отметить, что сегодняшние индусские правители большей части Индийского субконтинента решили избрать для себя западный вариант управления, первоначально привнесенный в их страну чужеземными завоевателями. На той территории, что вошла в Индийский Союз, индусы стали хозяевами собственной страны впервые с начала мусульманских завоеваний Индии около восьми или девяти веков назад. В XVIII веке, когда царство моголов стало распадаться, появились, казалось, предпосылки возникновения индусских государств. В борьбе за наследие моголов какое-то время львиную долю добычи могла схватить индусская держава маратхов. Но попытка превратить царство моголов в царство маратхов была пресечена вмешательством мощной руки Запада. Однако установление британского правления отнюдь не остановило движения индусов за возрождение собственного отечества. Когда в XVIII веке это движение потерпело военное поражение, его нарастающий поток отклонился в другое русло. И, находясь под британским правлением в XIX–XX веках и во время междуцарствия в XVIII веке, индусы последовательно боролись за власть в Индии, однако в условиях британского режима они шли к этому не военным путем, а через западную систему образования, освоение администрирования, законодательства и права — основных ключей к власти в вестернизирующемся мире.

Индусы быстрее, чем мусульмане, сориентировались и ухватились за возможности, которые в эпоху западного правления открылись тем индийцам, кто готов был осваивать западную науку жизни. Индусов в отличие от индийских мусульман не будоражили воспоминания об утраченной власти и славе, которые тянут назад, в ушедшее прошлое, вместо того чтобы устремляться в будущее; таким образом, баланс сил, начавший во время анархии XVIII века склоняться не в пользу мусульман, продолжил свое движение и в XIX и в XX веках, ибо британское правительство делало упор не на воинскую доблесть, а на интеллектуальные способности как на условие выигрыша в этом постоянном состязании между индусами и индийскими мусульманами, ставшими теперь в равной мере подданными западной короны. Разумеется, и мусульмане иногда следовали примеру своих индусских соотечественников. Они тоже овладели достижениями западной цивилизации. Тем не менее, когда забрезжила возможность добровольного упразднения британского правления, мусульмане настояли, чтобы передача власти из рук британского правительства индийским властям осуществилась только после раздела Индии на индусское и мусульманское государства; это настояние лишний раз подчеркнуло ту истину, что со времен Великих Моголов баланс сил между мусульманами и индусами склонялся в Индии не в пользу мусульман. Мусульмане опасались, что в едином индусско-мусульманском государстве, охватывающем весь Индийский субконтинент, они будут поглощены индусским большинством населения.

Несмотря на то что в 1947 году преимущественно мусульманский Пакистан и индусский Индийский Союз разошлись, цели двух государств — наследников Британской империи — были в основном схожими. В начале их самостоятельной истории власть в обоих государствах оказалась в руках той части населения, которая получила западное образование и питалась западными идеями и идеалами. Если именно этот слой останется у власти в Индии и Пакистане, а также и на Цейлоне, можно надеяться, что государственные деятели этих азиатских стран сумеют убедить своих соотечественников остаться членами нашего «свободного мира». Без сомнения, лидеры этих стран будут требовать и того, чтобы в этом «свободном мире», который станет общим домом и для западных, и для азиатских народов, не было несправедливости и дискриминации в отношении азиатских членов общей семьи, и мы должны будем обещать это азиатским членам сообщества, если мы действительно искренни, называя наш мир «свободным». И можно надеяться на партнерство и сотрудничество с нынешними властями Пакистана, Индии и Цейлона, воспитанными в западном духе и ориентированными на Запад, если только мы сами — западные члены «свободного мира» — не окажемся печально несостоятельными в осуществлении провозглашаемых нами либеральных принципов.

Сохранение партнерских отношений с народами Индийского субконтинента отвечает жизненно важным интересам западных народов, особенно в свете того, что всего лишь два года спустя после того, как Великобритания предприняла шаги к примирению Азии с Западом, ликвидировав британское правление в Пакистане, Индийском Союзе, Цейлоне и Бирме, Китай перешел из западного лагеря в стан русских. И если, лишившись дружеских отношений с Китайским субконтинентом, наш западный мир утратит еще и расположение Индийского субконтинента, то Запад практически уступит России весь Старый Свет, исключая разве что пару плацдармов в Западной Европе и Африке, а это может предопределить исход борьбы за власть между «свободным миром» и коммунизмом. Индийский Союз — государство, наследующее Британской империи и охватывающее большую часть Индийского субконтинента, населенное по преимуществу индусами, — занимает командное положение в том разделенном мире наших дней, где Соединенные Штаты и их союзники соревнуются в борьбе за мировое господство с Советским Союзом и его партнерами. В каком же направлении двинутся индусы — пятая часть всего населения планеты? Давайте рассмотрим все «за» и «против» в отношении возможности их движения в сторону Запада.

Возьмем сначала перспективную возможность. Похоже, что сегодня личные отношения между индийцами и западными людьми более дружественны, чем когда-либо прежде. Многие из граждан Соединенного Королевства, без сомнения, сталкивались с удивительным и трогательным проявлением дружбы со стороны жителей Индии — автору неоднократно приходилось лично наблюдать это после 1947 года. Несколько раз это случалось с автором и в других странах, где местные наблюдатели особенно интересовались сегодняшними отношениями между индийцами и британцами; и не раз индийцы, занимающие видное положение в этих странах, старались подчеркнуть, что прежняя печальная отчужденность между ними и британцами забыта и похоронена. Когда Великобритания на деле осуществила свое обещание ликвидировать британское правление в Индии, похоже, индийцы были ошеломлены. Вероятно, они никогда до конца не верили, что британцы действительно собираются выполнить свое обещание; так что когда британцы сдержали свое слово, произошел некий переворот в чувствах индийцев, от враждебности к дружелюбию. Со стороны индийцев очень благородно выказывать это чувство дружбы открыто, и определенно это счастливое изменение в отношениях принесет положительные плоды для всего «свободного мира» в целом.

Враждебные отношения между Индией и западным миром, который для Индии воплотился в лице Великобритании, восходят ко времени более раннему, нежели индийское движение за независимость в 1890-е годы или даже трагический конфликт 1857 года. Они берут начало в 80-х годах XVIII века, в период реформ британской администрации в Индии. Зарождение враждебности из-за реформ — это насмешка истории; тем не менее между этими двумя событиями существует внутренняя связь. В XVIII веке только что укоренившиеся британские правители Индии почувствовали себя очень вольготно и свободно со своими новоприобретенными подданными. С одной стороны, они без зазрения совести использовали свою политическую власть, обирая и угнетая их, и одновременно совершенно свободно позволяли себе общаться с ними накоротке. Во внеслужебное время они по-приятельски общались со своими индийскими подданными, в то время как на службе встречались при значительно менее приятных обстоятельствах. Более интеллектуальные британцы, жившие в Индии в XVIII веке, любили играть с индийскими коллегами в популярную словесную игру — стихотворное состязание; те, кто был поэнергичнее среди индийцев, приобщались к английским видам спорта. Взгляните на картину Зоффани, написанную в 1786 году, — «Петушиный бой полковника Мордона в Лакнау». С первого взгляда заметно, что индийцы и англичане могли быть во вполне нормальных, приятельских отношениях. Британские правители в первом поколении вели себя, собственно, так же, как и их индусские или мусульманские предшественники. Они были по-человечески корыстны и поэтому не так уж нечеловечески холодны; позднее же британские реформаторы, настроенные решительно искоренить коррупцию и добившиеся успеха в этом трудном деле, сознательно притушили и фамильярность в отношениях, ибо считали, что британцев удастся заставить вести себя с индийцами сверхчестно и сверхсправедливо лишь в том случае, если представители короны, подобно глиняным божкам, будут возвышаться на пьедестале, недосягаемые для простых смертных, взирающих на них снизу.

Сегодня, когда индийцы вновь сами правят своей страной и проблема лорда Корнуоллиса — как заставить британских чиновников вести себя порядочно и честно — более не стоит на повестке дня, ничто не мешает индийцам и англичанам завязывать личные и при этом вполне бескорыстные отношения между собой. И это, конечно, многообещающее изменение к лучшему. Но насколько к лучшему? В конце концов, только немногие тысячи из 450 миллионов индийцев знали или знают кого-либо из западных людей или хотя бы тех из прозападно ориентированных индийцев, что нынче управляют своей страной. И каково будущее этого нового индийского правящего класса? Сможет ли он удержать свое лидерство? И сохранятся ли западное мировоззрение и идеалы, имплантированные в души и умы этого правящего меньшинства при помощи воспитания и образования, устоят ли они перед местными индусскими традициями?

Если учесть, насколько далеки друг от друга западное и индусское мировоззрение и образ жизни, то поражает, что даже такое меньшинство в этом огромном индусском мире, как ныне правящий класс, вообще смогло так глубоко усвоить западные идеи и идеалы. В предыдущих главах, где мы говорили о взаимодействии с Западом России и ислама, мы касались тех двух случаев, где незападная сторона, столкнувшаяся с Западом, все-таки имела некие общие с Западом черты, чего у индусского мира нет совсем. Хотя наши русские современники не относятся к западной ветви христианства, они все-таки наследники православного христианства; таким образом, и христианская религия, и греко-римская цивилизация, которую христианская церковь наследовала и которую сохранила для последующих поколений, — все это часть духовного наследия русских, как и нашего собственного. Опять же, мусульманские современники являются приверженцами религии, которую, как и коммунизм, можно было бы определить как христианскую ересь, а греческая философия и наука — также часть духовного наследия мусульман. Собственно говоря, если посмотреть на сегодняшний мир в целом и попытаться проанализировать в широком смысле основные культурные границы в нем, то мы обнаружим, что мусульмане, эксправославные христиане и эксзападные христиане группируются в единое огромное общество, отличающееся как от индийского мира, так и от дальневосточного, и каждому из них можно найти собственное определение. Поскольку духовный багаж, общий для христиан и мусульман, происходит из двух общих же источников — от евреев и греков, — мы могли бы назвать наше христианско-мусульманское сообщество греко-иудейским, отличив его таким образом как от индусского общества в Индии, так и от конфуцианско-буддийского на Дальнем Востоке.

Если посмотреть на все человечество с высоты птичьего полета, то различия в мусульманской или христианской вариации греко-иудейского образа жизни будут незаметны невооруженному глазу. Они практически незначительны по сравнению с тем общим, что присуще и мусульманским, и христианским представителям греко-иудейской культуры. Когда мы сопоставляем мусульманско-христианский образ жизни в целом с индусским или дальневосточным, различия внутри нашей мусульманско-христианской семьи — между православным и западным христианством или между христианством и исламом — практически исчезают из виду. И тем не менее мы знаем, что такие относительно малые различия между культурами способны вызывать яростные духовные волнения в душах сынов любой из наших греко-иудейских сестринских цивилизаций, если эти души подвергаются духовной радиации со стороны какой-то другой цивилизации из нашей же семьи.

Заметный пример тому — воздействие западной цивилизации на русские души со времен Петра Великого. Обе стороны в этом столкновении принадлежали к одной греко-иудейской семье, однако чужеродность вторгшейся западной разновидности того же греко-иудейского духа вызвала колоссальное волнение в русских душах. Можно психологически измерить глубину и остроту этого волнения через страдающий, мучительный тон русской литературы XIX века, отражающий и дающий выход тому отчаянию, что возникает в душе, вынужденной жить в двух различных духовных универсумах одновременно, даже если эти два претендента на духовное владычество и сродни друг другу. А в политическом отношении глубина напряжения и давления западного духа на российские души измеряется взрывной силой революции 1917 года, в которой разрядилось это духовное напряжение.

Однако беспокойство, вызванное воздействием Запада на российские души и вышедшее на поверхность в столь сенсационных проявлениях, вероятно, не идет ни в какое сравнение со скрытым беспокойством в душах индийцев, вызванным той же самой чужеродной западной духовной силой; ибо если в российском варианте это беспокойство, хотя и бурно выраженное, смягчалось присутствием в российском культурном наследии греческих и иудейских корней, свойственных и вторгавшейся цивилизации, то в индийском наследии таких элементов нет, во всяком случае в сколько-нибудь заметной форме, что могло бы смягчить шок, вызванный вторжением Запада. Итак, как же может разрешиться в Индии это, по всей видимости, много более острое напряжение между коренными и чужеродными духовными силами? На первый взгляд кажется, что индусы, принявшие нашу, совершенно чуждую им западную культуру в плане технологии и науки, языка и литературы, управления, законодательства и права, как будто бы справились лучше русских с тем, чтобы гармонизировать свой природный образ жизни с западным, неизмеримо более далеким от них, чем от русских. И все-таки напряжение в душах индусов должно быть очень сильным и раньше или позже должна произойти разрядка.

Какой бы выход ни нашли они в конце концов, очевидно, что это не будет поворот к коммунизму, ибо коммунизм — западная ересь, воспринятая православно-христианской в прошлом Россией, — такая же неотъемлемая часть греко-иудейского наследия, как и сам западный образ жизни, и вся эта культурная традиция чужда индусскому духу.

Существует, правда, один фактор в экономической и социальной ситуации в Индии, который может дать шанс коммунизму — как бы экзотичен ни был он на индийской почве, — и этим подрывным фактором является все нарастающее давление численности населения Индии на средства пропитания. Это очень важный момент, ибо тот же фактор действует сегодня в Китае, Японии, Индокитае, Индонезии и Египте. Во всех этих незападных странах влияние Запада привнесло с собой прогрессивные методы увеличения продуктов питания за счет ирригации, новых сельскохозяйственных культур, совершенствования агротехники; и во всех этих странах, по крайней мере до сих пор, рост продуктов питания не обеспечил того, чтобы поднять уровень жизни растущего населения, а только смог удержать огромные массы населения на старом нищенском уровне, едва превышающем уровень голодной смерти. Поскольку постоянное увеличение продуктивности должно раньше или позже привести к убывающему плодородию почвы, жизненный уровень этого постоянно разбухающего населения обречен на снижение, и невозможно провести грань между нынешним уровнем и откровенным бедствием в огромных масштабах.

В такой отчаянной экономической ситуации коммунизм может найти для себя опору и здесь, в Индии, и в других азиатских странах, хотя он так же чужд их народам, как и западный образ жизни. Ибо коммунизм предлагает программу тотальной принудительной коллективизации и механизации как обманчивое средство вывода угнетенного азиатского крестьянина из тяжелого положения, в то время как предлагать этому крестьянству решать свои проблемы по американскому образцу было бы насмешкой. С той же проблемой народонаселения и ее воздействием на соревнование между Россией и Западом мы столкнемся и на Дальнем Востоке, но это станет предметом обсуждения в следующей главе нашего исследования.