Артур Эдвард Уэйт Каббала Анализ содержания



бет49/49
Дата10.03.2016
өлшемі3.3 Mb.
#49196
түріКнига
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   49

Когда человек не может понять природу и до тех пор, пока он не может понять ее ни в каком аспекте, он оказывается перед лицом реального вакуума, куда он и проецирует себя. В алхимии, в Герметических книгах, в «Мемфисской теологии» или в таких иррациональных фантазиях, как летающие блюдца, проступает в символической форме архетипическая модель человеческого сознания, как предстает она в отдельном верующем, а за этим – устойчивые структуры самого человеческого организма. По мере того как умозрительные построения религии утрачивают способность объяснять «реальность», они приобретают свойство символических масок состояний души. Когда они закрепляются в культовой практике, мы говорим, что они являются архетипическими элементами культа. Их иррациональностью держится догматика и религия. Если их удается свести к «рациональным» объяснениям или опровержениям с позиции «здравого смысла», они умирают. Выживает только мистериальное, потому что оно соответствует процессам внутренней жизни человека, являясь внешним видимым знаком внутренних духовных реалий.
Возвращаясь к истокам, мы должны сказать, что Каббала восходит в туманное прошлое иудаизма. Каковы основополагающие идеи Каббалы? Прежде всего, теория эманации (на языке философии это «ущербный монизм»). Непостижимое Божество заполняет Собой вселенную. Дабы стать действующим и творящим, Бог эманирует или излучает, изводит из Себя десять сфер (сфирот), или умных начал. Особое значение придается одной из этих эманаций, действующей как женское начало в Божестве, демиургу, или принципу творения. Это последняя эманация, Малкут-Царство, физическая манифестация Бога в мире. Она осмысляется как Божественная Жена, Невеста Божья (наподобие Шакти Шивы). И наконец, «сокрытое из сокрытого» Каббалы то же, что «оккультное» в любой форме оккультизма, а именно мистическая эротика и специфические культовые практики наподобие йоги – некие автономные упражнения для психики. Ибо для Каббалы высшее таинство есть тщательно подготовленный и осуществленный в состоянии совершенного мистического транса половой акт. А над брачным ложем парит Шхина. Каббала включает, конечно, и особые гадательные и магические практики, специфические манипулирования алфавитом и текстом Пятикнижия, магические чары, ритуальные действия и изготовление талисманов. И все это уходит корнями в самые древние времена, в сумерки первых дней пребывания Израиля в Палестине; и эти начала проливают больше всего света и на изощренную ученость каббалистов, и на народный хасидизм и, кроме того, помогают осветить и реальный – во всем его духовном богатстве – иудаизм во все времена и во всех уголках света.

В целом специфические черты Каббалы, отличающие ее от основного направления иудейской религиозной мысли, суть то же, что «оккультное» в любых проявлениях оккультизма и чем, в сущности, можно определить все мировые религии. Они задают особый тон Каббале, но не они составляют сущность этого явления. Как замечательно показывает А.Э. Уэйт, под блистающим мистическим покровом Каббалы, который по праву может называться оккультным Иудаизмом, лежит собственно иудаизм.

Каббала, вероятно, единственное явление гностического толка, прошедшее в этом смысле полный круг, чтобы сотворить глубочайшие мистерии и истолковать их, сокрыть и раскрыть сокровенное и вернуться в конечном итоге к еще большей мистерии, из которой она изошла, но с еще более углубленным видением и знанием. Видением и знанием чего? В последнем анализе человеческой души, внутреннего человека в союзе с другим – в браке, в союзе с себе подобными – в любви. Я думаю, и в среде католиков многие тенденции и индивидуумы достигли того же. Разве Бонавентура не пример восхищенного ортодоксального гностика? А есть такой протестант – Яков Бёме. В наше время многие религиозные направления рационального, философского, психологического толка от теософов и самого А.Э. Уэйта до Мартина Бубера и Карла Юнга ставили перед собой, в сущности, те же цели. Хотя это не одно и то же – эксцентрические личности и современные интеллектуальные культы. Кто бы ни написал или собрал и издал трактаты Зогара, в Каббале есть все признаки совершенно естественного ближневосточного гностического явления, возросшего на местной почве «ученого» извода «антропологической религии».

Стоит выделить эти источники. Идея эманации восходит к так называемой «Мемфисской теологии», тексту, датируемому эпохой зарождения египетской цивилизации. Четыре пары божеств произошли от Птаха, образовав всю иерархию египетского пантеона, а процесс творения описан языком, эхо которого мы еще слышим в Евангелии от Иоанна. Само имя Изида (Isis) означает Престол, и многие ее атрибуты живут в терминах, которыми описываются Шхина, Малкут, персонифицированная Мудрость Притч, и, наконец, в титулах литании Благословенной Девы Марии.

Доизраильская Палестина наполнена Элами (Элохим) и Ваалами (Адонай, Господь), и у каждого имеется пара – вместе жена, дочь и мать – Ашера, Анат, Астарта, Аштарот. В Египте их ассоциировали с Изидой, Хатор и с Секмет, супругой и дочерью Птаха, верховного творца. В V в. мы открываем Анат в арамейском Элефантинском папирусе, и здесь она – супруга Яхве.

Ашера сохраняется в Писаниях, обозначая фаллические столпы, маццебот, стоявшие по обе стороны жертвенников и в святых местах до разрушения Храма. Но она встречается и как имя личное в истории пророка Илии, где повествуется о яростной борьбе с Иезавелью, царской жрицей капища Баал-Ашера. В XIX в. в Мицпа храмы Ашеры и Яхве стояли рядом. В VII в. Иеремия сталкивается на улицах Иерусалима с детьми, собирающими дрова; отцы разжигают их, а матери замешивают тесто, чтобы печь лепешки Царице Небесной. В Ветхом Завете мы вновь и вновь читаем о храмовых жрицах-проститутках и содомитах, служащих Богине. ПервоИсайя рождает сына от зонах5; сыном зонах6 был Иеффай (Ифта), один из самых загадочных текстов в Библии – рассказ о связи пророка Осии с храмовой проституткой7; культ богини любви Ашеры процветал еще при Манассии – в середине VII в. С нашествиями Ассирии, а позднее Вавилонии и затем Персии Иштар была замещена Аштерот; как время от времени напоминают, Книга Эсфирь (Эстер – еврейская версия Иштар) – сложная разработка темы обрядов плодородия и Иерос гамос, священного брака, весеннего Нового года, – поскольку народные обряды праздника Пурим имеют параллели в весенних праздниках всех народов мира.

Есть все основания интерпретировать Песнь песней как сборник народных песнопений, сопровождающих групповые брачные обряды, мистическим ядром которых был Иерос гамос, ритуальный брак жрецов и жриц, символизирующий бракосочетание Небесного Жениха и Небесной Невесты, им сопровождался ритуал открытия ирригационных каналов и пуск воды на иссушенные зноем поля. Яркий свет на Песнь песней проливает труд Гранета «Праздники и песни Древнего Китая», истолкование древнекитайского сборника эротических песен Ши-цзин. Этот параллелизм не следует понимать как «доказательство» существования некоего религиозного доисторического центра, из которого все якобы изошло. Это свидетельство известной универсальности человеческой реакции на великие жизненные циклы. Нет ничего более поучительного, как разыскивание Шхины или Суккот, Мудрости или Силы или любого эпитета сфирот в хорошей Библейской симфонии и размышления над загадочными предложениями. Или они просто кажутся такими загадочными только потому, что в силу нашей предрасположенности мы априорно склонны так их воспринимать? Не думаю. Это действительно слова-ключи; они открывают древнейшие пласты в Священных Писаниях и сохранились благодаря традиционной нагруженности сакральными смыслами. Редакторы, работавшие над документами в эпоху Ездры, могли исказить их, но не дерзнули выбросить их вовсе, как не осмелились стереть память о священных рощах, о кругах из столпов и древних святых высотах. И наконец, гностик из Самарии Симон волхв со своей мистической супругой Еленой, священной жрицей любви из Эфесского храма, выступают против первохристиан.

Нельзя упускать из виду тот факт, что понятие «ортодоксия» на протяжении тысячелетий подвергалось изменениям, сужающим его смысл. В известном смысле пророки, некоторые из них, были «ортодоксами» в этом смысле, или, во всяком случае, так их «официально» трактовали после персидского периода. Но простые люди такими тонкостями не интересовались. Религия для них была целостной системой культовых действий, то есть то, что они делали. Мы привыкли мыслить религиозные конфликты в рамках интеллектуальных споров типа Афанасия против Ария, Доминика против альбигойцев, Кальвина против Сервета, штата Массачусетс против квакеров и ведьм или действий комиссии по расследованию антиамериканской деятельности сенатора Маккарти. Ничего подобного. Хотя, действительно, явление пророков в лоне иудаизма, а позднее раввинские школы представляют собой медленное движение в сторону выявления этих различий и очищения религии от языческих обычаев. Но средний израильтянин в Палестине воспринимал религиозные практики в том виде, в котором он заставал их на месте, – как актуальный культ предков, и даже ягвистский монотеизм был исключительно долгим эволюционным процессом. Древние народные верования никогда полностью не исчезали из иудаизма, и даже в реформированном иудаизме сегодня, когда я пишу эти строки, – Пурим 1960 – в домах по сути ассимилированных представителей американского «высшего света» в Сан-Франциско, где я живу, соблюдаются обычаи, материальные реликты которых мы находим в раскопках древних курганов на Святой земле.

Вчера вечером я был на столетнем юбилее одной из славнейших еврейских общин города; по этому поводу в Опере давали ораторию Purimspiel (Пурим-шпиль) «Царица Эстер» с весьма нордического вида Эстер. В своей речи на открытии приема после исполнения оратории президент общины сказал: «Это самый замечательный момент в моей жизни», на что раввин возразил: «А как же брак?» Это, конечно, было шуткой, американской по духу, как все, что можно видеть на экране телевизора, и публика, как и полагается, смеялась от души. И все же в этой шутке было что-то специфически еврейское, и реакция была соответствующая. Это остроумное замечание затрагивало самый нерв еврейского бытия, величайшее Таинство, совершающееся и освящаемое под крыльями Шхины; этот жест, физическое воплощение возврата процесса творения, момент, когда всякое существо, достигнув своего предела, начинает долгое возвращение в неописуемый и святой центр, из которого он вышел. На фуршете, кроме шампанского и икры, подавали хаманохрен, «уши Амона».

А.Э. Уэйт личность выдающаяся. Он один из немногих в среде евреев и неевреев, кто написал внятную и глубокую книгу о Каббале. Он также блестящий знаток оккультизма и сам варился в этом котле, познав все секты и оккультные движения конца XIX в. Он жил в мире Элифаса Леви, Станисласа Гуайты, Папюса, Сар Пеладана, мадам Блаватской, В.П. Синнета, Макгрегора Мазерса, Уинна Уэсткотта, Анни Безант и «Архиепископа» Лидбитера, а еще американских чудаков всех мастей, которых и во сне не увидишь. Книги многих из этих авторов настоящие шедевры и читаются по сей день. Книги других оказались несостоятельны и глупы и представляют собой залежи ложных сведений, фантастических гипотез и необоснованных выводов. К науке они не имеют никакого отношения. Можно только сожалеть, что все это движение так и не стало предметом научного изучения в серьезном смысле слова, поскольку наряду с марксизмом и неокатолицизмом это было значительное массовое движение человеческого сознания на его долгом пути от тьмы к свету. То, чем они интересовались, достойно настоящего научного исследования, но – увы! – это движение выдвинуло только двух настоящих ученых – А.Э. Уэйта и Дж. Р.С. Мида. Но Мид был теософом и потому в ученых кабинетах не почитался, хотя ему принадлежит единственный читаемый до сих пор перевод на английский язык корпуса герметической литературы, он издал гностический трактат Pistis Sophia, и он же написал замечательную книгу о гностицизме «Фрагменты забытой веры». В этих книгах нет ничего экстравагантного и сомнительного. И напротив, принятый общественностью в качестве академического перевод герметических текстов Скотта – дурной пример беззастенчивого и наглого обращения с оригиналом.

Уэйт был мистиком, оригиналом и эксцентриком. Он писал умопомрачительную прозу, ужасающую смесь из Уолтера Пейтера, кардинала Ньюмена, Артура Мачена и откровенно вульгарной претенциозной дребедени. Это последние всплески литературного прерафаэлитства. К счастью, как ни распространен был этот стиль в те дни, от него не осталось ничего для сравнения, – разве что на полках кое-где еще можно отыскать «Возвышенную историю Святого Грааля» Себастьяна Ивэнза в издании Эврименз Лайбрери да фантастический перевод в духе того же салонного прерафаэлитизма «Исландских саг» Уильяма Морриса, сегодня просто неудобочитаемый. Чего нельзя сказать об Уэйте. Конечно, приходится пробираться сквозь непролазные дебри, но одолеть их можно. Раз привыкнув, вы уже не замечаете этих нагромождений, а Уэйту есть что сказать. Потом вы просто привыкаете к этим абсурдным языковым ритуалам, без которых он слова в простоте сказать не может, и он становится вам мил, как любимая бабушка с ее бородавкой на носу.

В своей автобиографии Уэйт говорит, что едва ли не все его книги результат случая и написаны, как правило, по заказу издателя. Лично я в этом сомневаюсь, поскольку в своей жизни он явно следует определенной программе. Шаг за шагом (и это постепенно становится ясно) он систематически охватывал все основные аспекты, традиции или мифы эзотерических учений. Перечень его трудов включает: «Тайная традиция алхимии», «Братство розенкрейцеров», «Тайная традиция франкмасонов», «Сокровенная церковь Святого Грааля», «Графический ключ Таро», «Раймонд Луллий», «Луи Сен-Мартин», а также скрупулезные издания Элифаса Леви и величайшего из английских мистиков и алхимиков Томаса Воэна, труды которого загадочным образом отсутствуют в библиографиях многих книг Карла Юнга по этому вопросу. Помимо всего этого, он писал ужасные стихи, полные Мистическими Покровами и Звенящими Кадилами, а также оставил пару общих высказываний о своей философии и замшелую автобиографию. Как видим, это последовательная программа действий, продуманный жизненный план. Самое удивительное во всем этом то, что, хотя Уэйт воздал дань своей эпохе с ее пустословием и ложными претензиями, в самом его творчестве нет ничего ложного. Это труды серьезного, эрудированного ученого. Уэйт со всей доскональностью изучал все доступные ему источники, что само по себе Гераклов труд, и выявлял ошибки в цитатах и толкованиях на основании вторичных источников, которые оказывались в поле его зрения. Он почти всегда прав. И не просто прав, но никогда не теряет, сколь бы ни были дороги его сердцу смутные пограничные пространства таинственного, в которых он любил блуждать, скептицизма истинного ученого. На самом деле, будучи лидером Мистического кружка соискателей Озарения, со всей серьезностью относившихся к его довольно абсурдным обетам, он сам этот научный скептицизм использует как маску и убежище. На вопрос, существует ли Духовная алхимия, не говоря уже о сексуальной йоге, столь откровенно иллюстрируемой в китайских трудах на эту тему, в которых разговоры об алхимии служат для отвода глаз, Уэйт вовсе не уклоняется от ответа. Он проводит вас через источники, цитирует их и анализирует и затем предоставляет вам самим делать выводы. То же с легендой о Граале, то же и с розенкрейцерами, то же и с масонами, и с И-Цзин западного мира картами Таро, – он снимает шелуху, обнажает факты и предоставляет вам самим делать выводы. С шарлатанами он безжалостен. Будучи, в известном смысле, продуктом школы Элифаса Леви, он тем не менее никогда не упускает шанс развенчать откровенных шарлатанов. С Сен-Мартином и Луллием очень тактичный, даже почтительный, он, однако, блестяще разбирает запутанную легенду последнего.



«Святая Каббала» его величайший труд. Хотя он был христианином, даже своего рода либеральным католиком, Каббала из всего религиозного наследия была ближе всего его философии. Он написал три книги на эту тему, каждая последующая включала в себя и корректировала предыдущую. Создается впечатление, что он прочитал по этому предмету все, что мог найти на всех известных ему языках, и все подвергал глубокому, вдумчивому анализу. Считается, что он не читал на иврите, но я в этом сомневаюсь. В его книге есть много такого, чего он не мог найти в Kabbala Denudata Кнорра фон Розенрота или в неудовлетворительном французском переводе Зогара, единственном доступном ему не на иврите изложении самой Каббалы. Ни один нееврейский автор даже отдаленно не может сравниться с ним, да и современный еврейский, пожалуй, тоже. Столь углубленное знание каббалистического материала можно найти только у цадиков-хасидов, но они – увы – представляют немало проблем, ставящих перед современным исследователем непреодолимые препятствия. Каббала – это великая поэма иудаизма, древо символических алмазов, представляющих учение о вселенной как об одеянии Божества и о любви как действии Бога в человеке. Никто не знал это лучше А.Э. Уэйта.
Кеннет Рексрот



1 В своем роде самобытное, уникальное (лат.).

2 Гипотетически (лат.).

3 См. примечания в конце раздела, с. 26.

4 Здесь и далее под знаком * примеч. пер. (см. с. 28).

5 Зонах – в Русской синодальной Библии пророчица.

6 Зонах – там же блудница.

7 Храмовая проститутка – там же блудница.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   49




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет