Артур шопенгауэр

То же, что в основе всякой половой любви лежит направленный на будущее потомство инстинкт, станет совершенно достоверным после более точного анализа его, которого мы поэтому не можем избежать. Прежде всего сюда относится то, что мужчина от природы склонен к непостоянству в любви, а женщина - к постоянству. Любовь мужчины заметно убывает с того момента, как она получила удовлетворение, - почти всякая другая женщина привлекает его больше, чем та, которой он уже обладает, - он жаждет разнообразия. Любовь женщины, напротив, возрастает с этого самого момента. Это следствие природной целесообразности, которая направлена на сохранение, а поэтому и на возможно большее размножение рода. Дело в том, что мужчина спокойно может зачинать более сотни детей в год, если в его распоряжении будет столько же женщин; женщина же, с любым числом мужчин, может произвести на свет только одного ребенка в году (если не учитывать рождения близнецов). Поэтому он постоянно ищет других женщин; она же крепко привязывается к одному, - ибо природа побуждает ее инстинктивно, без размышлений, обрести кормильца и защитника будущего потомства. Вследствие того, супружеская верность для мужчины искусственна, для женщины же естественна, а значит, и прелюбодеяние со стороны женщины, - как объективно, по своим последствиям, так и субъективно, по своей противоестественности, гораздо менее простительно, чем измена мужчины.

Но чтобы быть основательным и полностью убедиться в том, что благорасположение к противоположному полу, каким бы объективным ни казалось нам оно, есть все же замаскированный инстинкт, т.е. чувство рода, стремящегося сохранить свой тип, нам следует ближе изучить те моменты, на которые обращает взор это благорасположение, и рассмотреть их в подробностях, - хотя все те нюансы, о которых здесь придется упомянуть, в философских трудах фигурируют редко. Такие моменты можно разделить на те, которые непосредственно касаются типа рода, т.е. красоты, - те, которые обращены на психические свойства, - и наконец, чисто релятивные, происходящие из необходимости взаимной коррекции или нейтрализации односторонностей и аномалий обоих индивидов. Рассмотрим их по очереди.

Те же соображения, которым бессознательно следует склонность женщины, мы, конечно, не можем указать так же точно. Но в целом можно утверждать следующее. Они отдают предпочтение возрасту от тридцати до тридцати пяти лет, даже по сравнению с юношеским возрастом, который, собственно, есть пора наибольшей красоты человека. Причина в том, что ими руководит не эстетический вкус, а инстинкт, признающий за указанным возрастом акмэ способности к деторождению. Вообще они мало обращают внимания на красоту, в том числе на красоту лица, - создается впечатление, что они всецело принимают на себя задачу передать своим детям его. Главным образом их привлекает сила и связанная с нею смелость мужчины, - ибо они предвещают рождение сильных детей и в то же время храброго защитника для них. Всякий телесный недостаток мужчины, всякое отклонение от родового типа, женщина может исправить при зачатии, в отношении будущего ребенка, благодаря тому, что сама безупречно сложена в соответствующих частях тела, или даже являет в них противоположную крайность. Исключение составляют лишь те качества мужчины, которые характерны для его пола и которые, следовательно, мать не может передать ребенку: среди них - мужское строение скелета, широкие плечи, узкие бедра, прямизна голеней, мускульная сила, храбрость, бородатость и т.д. Поэтому-то женщины часто любят безобразных с виду мужчин, но никогда не полюбят немужественного, - они ведь не могут нейтрализовать его недостатков.

Соображения другого рода, лежащие в основе половой любви, касаются психических качеств. Так, мы обнаружим, что женщину в мужчине всегда привлекают сердечные качества, свойства характера, наследующиеся от отца. В первую очередь женщин покоряют твердость воли, решительность и смелость, а возможно также честность и добросердечие. Интеллектуальные же преимущества не имеют над ними столь непосредственно-инстинктивной власти; именно потому, что они не наследуются от отца. Скудоумие не мешает успеху у женщин, -скорее, напротив, могучая сила духа и даже гениальность, как аномалия, скажется на нем неблагоприятно. Поэтому мы часто видим, как глупый и грубый урод обставляет по части любовных побед человека образованного, остроумного и миловидного. Также и браки по любви заключаются порой между совершенно разными по духу существами: он, например, грубый, мощный и ограниченный, она же тонко чувствует, изощренно умна, начитана, эстетична и пр. ; или же он гениален и учен, она же глупа как гусыня; Так Венере самой, видно, уж нравится, Зло шутя, сопрягать тех, что не сходствуют Ни душою, ни внешностью18.

Причина в том, что здесь действуют соображения далеко не интеллектуальные: соображения инстинкта. Цель брака - не остроумные собеседования, а рождение детей, - это союз сердец, а не умов. Глупы и смехотворны все заверения женщин в том, что они-де полюбили некоего мужчину за его ум и духовное богатство, - или это говорит в них сумасбродство испорченной натуры. Мужчин же в инстинктивной любви вдохновляют вовсе не черты характера женщины, и поэтому столь часто Сократы отыскивали себе Ксантипп, как, например, Шекспир, Дюрер, Байрон и т.д. Однако на них действуют свойства интеллекта, - как наследуемые от матери, тем не менее их влияние легко может пересилить телесная красота, - ведь затрагивая более существенные моменты, она и действует непосредственнее. В то же время, предчувствуя это влияние или на опыте убедившись в его силе, матери заставляют дочерей своих учиться искусствам, языкам и тому подобному, чтобы сделать их привлекательнее для мужчин; при этом они желают искусственными средствами помочь развитию интеллекта, как они при случае орудуют ими на бедрах и на груди. Заметьте, что здесь повсюду речь идет только о непосредственнейшей, напоминающей инстинкт притягательности, из которой только и произрастает подлинная влюбленность. Что рассудительная, образованная женщина ценит в мужчине ум и духовность, что и мужчина, по разумном размышлении, оценивает и учитывает характер своей будущей невесты, - все это ничего не меняет в нашем предмете, - это служит основой разумного выбора при бракосочетании, а не страстной любви, которая составляет нашу тему.

Все это, конечно, не осознается; более того, всякий воображает, будто осуществляет сей трудный выбор в интересах своего лишь собственного вожделения (которое, по сути дела, вовсе не может быть в этом замешано), - но он делает выбор именно так, как это, при учете его собственного телосложения, отвечает интересу рода, сохранение типа коего возможно более чистым и есть скрытая задача всего выбора. Индивид здесь, сам того не ведая, действует по заданию высшей силы - рода, - отсюда важность, которую придает он вещам, могущим и даже долженствующим самому ему как таковому быть безразличными. - Есть нечто совершенно неповторимое в той, хотя и неосознанной, серьезности, с какой рассматривают друг друга два молодых существа противоположного пола, когда впервые друг друга видят; в том тщательном осмотре, какому подвергают они все члены и черты другого. А именно, это изучение, эта проверка есть размышление гения рода о возможном в них обоих индивиде и сочетании его свойств. По результату этого размышления предрешится и степень их взаимного расположения и взаимного вожделения. Это последнее, достигнув уже значительной силы, может вдруг снова угаснуть, если будет обнаружено нечто, что прежде оставалось незамеченным. - Таким-то образом размышляет во всех способных к деторождению людях гений рода над грядущим поколением. Характер сего последнего - вот великое дело неизменно деятельного размышляющего и философствующего Купидона. По сравнению с важностью его великой задачи, касающейся рода и грядущих поколений, все дела индивидов, в их эфемерной целокупности, чрезвычайно мелки, поэтому он всегда готов без раздумий пожертвовать ими. Ибо он относится к ним как бессмертный к смертным, а его интересы к их интересам - как бесконечное к конечному. А поэтому, сознавая, что действует в интересах высших, чем касающиеся лишь индивидуальных благ и несчастий, он отстаивает эти свои интересы с величественным спокойствием посреди неразберих военного времени, или в сутолоке деловой жизни, или в свирепстве чумы, - и не оставляет своего дела даже в уединении монастыря.

...Любовная страсть, химерос, выражением коей в бесчисленных оборотах и образах неустанно заняты поэты всех времен, хотя они все же не исчерпали предмета, да и не представили его ни разу удовлетворительно, - эта страсть, ассоциирующая с обладанием определенной женщиной представление о безмерном блаженстве, а с мыслью о ее недостижимости - невыразимую боль, - этой страсти и этой боли не хватило бы содержания в потребностях одного эфемерного индивида, - они суть вздохи гения рода, который видит, что находит или теряет здесь незаменимое средство достижения своих целей, а потому и глубоко вздыхает. Один лишь род живет бесконечно и способен поэтому на бесконечные желания, бесконечное удовлетворение и бесконечные муки. Но эти последние заключены в грудь смертного сознания, - неудивительно поэтому, что она, кажется, вот-вот разорвется, и что она не может найти выражение для переполняющего ее предчувствия бесконечного наслаждения или бесконечного горя. Именно это служит предметом всей эротически-возвышенной поэзии, блуждающей, соответственно, в дебрях трансцендентных метафор, возносящихся над всем, что есть на земле.