Головин Николай Николаевич, генерального штаба генерал-лейтенант, профессор, 22.02.1875—10.04.1944

Потомок старинного дворянского рода (боярин Иван Голова был крестником царя Ивана III), сын генерала — защитника Севастополя в Крымскую войну Николай Николаевич Головин, окончив Пажеский корпус и Николаевскую академию Генштаба, стал строевым командиром, а также видным теоретиком и историком войны. Чуть не в 20-летнем возрасте он напечатал свой труд об истории войны 1812 года, а в 32 года защитил диссертацию на звание экстраординарного профессора Николаевской академии — исследование о роли моральных и духовных качеств бойца. В 1908 году он изучал опыт зарубежных армий в Париже, где подружился с прославленным маршалом Фошем, а в 1909-м защитил еще одну диссертацию. Во время Первой мировой войны Н. Н. Головин командовал полком в Галиции, был начштаба армии, затем группы армий, фронта в Румынии, был помощником представителя Колчака в Лондоне и Деникина на Версальском конгрессе, руководил обороной Омска. Он был контужен, эвакуирован в Токио, а с 1920 года находился в изгнании в Париже. Здесь он целиком посвятил себя исследованиям в области военной истории, издал четырехтомную «Историю Первой мировой войны» и еще добрый десяток томов по вопросам военной истории и теории, в частности труды, посвященные социологическому анализу войны. В эмиграции он вел не только исследовательскую, но и преподавательскую работу, создавая кружки по изучению военного дела (их было больше полсотни), организовывая курсы с отделениями в Белграде и в Брюсселе, издавая военно-научный журнал. Через одни только парижские курсы прошло больше 400 русских офицеров, из которых 82 получили высшее военное образование. Н. Н. Головин был одним из руководителей Общевоинского союза, выступал за борьбу против большевиков. Во время Второй мировой войны он участвовал в пополнении армии генерала Власова офицерами. Умер он в годы войны, как и многие русские эмигранты (и левые, и правые), не пережившие нескончаемой вереницы катастроф проклятого века. К этим общим бедам прибавились и личные невзгоды: в 1943 году умерла жена, Александра Николаевна, а единственный сын, служивший в разведке британских ВВС, стал чужим... Сердце Головина не выдержало всех невзгод.

Этот крупнейший военный специалист, чьи труды переведены на многие языки мира, почти неизвестен на родине, в России.

Головин Сергей, умер в 1985

В книге балерины Нины Тикановой (Тихоновой) «Девушка в голубом» есть рассказ об открытии нового балетного таланта в Монте-Карло в конце войны:

«С самого начала выступлений «Новых Балетов Монте-Карло» к нам присоединилась юная пара, брат и сестра, носившие славную русскую фамилию. Исключительные достоинства Сергея Головина могли бы сразу привлечь внимание директоров, но спокойствие и достоинство, с которым держали себя эти два юных существа, вызывали у них раздражение.

Потомки старинного и благородного рода Головиных, племянница и племянник прославленного художника театра, жившие в Ницце нелегкой эмигрантской жизнью, Соланж и Сергей словно бы не вызывали в труппе никакого сочувствия. Их звали «меньшие Головины». Они были молоды, бедны и беззащитны: Соланж ходила всегда в одном и том же платье!..

Мне они нравились своей талантливостью, гордым своим безразличием к трудностям и трогательной любовью друг к другу. В конце концов Грегори распознал огромные достоинства молодого танцовщика и стал давать ему роли в своих балетах. Головин очень скоро заслужил высокую оценку зрителей.

А в мае 1944 года первое выступление Головина в «Призраке розы» у Фокина (в роли, которую Фокин доверил Звереву и над которой он со Зверевым работал) стало большим событием в сезоне «Новых Балетов Монте-Карло». Сергей оставался одним из лучших исполнителей этой роли, доверяемой обычно большим солистам. Он был в ней поэтичным и легким, как дуновение ветерка, и каждое движение его тонкого и нервного тела было само вдохновенье... Головин был божественным. Нежное согласие между ним и его партнершей Соланж делало их неотразимыми. Успех был ошеломляющий. Открыв наконец глаза, Саблон назначил его в тот же вечер солистом-премьером, и звезда Сергея Головина прочно утвердилась на балетном небосводе...».

Мемуары балерины Нины Тикановой вышли в свет через шесть лет после смерти Сергея Головина — скромный венок на могилу собрата по искусству...

Гольдберг-Воронко Эдуард Виктор, caporal,
22.03.1912—6.06.1940, Misery, Somme

Для одних это была «странная», для других позорная и даже «смешная» война (drole de guerre). Для Анны Феликсовны Воронко, безутешной матери 28-летнего капрала-добровольца Виктора Эдуарда, она была не странной, а страшной, а день, когда она раскопала в замковом парке в Мизери могилу своего Эдика, был самым страшным днем ее жизни...

Стараньями безутешной матери был сооружен на военном участке кладбища этот памятник русским воинам, павшим в 1939—1945 годах на полях сражений, умершим в лагерях и в депортации.

Горбов Михаил Николаевич, 13.03.1898—22.02.1961

Перед самой смертью Михаил Николаевич Горбов написал воспоминания о годах своей юности и своем участии в Гражданской войне на стороне белых. Эти воспоминания он посвятил жене и дочери Марине, которым он так объяснил в кратеньком предисловии потребность рассказать о том времени: «Почти на протяжении трех лет три миллиона красноармейцев не могли справиться с шестьюдесятью тысячами белым. Разве это не свидетельство нашего мужества?». (Не исключено, что дочери, выросшей в «левой» Франции, нужно было доказывать, что наряду с красным героизмом имел место и белый.) В 1995 году дочь М. Н. Горбова Марина Михайловна Горбова выпустила в швейцарском издательстве «Ль’Аж д’Ом» (по-французски) одну из лучших книг о русской эмиграции — «Призрачная Россия». Сделавшись из «переводчицы» «автором книги» (высокий чин во Франции, его указывают наряду с академическим званием в газетах), М. Горбова посвятила эту книгу отцу и матери и в приложении к ней поместила замечательные воспоминания отца.

В межвоенные годы родители М. Горбовой увлекались движением младороссов. Писательница вспоминает, как бывали шокированы в старости былые члены фашиствующей младоросской партии, когда кто-нибудь из новых авторов напоминал о сходстве их идей и обрядов с фашистскими. Точь-в-точь, как удивлялись тому же и почти в те же годы постаревшие парни из былого гитлерюгенда (позднее, в Восточной Германии быстро пополнившие ряды социалистической партии):

«Мы были прежде всего монархисты... Мы были молодые, часто встречались, много смеялись... Мы были все за Россию и против коммунизма... Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь в партии употреблял это слово — фашист... Александр (Казем-Бек — Б. Н.) был человек очаровательный... В конце, когда он стал говорить «Царь и советы», мы думали, что он просто преувеличивает... А немцев мы ненавидели... Мы были против победы немцев над Россией, но не над СССР».

Все как обычно. Никто не читал профашистских статей в младоросской прессе, не знал о поездке Главы к Муссолини и Гитлеру, о его не слишком загадочных связях с советской разведкой... «Мы об этом ничего не знали»...

Писателем был, между прочим, и брат Михаила Николаевича Горбова Яков Горбов. Как и многие эмигранты, он учился во Франции, вернувшись с войны, получил диплом, но на жизнь зарабатывал за баранкой такси и писал романы — только не по-русски, а по-французски (и даже издавал их), сотрудничал во французских литературных журналах. Восьмидесяти лет от роду, живя в старческом доме, он влюбился в свою сверстницу Ирину Одоевцеву и сделал ей предложение выйти за него замуж. Впрочем, предоставлю слово самой И. Одоевцевой, ибо ее великосветский стиль уже полюбился русскому читателю: «Мысль эта была, конечно, неосуществима, так как его жена была жива и, кроме того, умственно ненормальна, что по существующему закону исключает возможность нового брака, а я, со своей стороны, о браке с Горбовым не помышляла и ответила ему, что если выйду замуж, то только за миллиардера, чтобы пользоваться всеми земными благами... «Тогда мне остается только одно — выброситься из окна», — сказал Горбов, но в душе, как видно, надежды не терял... он действительно чувствовал себя счастливым...

Брак состоялся 24 марта 1978 года...».

Судя по мемуарам И. Одоевцевой, третий ее брак не удался: «Яков Николаевич любил тишину, уединение, семейный уют — все то, что наводило на меня нестерпимую скуку. Я, наоборот, любила быть всегда окруженной людьми, у нас не переводились гости, или мы бывали приглашены куда-нибудь. Я тащила Горбова за собой... В сентябре 1982 года Я. Н. Горбов скончался. Похоронен на кладбище в Шелль, в одной могиле со своей первой женой...»

Так 85 лет от роду И. Одоевцева снова стала вдовой и, поскучав еще лет десять в 15-м округе Парижа, вернулась в Россию — к новой известности... Прекрасная история — не про одно же грустное нам здесь вспоминать...

Горянский Валентин Иванович (Иванов В. И.),
поэт, 23.03.1887—4.06.1949

Поэт Валентин Горянский успел приобрести известность еще в России: критика отметила уже первый его сборник стихов «Крылом по земле», который он выпустил 27 лет от роду. В. Горянский много печатался до революции, он был одним из столпов «Сатирикона» и «Нового Сатирикона», писал «лиро-сатиры», позднее часто печатался и в эмиграции.

Судьба послала ему в жизни немало испытаний. Он был внебрачным сыном известного художника князя Эдмона Сулиман-Грудзин­ского, только 18 лет от роду узнал, кто его отец, и на последовавшее предложение усыновить его уязвленный юноша ответил отцу гордым отказом. В воспитании его принимал участие его крестный отец писатель Леонтьев-Щеглов и, может, это под его влиянием талантливый мальчик рано обратился к творчеству. Как и многие русские интеллигенты, В. Горянский восторженно приветствовал Февральскую революцию, но вскоре последовали Октябрьский переворот, закрытие сатирического журнала и всероссийская катастрофа, погнавшие Горянского в изгнание — в Константинополь, на Принцевы острова, где он похоронил сына, в Загреб, где умерла его матушка, и, наконец, в Париж. Он по-прежнему много писал — и стихов, и детских книг, и пьес, а в конце 30-х годов, когда французские левые поэты уже слагали гимны Сталину и ГПУ, воздал в своих сатирах должное губителям России...

С приходом новой войны Горянского постигли новые беды — «полная слепота и безвыходное восьмилетнее сидение на одном стуле в великой печали и ужасном одиночестве, в холоде и голоде, когда мир был отделен... глухой стеной», трагическая гибель его сыновей. Операция вернула Горянскому зрение, он стал печататься в «Возрождении», написал «Невскую симфонию» и роман в стихах «Парфандр и Глафира», вышедшие после его смерти. В этом грустном романе Горянского либеральная русская интеллигенция (Парфандр) мечтает о браке с нежной Глафирой (возлюбленной Россией, о которой перед смертью поэт тосковал все острее), но брандмейстер Гросс (комиссар, затянутый в черную кожу) увлекает Глафиру в свои объятия, обрекая влюбленных на несчастья... Кто скажет нам, так ли все было?

Николай Степанович Грабар, выходец из старого дворянского рода, был в прежней России членом Кассационного суда, а позднее и сенатором. Он женился на баронессе Притвиц, в семье которой все были генералами, а один из предков даже фельдмаршалом (И. Дибич-Забалканский). Хотя старший из сыновей Николая Степановича, Андрей Николаевич, и мечтал, последовав деду, стать моряком, а в годы Первой мировой войны ушел добровольцем на фронт, оба сына в конце концов стали не генералами, а мирными учеными-исследователями, причем высочайшего класса. Старший учился в Киевском, потом Петроградском и, наконец, Новороссийском университете в Одессе, но до отъезда в эмиграцию (в 1920 году он уехал сперва в Варну, потом в Софию, потом в Страсбург) не успел закончить курс подготовки к профессорскому званию. Защитился он в 1928 году в Страсбурге (писал о религиозной живописи в Болгарии и о восточных влияниях в балканском искусстве). С годами он стал всемирно известным историком искусства, специалистом по Византии, профессором Колеж де Франс, членом Французской академии эпиграфики и изящной словесности, членом научных академий Австрии, Болгарии, Великобритании, Дании, Норвегии, Сербии, США, почетным членом множества научных обществ, почетным доктором Принстона, Упсалы, Эдинбурга, и еще, и еще... В Страсбурге он женился на болгарке Юлии Ивановой, в этом древнем и прекрасном городе родились его сыновья, один из которых стал в США известным востоковедом...

Младший брат Андрея Николаевича Петр Николаевич, похороненный здесь, рядом с женой и родителями, учился в Петербурге в Пажеском корпусе, но до отъезда в эмиграцию окончить его не успел. Во Франции в год смерти родителей он окончил в Лилле Химическую инженерную школу, но инженером на заводе работал недолго. Этого блестящего человека ждала совершенно фантастическая по разносторонности научная карьера. В 1926 году молодой Петр переехал к брату в Страсбург, где ему была предложена должность заведующего лабораторией клинической медицины Страсбургского университета. Как некогда выпускник этого университета Альберт Швейцер (получивший здесь в дополнение к своим двум дипломам третий), Петр Николаевич, не оставляя работы, начинает учебу на естественном факультете. Петр Грабар занимается очисткой инсулина, объяснением синдрома азотемии на биохимическом уровне (в 1931 году он защитил на эту тему диссертацию), становится ассистентом медицинского факультета, потом защищает докторскую диссертацию. В 1938 году он приглашен был в институт Пастера, где вскоре возглавил отдел химии микробов. Во время же годичной стажировки в США он становится заядлым иммунологом, разрабатывает метод иммуноэлектрофоретического анализа, получившего распространение во всем мире и оказавшего огромное влияние на физико-химическую биологию...

В интимной обстановке русского кладбища нет возможности перечислить все опережающие время открытия младшего Грабара, который в дополнение к своему высокому посту в институте Пастера получил в 1960 году пост директора Института по изучению рака в южном пригороде Парижа — в Вильжюиф, так же, как невозможно перечислить все его высокие звания, ордена и полученные им престижные международные премии... В войну он, как и многие русские, был в Сопротивлении, а позднее при всяком удобном случае защищал от нападок коллег порабощенную русскую науку и не раз ездил в Россию...

Идя по стопам брата, он женился в Страсбурге на болгарке Нине Ивановой, и смерть ее в 1974 году омрачила последние 12 лет его жизни. Сам он скончался в Париже, у себя дома, на 88-м году жизни. Отпевали его в Свято-Александро-Невском соборе на рю Дарю...

Гр. Граббе Михаил Николаевич, генерал-лейтенант,
донской атаман, 1.07.1868—23.07.1942

Сводка Иностранного отдела ЧК (1921 год) о русском монархическом движении за границей свидетельствует о том, что генерал-лейтенант граф Граббе присутствовал на монархическом съезде, вошел в «Церковное собрание» и еще какие-то комитеты — в общем, был монархист и вдобавок атаман донских казаков.

Гораздо больше о заграничной деятельности графа Граббе сообщает скромная брошюрка, изданная приходом храма Христа Спасителя в Аньере, что под Парижем, в 1957 году. В ней аньерский старожил А. А. Стахович рассказывает, как в 1925 году в Аньер «перекочевала из Югославии дружная, многочисленная лейб-казачья семья» и у русских появилась мысль о создании в Аньере православного храма, хотя дело оказалось нелегким. Однако «прошел еще год, другой, на Аньерском горизонте появилась красочная фигура последнего Наказного Атамана войска Донского, вскоре затем избранного зарубежным казачеством и Войсковым Атаманом, гр. Михаила Николаевича Граббе». Вот тут-то «все вдруг преобразилось». Граф Граббе (еще не избранный в ту пору войсковым атаманом) нашел на аньерской Лесной улице особняк, и прихожане взялись за работу. Не ленился и граф Граббе, о чем так рассказывает один из прихожан, князь Л. Чавчавадзе:

«Гр. Граббе, которому удалось отыскать особняк, где и ныне помещается храм, работал не покладая рук. Вставал он нередко в 6 часов утра, и сам, уже далеко не молодой, затапливал печь центрального отопления при храме, чистил пол и держал дом в образцовом порядке, заменяя сторожа, держать которого не было средств».

В своем завещании архиепископ Никон (в миру Алексей Иванович Греве), проведший последние 30 лет жизни в США, в Канаде и Японии, а умерший в Нью-Йорке, просил перенести его останки на Сент-Женевьев-де-Буа, ближе к Парижу, где он учился молодым еще полковником, где выпускал журнал для верующих и был игуменом в кафедральном соборе на рю Дарю...

Алексей Иванович Греве родился у моря, в Батуми, окончил Тифлисский кадетский корпус и Павловское военное училище, служил подпоручиком лейб-гвардии Московского полка, ушел на войну, воевал, дослужился до полковника, был командиром полка. В эмиграции, в Париже, тридцатилетний полковник поступил в Богослов­ский институт, по окончании его служил в Кафедральном соборе. Митрополит Евлогий писал о нем, что этот молодой игумен — «человек горящей веры и подвижнического духа». Митрополиту пришлось послать его в Братиславу на место о. Сергия, и вот как рассказывает об этом высокопреосвященнейший владыка:

«О. Никон с самоотверженностью отнесся к своему пастырскому долгу, отлично повел приход, уделяя особое внимание детям: школам, детским праздникам и проч. ...Он разъезжал по Словакии, навещая своих духовных детей. И в каких подчас сложных условиях! В двадцатиградусные морозы по снежным равнинам в открытых санях, в плохонькой ряске...

Бесчисленные панихиды на кладбищах, в морозные дни. Полное пренебрежение к своему здоровью, удобству, покою. И повсюду службы, требы, духовное руководство, когда необходимо слово назидания, утешения или совета... Приход жил полной жизнью... Работа в Братиславе была ему физически не по силам. Он себя не щадил, от постоянных служб на кладбищах, на холоду, у него стала развиваться болезнь горла, перевод в Париж мог быть спасением».

С 1934 года о. Никон был архимандритом кафедрального собора Святого Александра Невского в Париже. В годы оккупации он был интернирован нацистами, а после войны занимал посты епископа Бельгийского, ректора Тихоновской духовной семинарии в США, епископа Торонтского в Канаде, архиепископа Токийского и Японского, архиепископа Бруклинского и Манхэттенского, и архивариуса Православной Церкви в США.

Александр Петрович Гревс был произведен в генерал-майоры по представлению генерала Врангеля после тяжелых боев под Царицыном летом 1919 года.

В молодости, окончив Николаевский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище, Александр Петрович Гревс уехал добровольцем на русско-японскую войну и за Мукденское сражение был награжден Золотым оружием. К концу Первой мировой войны он командовал лейб-гвардии конно-гренадерским полком, а в Добровольческой армии был командиром Черкесского полка, затем командующим Горской дивизией, а позднее Сводным корпусом (Горская и Атаманская дивизии), который сумел прижать к Дону и разбить противника. Под Царицыном его корпус обеспечивал левый фланг Кавказской армии. После эвакуации генерал Гревс находился в Сербии, потом жил во Франции и служил на частном предприятии.

Греч В. М., артистка МХТ, 8.11.1893—23.03.1974

Знаменитая артистка Московского художественного театра Вера Матильдовна Греч, оставшись во время гастролей за границей, с 1920 года работала (вместе с мужем, актером Поликарпом Павловым) в Пражской труппе МХТ, а в 1925 году вместе с труппой переехала в Париж. Вера Греч и ее муж были не только замечательные актеры, сыгравшие множество ведущих ролей на сцене, но и прекрасные педагоги, имевшие свою студию в Кембридже и много занимавшиеся с молодежью (в частности, с русскими соколами во Франции).

Невинный младенец Гржебин был внуком знаменитого русского издателя и художника-графика Зиновия Гржебина и сыном балерины, педагога и талантливой постановщицы Ирины Гржебиной, сравнительно недавно (17.08.1994 года) скончавшейся в Париже. Гржебин, друг Горького, был окончательно разорен в эмиграции их совместной с Горьким затеей — издавать книги (главным образом русскую классику) для Советской России (книги они издали, но в Россию их книги не пропустили). Дочь Гржебина Ирина выучилась на балерину, и в 1938 году открыла на бульваре Монпарнас балетную студию, при которой вместе с ней поселилась сестра Ляля и муж сестры, художник Лазарь Воловик. Ирина оказалась не только способным педагогом, но и способной постановщицей. Она ставила хореографические сцены в кинофильмах таких французских режиссеров, как Отан-Лара и Ле Шануа, а также в фильмах японских, алжирских и прочих режиссеров. Незадолго до смерти она согласилась написать очерк о Л. Воловике (для биографического альманаха М. Пархомовского), в котором есть и такие печальные воспоминания военных лет:

«В конце 42 года оказалось, что я жду ребенка от Януша... Увы, вернувшись в Париж, чтобы рожать, изможденная морально и физически, я попала в госпиталь, где меня медицинский персонал просто оставил мучаться 36 часов без всякой помощи. Была война... «ну, одной умученной больше...» После вмешательства Мамани доктор заявил, что кесарево сечение я уже не в состоянии перенести, и ради меня пожертвовали жизнью ребенка. Потом меня спасла только любимая работа».

А где же находился в это время отец умученного младенца писатель В. Яновский (нежно называемый в мемуарах «Янушем»)? Он успел бежать: «Бумаги Яновского пришли и позволили ему вовремя укатить в Нью-Йорк...» В Нью-Йорке Яновский прожил еще 47 лет и незадолго до смерти напечатал мемуары («Поля Елисейские»), в которых он подробно рассказывает о самых удачных из своих старых шуток и о нехорошем поступке В. В. Набокова, который однажды в частном письме назвал его, Яновского, «мужланом». В. Яновский придирчиво отслеживает в этой книге моральный уровень своих современников, с одобрением отмечая, что старик Бердяев не воспользовался слабостью его беременной супруги (законной супруги), ночевавшей в 1940 году в одном доме с философом («В этом испытании, — пишет Яновский, — было много соблазнов, но Бердяев из него вышел, как подобает мудрецу и учителю жизни»), однако с неодобрением предполагая, что герой Сопротивления Борис Вильде в по­следнюю ночь перед арестом, возможно, не ночевал дома. К героям Сопротивления беглый В. Яновский (как, впрочем, и вполне оседлая Н. Берберова) вообще относится с повышенной строгостью. Как можно понять из мемуаров, бедная беременная жена Яновского оказалась затем в одиночестве в Париже, так как сам Яновский бежал из Парижа с бедной беременной И. Гржебиной, однако, как он сообщает с оптимизмом, все и без его помощи прошло благополучно: «В августе 1940 года моя жена родила в госпитале Порт-Руаяль дочь (Машу)...». Среди всех ненужных подробностей, сообщаемых моралистом-мемуаристом Яновским, нет отчего-то ни слова ни об Ирине, ни о втором его младенце: бойтесь мемуаров, особливо писательских...

Поскольку дети все же не в ответе за отцов, невинный младенец Гржебин-Яновский, наверное, пребывает в раю. «Пустите детей приходить ко мне...»

Гривцова Антонина Алексеевна, 1893—1972

Антонина Гривцова (печатавшая стихи под псевдонимом Антонина Горская) родилась в Казани, где дед ее был профессором университета. В 1918 году А. Гривцова вместе с мужем покинула Россию и через Персию добралась в Париж. С 1938 до 1947 года она выпустила в Париже три сборника стихов, печаталась в эмигрантских журналах, писала статьи о Пушкине, Блоке, Ходасевиче, Пастернаке, Смоленском, Тэффи...

Но одно дело писать о чужой жизни, другое — попробовать осмыслить свою,
Когда перелистнем страницы

Жестокой жизни бытия,

Где вписаны и ты и я

И где читаем небылицы?

Возникла меж нами стена.

Любимые звезды упали

В страшный колодец без дна.