Олег. …Что старуха узнала его. И целилась щами в него.
Константин. Думаешь, мстила?
Олег. Его на следующий день перевели в другой корпус.
Константин. Он успокоился?
Олег. Первый день, а потом, то же самое… Слезы, раскаяние и…страх! Костя, не мучай меня! Зачем тебе эти подробности? Ты действительно знаешь, у кого деньги? Они у Виктора?
Константин. Я же сказал, что они не у тебя, а… У Виктора?.. Конечно, у Виктора!
( Звонок телефона. Константин берет трубку.)
Слушаю? (Олегу.) Опять этот ваш Петрик! (Передает трубку Олегу.)
Олег. Нет, это не Степан, а его двоюродный брат Олег. Брата нет, он уехал. Будет не скоро. У меня предложение: встретиться! Где вы сейчас? У спасательной? Ишь, водолазы? Нет-нет, это я так. Через десять минут я подойду. Вы не бойтесь! Я с вами поговорить хочу. Как выгляжу? Среднего роста, заметно, что… сутулый. Хорошо! Я сейчас выхожу. (Кладет трубку.)
Константин. Ты что с ума сошел? Зачем тебе это надо?
Олег. Хочу поглядеть на них поближе. А полезут – не страшно, хуже не сделают. Испугались, что Степан заявит. Мальчишку грозятся пристукнуть.
Константин. Я …с тобой?
Олег. Да нет, не надо. Ты все испортишь.
Константин. Это почему?
Олег. Меня они тронуть, может быть, постесняются, а тебя могут.
Константин. Почему? (Подает Олегу монтировку.) Возьми!
Олег. Не надо!
Константин. Нет, прошу тебя, возьми. Будешь спокойнее.
Олег. Нет-нет, спасибо. (Надевает пиджак.) Странно, почему же ты все-таки не стал актером? В сенате, на лошади, ты был бы великолепен. А вот «Я … с тобой» у тебя не получилось. (Уходит.)
Константин. Злой… Заносчивый горбун. Даже не может скрыть самолюбия. Но деньги не у него. Иначе не переспрашивал бы о них.
(Подходит к фотографии отца и переворачивает ее лицом. Всматривается в портрет.)
Вот, кто в сенат бы въехал! (Отходит от фотографии и оглядывается.) Еще, пожалуй, впутается в историю, этот Олег. А монтировку не взял.
А жаль! ( Вдруг стремительно подходит к шкафу, выбрасывает из него разные вещи и откуда-то из глубины вытаскивает завернутый в детскую клеенку предмет. Размотав бечевку, достает браунинг.) Смотри, сохранил его. Как ребята не заиграли? (Зачитывает надпись.) Именное…(Быстро направляется к двери, где находится Косовец.) С ума сошел! (Возвращается и прячет оружие в стол. Затем собирает разбросанные вещи и заталкивает их в шкаф.)
(Из кухни, с тарелками на подносе, выходит Косовец.)
Косовец. Если вы ищете деньги, то там их нет.
Занавес
Второе действие
Косовец. Если вы ищете деньги, то там их нет. (Проходит с подносом
к столу и раскладывает закуску.)
Константин. Такие деньги в шкафу не держат, Анна Николаевна. Мне показалось, что у отца остались очки от солнца. Однако я их не нашел. Глаза стали уставать. ( Убирает оставшиеся вещи в шкаф.)
Косовец. Очки в оправе «директор» лежат в зеркальном ящике.
Константин. Как вы все запомнили, Анна Николаевна? Где хранятся, название оправы? ( Проходит к зеркалу и достает из ящика темные очки.)
Косовец. Стекла, мы привезли из Болгарии, а оправу «директор» заказали здесь, в нашей «Оптике» Когда с человеком связана лучшая часть жизни, помнишь любую мелочь.
Константин (примеряет очки). Скажите, Анна Николаевна, а оправы «замдиректора» в «Оптике» нет?
Косовец. А что вам мелочиться, Константин? Носите эту - на вырост!
Константин. Спасибо за поддержку, Анна Николаевна. В грядущем месяце все решится.
Косовец. Как у вас складывается в театре, неважно?
Константин. Неважно? Почему вы так решили?
Косовец. Я всех мужчин делю на «работников» и «соловьев».
Константин. Это как же?
Косовец. «Соловьи» - это те, которые трелями занимаются: обещают, спорят, машут руками, журчат на собраниях, - словом заливаются.
Смысла от них никакого, но если избавляться, то половина наших чиновников без работы останутся. Другое дело – «работники», эти молчаливы, часто злы, говорят, что они рабы на галерах, тянут за пятерых и, как правило, знают дело.
Константин. Я отношусь, к какому типу?
Косовец. Вы типичный соловей, Константин. Простите, что я так откровенно говорю, но если я ошибаюсь, только к лучшему.
Константин. Вы говорите не откровенно, а беспощадно.
Косовец. Не обижайтесь, я прямолобая, в отца.
Константин. Прямой, говорят, глупый до святости, но о вас так не скажешь.
Косовец. Обиделись?
Константин. Нет, вы ошибаетесь. Просто, вы не знаете сцену… В театре любят и умеют говорить. Время мчится, старые театральные идеи при смерти, новые – чужеродны и пошлы. Произошла подмена, культура мчится к бесам, как всадник без головы. Все стало эфемерно, царствует пиар, конвейер «зажигает» новые звезды, но они мелькают и не обжигают сердце. Отсюда нереализованные мечты, воспаленные амбиции, постоянная зависимость: дадут роль или нет, отметит критик или забудет, первый состав или второй, - все это надо объяснить, оправдать, упаковать в какую-то логику, - здесь и приходит на помощь слово. Контрастность порождает грубость отношений… Актрисы бессердечны, изменчивы, завистливы. Мужчины – хамские, дубленые души! Все они – люди исключительного невежества и глубокого равнодушия, притворщики, истерически-холодные лжецы с бутафорскими слезами и театральными рыданиями, упорно- отсталые рабы, готовые радостно пресмыкаться перед режиссером и начальством. Их дети, эти бедные гастрольные канарейки, лучше всего знают своих родителей, они говорят: «Давайте играть в актеров, изобразим, как мы перепьемся, передеремся и ляжем спать».
Косовец. Господи, какой ужас! Так ненавидеть актеров может только несостоявшийся актер. Какая же мука для вас работа в театре?
Константин. Это одна сторона, Анна Николаевна, но вынужден признать и другую: когда вся эта команда бессребреников влюбляется в пьесу и начинает работать – рождается чудо! За показной внешностью открывается святая преданность искусству, наивный героизм, когда спектакль требуется творчески защищать… Тут мелочи отодвигаются, торжествует вдохновение и правда! Ну, а вечером прихожу я – завпост, с рабочими сцены, и всё до последнего гвоздя вырву с корнем, разбросаю по карманам, и чуда нет! Так, что я не соловей, а если соловей, то разбойник.
Косовец. Вы так по-разному все оцениваете, что возможно, и то, и другое – неправда.
Константин. Нет, Анна Николаевна. У меня, что на уме, то и на языке.
Косовец. Отец ваш другим был.
Константин. Вы уверены?
Косовец. Да, уверена! Он был искренним человеком, и двух правд у него не было.
Константин. Мы все искренние, Анна Николаевна, порядочных только нет, вот беда.
Косовец. Все, что рассказал Степан, не так просто! В этом следует еще разобраться.
Константин. В Индии идолов делают из кусков: камень от жары лопается, и тогда треснувший кусок всегда можно заменить.
Косовец. Что вы имеете в виду?
Константин. Что? Подменить поступки невозможно. Всегда появится тот, кто выльет на тебя щи.
Косовец. Вы придаете фактам другой смысл.
Константин. Возможно, но факт на лицо.
Косовец. Разве вы не видите, что Степан запутался, все утрирует… Не могло этого просто быть. Вашего отца я знаю… Прикинуть, кто из них человеком потом вернется – нетрудно… Иван – махина, а Степан – ботва.
Константин. Он его в детстве не Степкой, а Тешкой звал.
Косовец (убежденно). Вот-вот! Он знал Степана, знал, что тот не выдержит… И потом, перекладывать ответственность на того, который теперь не ответит, разве это по-мужски! Ирина – другое дело: ночная кукушка одной темы – самоутверждения.
Константин. Я только сейчас понял, как, в сущности, отец был одинок. Только вы… Одна вы только и были рядом, заботились о нем. С возрастом они такие беззащитные…
Косовец. Нет, и Валя, и Олег, и даже Степан, - старались его поддерживать. Когда болел, каждый день к нему ездили. Олег даже доставал кумыс – врачи рекомендовали… Не помогло…Сел на кровать, пошла горлом кровь и залила всё! (Взяв себя в руки.) А где Олег?
Константин. Олег? Он пошел… кажется, в магазин, скоро будет. Анна Николаевна, а почему он все-таки не написал завещание?
Косовец. Вы опять… Видимо, не счел нужным.
Константин (просматривает еще раз письмо). А что значит строчка: «Оставлять на книжках я не хотел, а завещание писать не могу? Почему – «не могу»?
Косовец. Костя, побойтесь бога! Вы опять начинаете пытать! Я уже говорила, что не знаю, как все объяснить. Для меня тоже многое загадочно и странно. К примеру, его исчезновение накануне смерти из больницы… Потом внезапное возвращение…
Константин. А было и такое?
Косовец. Было! Вернулся в больничных тапочках и в плаще соседа по палате.
Константин. И что сказал?
Косовец. Сказал, что гулял по городу. А Валя говорит, что заходил домой. У него были ключи.
Константин. Вот как? Почему его в больнице рвало?
Косовец. Кто вам это сказал? Олег? Ирина? Это было всего лишь один раз: какая-то старуха выплеснула на него кислые щи, и это его очень взволновало. Кажется, он её вспомнил. Обозвал «пиковой дамой». На следующий день его перевели в другой корпус, и инцидент был исчерпан.
Константин. Странная история.
Косовец. Ничего странного. Мало ли у таких людей, как Александр Константинович, врагов. Ведь прокурором был, а не парикмахером.
Константин. А вы знаете, что со сберкнижек крупные суммы дают не сразу.
Косовец. Первый раз слышу.
Константин. Да, по предъявлению на самого близкого родственника.
Косовец. Откуда вы это знаете?
Константин. Звонил юристу. Скажите, Анна Николаевна, только честно, сколько денег он пожертвовал церкви?
Косовец. Эта цифра не распространяется.
Константин. И никто из моих близких не знает, сколько он ухлопал на церковь?
Косовец. Не ухлопал, а пожертвовал. Нет, детям он не говорил. Впервые о деньгах на храм он рассказал в этом письме.
Константин. И даже вы не знаете, сколько потрачено на церковь?
Косовец (через паузу). Однажды матушка со мной поделилась – возможно, около двух миллионов долларов.
Константин. Что? (хватает руками голову.) Сколько?
Косовец. Около двух миллионов долларов.
Константин. Спасибо вам большое, Анна Николаевна, что вы так положительно подействовали на папину… религиозность.
Косовец. Эти деньги ушли на ремонт и строительство церковной часовни. Есть смета – истрачено все до копейки. Сотни людей благодарны Александру Константиновичу.
Константин. Правда? Если бы вы знали, как приятно мне это слышать.
Косовец. Он хотел истратить все, но я его отговорила.
Константин. Неужто?
Косовец. Сказала, что у него есть дети.
Константин. Вы хоть задавали такой вопрос, откуда у него такие деньги?
Косовец. Задавала и он покаялся. Последние годы в прокуратуре, когда он узнал, что у него рак, он брал взятки. Хотел поехать лечиться в Хьюстон, там лучшая онкологическая клиника в Америке, но потом передумал.
Константин. И просто брал взятки?
Косовец. Нет, перестал их брать, и часть отдал на церковь.
Константин. Скажите, Анна Николаевна, он обещал вам лично оставить немного денег?
Косовец. Что вы заладили: скажите, скажите?.. Я не хочу отвечать на этот вопрос.
Константин. Почему?
Косовец. Все меркантильные вопросы мне глубоко неприятны.
Константин (резко). Однако это не помешало сказать вам, что делить надо между теми, кто указан в письме.
Косовец. Сказала, потому что так написано Александром Константиновичем. Для меня его воля - закон. И больше я на эти темы говорить не хочу.
Сегодня день сороковин, а не приговоров и обсуждения его поступков! Но если бы он знал, как поведут себя его старшие сыновья – уверена, что он тысячу бы раз взвесил, прежде чем оставить вам хоть копейку. (Направляется в другую комнату.)
(Константин перекрывает ей дорогу.)
Константин. Нет, подождите! Вы спрашивали у Вали, почему я остановился не у неё, а у друзей? Так вот, чтобы сегодня кое-что окончательно прояснить, сообщаю: эти два дня не прошли даром.
Косовец. Всё! Я не хочу больше ничего слушать до приезда Виктора! (Пытается уйти.)
(Константин силой толкает её в кресло.)
Константин. Нет, вы будете сидеть и слушать! И пока не вернете деньги, ни один человек вам не поможет
Косовец. Да вы с ума сошли! Какие деньги? Нет у меня никаких денег!
Константин. И ты смела меня назвать скользким? Меня, кто схватил тебя за руку, как подлую воровку и подстрекательницу. Пожить решила, пошиковать? Подмяла старика, выудила со своей «церковной мафией» на общаг, а сейчас за своей долей потянулась?
Косовец. Боже, что вы говорите?! Пустите меня! Слышите, немедленно отпустите меня! Вы – негодяй и лгун!
Константин. Я – лгун? Нет, вы ошибаетесь (Хватает со стола письмо.) Шаг за шагом я восстановил, его последние дни. Вы лжете, что он ушел из больницы в тапочках и чьём-то плаще. (Кричит.) Вы принесли ему одежду!
Косовец. Неправда!
Константин. Вот адреса тех, которые с ним лежали в палате. (Показывает записную книжку.) Никто из них не одалживал плащ, но по стечению обстоятельств вас в этот день видели многие! И пошли вы не сюда, а волокли еле живого человека в свою квартиру, предварительно зайдя в сберкассы и все, сняв со счетов. Вам надо было убедить его, что только вы сможете разумно распорядиться его наследством. Виктор ушел на год в плавание, и вы придумали красивую историю дележа денег после смерти, за круглым столом. И чтобы вам поверили, вы предложили написать трогательное письмо другу. Вы учли его состояние, страх перед смертью, и сентиментальная картина памяти и благодарности детей сделали свое дело. При вас он написал письмо, содержание которого вы знали, потому что не слушали с таким интересом, как все! И, наконец, вы дали на похороны такую сумму, которую трудно иметь при вашей работе в монастыре. Но этого мало…
Косовец. Вы… Вы, чудовище! Это…
Константин. …Но этого мало! Отведя отца в больницу, вы пришли сюда и сделали вид, что он был в квартире, что-то искал. Вы хотели, чтобы никто не знал о вашей встрече и вашем появлении в этот день у больного. Действительно, никого из наших не было 24 июня в больнице, а в ночь на 29 отца не стало.
Косовец. Это все…все…ложь! (Пытается уйти.) Пустите меня!.. Я… Я любила Александра Константиновича! Любила в нем всё: характер, достоинство, прямоту…А ты! Ты… Ты – тварь! Ты - чудовище! Растоптать единственное, что у меня есть… Подлец! (Плюет. Хочет уйти.)
(Константин швыряет Косовец назад в кресло.)
Константин. Нет, пока ты, божья коровка, не вернешь все до копейки, до тех пор ты не сойдешь с этого места. Ты – любила? Ты обманула его. Играла, как старым пуделем, жадным сделала. Из-за тебя я его уважать перестал. Как не позвоню: где отец? Он у этой, богомольной. Где деньги? Где, говори?! (Трясет Косовец.)
Косовец (задыхаясь). Нет! Нет! Нет! (Хватает воздух ртом.) Пустите!.. На помощь! Пусти…
Константин. Где деньги? Где?.. Мне нужны деньги! (Бросается к столу и из ящика выхватывает браунинг. Наводит его на Косовец.) Го-во-ри!.. Или я буду стрелять!.. Ну! (Кричит.) Р-а-аз! Два!
(Косовец рванулась из кресла, но вдруг, согнувшись, повалилась на пол.)
Встать! Вста-а-ть! (Пауза.) Вставайте, хватит притворяться. Встать! (Видя, что Косовец не подает признаков жизни, Константин берет её руку и проверяет пульс. Потом, оставив браунинг на столе, бросается к телефону.) «Скорая»? «Скорая»?
(Входит Олег.)
Олег. Что случилось?
Константин. Сам не знаю!.. Говорила об отце, и вдруг повалилась… Вспомнили о том, что Степан о драке и суде рассказал… Занервничала, и вот… Повалилась… (Снова проверяет пульс Косовец.)
Олег. Господи, как же так?.. Давай-ка ее в комнату на тахту. (Поднимают.) Осторожно, голову выше…
(Переносят Косовец в другую комнату. Константин
возвращается и вновь бросается к телефону. Вдруг вспомнив,
подбегает к столу и прячет в карман браунинг. Последнее
движение не ускользает от Олега, который вошел чуть позже.)
Константин ( у телефона). «Скорая»? Мне нужно «скорую»… Здравствуйте… У нас женщина потеряла сознание. Наверное, сердце… Нервничала… Не знаю, но еще нестарая… Нет, дыхание есть… Большая Лагерная, семьдесят шесть квартира два. Ко-со-вец. Знакомый, Никитин…Через сколько? Спасибо! (Кладет трубку.)
Олег. Что сказали?
Константин. Сейчас будут… Как она?
Олег. Лежит. По-моему, плохо… Еле дышит, но пульс есть.
Константин. Может быть лекарства какие-нибудь? Нитроглицерин, валидол?
Олег. Не знаю, где у Вали лекарства? Может в ящике? (Подходит к зеркалу и из ящика вытаскивает коробку с лекарствами. Ищет.)
Константин. Я быстро в аптеку! Нужно купить хоть что-нибудь…
Олег. Сейчас будет «скорая помощь»! Куда ты?
Константин. Что ты, не знаешь нашу «скорую помощь»? Они пока приедут, человек три раза околеет.
Олег. Постой! (Держит в руках пузырек.) Вот, кажется, что-то для сердца.
Константин (взяв пузырек). Нет, это не то, это от печени. Мы теряем время. (Возвращает пузырек и быстро уходит.)
Олег (оставляет пузырек на видном месте, проходит в другую комнату, слышен его голос). Анна Николаевна? Вы слышите меня? Это Олег.
(Входит Валентина).
Олег (бросается на встречу). Валя беда!
Валентина. Что случилось?
Олег. С Нюрой плохо. Без сознания.
Валентина. Как без сознания? Что ты говоришь? Где она?
Олег. В той комнате. (Направляется в комнату, где находится больная.) Она стала нервничать из-за дяди Саши, потом упала. Мы с Костей перенесли ее на твою тахту.
Валентина. А где Костя?
Олег. Побежал в аптеку.
Валентина (голос из другой комнаты). Аня? (Чуть не плача.) Ню-роч-ка! (Громко.) «Скорую» вызывали?!
Олег. Вызывали.
Валентина. Аня? Ты слышишь меня? Аня?
(Птичья трель звонка. Валентина и Олег встречают бригаду неотложки.)
Голос врача. Где больной?
Голос Олега. Больная в комнате.
Голос Валентины. В той комнате, проходите, пожалуйста.
Голос врача. Люба, подключите электрокардиограф. Чем болела?
Голос Валентины. Давление… иногда.
Голос врача. Кто она вам?
Голос Валентины. Кто? Да, родня… Как сестра! (Вдруг заплакала.)
Что доктор, заберете?
Голос врача. Посмотрим. Сначала укол. Ну вот.
( Шумно, задыхаясь, вбегает Константин. Выглядывает из комнаты Валентина.)
Константин (Олегу). Ну, что? Как она? (Показывает лекарства.)
Олег (вызывает врача из другой комнаты). Доктор, мой брат был, когда ей стало плохо.
Врач (выходит из комнаты). Как все произошло? Она нервничала?
Константин. Сильно…(Шепотом.) Мы по неосторожности, рассказали ей очень тревожащие… сведения… Она переволновалась… Всегда спокойная, тут вдруг стала кричать, нападать на нашего родственника…А потом резко встала с этого кресла и… упала. Вот… Тут пришел Олег, и мы перенесли ее туда… Потом я вызвал вас, доктор.
Врач. Ясно. Возможно, это шок.
Константин. Да, это шок! (Показывает на сердце.) А это, как? Сердце выдержит, доктор?
Врач. Сейчас кардиограмма покажет. Она на сердце жаловалась? (Уходит в другую комнату.)
Валентина (следом). Редко. Хотя она даже у нас держала какое-то лекарство.
(Все, кроме Олега, уходят в комнату, где
находится больная. Входит медсестра. Пристраивается за
столом. Достает бумаги, ручку.)
Медсестра. Где она работает?
Олег. Последние пять лет служит в монастыре.
Медсестра. В монастыре? Это точно?
Олег. Точно, потому что я там бывал.
Медсестра. Кем она работала?
Олег. Почему работала?
Медсестра. Простите, десятый выезд, устала. Простите, я оговорилась.
Олег. Не по себе от такой оговорки. Она свечи и иконы продает. (Берет оставленный на столе пузырек и показывает его медсестре.) Скажите, это от печени?
Медсестра. Не «от», а для… сердца. Это интеркордин? Старый сердечный препарат. (Возвращает пузырек Олегу. Собирает документы, укладывает в папку. Из комнаты выходит врач.)
Медсестра. Ну, как доктор? Все в порядке?
Врач (медсестре, тихо). Инфаркт, голубушка. Срочно везем в кардиологическую…
Врач (Олегу). Где у вас тут ванная? Надо руки помыть.
(Олег показывает. Доктор уходит. Входит Валентина.)
Валентина (Олегу). Я с ней до больницы! (Открывает шкаф). Господи, кто здесь рылся? (Берет кофтачку.) Олешка, посматривай моих ребят с балкона.
Олег (отводит Валентину в сторону). Валя, в доме было оружие? Ну, какой- то пистолет или… что-то в этом духе?
Валентина. Да, есть, сломанный…. Я его прячу от ребят. Отец с дачи привез. А что такое?
Олег. Да нет, так… Езжай. Потом поговорим.
Валентина. Если я задержусь, забери ребят. Они во дворе.
Олег. Хорошо. (Валентина уходит. Появляется Константин.)
Константин (Олегу). Валя едет с Нюрой. Я помогу, и вернусь. (Уходит.)
(Из противоположной стороны выходит врач. Олег
задерживает Врача.)
Олег. Ну что, доктор?
Врач. Если честно, неважно… Посмотрим, может, выкарабкается… Не такое лечим…
(Олег провожает доктора и возвращается.
Подходит к телефону, набирает номер.)
Олег. Из Новосибирска рейс прибыл? А когда будет? Ждете? Спасибо.
(Входит Константин.)
Константин. Ты куда звонил?
Олег. В аэропорт.
Константин. Прилетел?
Олег. Нет, ждут.
Константин. Если бы все случившееся не было в жизни, я подумал бы, что все это происходит в театре. Кальдерон, «Жизнь есть сон». (Подходит к столу и выпивает рюмку водки.) Эта пьеса такая. Между прочим, любимая пьеса Высоцкого. (Подходит к телефону.) Олег, какой у вас номер междугородней связи?
Олег. Сто четыре.
Константин. Жаль мне Нюру… Она абсолютный сухарь, но ничего, отойдет…(Набирает номер.) Девушка, можно Москву? 8.495 142 9104? Народную артистку Обжигову. У нас? 34-38- 12, Никитин. Спасибо. Через сколько? Хорошо, жду! ( Из кармана достает купленные лекарства.) Вот теперь на все случаи жизни есть. Где Валя держит лекарства?
Достарыңызбен бөлісу: |