Барашек в бумажке
Валентина. Обязательно, Нюра. Вот ужу на что денег не пожалеем, так это на памятник. Правда, ребята? (Общие восклицания в поддержку.) Олег
жүктеу/скачать 292.5 Kb.
|
Валентина. Обязательно, Нюра. Вот ужу на что денег не пожалеем, так это на памятник. Правда, ребята? (Общие восклицания в поддержку.) Олег. Правильно, Анна Николаевна. Сделаем! Константин. Конечно, сделаем! Что это вы засомневались? Косовец. Спасибо! Как я рада! Какие вы воспитанные и хорошие дети! Он сейчас с нами, за столом и гордится вами. Степан. Придумываете вы, Анна Николаевна. Косовец. Что придумываю, Степа? Степан. Нас придумываете. Мы гнилее. Я-то – точно. Какая мы опора, когда с краю норовишь прожить, сам себе в тягость. Ирина. О чем это ты? Степан. Об Иване. Не могу я больше молчать, Ира… Валентина. Об Иване? Что случилось, Степа? Степан. А то, что подлец я законченный! Ирина. Это мы на балконе говорили, чтобы… Говорили об Иване…Ему и тебе надо помочь… Вот и деньги кстати… Ты же слышала, большую часть тебе… Степа, ты об этом? Степан. Нет. Валентина. Степа, какая подлость? Ничего не пойму? Степан. Обычная, трусливая… От страха многое происходит в жизни, Валя. Мне никогда не хватало характера: в школе, на работе, в поступках и даже… дома. С ней… женой… Вот она сейчас сказала – фирму откроет И – откроет! Потому что у нее характер медведицы, о которой ты смеялся Олег. А я буду рядом. Потому что живу… рядом… Рядом с каким-то че-ло-веч-ком, который сильней меня, потому что – подлее! Этот человечек поступал, а я только гаденько извинялся. Всегда до икоты всего боялся. Чего? Не знаю… ребенком себя не помню. Не заметил, как сделался… Ирина. Слишком болтливым! Он много выпил! Не слушайте его! Степан. Нет, теперь уж выслушай. Твои рецепты известны. Я по ним жил. Вернее, другой во мне жил, а я - спотыкался…Валя, это по моей сучьей милости… Ирина. А ну, заткнись, дохлятина. Степан. …Иван схлопотал срок. Если бы я признался, что меня били и что Иван действительно слышал мой голос и бросился защищать – была бы другая статья, и он бы сейчас сидел рядом. Здесь! Около этого пустого прибора. Ирина. Варежка ты, дырявая варежка!.. Степан. Да замолчи ты! Валентина. Степ, что ты несешь? Степан. Петрик с друзьями меня оскорбили. Я обидчика ударил. Они начали меня… Я заорал. Знал же, что Иван дома, знал, что его не испугает, сколько их... Так и вышло. От двух других я бросился бежать…Я же не знал, что произойдет убийство. Тут оно все и вылезло: Иван в них запустил кирпичом, тот под руку попал. И запустило-то, в темноту, на авось! Попугать!.. А рука у него - кувалда, он же многоборцем был. Ну и попал в десятку. Пол башки этому парню снесло. Мне бы надо, как сейчас, встать на суде и сказать, как было на самом деле, а мы с отцом решили молчать. Под завязку!.. А потом, всё! Потом – конец! Потом, как в подвале: на людей вверх от грязи смотришь. Не хочу больше – всё! Прости, Валя, если сможешь. А не простишь: ветер мне и дорога. (Отошел в сторону и сел. Пауза.) Ирина. Нет, не все! Раз уж начал рвать рубаху, надо говорить до конца! Твой отец, Валентина… Ваш папочка заставил его это сделать! Чего же ты самое главное прячешь? Говорить, так уж до конца. Вы тут его слушали на магнитофоне, млели от его благородства, а он Ивана взял, да и посадил. Этого тюхляка запугал, а у самого ни один мускул не дрогнул… Привык небось! Прокурор!.. Валентина (как раненый зверь). Вре-е-е шь! Это не-пра-а-а-вда! Ирина. Правда! Я сама слышала! Вот этими ушами слышала, как он консультации проводил, как этого в бараний рог согнул. Тюря ты, перед кем варежку открыл! Лицемером дед был, как всё его окружение. Прикидывался добрым, а улыбался – страшно становилось: маска на лице. В бога не верил, в церковь ходил, как в зоопарк, и даже тем, кто страну на иглу посадил, не верил, но до самой смерти, как люцифер служил. Помню, какие он монологи закатывал, какие в будущем райские кущи обещал, в какую позу становился, когда по рассказам очевидцев, очередной конверт с деньгами брал и в сейфе прятал. Он же вас всех изуродовал. Вон, вы и после смерти врете! Опомнитесь, говорю я вам, опомнитесь покуда не поздно, иначе Господь покарает. И вас, и детей ваших!
(Пауза.)
Олег. Правильно, что сказал, Степан. Легче жить станет. (Уходит за Валентиной.) Косовец. Степа, как Александр Константинович заставил тебя пойти на это? Степан. В том-то и дело, что он не заставлял, я сам всё делал. Ирина. Хватит! Не строй из себя целку. Степан. Повторяю, я знал, что делал. Косовец. Он повлиял на вас? (Степа молчит.) Он знал, что Ивану грозит такой срок? ( Степан молчит.) В голове не укладывается.
И здесь вам не арифметика, здесь высшая математика целесообразности. Горько, тяжело, завышен срок, но спасена честь фамилии, и главное, страдает только тот, кто действительно виновен. Вот логика практика – прокурора. Знаешь, что было написано на воротах Соловецкого лагеря: «Железной рукой загоним человечество к счастью» Так вот, отец, железной рукой вытащил тебя из ямы, загнал в счастье, да еще после смерти кучу денег оставил. Что тебе не живется, Степан? Сегодня ведь лучше, чем вчера. Степан. Может быть и лучше, но противнее. Ирина. Степушка, а брат-то твой прав. Твоей вины здесь нет. Ивану просто не повезло. Вале – поможем. Степан. Кто это поможет? Ты, что ли? Ирина. Я, ты! Все мы, если надо! Помнишь, как в песне… Степан. Понятно. Все понятно. Как в песне…Я все время думал, что я – негодяй, а сейчас смотрю – вот их у нас сколько. И все железной рукой хотят загнать друг друга в счастье. А ведь попали туда, где страшнее, чем было. Посмотрите на себя: никому ни до кого дела нет. У тебя карьера, у нее квартира, ходовая тропа… А что со мной происходит – наплевать…Лишь бы доллары были – остальное купим. ( Косовец.) Ну, они-то ладно…А вы, Анна Николаевна, как же вы? Косовец (резко). Степан, зачем ты ненужным анализом занялся? Ты решил что-то для себя? Степан. Да. Косовец. Так не отдавай это на голосование. Кто может запретить человеку поступать по совести. Но запомни и другое, и потом не говори, что кто-то тебе это не сказал: «В тюрьму широка дорога, а из тюрьмы тесна». Так что: твой грех, твоя совесть, твои молитвы. (Тихо, как бы себе.) Другое понять не могу: зачем он всё это сделал… (Звонок телефона. Трубку берет Ирина.) Ирина. Да. Вам кого? Степана? Кто его спрашивает? Петрик? Зачем? Бандит, ты как разговариваешь. Я тебя… Ты мне ответишь!.. Сам ты … гад! (Степан вырывает у Ирины трубку.) Степан. Петрик, это Степан. (На шум из другой комнаты появляются Валентина и Олег.) Валентина. Что вы все выясняете?.. Константин. Это ищут Степана. Степан ( в трубку). Я никуда не поеду! Эта лафа вам закончилась! Поэтому послушай, что я скажу тебе… Слышишь: ты мне надоел! (Кричит.) Понял! И вообще я иду в прокуратуру! Понял? Да не стращаю я… Мне бояться нечего! Когда? Хоть сейчас… Где вы? На спасательной станции? Около лодок. Да наплевать, сколько вас. Через пятнадцать минут я буду! (Кладет трубку.) Ирина. Куда через пятнадцать минут? Степан. Надо. Константин. Что за Петрик? Ирина. Тот, из-за которого все началось. Он, видите ли, хочет с ними поговорить. Пусть идет: дурак бежит, земля дрожит, а кулак получит, в дерьме лежит. Константин. Этого еще не хватало! Степан. Я их не боюсь! Все! Теперь их черед волноваться. (Надевает куртку. Машинально берет со стола монтировку.) Растоптать хотят – не выйдет! Если позвонит Виктор, я скоро. Олег. Стоп! (Перехватывает Степана.) Куда ты? Что ты хочешь доказать? Степан. Пусти! Я все равно пойду! Говорю тебе, пусти! Олег. Сядь, обсудим. (Забирает у Степана монтировку.) Не горячись… Сначала спокойно расскажешь, что собираешься сделать, тогда - вперед, хоть с голыми руками. Степан. Валя, я знаю, что меня стоит презирать, но я… иду в прокуратуру. Нет, больше того слабака и труса… Всё! Я иду туда и скажу им прямо… Ирина. Ты забыл, как они тебя мутузили? Степан. Правильно делали! С хлюпиками так и поступают. А теперь пусть они скулят. Вон, Петрик, уже замандражировал! (Пытается уйти. Олег не дает. Борются.) Олег. Нет! Не пущу! Или с тобой. Валентина (спокойно, но твердо). Степа, ты никуда не пойдешь. Ивану так не поможешь. Константин. Умница, Валя. А ты Степа – дитё! Правильно говорят: «Мужчина не бывает старше четырнадцати лет». Ну, придешь ты в прокуратуру, ну выложишь ты все эту давнюю историю, и кто это подтвердит? Петрик? Его компания? Ни-ког-да! Где гарантии, что все изменится в судьбе Ивана? Раз уж ты доверился нам, так хотя бы прислушивайся. Вот и Олег тебе тоже самое скажет. Прежде всего, нужно помочь материально Валентине. Ты об этом говорил, вот и действуй. Как кстати эти деньги! Валентина. Подожди… Константин. Прости, Валя, дай доскажу…Мы здесь все свои, дальше этого круга ничего не выйдет… Мы Валю должны поддержать, ей помочь, а Ивана как не тяни – все равно судьба распорядилась. Валентина. Его судьба – это моя жизнь. И не только моя – мальчишек. Так что нечего гвозди вколачивать и хоронить. Жизнь тюрьмой не оградишь. И денег мне не надо. А из этого миллиона и подавно ничего не возьму. Я четыре года от людей лицо прячу: муж такое сотворил что до могилы не отмыться…И вот что скажу тебе, Степан: ты как хочешь, но вырвать его оттуда обязан. Как – не знаю, сколько будешь тратить – не мое дело. Но сделать это ты обязан! Иначе прокляну. Он за свое должен отвечать, а не за всех. (Подходит к фотографии отца.) Денег мне его не надо! Ни копейки! Совесть деньгами не отмоешь. (Поворачивает фотографию к стенке.) А запись его сотру… (Собирается уходить.) Олег. Куда ты? Валентина. За ребятами. (Звонок телефона. Трубку берет Олег.) Олег. Слушаю! Да, да, слышу!.. Виктор?! Ну, как ты? (Всем.) Вылетает! ( Все бросаются к телефону. Только Валентина идет в противоположную сторону, где находится магнитофон. Сделав перемотку, она включает запись, чтобы стереть голос Никитина – старшего.) Витя, когда посадка? Только что объявили? Кого? Валю? Тут все с тобой хотят поговорить. Хорошо, хорошо… Валя, Виктор с тобой хочет поговорить. Валентина. Да, Витя? (Пауза.) Хорошо, пожалуйста! Есть место…Он твой приятель? Не беспокойся, устроим. Когда ты вылетаешь? Степан встретит тебя в аэропорту. Какой номер рейса? Двадцать три шестнадцать? Хорошо. Ждем. Пока. (Кладет трубку.) Сейчас вылетает. (Степану.) Рейс запомнил? Степан. Да. (Звонок телефона. Валентина машинально снимает трубку.) Валентина. А, Марина, все-все бегу! Одевай, я выхожу. Как сломал руку? Опухла? Но это не значит, что это перелом. Господи, одно за другим. Сейчас бегу. Косовец. Валюша, что случилось? Валентина. У Коли что-то с рукой! (В трубку.) Бегу, бегу… (Бросает трубку и выбегает из квартиры.) Косовец. Господи, надо было их здесь оставить. Они как втроем сойдутся – обязательно что-нибудь случится. Олег. Ну что, Степан, езжай. Пока доедешь, то да се, а там и Виктор прилетит… Ирина, ты с ним? Ирина. С ним. Олег (Степану). Бак заправлен? Степан. Да. (Прикасается к горбу Олега). На счастье говорят. Олег. Тут от нас до Новосибирска рукой подать, езжай пораньше. Там, я понял, приятель с ним летит, пусть лучше у меня остановится. Здесь не с руки будет. Вот ключи, завези его по дороге. (Степан забирает у Олега ключи и выходит.) Константин. ( Ирине) А ты? (Ирина делает ему знак, указывая на Косовец.) Олег (Ирине). Не пускай к ним Степана, поняла? Ирина. Хорошо. ( Ирина, чуть помедлив, уходит за Степаном.) Константин. Ух, тяжко… Сколько здесь лёта от Новосибирска? Олег. Час с небольшим… Константин. Анна Николаевна, я захватил из Москвы хорошее испанское вино, сервелат, икры… Если нетрудно – распорядитесь… (Подает сумку.) А то у Виктора, поди в глазах одна чешуя от горбуши блестит… Косовец. Зачем, все есть. И на кухне всего полно. Константин. Такое ни на какой кухне не помешает. (Косовец уходит с сумкой. Константин оглядывает стол.) Вроде ничего! А то в театре у нас как застолье, так на сцене одна колбаса. Ничего, едят, актеры народ терпеливый… Один, правда, вспылил: «Полуфабрикатами кормите, я – залуженный артист!» В квартале премии лишили – теперь молчит. Травку жует. Прозвали теленок. Лет десять назад вся Москва смеялась: один известный режиссер написал мемуары и назвал: «Я». А ведь «Я» - последняя буква в алфавите. Господь ведь кого-то надоумил эту букву в конец поставить. (Зовет.) Анна Николаевна! ( Косовец выглядывает.) Стол бы надо почистить, убрать лишнее… Если не трудно. Косовец. Сейчас, сейчас…(Уходит.) (Константин пригубил вина. Закусывает. Вальяжно устроился в кресле, закуривает.)
(Олег пытается, что-то съесть.) Олег. Дело в том, что этот подвид исчез. Миллиарды были… Одна стая летела четыре часа и занимала 136 километров. Однако все исчезли. Всех уничтожил человек. А тут вдруг у нас обнаружился…. Надо побороться за деда. Константин. Значит боретесь. Голубей ловите. Олег. У природы другая борьба. Константин. Какая же? Олег. Диалектическая… Константин. Что ж, у вас и волк в овчарню не заглядывает? Олег. А что ты думаешь, волк, особенно красный… Константин. А есть и такой? Олег. Есть – редкий подвид…прирожденный семьянин и за лишним не тянется. Константин. Неужели воспитали? А как же басня: «Сказал и в темный лес ягненка поволок» Или больше не волокут. Альтруистов воспитали? Олег. Природа в воспитании не нуждается. В заботе – да. Константин. А ты знаешь, из млекопитающих едят друг друга, только люди и крысы. Олег. Не совсем так, крысы едят только в экстремальных ситуациях, а люди, когда есть «аппетит» или когда шлея под хвост попадет. Мы, к сожалению, ничего природе не можем предложить, кроме эксплуатации. Константин. Мы – это кто? Олег. Временноживущие, временноедящие, временнорождающие, словом – временномыслящие… Константин. Не люблю, когда много шипящих в речи - избегай. Значит, живешь, как язычник. С утра – в седло и по полям и лесам… А на люди чего редко показываешься? Олег. А чего мне мелькать? За спиной же не ранец! Идешь – все оглядываются… Константин. Брось, люди добрее. Олег. Люди всякие… Константин. Много вас в заповеднике? Олег. Полный комплект. И тем ни менее к нам просятся на работу, приходят, пишут… Константин. Глядишь, вы там еще какую-нибудь секту организуете. На случай войны тушенку будете заготовлять. Совсем недавно в глубинке каких-то старообрядцев обнаружили? Олег. Всякая секта – крайность, значит – насилие. Природа – это религия будущего. У нее нет начальников, все служащие. Вот, Гольфстрим охладеет, температура понизится, вот тогда быстро все поумнеют. Россия первой страной в мире станет. Вот уж действительно – « Все флаги в гости будут к нам!» Константин. Смотри-ка, философ! И что же в этом будущем вы без начальства обойдетесь? Олег. К этому времени у начальства работы немного останется. Константин. Иллюзионист… (В сторону.) Тут страна может развалиться, а он голубей разводит. Насмотрелись фильмов. Олег. Почему иллюзионист? Константин. Потому что история учит: только в начале своего возникновения любая религия живет и властвует над людьми, включая самых умных и сильных. Потом вместо веры приходит толкование. Вместо праведной жизни на природе – обряды, и все заканчивается лицемерием жрецов в борьбе за сытую жизнь. В такую диалектику я верю. Только борьба дает силу и блага, и никто этого из рук не выпускает. Олег. Выпустят, когда настоящая жизнь начнется. Константин. А кто же скажет нам, что началась настоящая жизнь? Горбачев говорил? Говорил! Ельцин говорил? Говорил! Этот в доказательство под рельсы готов был лечь. Даже Медведев говорил, на час время перевел, чтобы лучше жилось. Я уже не говорю о Самом…(Многозначительно.) Ты понимаешь о ком я говорю? Олег (в тон). Понимаю. И все- таки, надеюсь. Диалектика истории – штука тонкая. Я оптимист! Я верю, что наступит эпоха нашей доблести. Константин (хохочет). Ну, ты даешь! Трогательно. Хорошее же ты место в жизни выбрал для доблести: «В лесу прифронтовом!» (Вновь хохочет.) До слез уморил. Фантазер ты, Олег. И сам того не ведаешь… Сегодня фарсовая имитация доблести. Дорогой мой, ты от гордыни в идеализм ударился. Жизнь, голубчик, проще, однообразнее, скучнее… Ты чего Валентине наговорил? Почему она так взорвалась? Ей ли от денег отказываться? Олег. Я ничего не наговаривал. Она решила сама. Константин. Возможно, отец поступил неверно, скорее так, но судить его не в нашей власти. Право судить он унес с собой… Мне всегда казалось смешным, когда потомки, засучив рукава, трясли историю, переделывая на свой лад. Вот и сегодня вспомнили, что нужен новый учебник по истории. Сизифов труд. Придут следующие и заново перепишут. ( С пафосом.) И мы с удовольствием прочтем: и про нашу жизнь, и про достижения, и про то, как мудро и дальновидно народ шел к своей великой цели под руководством … Интересно, кто следующим будет? (Неожиданно и резко.) Ты последние дни бывал у отца? Олег. Бывал. Константин. Его что-то тревожило? Олег. Да, тревожило… Константин. Что? Олег. Не знаю. Скорее всего совесть… К сожалению, он был скрытным человеком. Константин. Какой он был, я знаю. Кому он мог довериться? Олег. Ты о деньгах? Константин. Деньги я знаю у кого. Олег. И у кого же? Константин. У тебя…( Пристально смотрит на Олега.) «Поведение – это зеркало, в котором каждый показывает свою краску». Ты не покраснел, значит, деньги не у тебя. Прости, маленькая провокация. (Обнимает Олега.) Олег, почему он снял деньги с книжек, в том числе и немецкой и решился на какую-то подпольную конспирацию? Ответь мне на один вопрос… (Тихо шепчет Олегу.) Давай отойдем в сторону, я не хочу, чтобы слышала Анна Николаевна. (Оба отходят на авансцену.) Когда ты приходил, он успокаивался или становился возбужденным?..
жүктеу/скачать 292.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|