Борис Виан Осень в Пекине

II

Анжель медленно продвигался, скользя по горячему песку; он чувствовал, как песчинки, проникавшие сквозь кожаные сплетения его сандалий, струились у него между пальцами ног. В ушах его еще стояли слова Анна, он слышал его голос, а перед глазами было юное, нежное лицо Бирюзы, склонившейся над пишущей машинкой в кабинете Амадиса Дюдю, изящный изгиб ее бровей, ее влажные губы.

Далеко впереди возвышалась первая темная полоса. Гладкая и ровная, она падала на землю, как занавес, врезаясь в песок прямой неумолимой темной чертой, плотно прилегающей к изгибам дюн. Он шел настолько быстро, насколько позволял неровный песчаный грунт; на подъеме расстояние между отпечатками его ступней с каждым шагом уменьшалось на несколько сантиметров, зато на спуске он очень быстро сбегал по покатым склонам вниз, испытывая физическое наслаждение от того, что его нога ступает первой на нехоженый желтый путь. Постепенно боль у него в груди стихла, она ссыхалась под воздействием пористой девственности природы, впитывалась алчной, всепоглощающей пустыней.

Теневая полоса все приближалась и приближалась, она возвышалась голой, унылой, уходящей вдаль стеной, но была, однако, притягательнее настоящей тени, ибо являла собой скорее отсутствие света, непроницаемую пустоту, иную, несокрушимую материю.

Еще несколько шагов, и Анжель оказался бы в полном мраке. Он остановился у подножия стены и робко протянул руку вперед. Рука исчезла в темноте, и он ощутил леденящий холод черной зоны. Не колеблясь ни минуты, он сделал шаг вперед, и темная пелена мгновенно объяла его целиком.

Анжель медленно продвигался вперед. Было холодно; сердце его беспокойно билось в груди. Он порылся в кармане, вынул спички и зажег одну из них. Ему показалось, что она загорелась, однако темнота оставалась нерушимой. Встревожившись, он выпустил спичку из рук и протер глаза. Достав еще одну, он старательно чиркнул ее покрытым фосфором кончиком о шероховатую поверхность коробка. Услышав, как она воспламенилась, он нащупал карман, сунул туда коробок и наугад попытался дотронуться указательным пальцем свободной руки до горящей деревяшки. И тут же, отдернув обожженную руку, уронил вторую спичку наземь.

Медленно и осторожно он повернул назад и попытался тем же путем выйти из темной зоны. Ему показалось, что обратно он шел дольше, чем туда, а кругом была все та же кромешная тьма. Он снова остановился. Кровь быстрее забилась в его жилах, но руки оставались ледяные. Он сел: надо было перевести дух; чтобы согреть руки, он сунул их под мышки.

Анжель ждал, пока успокоится сердцебиение. Все его члены сохраняли память о совершенных им с момента вхождения во мрак движений. Спокойно, без лишней суеты он попытался сориентироваться снова и уверенным шагом направился к солнцу. Через несколько секунд нога его ступила на горячий песок, а застывшая желтая пустыня так ярко вспыхнула перед его глазами, что он зажмурился. Вдалеке виднелось марево над плоской крышей гостиницы Барридзоне.

Он отошел от темной стены и упал на сыпучий песок. Лежа на земле, он увидел в траве маленькую ампочку, лениво скользящую по длинному изогнутому стебельку, который она обволакивала тонкой прозрачной пленкой, отсвечивающей всеми цветами радуги. Анжель улегся поудобнее, сделав небольшую впадину для каждой части своего тела, полностью расслабил мышцы, попытался ни о чем не думать и выровнял дыхание. Он был спокоен и печален.

III

ЗАСЕДАНИЕ

1

Войдя в здание, председатель Совета Урсус де Жанполен нахмурил брови, поскольку швейцара на месте не было. Он тем не менее пересек порог, а затем проник и в зал заседаний. И тут же нахмурился снова: за столом не было ни одного человека. Совместными усилиями указательного и большого пальцев ему удалось дотянуться до кончика своих золотых часов, являвшего собой цепочку из того же металла, и извлечь их наружу. Тут случилось нечто невероятное: сей безукоризненный механизм показывал ту же конфигурацию, что и несколькими минутами ранее, заставившую его тогда прибавить шагу. Тут он понял, чем объясняется случайное, а не, как он предполагал до этого, заранее спланированное отсутствие швейцара и членов Совета, бегом ринулся вниз к своему лимузину и приказал преданному водителю отвезти его куда подальше, дабы не случилось так, что председатель Совета директоров прибыл на заседание первым, нет уж, черт возьми, не будет этого никогда!

2

Швейцар с искривленным от усталости ртом вовремя выполз из кабинета задумчивости, чтобы без промедления залезть в большой шкаф, где хранилась коллекция открыток непристойного содержания. На лице его блуждала усталая ухмылка, руки дрожали, брюки промокли вокруг ширинки — ибо это был тот самый «его» день. Оно еще немного сочилось, аритмичные угасающие молнии простреливали ему низ живота, напрягая дряхлые ягодичные мышцы, утомленные годами трения о сиденье стула.

3

У маленькой собачки, задавленной Аграфеном Марионом, который вел машину как всегда не глядя, легкие были, как констатировал дворник, ловкая метла которого столкнула трупик в люк канализации, странного зеленого цвета. Отверстие вскоре затошнило, вследствие чего пришлось на несколько дней перекрыть движение по этой улице.

4

После разного рода перипетий, вызванных как порочностью рода человеческого и мира материального, так и неумолимыми законами Случая, все члены административного Совета или, по крайней мере, подавляющее их большинство встретились у дверей зала заседаний, а затем и проникли в оный после принятого в цивилизованном обществе взаимного потирания верхних конечностей и распыления в окружающую атмосферу слюнных выделений — ритуалов, которые в среде военных заменяются поднятием руки к виску, сопровождающимся звонким пощелкиванием каблуков, а также в некоторых случаях краткими, выкрикиваемыми издалека междометиями, так что, учитывая всю ситуацию в целом, можно считать, что военные ритуалы гигиеничнее, мнение, с которым, однако, вряд ли можно будет согласиться, посетив хоть раз тамошние туалеты, за исключением, разумеется, туалетов американских, ибо америкашки срут, выстроившись в шеренгу, и содержат какашечные комнаты в чистоте, отдающей дезинфекцией, как это обычно и бывает в странах, где уделяется большое внимание пропаганде и где жители выказывают податливость такого рода воздействиям, что, впрочем, только естественно при условии, разумеется, что пропаганда не ведется как попало, а формируется с учетом пожеланий граждан, зафиксированных в различного рода учреждениях, занимающихся предсказанием будущего и профессиональной ориентацией, а также принимая во внимание результаты референдумов, которыми счастливые правители щедро одаривают своих подопечных, ко всеобщему удовлетворению ликующей нации.

Итак, Совет приступил к работе. Отсутствовал только один его член, который не явился по уважительной причине и пришел с извинениями двумя днями позже; швейцар, однако, был с ним очень сдержан.

5

— Господа! Предоставляю слово нашему любезнейшему секретарю.

— Господа! Перед тем как сообщить вам вкратце о результатах первых недель работы, позвольте зачитать отчет, присланный нам из Экзопотамии, ибо сам докладчик отсутствует. К счастью, отчет прибыл вовремя, и следует отдать должное предусмотрительности его автора, к чести его прозорливости будь сказано, ибо никто не застрахован от разного рода случайностей.

— Совершенно верно!

— А о чем речь?

— Будто не знаете!

— А! Припоминаю!

— Господа, зачитываю текст.

— «Несмотря на самые разнообразные препятствия и благодаря усилиям и необыкновенной находчивости технического директора Амадиса Дюдю в Экзопотамию было завезено и там отлажено все необходимое оборудование; нет нужды лишний раз доказывать преданность, самоотверженность, а также мужество и профессионализм технического директора Дюдю, ибо огромные трудности, встретившиеся на его пути, равно как малодушие, коварство и недобросовестность работников вообще и инженеров в частности, за исключением бригадира Арлана, свидетельствуют о том, что эта почти неразрешимая задача была по плечу лишь одному Дюдю…»

— Совершенно верно!

— Прекрасный отчет!

— Что-то я не понял. О чем речь?

— Ну что вы! Будто не знаете!

— Ах, да! Дайте-ка мне ваши открытки.

— Господа, тут речь идет об одном обстоятельстве, которое нельзя было ни предвидеть заранее, ни изменить заблаговременно. Прямо на пути прокладываемой железной дороги находится гостиница под названием «Гостиница Барридзоне», которую наш директор Дюдю предлагает экспроприировать, а затем и частично снести с привлечением соответствующих технических средств.

— Вы когда-нибудь ампочек видели?

— Какая поза! Лечь и не встать!

— Я считаю, надо одобрить.

— Господа, проголосуем поднятием руки.

— В этом нет необходимости.

— Все и так «за».

— Господа! Таким образом, гостиница Барридзоне будет экспроприирована. Наш секретарь самолично возьмет на себя оформление экспроприации. Поскольку речь идет о здании общественного пользования, процедура будет предельно проста.

— Господа! Предлагаю проголосовать! Надо высказать благодарность автору зачитанного мною отчета, коим является не кто иной, как наш технический директор Амадис Дюдю собственной персоной.

— Господа! Полагаю, никто не будет возражать, если мы, как предложил уважаемый коллега Марион, вышлем Амадису Дюдю письмо с благодарностью.

— Господа! Судя по тому, что сообщается в отчете, подчиненные Дюдю ведут себя не самым лучшим образом. Думаю, будет разумно уменьшить им жалованье на двадцать процентов.

— Сэкономленные средства можно перечислить на счет господина Дюдю в качестве надбавки к причитающейся ему премии за работу в пустыне.

— Господа, я уверен, что Дюдю откажется от этих денег.

— Безусловно!

— Нечего сорить деньгами!

— А Арлану тоже прибавлять не будем?

— Это было бы совершенно неуместно. Они работают не за честь, а за совесть.

— Всем остальным зарплату, разумеется, понизим.

— Господа! Все эти соображения будут занесены секретарем в протокол. Замечаний по повестке дня больше нет?

— А как вам эта поза?

— Просто лечь и не встать!

— Господа, объявляю заседание закрытым.