Бурстин Э. Чили при Альенде: взгляд очевидца От редакции

В разгар «кризиса главнокомандующих» палата депутатов одобрила давно готовившуюся резолюцию о «незаконности» действий правительства. В резолюции указывалось, что «правительство /240/ допускало не отдельные нарушения закона, а превратило их в постоянную систему поведения». Резолюция обвиняла правительство в «узурпировании главной функции конгресса», в «подрыве авторитета судебной системы... путем проведения кампании оскорблений и клеветы в адрес Верховного суда», в «нарушении предписаний управления генерального контролера», в «действиях против свободы слова, образования, автономии университетов» и др.[257] Как и предыдущие акции — совместная декларация председателей сената (Фрей) и палаты депутатов, открытые письма главы Верховного суда и генерального контролера, также обвинявшие правительство в осуществлении незаконных действий, последняя резолюция имела целью подготовить моральную базу для переворота.

Для создания соответствующей психологической обстановки была развернута кампания террора и саботажа. Однажды был взорван нефтепровод, на другой день — мост. Как-то вечером во время выступления Альенде по телевидению было повалено несколько опорных мачт линий электропередач. Сантьяго и многие другие города и их окрестности целый час оставались без света. В эти дни мы с женой припомнили взрывы и пожары в Гаване накануне вторжения в залив Кочинос.

«Меркурио» писала о «Джакарте», а на стенах домов Сантьяго появились надписи, возвещавшие о приближении «Джакарты». «Джакарта» — символ массового уничтожения нескольких сотен тысяч людей, «подозреваемых в коммунистических связях», после переворота в Индонезии в 1965 году.

Враги Народного единства — в правящих кругах США, чилийские заговорщики в политических партиях, деловых кругах и вооруженные силы — завершали свои приготовления. Они долго выжидали, не позволяя тем, кто проявлял чрезмерную ретивость, втянуть себя в преждевременную, неподготовленную операцию. Они ждали до тех пор, пока не появилась уверенность, что переворот — единственный для них путь устранения правительства Народного единства, пока не созрели самые благоприятные условия для нанесения ему смертельного удара.

В результате саботажа экономика страны поистине «вопила». Фрей сумел втянуть христианско-демократическую партию в сотрудничество с реакционной национальной партией и убедил партийную «верхушку» в необходимости свержения правительства. Экономические трудности и умелое использование их Фреем и другими толкнули многих рядовых христианских демократов вправо, создав у них приемлемое отношение к перевороту. Заговорщики-военные, избавившись от Пратса, Сепульведы и Пиккеринга, изолировав Монтеро и /241/ заменив колебавшегося Руиса фашистом Ли, контролировали теперь командные посты в армии, на флоте и в военно-воздушных силах, а также в гарнизоне Сантьяго.

А что делало правительство? Оно героически пыталось делать все, что было в его силах. Как только Альенде узнал о демонстрации жен офицеров у дома Пратса, он созвал в своей резиденции на улице Томаса Мора совещание лояльно, как предполагалось, настроенных к правительству генералов, чтобы совместно разработать план действий. Альенде хотел отправить в отставку генералов, чьи жены участвовали в демонстрации, но, поскольку эта мера могла вызвать бунт среди военных, было решено предпринять и другие шаги, а именно: укрепить в Сантьяго гарнизон карабинеров, наиболее надежный по своему социальному составу, подготовить оборону на основе сотрудничества верных правительству войск и профсоюзов. В тот же вечер Альенде пригласил к себе лидеров партий Народного единства и КУТ, чтобы проинформировать их о плане действий и необходимых мерах для его осуществления. Одновременно правительство поручило провести соответствующую работу среди христианских демократов, настроенных против путча[258].

Но этот план нельзя было выполнить. Для этого требовалось, чтобы генералы, которых Альенде хотел отправить в отставку, оказались в меньшинстве. Однако встреча Пратса с членами Совета генералов показала: в меньшинстве находится правительство, причем в таком меньшинстве, что в отставку пришлось уйти Пратсу, Сепульведе и Пиккерингу. Теперь осуществление плана Альенде больше, чем когда-либо, зависело от Пиночета — лидера, как казалось, лояльно настроенных генералов, с которыми Альенде консультировался в резиденции на улице Томаса Мора.

Альенде предложил Пиночету восстановить Сепульведу и Пиккеринга на командных должностях, то есть не принимать их отставку. Пиночет ответил, что сделать это невозможно, ибо противоречило бы установленным положениям, так как эти генералы отказались от своих обязанностей и нарушили дисциплину, не оформив должным образом отставку. Альенде потребовал от Пиночета отправить в отставку генералов, подозреваемых в причастности к готовившемуся перевороту. Пиночет возразил, заявив, что если он незамедлительно выполнит такое требование, это может вызвать неуправляемую реакцию в войсках; поэтому, мол, необходимо дождаться следующего заседания квалификационной комиссии, которая соберется во второй половине сентября.

Ситуация крайне осложнилась. В условиях объединенных /242/ действий оппозиции, конгресса, судов, управления генерального контролера, а теперь и откровенного вызова военных правительство не могло обеспечить общественный порядок, покончить с забастовкой владельцев грузовиков, прекратить обыски по изъятию оружия, пресечь действия офицерского корпуса, который явно готовился к перевороту.

Однажды в конце августа Хайме обрисовал мне сложившуюся ситуацию. Соотношение сил, сказал он, явно не в нашу пользу; мы не можем предотвратить путч, и у нас нет достаточно сил, чтобы победить в гражданской войне; но президент, сказал он, не сдастся, врагу придется применить силу; мы должны думать о будущей борьбе, и для этого нам следует высоко держать наши знамена.

Путчистам теперь оставалось лишь окончательно отшлифовать свой план переворота. В самом начале сентября «Меркурио» вышла под заголовком: «Требуют отставки Альенде». В сопровождающей статье сообщалось, что по стране циркулируют петиции с требованием отставки Альенде. В последующие дни «Меркурио» вовсю развернула против него кампанию, помещала заметки и фотоснимки людей, собиравших подписи под петициями. Директор контролируемого оппозицией 13-го канала телевидения выступил с призывом к Альенде подать в отставку. Мы с женой находили на улицах листовки «Патриа и либертад». «В отставку — или самоубийство!» — говорилось в одной. «В отставку — или мы прикончим тебя!» — кричала другая.

4 сентября партии Народного единства организовали демонстрацию по случаю трехлетней годовщины победы Альенде на выборах. На улицу вышли огромные массы людей, центр Сантьяго был запружен народом. Несколько друзей, которых мы с женой встретили в толпе, отметили какую-то нереальность происходившего. Мы слышали, как люди, обмениваясь мнениями, говорили: после подобной демонстрации путчистам придется крепко призадуматься, прежде чем решиться на что-либо.

В пятницу 7 сентября вторую половину дня я провел с Хайме в его кабинете во дворце «Ла Монеда». Он сообщил, что подыскал для меня рабочую комнату рядом с его кабинетом и что я смогу туда перебраться через пару недель. Тогда же Хайме дал мне поручение: президент решил провести плебисцит, и я должен был сделать анализ различных проблем, которые будут представлены на обсуждение народу, причем мне следовало учесть все «за» и «против», руководствуясь взглядами Народного единства. Такой же анализ должен был сделать и Хайме. Мы договорились встретиться через неделю, /243/ чтобы сопоставить наши варианты и подготовить общий документ.

Придя домой, я не смог удержаться, чтобы не позвонить Хайме и не высказать все, что волновало меня. «Хайме, — сказал я, — события развиваются слишком быстро; объявить о плебисците следует как можно скорее; в противном случае другая сторона может выступить первой». Хайме засмеялся и ответил: «Согласен с тобой, Эдди, но другие также убеждены, что необходимо действовать быстрее».

Это был мой последний разговор с Хайме. Спустя четыре дня произошел переворот. Вместе с президентом Альенде и многими другими Хайме сражался во дворце «Ла Монеда» и погиб, высоко держа знамена Народного единства ради будущей борьбы. /244/

Некоторые выводы

Поэтому Альенде имел веские основания угрожать гражданской войной в случае каких-либо попыток не допустить его занять пост президента. Противозаконные действия противной стороны объединили бы левых и центр против подобных намерений. И наоборот, неправомочные действия Народного единства, а тем более попытка захвата всей полноты государственной власти объединили бы правых и центр; при поддержке 36% населения и почти полном отсутствии в армии революционно настроенных офицеров Народное единство не имело достаточно сил, чтобы сражаться с подобным противником.

Коренная проблема, стоявшая перед Народным единством, заключалась в том, чтобы в ходе борьбы изменить соотношение сил в свою пользу, то есть укрепить свои позиции настолько, чтобы противник не смог совершить переворот, чтобы, наоборот, Народное единство получило возможность завоевать всю полноту власти, ликвидировать буржуазное государство и довести до конца процесс преобразований.

Но поскольку Народному единству не удалось даже на отдельных этапах привлечь большинство народа на свою сторону и добиться благоприятного соотношения сил, его стратегия — действовать в рамках закона и не позволить спровоцировать вооруженную борьбу — была правильной. Одно дело — отбросить буржуазный закон, когда народ в достаточной степени проникнут революционным духом, и потребовать /245/ отказа от старого правопорядка, и совсем другое дело — пойти на это, когда подобный шаг породил бы дополнительных врагов, которых нельзя себе позволить в сложившейся ситуации.

Неблагоприятным соотношением сил объясняются и другие аспекты стратегии Народного единства, например невозможность вооружить народ и определить отношение к различным органам народной власти, которые стихийно возникали в стране. Некоторые критики правительства Альенде разглагольствуют так, словно единственное, что надо было сделать для вооружения народа, — это подогнать несколько грузовиков и раздать на улице оружие, подобно стаканчикам с мороженым с тележки мороженщицы. Взятие правительственной власти через победу на выборах не создает автоматически условия для вооружения народа. Чтобы вооружить народ, требуется наличие соответствующих условий и сила на случай необходимости взять под контроль последствия такой акции. В течение всего периода пребывания правительства Народного единства у власти любая серьезная попытка вооружить народ немедленно привела бы к тому, что вооруженные силы выступили бы против правительства.

Движение за народную власть в Чили имело смешанный характер: с одной стороны, «промышленные кордоны» и общинные комиссии способствовали функционированию экономики в период забастовок, они осуществляли потенциально важные меры для защиты от путча; с другой стороны, многие их руководители и сторонники, хотя их речи были сверхрадикальными, ориентировались в своей практической деятельности на завоевание части местной власти или на решение повседневных проблем. Некоторые из них считали, что народная власть должна функционировать независимо от центрального правительства, не считаясь с его политикой и проблемами, и нередко «промышленные кордоны» и общинные комиссии действовали во вред правительству, поскольку способствовали созданию в стране желанной для путчистов атмосферы.

Многие сторонники Народного единства попросту не понимали проблему революции во всей ее совокупности. Некоторые считали, что быстрое продвижение вперед — национализация не только монополий, но и мелких предприятий или скорейшее проведение радикальной на первый взгляд образовательной реформы — более «революционно», неизменно лучше, независимо от политических обстоятельств, нежели медленное и осмотрительное движение вперед. Ученые мужи писали статьи о земельной реформе, отмечая очевидное всем — ее /246/ многочисленные недостатки; однако мало кто из них вникал в существо проблемы: как создать такие политические условия, которые позволили бы осуществить более радикальную реформу.

«Вперед без компромиссов!» — провозглашали некоторые. А если для этого недостаточно сил? Каждый раз, когда Альенде упоминал о необходимости диалога с христианскими демократами, некоторые автоматически начинали кричать об ошибочной политике и даже как о шаге к предательству. Что же делать, если позиция слаба, а диалог открывает путь к ее укреплению без предательства?

Один молодой профессор проводил социологическое исследование на заводе, где рабочие были настроены по-боевому, и сделал такой вывод: «Рабочие готовы. Чего ждет Альенде? Почему он не разгоняет конгресс?» Но если одна группа рабочих уже готова, то это отнюдь не означает, что готовы и все остальные.

Перед Альенде, который вел за собой не одну партию, а коалицию партий (сначала их было шесть, потом больше), стояла трудная задача. Ему приходилось руководить в обстановке постоянных и противоречивых требований различных партий и даже фракций внутри партий Народного единства. На протяжении последних двух лет он должен был действовать в условиях явного ослабления позиций Народного единства, что создавало еще большие трудности. С неистощимым терпением, преодолевая отсутствие единства и дисциплины, твердо придерживаясь своей реалистической тактики, не боясь быть гибким наперекор доктринерской критике, делая необычное, Альенде руководил обороной с непревзойденным тактическим искусством. Имея за плечами опыт нескольких десятилетий борьбы в парламенте Чили, он знал, как использовать его, учитывая необходимость маневрирования. Независимо от того, сколь часты или продолжительны, сколь трудны или опасны были кризисы — будь то вынесение конституционных обвинений против министров, забастовки владельцев грузовиков, бунт Супера или надвигавшийся финальный переворот, он всегда хладнокровно искал выход из положения. Он оставался спокойным и храбрым до конца.

Общеизвестно, однако, что нельзя победить в битвах или революциях, постоянно находясь в обороне. Закономерно прибегать к обороне, чтобы выиграть время или удержать позиции в одном месте, атакуя в другом. Но все время находиться в обороне — значит отдать инициативу в руки противника, предоставить ему возможность решать, когда, где и как вести сражение. В значительной степени именно это и произошло в /247/ Чили. А противник, который с самого начала был сильнее, ждал своего часа, готовился, изучал различные варианты наступления и только потом нанес удар.

Весьма важно было реалистически оценивать соотношение сил и не провоцировать без необходимости таких могущественных противников, как вооруженные силы Чили или американский империализм. Но это не одно и то же: иметь дело с таким противником, который, как бы его ни провоцировали, не будет атаковать, и с противником, который, что бы вы ни предпринимали, если только не капитулировали, рано или поздно обязательно пойдет в наступление.

Как ни парадоксально, слабость правительства Народного единства должна была сделать его не только осторожным, но и разумно смелым. Оно начало свою деятельность, будучи слабее противника, и, не изменив подобного соотношения сил, рано или поздно пало бы. Несмотря на трудности, ему надо было во что бы то ни стало найти пути к укреплению своих позиций, стать сильнее. Чтобы добиться этого, ему следовало идти на риск. Народное единство должно было руководствоваться известным изречением французского революционера Дантона, которого цитировали и Маркс и Ленин: «Смелость, смелость и еще раз смелость».

У Народного единства не было всеобъемлющей, единой стратегии, нацеленной на достижение превосходства в силах, предотвращение переворота, завоевание всей полноты государственной власти. Оно располагало неким набором отдельных полускоординированных стратегий, направленных на завоевание лишь части власти, а не на завоевание всей полноты государственной власти, от которой зависело все остальное. Оно имело программу завоевания дополнительной экономической власти путем национализации монополий и ликвидации больших земельных владений; оно надеялось путем ограничения экономической власти буржуазии ослабить ее политическую власть.

Верно, Народное единство стремилось завоевать на свою сторону большинство народа, полагая, что такое большинство поможет ему осуществить многое: обеспечит дополнительную поддержку в проведении его программы, позволит провести плебисцит и учредить Народную ассамблею, а также ослабит вероятность путча. Но кроме того, Народное единство не имело — видимо, это было неизбежно при недостаточном развитии революционного процесса в стране — четкого представления о том, каким образом завоевание на свою сторону большинства народа приведет к взятию всей полноты государственной власти, оно не располагало к тому же четкой стратегией /248/ привлечения на свою сторону большинства народа. Оно не имело достаточно четкой концепции и о необходимости идеологической борьбы, о ее методах и целях.

Многие лидеры Народного единства, видимо, считали, что реализация его программы и те блага, которые это принесет людям, сами по себе позволят привлечь большинство народа на их сторону. Во многом они были правы, делая упор на программу и ее воздействие: ведь люди судят по делам и результатам, а не по речам. Но, принимая во внимание возможность саботажа со стороны врагов Народного единства и трудности, неизбежно сопровождающие осуществление революционных преобразований, нельзя было уповать на то, что все будет всегда идти гладко и что результаты деятельности правительства Народного единства будут говорить сами за себя. Лидерам Народного единства следовало разъяснять народу смысл революционной борьбы и делать это ясным и конкретным языком повседневно и систематически, при каждом повороте событий объяснять, кто враги революции, чего они добиваются, почему возникают проблемы и трудности и какие опасности ждут впереди.

Народное единство не игнорировало проблему империализма. Альенде разъяснял, что за саботажем стоят «иностранные эксперты». Однако он избегал упоминать всуе правящие круги США и разоблачать их подрывную деятельность. Народное единство воспользовалось неожиданной удачей в связи с публикацией обличающих ИТТ материалов и вело пропагандистское наступление в течение нескольких недель; однако оппозиционной прессе удалось переключить внимание на другие проблемы. Народное единство никогда не вело систематической антиимпериалистической кампании, которая объясняла бы, скажем, не только прошлые грязные дела ИТТ, но и общую стратегию правящих кругов США, их роль в каждом конкретном событии и их намерения в будущем.

Чего добилось Народное единство, избегая открытой и смелой критики? Разве империализм США стал лучше от того, что не получал отпора? Проблема антиимпериализма была одной из проблем, которую правительство Народного единства могло использовать с наибольшей выгодой для себя: не вызывало сомнений, что правящие круги США домогались его свержения. И Народному единству следовало использовать это, добиваясь поддержки в самих Соединенных Штатах и других странах, но прежде всего привлечения новых масс чилийцев на свою сторону.

Народное единство избегало также критиковать Фрея и других христианско-демократических лидеров, следовавших /249/ его курсом. Какую выгоду получило Народное единство, не критикуя Фрея и его приспешников, разрешая им свободно нападать на правительство и тем самым создавать благоприятную обстановку для переворота?

Народное единство старалось отколоть рядовых христианских демократов от их лидеров, но главная цель должна была состоять в том, чтобы привлечь их на свою сторону, а не просто получить их поддержку и согласие их партии на проведение конкретных акций, таких, например, как национализация меднорудной промышленности. Верно, Народное единство получило согласие христианско-демократической партии на национализацию этой отрасли. Но какую роль это сыграло в основной борьбе? Даже памятуя о необходимости вести переговоры с христианско-демократическими лидерами, не следовало воздерживаться от критики в их адрес: они выступали с нападками на Народное единство, а последнее было вынуждено из-за слабости своих позиций идти на переговоры. Однако лучший способ принудить христианско-демократических лидеров пойти на переговоры и получить их согласие — не джентльменское к ним отношение, а создание угрозы потери ими своих сторонников, если они ответят отказом.

Народное единство практически ни разу не раскрыло перед народом всю панораму революционной борьбы. Когда его лидеры столкнулись в рабочей среде с «экономизмом» — этой близорукой политикой, нацеленной на немедленное удовлетворение требований в ущерб борьбе за главные цели, они, казалось, не были способны на большее, чем увещевать рабочих вести себя прилично, не могли объяснить им, почему в их интересах пойти на жертвы сейчас ради будущего, которое создала бы успешно завершившаяся революция. Хотя лидеры Народного единства часто употребляли слово «фашизм», они так и не сумели убедительно объяснить, сколь близка эта опасность и что конкретно несет фашизм большинству чилийцев.

Стратегия Народного единства в отношении вооруженных сил также носила оборонительный характер. Безусловно, Народное единство поступало правильно, проявляя осторожность по отношению к офицерам, стараясь не провоцировать их, удовлетворяя их требования об увеличении жалованья и вовлекая их в решение экономических задач; правильными были и меры по укреплению позиций конституционалистов. Но подобная политика не сочеталась самым тесным образом с решением важнейшей проблемы — ослабить и в конечном итоге ликвидировать власть офицерской касты. Эта каста /250/ оказалась вне влияния. Подобная политика привела к тому, что судьба правительства оказалась в зависимости от силы и преданности закону офицеров-конституционалистов. Учитывая классовое происхождение, подготовку и взгляды офицерской касты, а также неизбежную деформацию конституционализма под влиянием революционной борьбы, до каких пор можно было уповать на то, что офицеры-путчисты не смогут перетянуть на свою сторону достаточное количество своих колеблющихся коллег-конституционалистов, чтобы собрать вокруг себя основную массу офицерского корпуса? Революция предполагает борьбу за влияние на вооруженные силы. Правительство Народного единства вело такую борьбу на чрезвычайно узком фронте, стремясь заручиться поддержкой только офицеров-конституционалистов; но оно не предприняло решительных усилий для привлечения на свою сторону солдат.

Разумеется, привлечение на свою сторону солдат было делом деликатным и рискованным. Вряд ли какие-либо другие действия могли вызвать такую бурную реакцию со стороны офицеров-путчистов и многих других офицеров, как попытка ослабить их контроль над солдатами. Осуществленные неумело, они породили бы серьезные трудности в отношениях с определенной частью средних классов. Альенде и Народному единству пришлось бы действовать весьма тонко, учитывая временной фактор, выбирая выгодную проблему и пользуясь благоприятными возможностями. А такие проблемы были: это предотвращение переворота и прихода к власти фашизма, демократизация вооруженных сил. Были и благоприятные возможности: когда раскрывались заговоры путчистов, когда публиковались материалы о подрывной деятельности ИТТ, когда Финч и Клейн объявили, что жить правительству Народного единства остается недолго.

Энгельс писал, что «в революции, как и на войне, в высшей степени необходимо в решающий момент все поставить на карту, каковы бы ни были шансы»[259]. Подобная логика применима и при подходе к решению коренных проблем. Ради такой решающей проблемы, как привлечение на свою сторону солдат, Народному единству стоило рискнуть. Бездействие из боязни риска позволило офицерскому корпусу превратиться в арбитра борьбы; причем риска на самом деле не избегали, его попросту отодвигали, способствуя его нарастанию.

Идеологическая борьба и борьба за армию взаимосвязаны. Если бы Народному единству удалось привлечь на свою сторону как можно большую часть народа и воспитать в своих сторонниках революционную сознательность и страстность, /251/ задача по привлечению солдат оказалась бы намного легче. Безусловно, политическая борьба эхом отдавалась бы в казармах, и бурное революционное брожение среди народа сказалось бы на солдатах намного сильнее.

Другим важнейшим элементом борьбы в Чили была экономика. Не случайно Народное единство собрало больше голосов в первый год, когда положение в экономике улучшилось, а потом потеряло часть этих голосов, когда обострилась инфляция и распространилась нехватка товаров. Инфляция и нехватка лишили Народное единство потенциальной поддержки и способствовали переходу колеблющихся оппозиционных элементов на сторону врагов правительства. Инфляция и нехватка ослабили позиции Народного единства в вооруженных силах. Хотя главные причины экономических трудностей находились вне контроля Народного единства, но и здесь были допущены ошибки как в сфере руководства экономикой, так и в том, как объяснялись экономические трудности народу.

При огромной зависимости от нестабильного экспорта, большом иностранном долге, глубоко укоренившейся инфляции в сочетании с высоким уровнем безработицы и низкими темпами роста производства унаследованная Народным единством экономика была чрезвычайно слаба и легко уязвима. К тому же приходилось руководить такой экономикой, имея меньшинство в конгрессе и преодолевая грубое сопротивление оппозиции и саботаж. Тем не менее Народное единство могло бы достичь большего, чем ему удалось, особенно в первый год, то есть до резкого обострения инфляции, что сделало контроль над экономикой еще более затруднительным.

Недостаточная революционная решительность самого правительства повлияла и на его экономические акции: оно не воспользовалось, например, преимуществом своего высокого престижа и морального духа народа в первые месяцы пребывания у власти, чтобы развернуть революционную кампанию против тех, кто уклонялся от уплаты налогов. Именно те деятели Народного единства, которые считали финансовые вопросы не заслуживающими особого внимания, фактически помешали быстро и решительно изменить финансовую политику, когда опасность обострения инфляции стала очевидной. Правительство делало все возможное, что было в его силах, для решения проблемы платежного баланса, но и здесь оно проявляло медлительность при введении контроля за двумя-тремя категориями ассигнований. Даже заранее зная, что его ждет растущий дефицит, правительство выжидало год, чтобы /252/ затем приостановить выплату по иностранному долгу, и два с половиной года, чтобы полностью прекратить ассигнования на туристские поездки за границу.

Правительство было обязано найти способ заставить конгресс или отказаться от саботажа в области экономики, или нести ответственность за его последствия. И здесь проявилась слабость Народного единства в ведении идеологической борьбы. Оно спорадически привлекало внимание к неспособности конгресса обеспечить экономику соответствующим финансированием, но не вело систематической кампании по разъяснению стратегии врага, преднамеренно провоцировавшего инфляцию, не рассказывало народу, какие пагубные последствия грозят экономике, если не сорвать стратегический план противника.

Фактически правительство уклонилось от широкого обсуждения экономических проблем, словно надеясь, что ему удастся каким-то образом уладить положение дел. Это позволяло оппозиционерам предсказывать будущие трудности и затем в качестве свидетелей наблюдать, как предсказания подтверждаются; в результате правительство превращалось в виновника всех экономических тягот. Правительству следовало избрать другой курс — с верой в народ говорить ему откровенно о предстоящих тяготах и пытаться извлечь политические выгоды из самих трудностей, подчеркивая величие и самоотверженность народа в борьбе с ними.

Не смогло Народное единство добиться и того, чтобы все входящие в него партии и организации руководствовались единой, четкой концепцией относительно проблем, наиболее выгодных для исхода битвы. Вот те проблемы, вокруг которых могли объединиться массы чилийцев: борьба против империализма, национализация монополий, экономический саботаж оппозиции, угроза переворота и фашизма. Некоторые партии и организации Народного единства, не понимая, что любая революция представляет собой процесс, требующий прежде всего решения действительно первоочередных задач, втягивали его без нужды в дискуссии по чрезвычайно острым и чреватым расколом проблемам; пример этого — проект о единой национальной школе, ставший для врага отличным полем битвы.

Наконец, Народное единство допустило сугубо политические ошибки. Одна из наиболее серьезных — отказ распустить конгресс и провести плебисцит в первые месяцы после прихода Народного единства к власти, когда был высок его престиж. Это было не следствием простой ошибки во взглядах, а отражением совокупности многих причин: трудностей в достижении /253/ согласованности внутри коалиции при принятии смелых и решительных действий, общей неспособности использовать переходные возможности, чрезмерного оптимизма в отношении будущего экономики.

Альенде хорошо понимал ошибки правительства Народного единства. Он суммировал их 18 января 1973 года в беседе с рабочими текстильной фабрики «Сумар»:

— «Не начали переговоры об иностранном долге Чили немедленно после занятия мною поста президента...»

— «Не разъяснили своевременно характер империалистической реакции на суверенное право Чили национализировать крупные предприятия меднорудной промышленности».

— «Не сознавали, что чилийский процесс намного сложнее тех революционных процессов, которые завершались взятием власти после конфронтации и вооруженной борьбы».

— «Не сделали критический анализ состояния экономики, унаследованной народным правительством в 1970 году».

— «Не внесли безотлагательно законопроект о роспуске конгресса... и если бы он был отвергнут, следовало провести плебисцит, который завершился бы победой Народного единства».

— «Не разъясняли достаточно широко, что наша революция — это не процесс получения каких-то преимуществ теми, кто в ней участвует, но и не процесс, отталкивающий слои населения, не стоящие на стороне Народного единства».

— «Не объяснили достаточно ясно чилийскому народу и рабочим необходимость идти на определенные жертвы»[260].

Отмечая слабости стратегии Народного единства, нельзя сказать, что МИР или любая другая партия, критиковавшие народную коалицию, имели якобы лучше разработанную стратегию. Ничего подобного. МИР и его союзники, возможно, бывали иногда правы в критике каких-то конкретных действий правительства. Но их критика не предлагала альтернативной стратегии, которая хотя бы приблизительно соответствовала стратегии Народного единства в оценке возможностей и задач, стоявших перед избранным социалистическим правительством; их стратегия была несостоятельна как в отношении реализма и гибкости, так и в отношении понимания необходимости единства и поддержки масс.

Левацкие подстрекательства к незаконному захвату ферм, блокированию дорог и занятию государственных учреждений в целях навязывания своих требований способствовали росту враждебности средних классов к Народному единству и не оставляли надежд на решение любой коренной задачи революционной борьбы. Подобные действия подчас защищали, /254/ аргументируя тем, что они якобы содействуют мобилизации народа и воспитанию революционного сознания. Фактически такие акции мобилизовывали лишь незначительную часть населения. Подлинная революционная сознательность не в том, чтобы предъявлять требования без учета их уместности и своевременности; она предполагает понимание задач революции и чувство дисциплины.

Попытка леваков создать некую альтернативу Народному единству в разгар тяжелейшей революционной схватки была глубоко ошибочным тактическим маневром. Не приводя других доводов о нецелесообразности выдвижения подобной альтернативы, но учитывая лишь обстоятельства, численность и влияние левых партий, у них попросту не было никаких шансов на успех. Такая попытка принесла только вред.

Один из главных старых уроков чилийской борьбы — необходимость единства. Народное единство страдало от многообразия лидерства и разнообразия рождавшихся стратегий. Это — следствие неоднородности рабочего класса и народных партий. Слабость стратегии Народного единства способствовала разобщению, а не единению; различные группы ощущали этот недостаток, видели ослабление позиций Народного единства и искали пути улучшения его стратегии. Увы, легче узреть слабости чьей-то стратегии, нежели предложить лучшую.

И все же есть другая сторона медали. Создание коалиции Народного единства — огромное достижение чилийского рабочего движения. Партии Народного единства старались работать рука об руку, и в основном им это удалось. Они трудились в тяжелейших условиях борьбы не на жизнь, а на смерть.

Что бы произошло, если бы Народное единство имело более решительную стратегию и не совершало ошибок? На это ответить я не в состоянии. Любые действия имеют последствия, которые или расходятся, как круги на воде, или аккумулируются; поэтому трудно сказать, что произошло бы, если бы Народное единство более активно вело идеологическую борьбу, если бы заблаговременно и решительно направило усилия на привлечение на свою сторону солдат. С определенностью можно сказать только одно: в любом случае правящий класс не оставил бы власть добровольно.

Была ли борьба в Чили заранее обречена, стоило ли вообще ее начинать? На такой вопрос не следует отвечать с оглядкой на прошлое, способной создать иллюзию всезнайства. Кто бы ни вступал в борьбу, включая революционную борьбу, всегда рискует потерпеть поражение. Чилийская революция не первая революция, которая терпит поражение. /255/ Говоря о Парижской Коммуне, Маркс подчеркивал: «Творить мировую историю было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо-благоприятных шансов»[261].