Тем удивительнее, что именно там закрепилось и дольше всего продержалось эволюционное братство. Этим мы обязаны, прежде всего, Р.В. Наумову, подвижнику науки, зоологу и экологу, блестящему педагогу и главе любищевского клана в Ульяновске.
Рэм Владимирович Наумов (1929-2002) был человек удивительный. Рожденный в бедной крестьянской семье в начале коллективизации, рано потеряв родителей, он сумел не только стать крупным ученым, но, как и положено близкому ученику Любищева, поражал высокой общей культурой и нравственностью. А для всех, кто его знал, был прежде всего очень милым человеком.
«При первом знакомстве с работами Р.В. Наумова может показаться, что они преследуют только практические цели, однако внимательное их чтение всегда обнаруживает в их основе некоторую теоретическую установку, не только помогающую получать ясные практические результаты, но и позволяющую продвинуться в самой теории» (Ч-03).
Р .В. Наумов – почетный председатель Любищевских чтений, 5 апреля 2002 года. Он уже не мог руководить ими (провалы в памяти), но оставался их душой. Не мог он и преподавать. В августе его не стало
Вот отзыв его ученика:
«Генетики страны обязаны Наумову организацией генетической конференции на базе нашего вуза, а исследователи творчества энциклопедиста А.А. Любищева – ежегодными любищевскими Чтениями, собирающими немало ярких имён. Как ученик Рэма Владимировича подчеркну его характерные черты. Словом и делом он помог десяткам и сотням начинающих самостоятельную жизнь… помогал всему яркому, личностному, глубокому, умному. И мнение блестящего оратора, наиболее квалифицированного биолога факультета, человека разностороннего, было гораздо весомее мнения серого, пусть и активного, коллеги. … Именно за Наумовым выстраивается цепочка ярких и знающих, даже дерзких людей… И моё притяжение к Любищеву оказалось естественным и постепенным благодаря Рэму Владимировичу. Только спустя годы я осознал в полной мере, что сохранением для нас всех памяти о выдающемся гуманисте и энциклопедисте, сохранением его гигантского рукописного наследия мы обязаны в основном Наумову. А сколько надо было сделать! Ведь А.А. Любищев работал всю свою долгую жизнь как целое учреждение! И вместе с немногими другими учениками Любищева (из других городов) Рэм Владимирович разобрал архив учёного, снял копии, оформил архив для библиотеки АН СССР32. После смерти Любищева Рэм Владимирович был одним из немногих, а может быть, и единственным в городе, кто предоставлял возможность знакомиться и работать с рукописями Любищева …»,
писал А.Н. Марасов [1999]. А вот сам Наумов об А.Н. Марасове (письмо 1975 года):
«О Толе следует сказать подробнее. Он – мой бывший студент, сейчас работает учителем. Очень интересуется наследием А.А. – собирает всё до последней строчки… Причем, если это напечатано в журнале, который он не получает или не смог купить в киоске, то он идет в отделение Союзпечати, узнаёт там адреса подписчиков на это издание и ходит по этим адресам с просьбой продать или обменять… Работая учителем в селе, Толя написал книгу художественных очерков «Времена года»33, совершенно бессюжетная, но какая-то исключительно трогательная и тёплая вещь. Здесь особый взгляд на мир…» [Наумова И.Ф., 2003, с. 22])
Любищевские чтения в Ульяновске Наумову удалось устроить уже в апреле 1987 г.34, когда и в Москве-то едва начинали верить в «перестройку» (всерьез заявленную в конце января 1987 г.).
Кроме Р.В. Наумова, Чтения обеспечивали его ученики:
Анатолий Николаевич Марасов, ставший писателем и философом, поднявший гуманитарную часть Чтений очень высоко. Он сменил в 2000 году Наумова как председатель, каковым работал до 2009 года, когда был «съеден» новым злым начальством;
Владимир Александрович Гуркин, живший в мире, где античная эстетика переплеталась с любищевской, однако умевший (непостижимым для меня образом) тихо убеждать начальство. Уход его из Оргкомитета (что сразу же было маркировано сбоем нумерации Чтений), а затем и с самих Чтений (его теперь занимает только волжское краеведение) было тяжелым ударом;
Григорий Семенович Зусмановский (племянник Александра Григорьевича Зусмановского (1923-2007), о ком у меня много написано), внедрявший тогда в эволюционную науку идеи социальной психологии. О нем немного сказано в главе 2.
Елена Александровна Артемьева, описавшая номогенез крыльев бабочек, держала марку Чтений до самой последней возможности, когда предыдущих членов уже в работе не было.
Из иногородних членов Оргкомитета ярко выделялся Рэм Георгиевич Баранцев, математик-прикладник, философ и лауреат госпремии (чем умел влиять на ульяновское начальство), издатель и архивариус Любищева. Им помогали самые смышленые студенты. Были и другие, с кем иметь дело мне не пришлось.
На Чтениях преобладал удивительно дружный, порою почти семейный дух, и Оргкомитет умел сохранять его во враждебном начальственном окружении. Чтения быстро набрали популярность, и пусть далеко не все могли приезжать, зато присылали тексты, и тоненькие брошюрки тезисов понемногу обратились в толстые тома докладов (а в 2008 г. даже в двухтомник на 662 страницы петитом). Все их украшал жук скарабей – творение прекрасного местного художника Александра Владимировича Зинина. На Чтениях он выступал также с докладами пифагорейского духа, они, кажется, понятны только Марасову, зато его восхищают.
На страницах сборников и развернулось эволюционное братство. Открывали их всегда публикации работ Любищева и сведения о его огромном архиве, затем чаще всего следовали пленарные доклады, доклады эволюционной и гуманитарной секций, после чего – основная по размерам экологическая секция. Последняя не имела отношения к любищевской тематике, зато была главным местом, где могли публиковаться биологи Среднего Поволжья в годы обрушения местной научной печати.
Тон и высокую планку обычно задавали хозяева. Сам Наумов выступал чаще как архивариус Любищева, но иногда радовал всех и докладами, всегда глубокой мысли. Например – что завысить экономическую опасность насекомого-вредителя бывает еще хуже, чем преуменьшить ее. Мысль была еще любищевская, из-за нее тот, по его словам, сам «едва не угодил на казенные харчи» как вредитель, но сообщество успело ее после Любищева совсем забыть, а Наумов [1984; 1998] вернул ее в оборот и основательно разработал.
В наши дни тема недооценки/переоценки весьма актуальна. Так, экологи, указывая на глобальное потепление, перестарались, и их противники (а основная часть пишущих ненавидит экологов, портящих общий комфорт), одержав верх, успешно скрывают космические снимки, где видно ежегодное сокращение ледников, прежде всего, в Арктике. Пока тают, в основном, льды морские, это не так опасно, но когда поползут льды наземные, «мы все обратимся в гибнущее человечество» (слова А.И. Солженицына).
Проблема типично диатропическая: мы не знаем, что начнется раньше – сползание или похолодание, потому готовиться надо ко всем вариантам (похолодание тоже несет опасность – рост ледников при росте их неустойчивости). Это, увы, мало кто понимает.
Неуклонно проводила на Чтениях параллели с современностью и Э.Н. Перевалова (Ульяновск). В частности, напомнила нам, что Любищев понимал элиту не как верхушку общества, а как слой носителей новых идей, способных улучшить жизнь. Что он решительно протестовал против идеи социального отбора, рыночной по сути: в его итоге, вопреки построениям дарвинистов, оказался «потрясающий успех проходимцев» [Перевалова, 2002, с. 127].
* * *
Когда Наумов неожиданно для нас всех умер, следующие Чтения были, разумеется, посвящены его памяти. Каждый на свой лад пытался объяснить необъяснимое – чем был изумителен покойный. Ограничусь лишь словами, какие тогда сказала о самих Чтениях и об их основателе его любимая внучка Даша:
«Человека такой эрудиции трудно найти, да я и не ищу». «Мне трудно обсуждать вопросы науки, но одно я знаю точно, что все с нетерпением ждали апреля месяца, когда вместе с Любищевскими чтениями в дом входила весна, хлопоты, веселье смех, оживленные беседы». «Меня всегда радовало то, с каким уважением, восхищением относились к тебе те, кому выпало счастье с тобой работать в одном университете, кого ты выучил» [Наумова Д.Н., 2003, 69, 71].
Насчет Чтений могу свидетельствовать: да, поэт и философ Ю.В. Линник, исследователь творчества Любищева, сказал как-то в конце Чтений во всеуслышание: «вот вернусь к себе в Петрозаводск и буду ждать новых Чтений, снова праздника».
Достарыңызбен бөлісу: |