Чаянов Б. А. Воспоминания о Физтехе

Студент Витя Славный не любил лазить в общежитие через забор, но приходилось. Дело в том, что калитки на ночь запирались, и подгулявший народ был вынужден брать барьер, лезть через забор, либо туннелировать сквозь редкие прутья забора. Правда, на дальних окраинах территории института можно было найти ходы и вовсе без забора, но кто же пойдёт туда ночью, да по грязи? Если в теле играет сила, то не страшны никакие заборы. Случилось так, что раз под утро возвращался он первым утренним поездом из Мо-

\116\

сквы. Будучи «под газом», взгромоздился на забор, но потерял равновесие и свалился. При этом зацепился кистью руки за пику забора. В таком положении не в силах подтянуться и снять себя, простоял, пока не рассвело. Кто-то из студентов увидел его, стоящего с поднятой рукой. Понятное дело, прибежали и объединёнными усилиями сняли с пики. После он взял молоток и посшибал пики на третьем пролёте забора от угла институтского проезда. Однако впредь лазить через забор воздерживался, всё больше туннелировал. Не верите? Проверьте!

Юра Жидковский, по прозвищу «Гулливер», любил торжества, по преимуществу дни рождения и чтобы торт был. Однажды зимой отмечали чей-то день рождения. Гуляние устроили в «гостинице», угловой комнате на втором этаже общежития. «Гулливер», конечно, среди гостей, опекает торт. Поставил он его на подоконник - охладиться, окно приоткрыл. Шла мимо с занятий ватага студентов. Слышат, музыка играет и торт стоит. Дима Дубинин, будущий мастер спорта по аль-

\117\

пинизму, залез по водосточной трубе на второй этаж, прошёл по карнизу до окна за углом. За ним последовала вся ватага. Достигнув окна, передал торт по рукам вниз. На втором этаже паника: торт пропал. К. Жидковскому: «Ты его съел?». Юра отпирается, не ел и баста. Может быть, упал вниз. Побежали искать. В это время похитители, поставив торт на парапет крыльца общежития, приготовились к его съедению. Вдруг появляется «Гулливер», и (о, радость!) торт целёхонький стоит в окружении студентов. Как он сюда попал? Расстояние до окна метров пятнадцать и второй этаж. Не иначе как нечистая сила или НЛО замешены в этом деле. Однако торт стоит как новый, а руки v всех обмазаны кремом, можно облизать. Таким образом, вся ватага торт попробовала, а его как бы и не убыло. Это и есть синергетика.

На втором курсе, сдав весеннюю сессию, студенты почувствовали себя увереннее - пока не отчисляют и немного ослабили учебный напор. Появились «клубы по интересам»: альпинистская секция, велосипедная и мотосекция. Материальная часть каждой секции была собрана «с бору по сосенке». Так, у альпинистов в качестве

\118\

триконей использовались американские армейские ботинки, именуемые студебеккерами. Вело-секция оснастилась дорожными отечественными машинами, крайне тяжёлыми на ходу и по весу. На этих велосипедах старшекурсники в начале пятидесятых годов совершили героический поход в Крым. По рассказам Ю. Ржезникова участники пробега мечтали о поломке велосипеда, чтобы ехать потом в сопровождавшей их машине. Тем не менее, остатки парка велосипедов использовались для шоссейных тренировок. Велосипедисты обычно тренировались под вечер на Дмитровском или Ворошиловском шоссе. Наиболее удобным было Ворошиловское шоссе, из-за малого движения транспорта и прихотливого рельефа. Единственным препятствием были ГАИ и охрана К.Е. Ворошилова, стоявшая в начале и вдоль шоссе. Чтобы миновать пост ГАИ, обычно пробирались лесом на один - два километра, выходили на дорогу, а дальше катились на своих колёсах, стараясь не производить шума. Охрана чаще всего засекала нарушителей, и начинались гонки преследования. Прилегающий к шоссе лес мы знали досконально. Все тропинки, съезды, овраги были местами, удобными для бегства, тем более что охрана передвигалась на мотоциклах с колясками. Где ей было угнаться за мобильными студентами. Заслышав шум мотора, кампания спешивалась,

уходила с дороги и спокойно продолжала путь, когда патруль минует засаду. Игра в кошки-мышки продолжалась неделями. Наконец охране это надоело, и она коварно устроила засаду на Дмитровском шоссе. Мы, вволю накатавшись на Ворошиловском, спокойно выруливаем на Дмитровку, где нас ожидают с десяток мотоциклов с работающими моторами на случай нашего бегства. Зацапали всех участников кросса. Всех переписали, позвонили в ректорат, пообещали нагоняй и отпустили, предварительно свернув ниппеля с колёс. Недаром бабушка одного из участников пробега говорила: «Валерка, не езди на Ворошиловку, ниппеля свернут!».

Не успели мы пережить смерть Вождя, как обрушилась новая напасть. Появилась антипартийная группировка Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шипилова. В общежитии - буза, шум в коридоре. Многие стали выносить из комнат портреты вождей и выставлять их на лестничную площадку. В разгар событий возникали летучие митинги с политическими мотивами. Некоторые поверили в возможность плюрализма. Горение страстей сильно

\120\

уменьшилось после короткого и выразительного выступления Исаака Макаранца, который скромно произнёс два слова: «Советую обождать». Изя глядел в корень, несмотря на намёки на возможное обновление жизни, секретарём парторганизации был и ещё оставался Оганян, а этот человек посильнее Фауста Гёте. Ждать пришлось долго.

После горячих дней битвы за место на Физтехе абитуриенты разъехались кто куда, и осталось в общежитии только с десяток ребят на этаж, а девчонок и вовсе две. Двери в комнаты не запирались. Вечерами брала жуть, когда по коридору величественно выступал, как патриций в тоге, босой человек, завёрнутый в простыню. Он широким жестом открывал дверь в комнату к девчонкам, становился в угол и хорошо поставленным голосом начинал монолог Цезаря: «О, римляне, сограждане, друзья!». Девочки на протяжении всего монолога сидели не шевелясь, а Боря Дюбуа (это был он), закончив монолог, удалялся. «Боже мой, если на Физтехе все такие, то куда мы попали?» Такая была реакция на знакомство.

\121\

15. Труба

Дима Дубинин учился играть, на трубе и изрядно в том преуспел. С футляром же от трубы ходил в баню, укладывая в него сменную пару белья. Видя это и втайне завидуя, Боря Бабаян как-то повесил объявление: «Меняю ножку от рояля на футляр от трубы». Но никто не отозвался.

У «мотолюдей», так называли членов мотосекции, были свои заботы: они пропадали в гараже, ремонтируя допотопные «ижаки» и «макаки», первые образцы отечественной мототехники послевоенного выпуска.' Гоняли кросс по пересечённой местности, на курганах и в берёзовой роще. Вечером они возвращались в общежитие, облепленные буквально с ног до головы грязью и копотью. Руководил секцией старшекурсник Р. Косых, однако выпускники тоже не чурались мотоциклов. Нужно видеть, с каким апломбом М. Родин в кирзовых сапогах, старом комбинезоне и танкистском шлеме подъезжает к главному корпусу, круто осаживая двухколёсного друга. Дорога от гаража до общежития пешком занимает от силы 20 - 30 минут, но подкатить к подъезду на мотоцикле и лихо затормозить на виду у

\122\

друзей и знакомых, согласитесь, в этом заключён какой-то восторг. Ради этого приходилось ехать от гаража до института через переезд, который в те времена был с «человеческим фактором», т. е. с ручным приводом и, кажется, не освещался. Однажды, Роман, усадив, на заднее сидение члена секции студентку К., в сумерках рванул из гаража в общежитие через переезд. В последнее мгновение он увидел закрытый шлагбаум и успел пригнуться к баку мотоцикла. Ничего не подозревавшая пассажирка приняла удар на себя. В результате: выбито два зуба, получены сотрясение мозга и множественные ушибы. Пока обследование проводилось в областной клинике, курс и секция переживали случившееся. Примерно через неделю сообщили, что обследование завершено и К. скоро прибудет на лекции. В перерыве лекций в зал влетает П. Пашинин и громко объявляет : «В голове у К. трещин не обнаружено, треснул только шлагбаум!», - и сейчас же получает оплеуху от К., которая в этот момент вошла в зал и слышала пасквиль. От полноценной трёпки его спас СМ. Никольский, пришедший продолжать лекцию.

Порфирьев Дима подключал свою кровать к сети. Этим, якобы, создаётся благоприятное электромагнитное поле. Дело не обходилось без коротких замыканий и электрических ударов. Но однажды он крепко заснул и проснулся мокрым в задымлённой комнате. Кто-то увидел, что из-под двери вылезают клубы плотного дыма, поднял тревогу, и Диму потушили, облив водой и предварительно обесточив. Корепанов Юра, наоборот, на ночь привязывал себя к батарее медной проволокой, чтобы снять статические заряды. И то, и другое не дало положительных результатов.

«Практика» - так называли тогда учёбу и работу в базовом институте. Студенты любили практику, даже сочинили что-то вроде гимна: «Институтский день хорош - поработаешь на славу и на славу отдохнёшь». Однако ездить из общежития было далековато, час, а то и два и несколько пересадок. Аэродинамики (5-я специальность) ездили в ЦАГИ (г. Жуковский), на жаргоне это место называлось «Африка». Действительно далеко, по;щня туда, полдня обратно. Студенты 7 и 8 специальностей - радиофизика и оптика - катались в ФИАН

\124\

на Ленинский проспект, тоже около двух часов пути. Ленинский проспект тогда только застраивался, и транспорт ходил по соседним улицам, никакой станции метро «Ленинский проспект» не было. Трамвай колесил от метро «Калужская» (ныне «Октябрьская») по Шаболовке мимо Донского монастыря, крематория, Академии генштаба, психлечебницы (Канатчикова дача), общежития вузов Москвы и далее по улице Вавилова. Переполненный трамвай подползал к Донскому монастырю, и кондукторша громко объявляла: «Следующая - «климатория», офицеры приготовиться». Слушатели Академии генштаба, расположенной возле крематория, протискивались к выходу. Подъезжая к психлечебнице, кондукторша объявляла: «Следующая Канатчикова дача, студенты приготовиться». Студенты из общежития вузов Москвы протискивались к дверям. Б дороге не скучали, всегда было «чтиво», разговоры, разные истории. Развлечением была и поездка на паровозе в Москву из Долгопрудной. Электричку пустили только в конце 1954, никакой платформы «Новодачная» не было. Состав из вагонов 20-х годов тащил паровоз, давая гудок при подходе к станции. Обычно студенты ходили на ст. Долгопрудная и там садились в поезд, а романтики поджидали состав на горке напротив общежития и прыгали на подножку медленно идущего в гор-

ку поезда. При возвращении на этом месте поезд шёл быстро, под горку, но нетерпеливые прыгали, получая синяки. Однажды, Н. Шевнин неудачно прыгнул, упал, ударился лицом и получил большую шишку. Когда к нему подбежали друзья, то на их вопрос «Ну ты как?», он ответил: «Хорошо, что пополам». «Что пополам?» - «Ну, mv¹/2, если бы не пополам было бы хуже». Таким же способом избегали контролёров, пробежишь по вагонам и выпрыгнешь напротив общежития. Но уж если поймали, отведут в кутузку часа на два. Если есть деньги, заплатишь штраф, а нет - отпустят под честное слово, что «так больше не буду».

Поветрие стихосложения коснулось физтехов лишь слегка. Я не говорю о гигантах строфы, таких как Ю. Живов, А. Шилов и Л. Хаскин, на творчестве которых как на трёх китах держится ранняя физтеховская песня. Студенты слагали короткие стишки стихийного подражания японским танка, персидским газелям и, в основном, частушки облегчённого содержания. Запомнилось соревнование акынов, в котором принимали участие В. Ожигин («Отец») и А. Третьяков («Сынок»). Под гитарный перебор «Сынок» пропел:

\126\

«Эх, конь вороной, золотые муди,

Весь погрязну в блуде».

Ему вторил «Отец»:

«Эх, конь вороной, жёлтые копыта,

Когда вырасту большой,

Наблудюсь досыта».

М. Нечепуренко как-то выдал стих с философемой:

«Скажи мне друг, как жизнь прекрасна,

Куда как чудно создан мир,

Но жизнь летит порой напрасно,

Как роз букет летит в сортир».

К. Свидзинский явил стих с громадным душевным накалом, не оставляющий равнодушным читателя:

«Я тебя абсолютно люблю,

О тебе непрерывно мечтаю,

Для тебя бесконечно пою,

Симметричное тело ласкаю.

Но с твоей трансцендентной душой

Не понять, как стабильно я стражду.

И, смеясь, ты абстрактной водой

Заливаешь конкретную жажду».

\127\

20. Токийские барабаны

Ощущение от барабанного боя, когда всё' тело и отдельные его части откликаются на изменение ритма, тональности и силы звука, вызывая дрожь и мурашки по коже, испытал я недавно на концерте группы «Токийские барабаны». После концерта вспомнил, что когда-то давно испытал подобные ощущения. Физтехи, которые жили в общежитии, да и все жители Долгопрудного, не раз просыпались среди ночи от могучего рёва. Выглянув в окно, на западе можно было наблюдать зарево. Грохот и зарево продолжались несколько минут, потом исчезали, как и не было. Говорили, что там «прожигались» какие-то могучие устройства, назовем их реактивными двигателями. Эти прожоги наблюдаются' до сих пор. Итак, было лето и можно было купаться в излучине глубокой выемки канала им. Москвы близ Долгопрудного. После купания я начал подниматься вверх по склону и достиг примерно его середины, как вдруг заработал двигатель. Все тело и отдельные его части задрожали, в глазах заплясали какие-то блики, ноги подкосились, и я очутился на земле. К счастью, двигатель работал недолго. Должно быть, я попал в фокус звуковых колебаний зеркала, образованного излучиной. Все эти ощущения напомнили мне «Токийские барабаны». Если хотите сильных ощущений, приходите на глубо-

\128\

кую выемку канала послушать реактивные барабаны. Японцы достигают таких же результатов, но используют существенно меньшие мощности. Ничего не поделаешь, Япония - страна высоких технологий.

Отгородить общежитие забором от Долгопрудной легко, но исключить общение с аборигенами не удалось. Общение порой носило довольно острый характер. Причиной конфликтов стали обычные билеты в кино. Однажды трёх студентов Н. Шпинькова, Н. Шевнина и А. Третьякова делегировали в кассу дома культуры за билетами. Те мирно встали в очередь. Спустя какое-то время, к ним присоединился добрый десяток других студентов. Аборигены, конечно, возражали, началась давка. Кто-то кому-то наступил на ногу, тот недостаточно учтиво извинился. Вспыхнула потасовка с рукоприкладством. Тут уж не до билетов. Обе стороны послали за подкреплениями. В общежитии раздался крик: «Наших бьют!». Тем временем место действия переместилось на площадь перед домом культуры. Битва прекратилась, когда появились человек 20 студентов, оснащённых чем попало. Поле

\129\

битвы осталось за конкистадорами. Чем сильны студенты? Хотя они не горазды драться, но в любой момент могут выставить значительное число бойцов. Пока стороны выясняли отношения, касса благополучно продала билеты. Б этот раз в кино никто не попал.

Весной местные ' подростки собирались кучкой возле общежития играть в «пристенок». Б это время можно было вылить на них кастрюлю воды или бросить пакет с водой, который от удара о землю разбивался, обрызгивая всё вокруг. Аборигены не оставались в долгу. Поперек дорожки, идущей из общежития в учебный корпус, привязывали проволоку на высоте щиколоток. Обязательно кто-то, зацепив ногой, падал. Иногда применялся другой аттракцион. Картонка из-под обуви с кирпичом внутри пристраивалась на пути миграции студентов. Непременно найдётся чудак, который захочет

\130\

пнуть картонку, и получит соответствующий эффект. Этот аттракцион проделывали задолго до того, как он был показан в фильме «Осенний марафон».

\131\

«Агитатив и пропагандой!» - так кратко резюмировал итог предвыборного собрания с агитколлективом Ф. Скляр, известный острослов и каламбурист. Собрание проводил комитет комсомола, на котором секретарь, кажется, В. Глотов в течение часа вяло толок воду в ступе, пытаясь оживить ленинскую формулу: «Печать не только коллективный агитатор и пропагандист, но и организатор». Агитационную компанию должны были проводить студенты по заданию парткома, почти в принудительном порядке в различных зонах Долгопрудного, главным образом в бывшей тюремной зоне. В окрестных деревнях - Лихачё-во, Котово, Заболотье и в самом Долгопрудном в 50-е годы было огромное количество бараков (лежачих небоскребов, как их тогда называли), в которых ранее жили заключённые, строившие канал Москва - Волга. После окончания строительства, ещё до войны и сразу после, в бараках селились освобождённые заключённые, их семьи и разный пришлый люд. Студенты должны были посещать бараки для разъяснения политики партии. Жители понимали положение «студиков», и обе стороны играли в игру по правилам. Посещать бараки охотников было мало не только из-за мрачного прошлого их жителей, а и потому/ что из-под ветхих деревянных настилов, что лежали

\132\

вдоль бараков, выплескивалась грязь при ходьбе, иногда настил ломался, и грязь готова была поглотить пешехода целиком. Приход агитатора в барак был заметным событием, особенно из-за послевоенного дефицита мужчин. В комнату набивалось женское население, и смущенный вниманием студент вещал как сомнамбула. При длительном агитаторстве завязывались знакомства. В короткое время агиткампании дело ограничивалось разговорами, намёками и редким чаепитием. Жили бедно. Дальновидные студенты следили за газетами и при первых намеках на выборную кампанию договаривались в комитете комсомола так, чтобы агитировать в ближайших к институту ИТР-овских домах. Близко, интеллигентно и покормят. Особенно хлебосольно встречали в семьях с дочерьми «призывного» возраста. Тут нужно было держать ухо востро - не дать повода считать себя женихом, но и не отвергать посягательств сразу. Однажды один агитатор притащил в общежитие половину копчёного леща, что было расценено как знаковое событие. В результате некоторые студенты оказались женатыми на местных красавицах. Замечено было также, что избиратели, «организованные» на основе личных симпатий, обеспечивали 100% явку на выборы. Вот вам агитатор, пропагандист и организатор в одном студенческом лице.

Жизнь в общежитии предполагает необходимость уступок и взаимного учёта интересов. Судьба свела двух студентов - Володю Кудинова и Борю Луговцова. Они жили в одной комнате общежития и при том были антагонистами. Володя был обычного телосложения, а Боря, обладая могучими, накачанными на тренировках мышцами, казался сказочным Голиафом. Кудинов учился на специальности «оптика», т. е. фигурально выражаясь, вставлял стёкла. Луговцов был «взрывником», т. е. выбивал оные. Антагонизм проявлялся всегда и во всём. Словом, один спать, другой на дудочке играть. Один кашу варить, другой суп хлебать и т. д. Кудинов готовил еду сам. Обычно это была гречневая каша, сваренная на воде. Остатки каши стояли на столе в алюминиевой кастрюле, накрытой англо-русским словарём. Володя отставал по английскому языку и пытался наверстать, заучивая каждый день определённое количество слов. Для этого он вырывал один или два листа из англо-русского словаря, многократно и громко повторял слова, стараясь их запомнить. Всё это происходило поздно вечером без учёта интересов соседей, а такие действия требуют сатисфакции. Ждать пришлось недолго. В комнате, где жили наши герои, произошёл довольно мощный взрыв, к счастью, без жертв и увечий. В этот день «взрыв-

\134\

ники», студенты, проходившие в «Менделеевке» (МХТИ) практику работ с взрывчатыми веществами, вернулись раньше обычного. Возвращаясь, они прихватили немного нитроглицерина, который когда-то использовал Желябов в бомбах против царя Александра II. Как была заминирована кастрюля, неизвестно, только говорят, что она была подвешена над столом. По другой версии кастрюля стояла на столе, когда произошёл взрыв. Вся пробитая в мелкую дырочку кастрюля стала почти шаром. Каша в виде гомогенной пасты украсила собой окрестности стола и потолок, а словарь разлетелся в клочья. Нет сомненья, что акция придумана и приведена в исполнение Лу-говцовым с друзьями. В наказание за это Б. Луговцова отправили в «ссылку», жить в бараки «Зелёные дома», что на окраине Долгопрудного. Там жили студенты, сосланные в это неудобное общежитие за различные проделки...

Витя Блок по прозвищу «Блочок», закончив Физтех и поварившись в военно-промышленном котле, решил, как чеховская Каштанка: «Так дальше жить нельзя, нужно ехать в Америку». А для этого нужен статус преследуемого по поли-

\135\

тическим мотивам. «Блочок» и два его приятеля вошли в состав какой-то диссидентской группы, приняли участие в акциях протеста и попали на заметку КГБ и Би-Би-Си. Как в КГБ заведено, к Блоку и его приятелям была приставлена «на-ружка» т. е. шпик, или филёр. Приятели собирались вместе, ходили на всякие мероприятия, а три шпика таскались за ними, как привязанные. Одно только было сделано гуманно: шпики просили, а приятели обещали, что постараются не разбегаться и не прятаться, чтобы «наружке» не устраивать погони. В один из дней ватага 3+3 зашла в продуктовый магазин и видит, что «дают» сливочное масло по 250 г в одни руки. Наши встали в очередь, за ними пристроились филёры - купить колбаски. Витя в кассе пробивает чек на 0,5 кг масла, а продавщица не даёт. «Ты, говорит, один». -«Как один? Нас двое»! - сообщает он и показывает пальцем на своего филёра. Тот согласно кивает головой. Так отоварились они по двойной норме. Кто скажет, что от «наружки» нет проку?

В окрестности Долгопрудной происходили драматические события, связанные с Председателем Президиума Верховного Совета СССР,

\136\

маршалом К.Е.Ворошиловым. Ежедневно с местного аэродрома стартовал самолёт ПО-2, проводивший зондировку состояния атмосферы по заданию Центральной аэрологической обсерватории. Выполнив задание, самолёт возвращался на базу. Однажды пилотировавший его лётчик по фамилии Шапкин разглядел на поле группу лыжников и, решив развлечься, спикировал на них. Спикировал удачно, и группа залегла в снег. Этот трюк он проделал несколько раз, пока лыжники не скрылись в лесу. Мысль потренировать лыжников падать в снег показалась нашему герою, как теперь говорят, прикольной. Это было бы смешно, если бы не одно обстоятельство: среди лыжников был К.Е. Ворошилов, который тоже знал толк в шутках и розыгрышах. Известно, что во время Гражданской войны они с «Кобой» (Сталин) шутя утопили в Волге баржу со 180 военспецами. Не успел Шапкин приземлиться, как оказался в лапах охраны Ворошилова. У него отобрали документы, ордена, лишили средств к существованию и обещали примерно наказать. Полгода шло следствие. За это время настало лето, а вместе с тем День Воздушного флота. Многие помнят, что в этот день бывал грандиозный парад в Тушино. Поэтому, «кровь из носа», должна быть хорошая погода. Как назло, в этот день с запада надвигался циклон. Во-

прос стоял так: успеют ли провести парад до прихода дождя? Поручили ЦАО решить этот вопрос. Для оценки состояния и скорости движения циклона были использованы все имеющиеся средства, в том числе зондировщик ПО-2. По результатам зондирования директор ЦАО Г.И. Го-лышев назвал время прихода циклона. Прогноз оправдался с точностью до 10 мин, что привело в восхищение генералитет. За успешное проведение парада героев ждало поощрение. Директор ЦАО Голышев испросил аудиенцию у Климента Ефремовича, тому немало способствовал И.Ф. Петров, лично знавший Клима. Рассказывают, что Ворошилов принял Голышева, ознакомился с ходатайством о прощении пшюта Шап-кина и, будучи подготовленным И.Ф. Петровым, сообщил свой вердикт: «Дело прекратить, документы и ордена возвратить, но лишить права полётов». Вскоре после этого Шапкин уволился из ЦАО. Каждый получил по заслугам. Шапкин - свободу. Голышев - благодарность, Петров -уважение, а маршал К.Е. Ворошилов - место в пантеоне соц.реализма. Вспомните картину Ца-рапкина-Охабкина «Маршал К.Е. Ворошилов на лыжной прогулке». Картина экспонировалась в Третьяковке.

\138\