© Copyright Андрей Горохов

Вестбам и Свен Ват.

Сам рецепт электронной транс-музыки был создан значительно раньше.

Нежные атмосферные гуделки и психоделические переливы, на фоне которых

несутся серебряные синтезаторные аккорды, дует ветер, шумит водопад, кричит

страус и ласково стучат барабаны диких африканских племен, уже вовсю

применялись в музыке стиля нью-эйдж.

Транс и есть не что иное, как слегка ускоренный нью-эйдж. Поэтому новая

"техно-мода" была не чем иным, как удавшейся попыткой гигантов

звукоиндустрии навязать новому поколению потребителей саунд середины 80-х.

Но возможна и прямо противоположная точка зрения - новое поколение

потребителей наконец-то доросло до понимания красот и чудес психоделического

нью-эйджа.

Sven Vath

звезда техно-транса, якобы одно из немногих исключений из железного правила,

утверждающего, что в техно нет звезд. Свен Ват был звездой уже в конце 80-х,

когда о наличии техно-хауса очень мало кто подозревал. Во франкфуртский клуб

Omen, где он крутил пластинки, приезжали поклонники аж из Голландии - не

просто попрыгать под музыку, что можно было сделать и дома, а именно "на

Свена".

С течением времени расплодилась уйма ди-джеев, а вместе с этим

танцующих. Однако Свен Ват так и оставался первой поп-звездой техно.

Конечно, прессе был нужен герой новой эпохи, и она уцепилась за Свена, но от

него действительно исходила волна безумия. Он непрерывно пил, глотал

экстази, нюхал кокаин и не отказывал красивым женщинам, которые домогались

его взаимности. И, конечно, вел исключительно ночной образ жизни. Поэтому

его выпученные глаза горели нехорошим блеском. Строить рожи и часами гнать

полную ахинею он, конечно, тоже мог.

Его череп был наголо выбрит, лишь сзади свисал длинный хвост,

заплетенный в косичку. В носу и ушах - кольца. Под нижней губой - длинная,

узкая и волосато-противная бородка. Свен - известный законодатель мод.

Стоило ему появиться за ди-джейским пультом в цветастых мотоциклетных штанах

с широкими полосами и крупными буквами, как через пару дней половина клуба

была одета точно в такие же. В Нью-Йорке какой-то русский сапожник прикрутил

к кроссовкам Свена платформы высотой в десять сантиметров. А немецкие

мастера врезали в них батарейку и красные лампочки. "Очень удобная вещь, -

смеялся модник, - мигает при каждом шаге, и хватает ее на два года".

Буквально через десять минут после начала своего сета Свен стягивал

майку и оставался полуголым. Иногда он разоблачался вплоть до кроссовок

(видно, очень красивые были, не хотелось снимать). Публика, разумеется,

раздевалась вслед за своим кумиром. Когда Свен взмахивает рукой - в зале

начинается ликование. Вообще, танцуя "под Свена", люди поворачиваются лицом

к ди-джею - это дело для техно, прямо скажем, необычное: танцующий, как

правило, вообще ничего вокруг себя не видит и смотрит в пустоту.

Свен Ват во многом определил внешний вид и поведение фанатиков техно.

Ведь в конце 80-х публика приходила на танцы, нарядившись в джинсы и куртки.

На фотографиях самого Свена той поры видно, что он носил волосы торчком,

узкие бакенбарды, голубую джинсовую куртку, красный нашейный платок и

ковбойские сапоги - это рокабилли-мода.

Но парень хотел веселиться. Среди его нововведений значатся, например,

противогазы. Конечно, в противогазе танцевать непросто. Сам Свен использует

кислородную маску, когда температура в зале поднимается до шестидесяти пяти

градусов, а влажность - до ста процентов. "В техно-клубе должно быть странно

и безумно, - учил Свен, - а также очень тесно, темно и душно, с потолка

должна капать влага прямо на вращающиеся грампластинки. В зале столько пара

и дыма, что в трех метрах ничего не видно, и все должны быть в угаре и

танцевать, даже стоя в очереди в туалет".

Сам Свен в туалет не ходил. Он стоял за проигрывателями десять, а то и

двенадцать часов без перерыва и выпивал за это время до пяти литров

минеральной воды, кока-колы, пива и более серьезного алкоголя. Вся жидкость

тут же уходила с потом, Свен не мог и секунды устоять на месте.

К 1993 году рынок оказался до отказа забит коммерческим трансом,

который все больше и больше начинал смахивать на диско-музыку итальянского

производства, а треки - на песни, из которых по ошибке удалили вокал.

Развелось много всяких трансов - хеппи-транс, транс-хаус, эсид транс,

хардтранс, транскор и так далее без конца.

В 94-м этой музыке настал конец (эффект "техно покидает дискотеки",

"пришли Oasis и все испортили"). Массовая мода прошла, и термин,

применявшийся для приманки молодежи, девальвировался и вышел из широкого

употребления. Сегодня слово "транс" никакого конкретного музыкального стиля

уже не обозначает.

Ethno groove

становятся ближе и понимают друг друга лучше, чаще и охотнее. Но это не

более чем пропаганда, на самом-то деле под глобализацией подразумевается,

что все люди становятся одинаковее, у них обнаруживаются одни и те же

потребности и они готовы удовлетворять эти потребности сходным образом:

слушать одну и ту же музыку, жевать одни и те же бутерброды, смотреть одни и

те же фильмы, носить одни и те же штаны и так далее.

Музыканты из лондонской группы Transglobal Underground недаром дали

своему коллективу такое программное название. Под странным словом

"Transglobal" (преодолевающий границы глобального) имелся в виду протест

против навязывания человечеству стереотипной и стилистически однообразной

поп-продукции. Намерение искоренить поп-однообразие, конечно, следует только

приветствовать, но задача создать музыку, которая принадлежала бы

одновременно всем этническим музыкальным традициям, утопична. Сама же эта

идея - явное наследие идеологии нью-эйдж с ее тоталитарными всекосмическими

претензиями.

Впрочем, Transglobal Underground не воевали с ветряными мельницами, а

лепили этно-поп на дабоватой транс-основе. Музыкантам казалось, что они

стоят на пороге чего-то огромного и перспективного, несущего подлинное

освобождение от пут американизированной попсы. Их энтузиазм выражался двумя

лозунгами: "Anything goes" ("Все годится в дело") и "The world in your

sampler" ("Весь мир в твоем семплере"). Ни у кого не было сомнений, что

транс, то есть экстатические состояния, известные практически каждой

культуре, - это и есть тот универсальный язык, который позволит объединить

самые непохожие музыкальные формы.

Хотя в составе Transglobal Underground присутствовали музыканты самых

разных национальностей, экзотические добавки к своей по преимуществу

электронной музыке они заимствовали с компакт-дисков, содержавших этническую

и традиционную музыку - индийскую, арабскую и индонезийскую. Иными словами,

они не исполняли традиционную музыку, и уж тем более не развивали и не

обогащали ее, а попросту воровали.

С течением времени Transglobal Underground - первоначально чисто

ди-джейский коллектив - начал применять настоящие музыкальные инструменты, в

основном разнообразные экзотические барабанчики. Главным украшением шоу была

певица Наташа Атлас (Natacha Atlas), которая не только пела по-арабски, но и

исполняла танец живота.

"Как все было прекрасно, - вспоминала Наташа со вздохом, - у нас было

чувство, что мы пионеры и одновременно конкистадоры, газеты нас расхваливали

выше всякой меры. А потом пришли Oasis и все испортили".

Goa-trance

пси-транс. Это пляжная танцевальная музыка с восточным колоритом. По звуку

она в лучшем случае похожа на эстрадно-симфонический оркестр, который решил

сыграть веселый индастриал, - следствие того обстоятельства, что

индустриальные коллективы в массовом порядке сползли в транс.

Гоа - это курорт на западном побережье Индии. С точки зрения

подавляющего большинства индусов, Гоа - рассадник преступности и разврата.

Власти вся чески пытаются отравить диким туристам жизнь и положить конец

повальной наркомании и купанию в го лом виде.

Самый известный аттракцион Гоа, кроме моря, наркотиков и блошиного

рынка по средам, - это, разумеется, ночные парти. Эсид-хаус попал сюда в

88-м, его привезли европейские туристы. Параллельно с бумом вокруг транса в

Европе возникла и его специфическая гоа-разновидность.

Танцы начинаются с заходом солнца и продолжаются до рассвета. Звучит

громкая музыка, как правило, из кассетного магнитофона; индийские курортники

и местные жители очень от этого грохота страдают. Во время парти можно

купить спиртные напитки, лимонад, чай и, конечно, экстази, ЛСД и марихуану.

Горят ультрафиолетовые лампы - так что все белые предметы одежды начинают

сиять химическим фиолетовым светом. Энтузиасты и себя расписывают

люминесцентными красками. Самая крупная пляжная танцулька проходит под

Рождество. На нее съезжается до двадцати тысяч человек.

Многие отдыхающие полагают, что гоа-транс вот так прямо и делают на

пляже в Гоа. В пляжных сарайчиках лишь размножают кассеты, которые потом

продают туристам на блошином рынке.

Собственно, не так уж и важно, что именно происходит в Гоа. В Европе в

середине 90-х гоа-парти устраивались и на склонах Альп, и в бетонных

гамбургских подвалах. Мода на эти парти уже давным-давно позади. О

проведении таких парти можно было узнать по пестрым плакатам, на которых

обязательно присутствовало что-то индийское - чаще всего бог Ганеша - у него

голова слона, спутать невозможно. Компакт-диски с гоа-трансом тоже были

оформлены в космическо-индийском стиле: много звезд, облаков, цветы лотоса,

непонятные разводы приторно-химического цвета и поверх всего этого - Ганеша

или его приятель Кришна, играющий на флейте. Внутри могли оказаться и

мыльные синтезаторные разливы, и довольно живенький хардкор, и речи Бхагвана

или песни кришнаитов, наложенные на ритм-машину, и просто радостная

танцевальная музыка без особых затей.

Поклонников этой продукции нередко обзывают неохиппи. Сами они

соглашаются, что стремятся расширить свое сознание, познать истину и

преодолеть границы своего Я, чем немало смущают средства массовой

информации, которые привыкли упрекать техно-молодежь в бездуховности,

черствости и отсутствии какой-либо позиции.

Фанатики гоа-транса - ненормально радостные, оптимистичные и позитивно

мыслящие люди. По своему мировосприятию они очень похожи на членов

какой-нибудь неопасной секты с восточным уклоном. Многие из них - бывшие

металлисты и поклонники жесткого техно, если верить трогательным

автобиографиям, которые они публикуют в Интернете. Все они уверены, что при

помощи гоа-транса на них сошло просветление, гоа-трансом, как нектаром, они

питают свой ум.

Многие из них полагают, что гоа-транс сам по себе настолько силен, что

не нуждается ни в каком наркотическом подкреплении, то есть музыка действует

лучше любого наркотика. Часто приходится сталкиваться с утверждением, что,

танцуя, они буквально видят музыку - и это без наркотиков. Кое-кто, однако,

не скрывает, что экстази и ЛСД усиливают радужное впечатление.

Nu-trance

- начинают уверять, что возвращается транс и мода танцевать на лоне природы

- на траве и на песке; похоже, что иначе пролетарская молодежь поедет на

Ибицу безо всякого удовольствия. И каждой осенью - огромных размеров отчеты

о проделанной работе: транс не вернулся, но было все равно здорово. Если ты

там был, можешь вспомнить и порадоваться, глядя на пестрые фотографии

курортного разгула, если тебя там не было, - имеешь шанс порадоваться еще

больше.

возвращается. Откуда? Оказывается, он переселился в Пуэрто-Рико, Бразилию,

Колумбию, Боливию, Польшу, Венгрию, Македонию, Хорватию, Австралию,

Португалию, Грецию, Израиль, Россию. Похоже, что в ближайшем будущем на

каждом уважающем себя международном курорте будут проводиться пляжные

транс-парти в порядке, так сказать, глобализации Ибицы.

12. Обволакивание

"строящей" пространство, в применении к техно-эмбиенту просто неадекватны.

Ambient
Эмбиент во многих отношениях подобен трансу.

Это неагрессивная техноидная музыка, как и транс, явившаяся реакцией на

безумный хардкор. Для потребителей и транса, и эмбиента была характерна

ментальность неохиппи.

Правда, транс - это танцевальная музыка, а эмбиент уже, пожалуй, нет.

Эмбиент заводили в чилл-аут-зонах (chill-out zone) - специальных помещениях,

где рэйверы приходили в себя после многочасовых танцев и курили траву под

негромкий монотонный перестук.

И, как и слово "транс", слово "эмбиент" на самом-то деле имеет совсем

другой смысл. Вообще говоря, эмбиент - это довольно любопытная идея

расфокусированной и петляющей на одном месте музыки, музыки, в которой

ничего не происходит, но эта идея подверглась в 90-х такой девальвации, что,

употребив слово "эмбиент", хочется вымыть рот с мылом. Одна надежда на то,

что скоро все забудут, что оно когда-то на самом деле значило.

The Orb
В рамках клубной культуры об эмбиенте заговорили в 1989 году с

появлением проекта The Orb. Его лидер Алекс Паттерсон был знаком с идеями

Брайена Ино, но главным источником своего вдохновения называл

космически-экспериментальный хиппи-рок таких групп, как Soft Machine, Gong и

Pink Floyd.

Первый долгоиграющий альбом The Orb носил роскошное психоделическое

название "A Huge Ever Growing Pulsating Brain That Rules from the Centre of

the Ultraworld" ("Громадный постоянно растущий пульсирующий мозг, который

правит из центра сверхъестественного мира", 1989).

Он был встречен на ура, критики поняли, что The Orb - это Pink Floyd

сегодня, а эмбиент выполняет функцию регги десятилетней давности. Как

известно, в конце 70-х измученные амфетамином панки переводили дух под

регги, через десять лет поколение рэйверов, измученное наркотиком экстази,

переводило дух под эмбиент. Алекс Паттерсон был вполне в курсе своего

значения для мировой культуры и скромно уверял, что делает танцевальную

музыку для тех, кто не в силах оторвать задницу от стула.

The Orb 90-х - это неагрессивный и вполне танцевальный брейкбит. Слухи

о его ненормальности сильно преувеличены. В 92-м на сцене появились Aphex

Twin и Future Sound Of London (FSOL).

С ликвидацией транс-моды обессмыслилось и слово "эмбиент" в качестве

названия стиля, заторможенный брейкбит в середине 90-х начали называть

словом downtempo.

Арhex Twin
Ричард Ди Джеймс - пожалуй, самый знаменитый эксцентрик и самодур новой

электронной поп-музыки.

В 92-м, когда Ричарду исполнилось двадцать два года, он под именем

Aphex Twin выпустил техно-номер, изготовленный из семплированного звука

ди-джериду - духового инструмента австралийских аборигенов. Посыпались

предложения выступать и выпускать новые пластинки. Но внезапно обнаружилось

несколько довольно странных вещей: во-первых, у молодого человека очень

много записанной музыки. "Очень много" означало десятки часов. Во-вторых,

молодой человек не хочет эти сокровища делать достоянием широкой

общественности. А в-третьих, он свою музыку не столько записывает, сколько

паяет. Юношу разочаровали возможности обычных синтезаторов и ритм-машин:

"Синтезаторы изготавливаются для массового потребления, они могут только

варьировать хорошо известные звуки и быстро надоедают. Однако их электроника

способна на большее. Но для этого нужно разобрать ее на составные части,

чтобы иметь возможность настраивать каждый из блоков в отдельности".

Ричард конструировал уйму шизофренических электронных монстров,

комбинируя фрагменты электронных схем радиоприемников, телевизоров,

телефонов, холодильников и фенов. Блоки усиления и обработки электрических

сигналов соединялись вместе и встраивались внутрь японских синтезаторов,

которые, сами себе удивляясь, начинали гудеть, звенеть, скрипеть и

попискивать довольно непривычным образом. Но Кулибин техно пошел еще дальше:

он вносил изменения в электронную схему уже довольно сильно изуродованного

синтезатора непосредственно в процессе звукоизвлечения. При помощи

дополнительных проводов он под напряжением замыкал различные контакты

электросхемы, причем занимался этим не только в домашней студии, но и во

время концертов перед тысячами танцующих рэйверов. Его деятельность была,

естественно, далеко не безопасна: короткое замыкание или удар током -

обычное дело. Один раз после особенно сильного удара он был отправлен в

больницу.

Aphex Twin, мягко говоря, эксцентричен. Однажды он выступал в

Московском клубе офицеров в мрачном и сыром подвале. После концерта его, как

обычно, отвезли в больницу. Выйдя из нее, Aphex Twin решил прикинуться

шизофреником и во время танцулек в Лондоне мрачным голосом заявил со сцены:

"Мы все летели в самолете, но упали и разбились. Вы все подохли, один я

выжил и теперь вас съем". Композитора чуть было опять не госпитализировали.

Немного разбогатев, Aphex Twin купил себе подержанный танк. Танк

стрелять не мог, зато ездил - ого-го-го! Aphex Twin разъезжал на нем по

окрестностям своего дачного поселка в графстве Корнуолл, пугая овец и

фермеров. Правда, иногда мотор танка глох прямо посреди проселочной дороги,

поэтому телеги с сеном попадали в неведомую в этих краях пробку. Крестьяне

кляли Гудериана техно на чем свет стоит, а он шел пешком по полям искать

буксир.

заявлял Гэри Кобейн (половина дуэта FSOL). При этом сам он половым

бессилием, разумеется, не страдал, а вел довольно динамичный образ жизни.

Гэри Кобейн: "Моя жизненная философия такова: каждый человек получает

колоду карт. Вот ты родился, у тебя в руках свежая колода карт, и тебе,

скажем, нравится Дэвид Боуи. Естественно, каждый подросток стремится

подражать своему кумиру и полагает, что при удачном стечении обстоятельств

он мог бы стать вторым Дэвидом Боуи. Тысячи людей мучаются от своей

неспособности стать Дэвидом Боуи, а ведь это чистое безумие. Сильный человек

должен сформировать себя, не опираясь на общеизвестный образец. Это очень

сложное дело, и успех не гарантирован. Если ты всерьез пытаешься стать ни на

кого не похожим, то можешь свихнуться еще быстрее, чем те, кто простодушно

подражают Дэвиду Боуи..." - задумчиво цедит Гэри Кобейн.

Но тут его мысль делает неожиданный прыжок: "Стать вторым Дэвидом Боуи

- романтическим героем - невозможно, потому что эпоха романтизма, то есть

толстых романов, в которых любили, страдали и гибли эти самые романтические

герои, прошла. По телевизору идет несколько десятков программ одновременно,

и никто не в состоянии досмотреть хотя бы одну из них до середины.

Современный человек запирается в своей квартире и ничего не желает знать о

том, что творится на улице... атам, кстати, действительно, ничего не

происходит. Человек хватается за пульт дистанционного управления и случайным

образом переключает телевизор с программы на программу. Что при этом

происходит? Телезритель попросту семплирует, то есть вырывает из контекста и

запоминает, бессвязные обрывки, фрагменты, реплики и стоп-кадры. Поэтому он

и не может стать похожим на целостного и целеустремленного романтического

героя прошедших эпох, который соответствовал одной от начала до конца

просмотренной передаче. Человек с пультом дистанционного управления в руках

создает свою собственную, хотя и несколько шизофреническую, телепрограмму, а

заодно - и свой внутренний мир. Мы, разумеется, тоже этим занимаемся. Мы не

принимаем за чистую монету ту дрянь, которая на нас прет, и уж, конечно, не

хаваем ее от начала до конца. Если, скажем, я поверил рекламе и купил

компакт-диск за пятнадцать фунтов стерлингов, а дома обнаружил, что его

невозможно слушать, то я не буду убиваться, а вырежу из него какой-нибудь

кусок музыки. Фирма грамзаписи украла у меня пятнадцать фунтов, а я украду у

нее несколько секунд звука, причем не в качестве романтической мести, а

просто потому, что настали новые времена.

Мы вовсе не делаем фантастическую музыку компьютерно-космического

будущего, как полагают наши доброжелательные критики. Что за чушь. Наша

музыка имеет отношение лишь к современной жизни, к текущему положению дел. А

дела обстоят так, что времена сюжетов, историй и повествований давным-давно

прошли. Ни наш альбом в целом, ни какая-либо из его композиций не

рассказывают никакой истории - с завязкой, конфликтом, кульминацией и

развязкой с моралью в конце. Последовательный и логически развивающийся

сюжет больше невозможен, да и не нужен. Причинно-следственная связь между

явлениями жизни отсутствует, нет ее и между последовательными частями нашей

музыки. Она склеена двумя несчастными идиотами, которые, не вылезая из своих

кресел, семплировали все, что само валилось на них из радиоприемника и

телевизора. Нам нечего сказать об этой музыке, но результат нам нравится. Я

не верю в романтические россказни о рок-музыкантах, которые занимаются

упаковкой какого-то осмысленного содержания в форму трехминутных песен. У

современных композиций нет морали, нет сюжета и нет спрятанного смысла, а

есть лишь саунд и составные, большей частью ворованные, элементы".

Во многом Гэри, конечно, прав. Проблема состоит лишь в том, что к его

музыке все эти разговоры имеют косвенное отношение. Композиции дуэта FSOL

очень продуманны, логичны и с музыкальной точки зрения вполне традиционны,

то есть романтичны. Бесчувственными, непредсказуемыми, непонятными и

бессмысленными коллажами их никак не назовешь. Это вполне конвенциональный

продукт на стыке эмбиента и драм-н-бэйса.

Illbient
В середине 90-х довольно интенсивно зажужжало, загудело, а также

монотонно забубнило в Нью-Йорке. Я имею в виду illbient (больной эмбиент).

Описать илбиент-саунд очень непросто. Дело в том, что илбиент агрессивно

прожорлив и всеяден. Он может быть оглушающе громким или едва слышным,

ритмичным или, наоборот, плыть, не зная берегов. В этом потоке может

встретиться буквально любая музыка - от black metal до албанского фольклора,

от китайских партийных гимнов до любительского джаз-оркестра из американской

глубинки. Очень часто все это звучит параллельно и вступает в

непредсказуемые сочетания. Поэтому нельзя завести две минуты звука и сказать