концерна Time Warner, который выпустил злосчастную песенку, публично
пригрозили выбросить его акции на биржу. А это - несколько сотен миллионов
долларов. На бирже разразилась паника.
Магазины между тем отказались продавать пластинку, а перед концерном
Time Warner замаячила реальная угроза предстать перед судом за призыв к
насилию против госслужащих. Наконец, когда на ведущих сотрудников Time
Warner посыпались анонимные письма с обещанием подложить бомбу, концерн
очухался и выпустил новую версию альбома - уже без скандальной песни, а сам
Ice Т лишился контракта.
Он был очень недоволен: "Ведь это типичная ситуация для сутенера и его
шлюхи: Time Warner - сутенер, а я, Ice Т, - проститутка". Музыкант пояснил,
что всякий сутенер-профессионал работает с двумя девками: одна агрессивная и
склочная - это, понятное дело, сам Ice Т, а вторая - тихая и ласковая, это -
Принц. Пока одна сидит в полицейском участке, другая утешает клиентов,
главное - дело движется. "Это же элементарно!" - возмущался Ice Т. Якобы это
не он хотел убивать полицейских, а его литературный персонаж, которого те
обидели, и он решил им мстить: "Нельзя все понимать буквально. Ведь в другой
песне я пою: "Засуньте меня в газовую камеру, я высосу весь ваш газ". При
этом я имею в виду, что я - крутой и клевый, и с меня все должны брать
пример. А то, что на меня не действует яд, всего лишь поэтическая метафора.
Вопрос в том, кому именно ты подражаешь. Если ты подражаешь, скажем,
Терминатору, входишь в бар в черных очках и стреляешь направо-налево, то ты
сам дурак. Совсем другое дело, если ты подражаешь Арнольду Шварценеггеру -
богатому киноактеру и культуристу. Ты качаешь мышцы, делаешь деньги, имеешь
всех телок, каких хочешь, и разговариваешь по мобильному телефону. Тогда ты
- молодец, не правда ли?"
Правда-правда.
Eurohardcore
В европейском хардкоре начала 90-х можно усмотреть, условно говоря, три
параллельные тенденции.
Во-первых, британский хардкор. Это довольно быстрый брейкбит с
различными семплерными добавками: вокальными, джазовыми или какими-нибудь
еще. Из этого хардкора получился джангл, а потом - драм-н-бэйс.
Во-вторых, голландский супербыстрый хардкор - габбер.
И в-третьих, скажем так, бельгийско-немецкий саунд. Это не очень
быстрый, но очень увесистый и грязный, то есть записанный с перегрузкой,
брейкбит. Звук - не звонкий и чистый, а как бы проржавевший и надтреснутый,
иными словами - индустриальный.
На интересный вопрос: "А почему музыка вообще стала жестче и шумнее?" -
однозначного ответа нет. Есть мнение, что к началу 90-х были налажены
изготовление и транспортировка синтетических наркотиков - в первую очередь
экстази - в Западную Европу, произошло насыщение рынка, таблетки подешевели,
рэйверы увеличили дозу, и музыка соответствующим образом ускорилась.
Существует и другая версия, согласно которой количество наркотиков
действительно увеличилось, зато их качество резко ухудшилось: в таблетке
экстази содержался уже не чистый МДМА, а довольно гремучая смесь, прежде
всего - амфетамин, не столько радующий, сколько подхлестывающий. Таблетки
стали более сильнодействующими, сильнее отшибали мозги, и музыка стала
жестче.
Еще одно объяснение сводится к комплексу неполноценности европейцев
перед американскими хаус-продюсерами: европейцы взяли реванш и сварганили
куда более крутую музыку.
Нельзя упускать из виду и то, что существовала еще одна разновидность
музыки, которая по своей дикости и агрессивности намного превосходила все
остальные звуки конца 80-х. Я имею в виду индастриал - своего рода
электро-металл. На него и равнялось андеграундное техно.
Британский хардкор
К концу 80-х британская хаус-тусовка раздвоилась. В лондонских клубах
танцевали под жизнерадостный хаус, напоминавший о курортной жизни, ведь
эсид-хаус был именно курортной музыкой. А на незаконно проводившихся рэйвах
на открытом воздухе царила совсем иная атмосфера: хардкор стал музыкой, под
которую фанатичные рэйверы отплясывали назло полиции и консервативному
правительству.
В 1989 году стали появляться американские хаус-пластинки, на которых
вместо прямого бас-барабана стучал брейкбит. Лондонские ди-джеи Grooverider
и Fabio заводили американский техно-хаус на повышенной скорости. Оригинал,
записанный на тридцати трех оборотах в минуту, крутили на скорости сорока
пяти. Grooverider на любой хаус-пластинке проигрывал то место, где звучит
сбивка, чаще всех остальных пассажей, и тем самым существенно повышал
процентное содержание брейкбита в треке. Одновременно ди-джей-террорист
выкручивал на усилителе до упора ручку Overdrive, то есть перегрузки: звук
получался скрипучим и грязно-металлическим. И очень громким. Grooverider
занимался целенаправленной селекцией американских пластинок с брейкбитом и в
результате набрал целый ящик подобной музыки, которая стала восприниматься в
качестве самостоятельного стиля.
Британский хардкор начала 90-х пользовался дурной славой. Его не
заводили радиоди-джеи, его игнорировали даже сотрудничавшие в андеграундных
изданиях журналисты. Если верно, что танцевальная музыка находилась в
андеграунде, то хардкор был андеграундом в андеграунде.
Интересны описания того, как проходили хардкор-танцульки начала 90-х.
Искусственный туман и море люминесцентных огней. Присутствующие взвинчены
чудовищными дозами экстази и амфетамина. Многие обнажены до пояса. Танцоры
постоянно втирают в свой торс какой-то медицинский крем - он якобы помогает
дышать и, кроме того, усиливает воздействие экстази. Многие держат в руках
ингаляторы и постоянно вдыхают какую-то дрянь, кое-кто даже танцует в
кислородной маске, которая явно заряжена не кислородом. На руках у танцующих
- белые перчатки, которые светятся в темноте. Лица искажены криком. На земле
рядом с танцполом мутно поблескивают залитые потом тела тех, кто потерял
сознание. "Кто-то тронул меня за локоть, и я заорал, как и все остальные", -
писал затерроризированный журналист, вообще-то симпатизировавший современной
танцевальной музыке.
В 1991 году сингл "Charly" группы Prodigy стал большим хитом, он
ознаменовал срастание хардкора с мэйнстримом. В Великобритании шел тот же
самый процесс, что и везде: хардкор очень быстро вырождался в нечто
радостное, бессмысленное и сугубо коммерческое, параллельно шла
коммерциализация гитарного хардкора - гранжа.
Лето 92-го - момент выхода хардкора на поверхность, крупные фирмы
выкинули на рынок массу второсортной продукции, на которой сделали большие
деньги. Хардкор-андеграунд был ликвидирован, а еще через пару месяцев бум
прошел. Единственные процветающие до сих пор герои большой распродажи
хардкора - это Prodigy.
Gabber
Самой знаменитой и неприличной разновидностью раннего европейского
хардкора является голландский габбер, или габба. Это слово переводится как
"приятель, друган".
В 1990 году Пол Эльстак - сотрудник грампласти-ночного магазина в
портовом городе Роттердаме - обнаружил, что подростки проявляют интерес к
жесткому британскому брейкбиту. Пол Эльстак начал выпускать синглы под
псевдонимом Euromasters. Ориентация музыки была ясна при первом же взгляде
на обложку: роттердамская телебашня справляет нужду на Амстердам. Тут нужно
заметить, что между двумя городами существует довольно злобное
соперничество. Оно связано с конкурирующими футбольными командами -
Feyenoord из Роттердама и Ajax из Амстердама. Кроме того, с роттердамской
точки зрения Амстердам - город туристов и снобов, а с амстердамской точки
зрения Роттердам - город безмозглых пролетариев.
Новая музыка была объявлением войны. После футбольного матча болельщики
отправлялись на рэйв, а в течение следующей недели раскупали хардкор-диски.
Музыка была устроена крайне просто: бас-барабан стучал со скоростью сто
восемьдесят, а то и двести ударов в минуту, за этим стуком матерно выл
неприятный мужской голос.
В качестве контрмеры в Амстердаме был создан лейбл Mokum, который
размножал якобы более интеллигентную версию того же самого саунда. В
Голландии проходили суперрэйвы, на которые собиралось по пятнадцать тысяч
человек - Hellraiser, Terrordrome, Thunderdome и легендарные Nightmares in
Rotterdam. Люди до омертвения накачивались амфетамином и пивом, танцевали и
дубасили друг друга по головам огромными надувными молотками. Драки и даже
поножовщина были в порядке вещей. Участники голландских хардкор-рэйвов не
скрывали своих неофашистских пристрастий.
Уже в 92-м стало ясно, что голландский габбер находится в застое и
никаких новых идей продюсерам в голову не приходит, если не считать идеей
повышение скорости с двухсот до двухсотпятидесяти ударов в минуту.
Патологически быстрый брейкбит расползся по Европе.
Году в 93-м стали появляться треки, в которых на довольно быстрый стук
была наложена какая-нибудь общеизвестная - желательно радостная - мелодия.
Моментально для практически всех сколько-нибудь известных мелодий - как
новых, так и старых, включая рождественские песенки и мелодии из бродвейских
мюзиклов - были изготовлены их хардкор-варианты. Это явление получило
название "хеппи-хардкор" (happy hardcore).
Если кто-то полагает, что техно - это идиотская музыка для умственно
отсталых индивидуумов, то почти наверняка это мнение вызвано прослушиванием
именно хеппи-хардкора. Спорить трудно и, главное, не хочется.
Глазастый, клыкастый и черепастый, если судить по обложкам
компакт-дисков, голландский габбер как-то подозрительно плавно
трансформировался в довольно позитивно настроенный хеппи-хардкор.
Существует авторитетное мнение, что под хардко-ром следует понимать не
количество ударов в минуту, а грязный звук и кустарный способ производства.
Аlec Empire
Для Алека Эмпайера эсид-хаус был музыкой протеста. То, что происходило
в родной Германии, Алеку чрезвычайно не нравилось. Падение Стены и
объединение Германии, ликвидация Советского Союза, беспомощное барахтанье
Кубы - все это привело к тому, что немецкие левые попали в полосу кризисов и
деградировали, а фашисты и националисты, наоборот, воспряли духом. И на
международной арене дела обстояли не лучше - война в Персидском заливе
показала чудовищную силу средств массовой информации, способных
манипулировать общественным мнением целой планеты. В мгновение ока
распространившиеся словечки вроде "глобальная деревня", "виртуальное
пространство" и "Интернет" символизировали тотальный контроль над личностью.
В Берлине все ненавидели коммунистов, и кругом было развешано больше
немецких флагов, чем когда-либо в истории Германии.
Шел 1991 год. В подвалах заброшенных домов в восточной части Берлина
проходили яростные техно-парти, на которых отрывались безработные ребята из
бывшей Восточной Германии и гомосексуалисты, по наехавшие с Запада глотнуть
свободы. Вместо экстази в употребление вошли амфетамин и героин. Алек
Эмпайер крутил пластинки в мрачном техно-бункере под названием Tekknozid. "В
начале 90-х мы с удовольствии ем слушали джангл, потому что эта музыка была
невыносимо громкой, примитивной и дико действовала на нервы".
В начале 92-го бывший панк, а ныне хардкор-ди-джей Алек Эмпайер создал
безумную антифашистскую группу Atari Teenage Riot (ATR). За проектом стоял
целый букет славных идей: с ненавистной танцевальной музыкой покончено раз и
навсегда. Брейкбит неостановимо двигается в сторону транса и диско,
единственной альтернативой остается Digital Hardcore. Digital Hardcore - это
фрагменты гитарных партий металлической группы Slayer, искаженный до
невыносимости брейкбит, очень много индустриального грохота и еще больше -
воплей и криков. Самая главная идея звучит так: "Звуки бунта вызывают бунт".
Первое же выступление нового берлинского коллектива произвело такой
фурор, что на второй концерт съехались представители всех концернов
звукоиндустрии. Серьезные люди в пиджаках приехали аж из Лондона посмотреть
на новое чудо берлинского андеграунда - такое случается, прямо скажем,
нечасто. Сумасшедшей группе тут же предложили контракты. Алек и его коллеги
были немало смущены скоростью происходящей коммерциализации их революционной
агрессии.
Алек Эмпайер - яростный антифашист. Впрочем, техно он тоже ненавидит.
Все на первый взгляд безобидные рэйверы для него чуть ли не гитлерюгенд. Его
самые главные враги - это неофашизм и диско-музыка, с его точки зрения,
сильно связанные друг с другом; неонацистские издания действительно
прославляли транс и техно как новую музыку немецкой молодежи.
Алек Эмпайер - серьезный парень, в утопические идеи о переустройстве
общества на так называемых демократических принципах он не верит, ведь для
него эти самые демократические принципы и есть современная форма фашизма.
Музыкант ненавидит саму идею рэйва, то есть танцулек в конце рабочей
недели, когда люди отправляются в клуб, чтобы забыть свою жизнь и
почувствовать себя счастливыми. А с понедельника - снова на ненавистную
работу.
Сам Алек ни наркотиков, ни алкоголя не употребляет. Он полагает, что
немецкое правительство насаждает техно-музыку и экстази, чтобы дать хоть
какую-то радость подрастающему поколению.
Алек Эмпайер: "Кое-кто полагает, что крутой музыка становится, когда
бас-барабан стучит в темпе двести ударов в минуту. Что за чушь! Крутая
музыка может иметь и ноль ударов в минуту, но быть нестерпимой для
восприятия. Все дело - в качестве звука".
Эмпайер - принципиальный сторонник быстро сделанной и отвратительно
звучащей музыки. Тут дело, конечно, не только в скорости изготовления.
Сильно искаженным звук получается вовсе не оттого, что над ним мало
трудились, искажения - это результат целенаправленного применения
специальных эффектов. Исказить звук, вообще говоря, несложно, сложно
добиться грува.
Может быть, продукция Эмпайера и его тусовки - это не самый быстрый
хардкор из имеющихся в природе, но, определенно, один из самых шумных и
злобных. Да, он намеренно записан с искажениями, но акустической помойкой
его никак не назовешь. Это очень скупо сделанная музыка.
Радикальный подход Алека Эмпайера вызывает не одни восторги, для многих
европейских музыкальных критиков Atari Teenage Riot - это манерная
панк-группа эпохи техно. Термин "техно-панк" тоже, разумеется, был
употреблен.
10. Boт пришли барабаны
В 1992 году лондонские ди-джеи и продюсеры столкнулись с так называемой
распродажей хардкора - рэйвы поглупели, повеселели и стали неприлично
коммерческими и легальными. Перепроизводство коммерческого хардкора привело
к его девальвации - хардкор попросту надоел, радостно-попрыгучие пластинки
заполонили рынок, и их уже никто не покупал.
Бывший хардкор-андеграунд отреагировал созданием нового саунда. Его
называли Darkcore, а чаще всего просто Dark. Для него характерны общая
холодная и отчужденная атмосфера, акустические фрагменты из саундтреков к
фильмам ужасов - типичный вой привидений - и трескучий брейкбит. Из
барабанного стука вырезали буханье бас-барабана. Оставались одни тарелки и
малый барабан.
Музыка имелась, но некому и негде было под эту музыку танцевать.
Поэтому бывшие хардкор-ди-джеи забрались в тусовку поклонников регги и
рагга-музыки.
Jungle
Джангл - это брейкбит, который бьется на скорости около ста шестидесяти
ударов в минуту, он похож на спотыкающуюся дробь пионерского барабана. Под
брейкбит подложена бас-партия, позаимствованная из регги. Бас-линия идет в
два раза медленнее, чем стук, то есть со скоростью восемьдесят ударов в
минуту.
Тут нужно сделать маленькое техническое отступление: если увеличивать
скорость вращения грампластинки, то соответственно повышается и высота тона,
возникает так называемый эффект Буратино. В начале 90-х компьютерные
аудиопрограммы были оснащены такой вещью, как time stretching (растяжение
времени). Имеется в виду техническая возможность ускорять или замедлять темп
акустического фрагмента, не превращая его в пронзительный визг или,
соответственно, в бурчание на низкой ноте. Иными словами, брейкбит в джангле
был ускорен на компьютере.
В марте 92-го в лондонском клубе Paradise club начала проводить вечера
ди-джейская тусовка A Way Of Life. Именно на этих танцульках произошло
объединение живого рагга-речитатива с бешеной ди-джейской музыкой в стиле
Darkcore. Результат и назвали джанглом.
Тут в нашей истории появляются не только мощный бас, истеричный вокал и
так называемые саунд-системы, то есть мобильные музыкальные установки,
характерные для регги, но и темнокожий преступный мир Лондона - главный
потребитель регги и рагга-музыки. Белых рэйверов, которые приходили в
Paradise club в наивной уверенности, что здесь крутят свежую разновидность
эсид-хауса, били смертным боем. За экстази здесь тоже по головке не гладили.
В Paradise club курили крэк.
Во всех остальных клубах сразу пошла ответная реакция. Ди-джеев,
заводивших джангл, больше никуда не приглашали, хотя они и вопили, что
джангл, как и любая другая музыка, не имеет отношения к наркотикам и
организованной преступности. Танцоров, одетых по джангл-моде, не пускали во
все остальные клубы, на многих дверях висели плакаты "No Breakbeat Zone"
("Зона, свободная от брейкбита"). Пестрые журналы пугали поклонников
хеппи-хардкора ужасами джангла - дескать, опять в туалете Paradise club
пырнули ножом какого-то чернокожего кокаиниста, увешанного золотом. Несмотря
на устойчивые слухи, что рагга-джангл - это саунд черных расистов, среди
ди-джеев, продюсеров и даже поклонников джангла было немало белых лондонцев.
Для изготовления ритм-треков джангл-продюсеры к ритм-машинам не
притрагивались, а использовали аудиобиблиотеки ритмов на компакт-дисках.
Поскольку все это происходило в атмосфере регги и даб-музыки, то при
компьютерном монтаже ритм-трека проявлялись чудеса изобретательности.
Скажем, вот типичный джангл-эффект: поверх основного барабанного бита
пустить его же, но в два раза быстрее, и к тому же в обратную сторону.
Джангл - это брейкбит, вернувшийся к своим даб-корням.
Регги-бас брался со старых грампластинок с Ямайки. Сверху накладывалась
всякая всячина, но предпочтение все же отдавалось рагге. Собственно,
никакого другого андеграунда в Лондоне и не было. Ди-джеи, которые не хотели
заводить хеппи-хардкор и эсид-хаус, автоматически оказывались в
рагга-тусовке. Рагга-андеграунд обладал собственными магазинами, студиями
звукозаписи, мастерскими по изготовлению грампластинок и даже
дистрибьюторскими фирмами и пиратскими радиостанциями. Вся эта
инфраструктура взялась за пропаганду нового саунда.
Первые джангл-треки содержали вокальные партии, передранные с
компакт-дисков. Но искушение попробовать живых вокалистов было велико.
В конце 93-го ди-джей Shy FX и горластый малый по прозвищу UК Apache с
одного захода изготовили трек "Original Nuttah". Было отпечатано несколько
пластинок без указания авторов и названия трека. Публика впадала в раж при
первых же звуках и очень скоро начинала орать: "Rewind! Rewind!", - то есть
"Заводи еще раз с начала!".
На регги и даб-танцульках такие крики - обычное дело, хороший трек
выдерживает до семи и более перемоток на начало. Собственно, выразить
удовольствие после прослушивания и протанцовывания понравившейся музыки -
это не ремесло. Но на Ямайке принято вопить "Риуайнд!!!" в середине песни -
на многих регги и даб-номерах слышен звук перематываемой пленки, после
которого песня начинается с начала.
Самое главное в джангле - томительное ожидание момента, когда врубятся,
или, как говорят джанглисты, "придут" барабаны. Перед самыми барабанами
нужно диким голосом кричать "Риуайнд!!!", чтобы ди-джей перекинул иглу на
начало пластинки, рагга-вокалист подавился своим речитативом... впрочем,
потом быстро бы сориентировался и напряжение бы снова поползло вверх. Когда,
наконец, приходят барабаны, в зале творится что-то невообразимое. Вверх
поднимаются зажигалки, и начинаются дикие прыжки и вопли.
В песне "Original Nuttah" барабаны приходят ни с чем не сравнимым
образом, а все длинное вступление - это демонстрация силы и умения петь под
чистый бас и, с моей точки зрения, плевок в душу всего безголосого и
безынициативного альтернативного рока. Я вполне искренне полагаю, что
"Original Nuttah" - одна из самых удачных и энергетически не фальшивых
поп-песен 90-х.
1994
1994 год - переломный в истории джангла. Большинство ди-джеев
обзавелись собственными лейблами, действовало более дюжины грампластиночных
магазинов, торгующих только джанглом, глубоко законспирированная пиратская
радиостанция Kool FM передавала самую свежую музыку в день ее выхода, джангл
крутили абсолютно все пиратские радиостанции Лондона. Именно в 94-м
джангл-рэйвы вошли в моду и начали проводиться одновременно в нескольких
лондонских клубах.
Это были очень серьезные и немного мрачные мероприятия. Изумленные
новички констатировали, что в джангл-толпе никто не улыбается. Помещения
были оформлены в кладбищенски-готическом духе - надгробные памятники, чучела
ворон, покосившиеся кресты.
Девушки были одеты в эластичные шорты - как можно более узкие и
короткие - и тяжелые кожаные ботинки. На голом теле они носили кожаные
жилеты. Их танец состоял в вызывающе сексуальных движениях бедрами. Танцуя
под джангл, надо не дергаться в такт барабанам, а извиваться под бас-партию.
Молодые люди одевались как бандиты - в шикарные костюмы от Версаче, Мошино и
Армани. Настоящие джанглисты не танцуют, а глядят на женщин и слегка
переминаются с ноги на ногу. Впрочем, когда приходят барабаны, все срываются
с места.
Главным аттракционом лета 94-го стал трек "Incredible", который
изготовил продюсер М-Beat. На нем звучит голос молодого парня по имени
Генерал Леви. Крик: "Booyaka! Booyaka!" - несся из каждого окна. Он попал
даже в телевизионное кукольное шоу, а сама песня - в верхнюю десятку
британского хит-парада.
Вот тут шоу-бизнес наконец зашевелился и обратил внимание на то, что в
андеграунде происходит что-то интересное. Но, для того чтобы писать статьи и
делать радиопередачи, нужны конкретные имена. При этом никто из
непосвященных не имел ни малейшего понятия, кто есть кто в джангле.
Джангл-ди-джеи и продюсеры держались крайне враждебно, на контакт не шли и
наотрез отказывались фотографироваться, давать интервью и изображать из себя
звезд, к которым привыкла пресса. А вот рагга-вокалисты, наоборот, были
очень рады неожиданному вниманию и стали бойко тянуть одеяло на себя.
Достарыңызбен бөлісу: |