Cудьбы российского парламентаризма и Америка

Что до газетчиков, то даже бывший пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков, которого меньше всего можно было бы заподозрить в антиамериканизме, свидетельствует: «В течение долгого времени у меня были добрые отношения с посольством США в Москве... Отличные отношения были с американскими журналистами, аккредитованными в Москве. Но, как только я заявил о своей более чем прохладной позиции в отношении расширения НАТО на Восток, все изменилось. Меня перестали замечать, а в американской прессе тотчас же появились негативные оценки моей работы и даже личные выпады. Вот вам и знаменитая независимость американской прессы, - заключает Костиков. - Кто-то в Госдепартаменте дернул за ниточку, и начались другие танцы»⁶⁹.

С советологами дело обстоит сложнее. Судя по публикациям в американской печати того периода, число экспертов, выступивших с критикой антиконституционных действий исполнительной власти России и поддержки (если не поощрения) Ельцина со стороны правительства США, было минимально. Среди них, в первую очередь, следует назвать Джерри Хафа из Дюкского университета и Брукингского института, Стивена Коэна из Принстонского (теперь – Нью-Йоркского) университета и группу авторов, объединяющихся вместе с Коэном вокруг журнала “The Nation”, редактируемого женой Коэна Катриной ванден Хьювел, Роберта Дэниелса из Вермонтского университета и Питера Реддауэя (см., например, его статью «Дрейф в диктатуру» (Dictatorial Drift) в «Нью-Йорк таймс» 10 октября 1993 г.)

Дэниел Сингер, например, совершенно справедливо писал в статье «Путч в Москве»: «Причина, по которой все западные правительства оказали абсолютную [буквально, «по самую рукоятку», to the hilt. - А.Д.] поддержку Ельцину», заключается в том, что «он - лучший человек... который будет выполнять приказы международного финансового истеблишмента». А Роберт Дэниелс в самом заголовке своей статьи в «Нью-Йорк таймс» заявлял за день до бойни в Останкино, что «Ельцин не Джефферсон. Скорее Пиночет»⁷⁰.

В ответ на недоуменные и резкие вопросы автора этих строк о гробовом молчании честных - ведь есть и такие - американских ученых, юристов, политологов в сентябре-октябре 1993 г. директор одного из ведущих центров российских исследований в США оправдывался: «Некоторые из нас кричали, но никто не слушал. После определенного момента, когда становится ясно, что напряжение голосовых связок не производит никакого эффекта, какой смысл в крике? Это не только позорный период в истории твоей страны, это позорный период в истории нашей страны. Мы в той же степени заражены идеологией, как и старая советская система. Более того, мы такие же мастера сознательного отрицания действительности, как и старая советская система. Я не могу тебе сказать, сколько раз меня отказывались слушать как человека, отстаивающего уникальность России, и неужели я не понимаю, что «Россия - это как Аргентина». Я был в Аргентине и думаю, что я мог заметить разницу...»

Нет оснований не согласиться с американским исследователем в констатации минимальной степени влияния независимых специалистов на формулирование внешней политики США, в том числе в отношении России.

Когда cтоль разные общественные и политические деятели, как бывшие послы США в СССР Дж.Ф. Мэтлок (1987-1991) и Артур Хартман (1981-1987), бывший директор ЦРУ адмирал Стенсфилд Тернер, сенаторы Сэм Нанн (1972-1996), Беннетт Джонстон (1972-1996), Марк Хэтфилд (1967-1987), Гордон Хэмфри (1979-1991) и Гэри Харт (1975-1987), бывший министр обороны Роберт С. Макнамара (1961-1968), бывший замминистра обороны и советник президента Рейгана Пол Нитце, директор Центра политических и стратегических исследований Сюзен Эйзенхауэр и 35 других послов, профессоров, редакторов солидных изданий направили коллективное «Открытое письмо президенту Клинтону» с критикой планов расширения НАТО на Восток⁷¹, а Джордж Кеннан, легендарная личность, «заслуженный» (emeritus) профессор Принстонского университета, бывший посол США в СССР (1952) и Югославии (1961-1963), сыгравший историческую роль в послевоенной выработке концепции «сдерживания» СССР, даже назвал приближение НАТО к границам России «фатальной» и «самой серьезной ошибкой в американской политике за весь период после окончания ‘холодной войны’»⁷², госсекретарь М. Олбрайт лениво отмахнулась от приводившейся аргументации, назвав ее образцом «старого мышления» и заявив, что у нее «и президента Клинтона нет большего приоритета (a higher priority), чем расширение НАТО»⁷³.

Когда группа американских ученых с мировой репутацией, лауреатов Нобелевской премии в области экономики - Василий Леонтьев, Кеннет Эрроу, Лоренс Кляйн, Джеймс Тобин - в своем письме на имя президента России заявили о губительном и самоубийственном характере монетаристких экспериментов с российской экономикой и были приглашены принять участие в международной конференции в России, планировавшейся на середину марта 1997 г., благодаря совместным и хорошо скоординированным усилиям Государственного департамента США и правительства России (консультации на сей счет были проведены в ходе встречи в Давосе в феврале 1997-го), и визит американских академиков, и сама конференция были благополучно похоронены.

По мнению Валерии Новодворской, «утро 4 октября [1993 г.], когда горел Белый дом... это пока лучший день нашей истории за весь ХХ век». «Россия - это не только страна дураков, но и страна хамов». «Гайдар - хороший человек... Кто бы еще мог в ответ на коллективный слезный вопль совка «Дай!», сложить комбинацию из трех пальцев и ответить: «На-ка, выкуси!» «В лице Ельцина Россия поймала жар-птицу. И мы ее не упустим!» Она же честно заявляет: «Если для того, чтобы стереть с лица земли коммунистов, фашистов и империалистов, нужно стереть с лица земли эту страну со всем населением, - мы не дрогнем!»⁷⁴

Особенно уродливыми видятся заявления некоторых отечественных обозревателей в американских публикациях тех дней. Алексей Пушков сколь угодно долго может в наше время клеймить «режим Ельцина-Гайдара-Чубайса», но не его ли слова цитировала газета «Уолл-стрит джорнал» 23 сентября 1993-го, в которых он сожалеет о том, что «Ельцин действовал недостаточно жестко» в отношениях с парламентом?⁷⁵

Впрочем, что там бывший заместитель главного редактора либеральных «Московских новостей», а ныне ведущий консервативной программы «Постскриптум» на ТВЦ! Известно, что расстрел Верховного Совета был поддержан А.И.Солженицыным в его интервью парижской «Русской мысли» и немецкому журналу «Фокус» в октябре 1993-го⁷⁶. Однако мнение классика о ситуации в России было доведено до сведения западной читающей публики еще раньше.

В первый же день освещения событий в России, американские СМИ не преминули напомнить своим читателем о том, что «на прошлой неделе» (во время выступления Солженицына 14 сентября 1993 года при вручении ему почетной докторской степени в Международной академии философии в Вадузе, Лихтенштейн) А.Солженицын заявил, что федеральная законодательная власть в России «не столько парламент в западном понимании, сколько банда партийных чинуш, более назначенная, чем избранная в 1989 году, когда еще существовал Советский Союз и господствовала Коммунистическая партия» и что «Конституционный суд выставил себя посмешищем, легализовав Коммунистическую партию»⁷⁷.

Неужели за написанием своего «Красного колеса» Солженицын не заметил выборов в России 1990 года?

Полный текст речи Солженицыным предусмотрительно опубликован никогда не был. Сама речь оказалась в тени сделанного супругой писателя через ИТАР-ТАСС 16 сентября официального сообщения о предстоящем возвращении Солженицына в Россию в мае следующего года и была благополучно забыта на родине писателя.

Но не в Америке! В конце августа этого года главный редактор «Нью-Йоркера» Дэвид Ремник напомнил читателям вадузскую речь Солженицына и лихо применил аргументы писателя уже не против депутатов России, а против… Владимира Путина (The New Yorker, 25.08.2008)⁷⁸.

По словам «Уолл-стрит джорнал», «г-н Хасбулатов часто чинил препятствия рыночным реформам администрации [Ельцина] и недавно призвал к восстановлению Советского Союза. Парламент был избран до крушения СССР и переполнен консерваторами, враждебно относящимися к реформам, разрушающими коммунистическую систему». Одна полуправда нанизана на другую. Это кто «часто чинил препятствия рыночным реформам»? Доктор наук, экономист Хасбулатов, статью которого о необходимости активизации рыночных реформ в 1988 году испугался печатать в журнале «Коммунист» Егор Гайдар и которого даже гайдаровский пособник Андерс Ослунд в 1991 году характеризовал как «радикального экономиста»⁷⁹?

Особого разговора заслуживают публикации некоторых российских радикал-демократов в зарубежной печати, мало известные отечественным читателям. Остановлюсь лишь на двух из них.

Вскоре после памятных декабрьских выборов 1993 г., в ходе которых, согласно истеричному восклицанию Юрия Карякина на праздновании незабываемого «нового политического года», неблагодарная Россия «одурела» и 85 процентов принявших участие в голосовании отвергли «партию власти» гайдаровско-бурбулисовского типа, Юрий Афанасьев опубликовал статью в журнале «Форин аффеарс», в которой заявил, что «поддержка коммунистических и фашистских блоков» объясняется «самой природой [или «сокровенной сутью», the essential nature. - А.Д.] русского народа»⁸⁰.

Где же логика? Отчего «коммуно-фашистская природа» русского народа не помешала Афанасьеву быть дважды избранным в народные депутаты СССР и России? Но когда те же самые избиратели узнали истинную цену и ему и его обещаниям – говорю это, как голосовавший за Афанасьева в 1989 г. - и утратили доверие как к нему лично, так и к большинству его соратников, докатившихся до политического беспредела или откровенной уголовщины (Собчак, Станкевич, Кобец – далее по списку), и на сей раз проголосовали за его оппонентов, Афанасьев начал называть нас «прирожденными фашистами».

А вот Сергей Ковалев, «ближайший ученик Сахарова в правозащитном движении», как его называет всё тот же Дэвид Рэмник⁸¹, видит причину поражения «демократов» в России в... «традиционном русском государстве». Слишком быстро забыв, что он сам был одним из тех радикал-демократов, которые стояли у истоков ельцинской власти и являлись интегральной частью режима, Сергей Адамович неожиданно «прозрел» в дни чеченской бойни и с трогательной невинностью во взоре нашел объяснение войны в Чечне не в Ельцине и его подельниках, включая себя самого, а в тысячелетней истории российского государства. По его словам, «это неуклюжее, неумное чудовище» «внутренне неспособно верно оценивать ситуацию», «не может жить без насилия», «не знает, как бескровно решать проблемы, поскольку кровь является его любимой пищей» [выделено мной. - А.Д.] Иными словами, это, оказывается, не «демократическое» правительство Ельцина множит и усугубляет беды России, а «традиционное русское государство», которое «в принципе не знает, как решать проблемы. Все, что оно знает - это как создавать их»⁸².

Стоит ли удивляться, что 11 февраля 1997 года С. Ковалев и К. Боровой провели совместную пресс-конференцию, на которой заявили, что «расширение НАТО на Восток отвечает национальным интересам демократической России»⁸³. Следуя логике приведенного выше пассажа из «Нью-Йорк ревью оф букс», выход натовской военной машины на границы России будет особенно полезен для нанесения окончательного поражения «традиционного русского государства», в чем собственно и заключается основной «интерес демократической России» (и партий-наследниц «Демократической России» и «Демократического выбора России»). Ведь сказано было приятельницей Борового Новодворской: беда России в том, что ее «ни разу как следует не разбили. Вдребезги, как Гитлера»⁸⁴.

Группа авторитетных американских ученых (Джерри Хаф и др.) в своей книге «Президентские выборы в России 1996 года» признала очевидный факт: американцы «всегда» видели Россию «глазами радикальных московских интеллектуалов»⁸⁵. Это правда. Америка и Запад в целом видят нас и нашу страну глазами людей, отношение которых к России строится на причудливом сочетании невежества, непонимания, безразличия, презрения, ненависти, стыда и страха (с примесью - хотя и реже - чувства вины). Классический диагноз, поставленный эту типу советской интеллигенции Солженицыным еще в 1974 году в сборнике «Из-под глыб» («образованщина»), нисколько не утратил своей актуальности.
10. В чем «Нью-Йорк таймс» была права, так это в своем прогнозе, что «рано или поздно г-н Ельцин может… призвать вооруженные силы силой устранить своих политических противников»⁸⁶. О том, что стоящие за Ельциным силы могут пойти на вооруженное насилие предупреждал еще 21-го сентября в разговоре с Селестин Болен из «Нью-Йорк таймс» депутат из Воронежа, член фракции «Смена» Игорь Муравьев: «Может быть, они будут стрелять. Я знаю, что некоторые члены президентской команды готовы на это»⁸⁷.

Словно по злой иронии, когда «члены президентской команды» действительно начали стрелять, одной из жертв кровавой бойни стал гражданин США, 26-летний американский юрист, выпускник Школы права Университета Джорджа Вашингтона Терри Майкл Дункан, сооснователь до сих пор действующей в Москве юридической фирмы “Firestone Duncan” (http://www.firestone-duncan.com/)⁸⁸. Обстоятельства его гибели хорошо известны. Дункан был убит в Останкино примерно в 21 час 3 октября у центрального входа в здание АСК-3 при оказании помощи раненым. Друзья говорят о нем: «Он всегда был таким, и политика тут не при чем. Просто гибли люди»⁸⁹. Последний, кому Терри пытался помочь выбраться из-под огня, был раненый фотокорреспондент «Нью-Йорк таймс» Пол Отто.

Поразительно! После взрыва в берлинской дискотеке “La Belle” в апреле 1986-го, любимом месте отдыха американских военных, при котором погибли три человека, включая двух американцев⁹⁰, Рейган отдал приказ бомбить Триполи.

Столкновение морских пехотинцев США с силами правопорядка в Панама-Сити, при котором один американец был убит, второй ранен, третий арестован и избит, а его жена «грубо допрошена», стало достаточным основанием для того, чтобы Буш-старший сослался на ст. 51 Устава ООН (о праве наций на самооборону) и оккупировал Панаму под предлогом защиты находящихся на ее территории 35 тысяч граждан США.

Можно легко представить, какова была бы реакция Вашингтона, если бы двенадцать американских миротворцев, а не российских, были расстреляны грузинами 8 августа этого года! Не повторил ли бы тогда Мишико Саакашвили судьбу панамского лидера Мануэла Норьеги, получившего 40-летний тюремный срок, позже уменьшенный до 30 лет великодушными американцами, и до сих пор сидящего в федеральной тюрьме в Майами? А 4 октября 1993-го в центре Москвы снайпер из останкинского телецентра убивает молодого американца, спасшего из-под обстрела не менее трех-четырех (по другим данным, до двенадцати!)⁹¹ раненых, и в Вашингтоне… полная тишина!⁹²

Впрочем, нет. Не совсем тишина. В материале Алана Файнштока «Что случилось у Останкино 3 октября 1993 года», появившемся в четвертую годовщину кровавых событий в «Русском листе Джонсона», наиболее авторитном англоязычном интернет-издании о России, даже говорится о «положительном аспекте» (an «up» side) бойни: «Те, кто погибли у Останкино, очевидно, считали, что умирают героической смертью - за что-то; конечно, это лучше, чем быть просто пристукнутым в аллее за кроссовки или поллитровку водки» (Johnson’s Russia List, 05.10.1997). На Терри Дункана, соотечественника Файнштока это тоже распространяется?

Сколько крика на Западе было поднято после убийства Анны Политковской, какая антипутинская и антироссийская кампания развернулась! Как бессовестно была использована для критики правительства Путина гибель в Москве от рук столь любимых Вашингтоном чеченских «борцов за свободу» Пола Хлебникова, убежденного оппонента Ельцина и его воровского режима!⁹³ А то, что от рук ельцинских головорезов только 3-4 октября 1993-го погибли семь журналистов, включая двух иностранцев – Ивана Скопана с французского телеканала TF-1 и Рори Пека с немецкого канала ARD – кто-нибудь помнит?

11. На самом деле, некоторые корреспонденты американских СМИ прекрасно понимали, в чем заключается причина конфликта в России. «За всеми разговорами с обеих сторон о демократии и конституционности, о борьбе между исполнительной и законодательной властью, - писал Стивен Эрлангер, - по сути, идет битва между теми, кто разорвал с тоталитарным централизованным государством и теми, кто пытается сохранить его существование». Термин «тоталитарное» в данном случае не более чем попытка навесить очередной ярлык на парламент и его сторонников. А всё остальное верно: борьба в 1993 году велась между теми, кто хотел сохранить российское государство и теми, кто хотел его разрушить. Понятно, что в Вашингтоне не могло быть двух мнений какую из сторон поддержать всеми возможными средствами. Не только экономическими, финансовыми, политическими, но и военными.

В книге «Никсон зимой» помощник экс-президента Никсона в последние годы его жизни Моника Кроули раскрывает не известную не только российскому читателю, но и большинству западных наблюдателей деталь. В дни противостояния между президентом и Верховным Советом РФ Ричард Никсон был приглашен в Государственный департамент США для участия в обсуждении вариантов официальной реакции Вашингтона и вернулся с этого обсуждения абсолютно подавленным, поскольку один из вариантов предполагал… направление в Москву военного контингента США для поддержки Ельцина.

Сама по себе идея о направлении американского военного контингента за пределы США (в данном случае – в Россию) не была столь неожиданной. Как свидетельствуют мемуары бывшего госсекретаря Джеймса А. Бейкера, в марте 1991-го он предлагал премьер-министру Израиля Ицхаку Шамиру разместить войска США на Голанских высотах.

Однако осенью 1993-го Никсон выступил категорически против такой идеи. «О чем думают эти засранцы (assholes) из госдепа? – вспоминает Кроли эмоциональные слова Никсона. – Нельзя направлять войска в Россию… Когда мы это сделали для борьбы с большевиками [имеется в виду участие США в интервенции «союзников» 1918 года и высадка американских войск во Владивостоке и Архангельске – А.Д.], это обернулось катастрофой. Кроме того, мы просто не можем вмешиваться в их внутренние дела, тем более, военными средствами. О, Господи!»⁹⁴

Никсон не впервые столь нелицеприятно высказывался в адрес американской дипломатии на российском направлении периода президентства Клинтона. «Эти ребята просто шизанутые (nuts). Они не понимают, что, поощряя авторитарные наклонности Ельцина, они играют с огнем»⁹⁵, вспоминает Дм.Саймс реакцию Никсона на выступление Тэлботта в Комитете по ассигнованиями Палаты представителей 19 апреля 1993 г. в поддержку финансовой помощи «реформаторам» в России. Триумфально поддержав «президента Ельцина, бросившего перчатку парламенту», якобы «контролировавшемуся реакционерами», Тэлботт готовил почву как для роспуска Ельциным законодательной власти в России, так и поддержку такого роспуска в Вашингтоне.

Эпизод из книги Кроули, во-первых, лишний раз подчеркивает, сколь высоки были ставки Вашингтона в дни кризиса и, во-вторых, заставляет по-новому взглянуть на многочисленные свидетельства очевидцев об участии в московской бойне снайперов третьей стороны. Может быть, «засранцы из госдепа» хотя бы частично всё же реализовали свой план?

И о том, чем обернется для России победа «новой элиты... вестернизированных экономистов» и тех, кто «получает выгоду от новых форм собственности» «Нью-Йорк таймс» догадывалась: «Даже при наилучших обстоятельствах этот переход будет означать нарушение жизни многих миллионов трудящихся, закрытие и реорганизацию многих неэффективных фабрик и быстрое обнищание людей, чья жизнь поддерживалась значительными государственными субсидиями на всё: от жилья до электричества, телефонной связи, хлеба». Именно так. И всё во имя насаждаемой Америкой в России новой утопии о «рынке по западному образцу»⁹⁶.

Трудно поверить в искренность или наивность американских аналитиков, продолжающих утверждать, что социально-экономический коллапс России в 1990-е годы был «в значительной мере неожидан», и что деиндустриализация российской экономики является «непредусмотренным последствием либеральных реформ»⁹⁷. Предупреждения о неизбежности катастрофы и о самоубийственном характере монетаристских экспериментов с российской экономикой неоднократно звучали в стенах Верховного Совета России и, по сути, стали одной из причин кровавого переворота 1993 года, осуществленного не просто при безоговорочной поддержке, а с санкции западного «международного сообщества» в целом и обеих ветвей американского правительства в частности.

Американцы этого особенно и не скрывают. 4 октября 1993-го «Нью-Йорк таймс» удовлетворенно констатировала: «Официальные лица администрации Клинтона благословили [выделено мной. – А.Д.] (blessed) г-на Ельцина на роспуск парламента, и до сих пор они рассматривают действия президента России [по расстрелу парламента. – А.Д.] как лучшую гарантию демократии». При этом газета анонимно цитировала крупного представителя американского правительства: «Мы хотим, чтобы всё это закончилось как можно скорее и как можно более мирными средствами, но мы хотим, чтобы победил Борис Ельцин» ⁹⁸.

Позднее одним из американских исследователей со всем цинизмом было заявлено буквально следующее: если «западное сообщество» высказывается в поддержку «традиционно недемократического акта», как это случилось при роспуске российского парламента в сентябре 1993 г., самим фактом своей поддержки оно придает такому акту необходимую легитимацию, делает его «демократическим», хотя и «неконституционно демократическим»⁹⁹. Как мы видим, по мнению американских глобалистов, в эпоху утверждения монополярного мира в 1990-е годы классическая формула Клинтона Росситера, согласно которой «государство может быть конституционным, не будучи демократическим, но оно не может быть демократическим, не являясь конституционным»¹⁰⁰, стала просто неактуальной.

Список выступлений в поддержку конституционного переворота в России, прозвучавших в те поистине «окаянные дни» сентября-октября 1993 года в стенах Конгресса и Белого дома, можно было бы продолжить. Но для нас в данном случае важен сам факт откровенных признаний руководства США не просто допустимости, но целесообразности использования американской «помощи» как инструмента вмешательства во внутренние дела России. Той самой «помощи», которая с отстранением от власти в 2000-е годы значительной части ельцинских реформаторов была перенесена на спонсирование «шакалящей у иностранных посольств» оппозиции и «агентов перемен», как откровенно называют часть российских «неправительственных организаций» в Вашингтоне.

Американская поддержка таких антидемократических и антиконституционных действий российского президента как расстрел федерального парламента, роспуск законодательных органов власти в регионах и на местах, приостановления (на полтора года) работы Конституционного суда РФ (что, по мнению сенатора Пелла, видимо, и являлось «консолидацией демократических реформ в России») со всей очевидностью продемонстрировала, что, несмотря на официальные заверения администрации США в ее заинтересованности видеть Россию своим процветающим, уважаемым и демократическим «партнером», «вашингтонский обком» был вполне удовлетворен превращением России в государство-клиента, контролируемое коррумпированным авторитарным лидером.