А.В. Михалев (Россия, БГУ, г. Улан-Удэ)

А.В. Михалев

(Россия, БГУ, г. Улан-Удэ)

В 1996 г. отмечался 75-летний юбилей революции в Монголии и в отечественной научной периодической печати появляется ряд публикаций. Например, статья В.В.Грайворонского «Исторический выбор», в которой были рассмотрены основные перспективы развития монгольской революции 1921г., ее историческое значение [5, с. 32]. Далее в 1997 г. выходят в свет работы В.Ц.Ганжурова, посвященные российско-монгольским отношениям в ХХ в. [см. 4]. Что касается вопроса о революции 1921 г., то автор характеризует ее как национально-освободительную, хотя и отмечает, что большую роль в событиях 1921 г. сыграло руководство Коминтерна и Советской России. Именно благодаря их политической и военной поддержке революция 1921 г. прошла успешно. Далее автор отмечает тот факт, что данная проблема нуждается в более подробном рассмотрении и изучении с новых концептуальных позиций [4, с. 9].

Затрагивая вопрос об историографии, В.Ц.Ганжуров, пишет что «бесспорно, литература, издававшаяся в тот период (т.е. советский - А.М.), несла на себе печать того времени, опиралась на марксистско-ленинскую методологию, рассматривала взаимоотношения двух стран через призму классового подхода, союзнических интересов, социалистического интернационализма и братского сотрудничества» [4, с. 8]. Таким образом, автор ставит вопрос об изучении рассматриваемой нами проблемы с новых методологических позиций.

Другим исследователем, изучающим аспект политических взаимоотношений между Россией, Китаем и Монголией, является С.Г.Лузянин. В своей работе «Россия - Монголия-Китай в первой половине ХХ века» он затрагивает и революцию 1921 г. Рассматривая данное явление, он дает подробный анализ внешнеполитических факторов, оказавших влияние на события 1921 г. в Монголии. Автор обращает внимание на тот факт, что в начале 20-х гг. между представителями Советской России и монгольскими революционерами велись переговоры о вхождении Монголии в состав Китайской Федерации, кроме того планировалось усилить данную коалицию за счет Бурятии. В результате планировалось углубить и расширить революционный процесс в Китае и получить возможность благодаря Монголии и Бурятии вмешиваться и оказывать влияние на его политику. Но данные предложения не были реализованы [8, с. 89-100].

С.Г.Лузянин подчеркивает то, что с июля 1920 г. внешняя политика монгольских революционеров определялась двумя факторами: целесообразностью сближения с национально-освободительным движением в Китае ставкой на Советскую Россию и Коминтерн. Вмешательство барона Унгерна в дела Монголии несколько изменили акценты для Советской России во внешней политике в Азии. Проблема заключалась в опасности создания черного буфера из Приморской области с Семеновым, Маньчжурии с Чжан Цзолинем и Монголии с Унгерном [8, с.95]. Именно эти обстоятельства, по мнению С.Г.Лузянина, обусловили необходимость ввода советских войск в Монголию, хотя после прихода к власти монгольские революционеры пытались вести самостоятельную политику и даже оспаривали права на Урянхай [8, с. 99].

В итоге С.Г.Лузянин приходит к выводу, что в международном плане монгольская революция 1921 г. была прямым продолжением национально-освободительного движения 1911-1912 гг. Она воплотила стремление Монголии добиться суверенитета на основе панмонгольской концепции объединения монгольских племен. Также революция являлась отражением влияния Советской России, видевшей в Монголии значимый объект революционной политики и выгодный стратегический коридор в Китай. Характерно, что монгольские революционеры 1921 г. так же, как и князья в 1911 г., испытывали эйфорию по поводу быстрого создания при помощи России единой и независимой Монголии. Отличие советского подхода к монгольскому вопросу от царской дипломатии заключается в том, что первые в начале 20-х г. исходили из приоритетов классовых, революционных ценностей, а вторые – из задач сохранения и поддержки «статус-кво» между Россией, Китаем и Японией на Дальнем Востоке в 1911-1912 гг. так или иначе, по мнению С.Г.Лузянина, полная независимость Монголии была еще невозможна [8, с. 229-230].

Изучение монгольской революции носит комплексный характер и поэтому в рамках рассматриваемой проблемы мы должны затрагивать работы, посвященные некоторым теоретическим вопросам. Так, например А.С.Железняков в своих работах рассматривает проблему т.н. монгольского коммунизма. Автор достаточно подробно, основываясь на архивных материалах, рассмотрел процесс возникновения монгольской народной партии. Особенно он обращает внимание на переговоры между делегацией монгольских революционеров и деятелями Коминтерна и правительством Советской России. Так он подчеркивает тот факт, что изначально в рядах МНП не было единства. Например, крайне левая часть делегации, чтобы привлечь интерес советских лидеров, предлагала создать в степях Монголии коммуны [7, с. 51]. Кроме того, автор считает, что Ленин даже не предполагал, что где-то в степях Монголии возникнет партия, которая обратится за помощью к Коминтерну [7, с. 56]. Далее он подчеркивает роль Э-Д. Ринчино в переговорах 1921 г.: именно ему удалось убедить лидеров Советской России и Коминтерна в целесообразности оказания помощи МНП. Ринчино указал на опасность для Советской России и ДВР, исходившую со стороны Чжан Цзолиня, развернувшего в тот момент широкомасштабное наступление в Китае. Данные аргументы вынудили советских лидеров согласиться, так как кроме всего Монголия могла стать базой для распространения коммунизма в Азии [7, с. 60]. Далее А.С. Железняков выдвигает тезис о том, что монгольский коммунизм не имел ничего общего с марксистской теорией. В числе внутренних факторов, повлиявших на возникновение монгольского коммунизма, он выделил прежде всего идею великого курултая, витавшую в монгольском обществе с начала ХХ в., проводником которой был Э-Д. Ринчино. Данная теория основывается якобы на идейной близости буддизма и марксизма. Во-вторых, А.С.Железняков считает, что коммунизм в Монголии появился не на базе классовых связей, а в результате тяготения к России ключевых фигур революционного монгольского движения. Кроме того, автор отмечает факт восприимчивости буддизма к чужеродным учениям. И, наконец, он отмечает факт взаимовлияния Коминтерна и МНП, в частности МНП позаимствовала у Коминтерна тактику революционной борьбы [6, с. 29-30]. В целом А.С.Железняков выдвинул предположение о том, что монгольский коммунизм является весьма специфичным историческим феноменом, появившимся еще в 1920 г.

В 1999 г. вышла в свет одна из крупнейших работ по новейшей истории Монголии. Это работа С.К. Рощина «Политическая история Монголии» (1921-1940 гг.). В этой работе предпринята попытка рассмотреть с новых позиций проблему революции 1921 г. Во-первых, затронута проблема Унгерна в Монголии и восстановления теократической монархии. При рассмотрении его деятельности С.К. Рощин опирался на материалы Л.Юзефовича, считая его книгу «Самодержец пустыни» достаточно достоверной [9, с. 9], хотя в целом поход Унгерна рассматривается как сложная политическая авантюра, имевшая далеко идущие последствия.

Рассматривая проблему возникновения МНП, С.К.Рощин выделяет два направления в национально-освободительном движении в Монголии. Первое направление автор характеризует как буржуазно-республиканское [9, с. 55 и 63], второе он именует революционным, связанным с Советской Россией и Коминтерном. Именно поэтому отношения между МНП и Коминтерном на начальном этапе не были идеальными.

Отдельно в своей работе С.К. Рощин уделяет внимание лидерам МНП и революции, Д. Сухэ-Батору, Х. Чойбалсану, Д. Бодо и С.Данзану. Так, оценивая деятельность Д.Бодо и С.Данзана, он подчеркивает, что данные деятели принадлежали к числу прагматиков, ставивших целью прежде всего завоевание независимости Монголии [9, с. 52].

В целом С.К.Рощин предложил новую интерпретацию событий 1921 г. в Монголии. Так ему во многом удалось отойти от принятой в советской историографии трактовки причин революции, т.е. в сущности от вопроса о классовой борьбе. Также в данной работе не ставится вопрос о кризисе феодальной формации в Монголии, акцент делается в основном на национально-освободительное движение.

Неменьший интерес для нас представляют работы Е.А.Белова, посвященные деятельности ряда религиозных иерархов периода революции 1921 г. Речь идет о Богдо-гэгэне и Чжа-ламе. Для сравнения мы должны отметить, что в советской историографии их деятельность оценивалась однозначно отрицательно. В этом плане Е.А.Белов по-новому интерпретирует их роль в политической жизни Монголии начала ХХ в. В своей работе, посвященной истории взаимоотношений России и Монголии в ХХ в. данный исследователь оценивает монгольскую революцию как попытку выйти из- под опеки Китая. Хотя Китай в свою очередь еще долго не признавал суверенитета Монголии. Поэтому, считает Е.А.Белов, монгольский вопрос в начале 20-х г. не был решен [3, с.191-192].

В целом изменения в политической и социальной сфере происходящие на протяжении всего современного периода 1990-2000-е г., наложили отпечаток и на развитие исторической науки. Отход от формационной концепции исторического развития поставил много сложных вопросов перед исторической наукой в целом и монголоведением в частности. Но так или иначе акценты во многом сместились в сторону цивилизационного подхода. И в этой связи социально-экономический анализ предпосылок революции отходит на второй план. Гораздо больше внимания стало уделяться работам авторов, имена которых еще недавно просто замалчивались либо критиковались, именно в 1990-е годы начинается публикация их трудов и введение в научный оборот. В нашем случае речь прежде всего идет о работах Д.П.Першина, Л.Юзефовича, Ф.Оссендовского, Э-Д.Ринчино, Ц.Жамцарано и др. На основании их работ современные исследователи пересмотрели многие проблемы в новейшей истории Монголии.

Подводя, итог мы должны сказать прежде всего о том, что 90-е годы характеризуются тем, что историческая наука опирается на принцип научного плюрализма и т.н. многофакторный подход. В данной ситуации мы сталкиваемся с тем, что существует несколько различных, зачастую противоречащих друг другу точек зрения, в которых предлагаются различные трактовки тех или иных событий. В данной работе мы не ставили цель рассмотреть все существующие на современном этапе исследования, так или иначе затрагивающие монгольскую революцию 1921 г., мы лишь предприняли попытку очертить некоторые контуры существующей проблемы. В целом на современном этапе при рассмотрении революции 1921 г. акцент сместился на внешнеполитический аспект, хотя и внутренние предпосылки тоже учитываются. Во-вторых, необходимо по-новому рассматривать и проблему идеологии. Монгольский коммунизм, несомненно, является уникальным явлением, равно как и сама революция в стране, где не было пролетариата. В дальнейшем решение всех данных нуждается в более подробном рассмотрении.

1. 
   Белов Е.А. Загадка Джаламы// Азия и Африка сегодня-1995-№6.-С.68-71.
   
2. 
   Белов Е.А. Последний “живой бог“ монголов// Азия и Африка сегодня – 1996-№3.-С.73-77.
   
3. 
   Белов Е.А Россия и Монголия в начале ХХ века (1911-1919 г.).- М.,1997.
   
4. 
   Ганжуров В.Ц. Россия-Монголия (История, проблемы, современность). - Улан-Удэ,1997.
   
5. 
   Грайворонский В.В. Исторический выбор// Азия и Африка сегодня.-1996.-№7.-С. 32-43.
   
6. 
   Железняков А.С. Монгольский коммунизм: внутренние факторы //VII международный конгресс монголоведов. – М., 1997.–С.26-30.
   
7. 
   Железняков А.С. Рождение монгольского коммунизма //Вестник Московского университета .-Серия 13-2000.-№1.-С. 46-60.
   
8. 
   Лузянин С.Г. Россия-Монголия-Китай в первой половине ХХ века. Политические взаимоотношения. – М., 2000.
   
9. 
   Рощин С.К. Политическая история Монголии (1921-1940 гг.). – М., 1999.
   
10. 
    Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. – Самара, 1999.
    
11. 
    Элбек-Доржи Ринчино о Монголии: Избранные труды. – УланУдэ, 1998.
    
12. 
    Юзефович Л. Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Унгерна. – М., 1993.