Действующие лица



бет2/3
Дата13.06.2016
өлшемі488.88 Kb.
#132794
1   2   3

Рита. Сначала зайди.

Роберто. Нет-нет, лучше прежде сговориться о цене.

Рит а. Десять тысяч лир.

Роберто (с иронией). Только и всего? Но ведь это даром! Ты разоришься, дочь моя. Десять тысяч лир, два обеда, вклю­чая пирожное и кофе... (Грубым, оскорбительным тоном.) Обратись в агентство, через которое люди ищут служанок, и ты поймешь, как приходится из кожи вон лезть, чтобы за­работать жалкие гроши, и позволительно ли, будучи про­ституткой, требовать с клиента по десять тысяч лир!



Рита захлопывает у него перед носом балконные двери и, привалившись к ним спиной, чтобы они не открылись, в от­чаянии закрывает лицо руками.

Родольфо (выглядывает из-за занавески и задирает голову). Что случилось?



Голос Роберто за сценой: «Десять тысяч лир}.. С ума сойти! И как назло — ни одного полицейского...»

Входит А г о с т и но. - -

Агостино. В чем дело?

Родольфо (подбегает к Рите и пытается оттащить ее от две­рей, чтобы открыть балкон и «поговорить» с обидчиком же­ны). Пусти, не мешай.

Рита. Нет, нет!

А т о с т и н о. Цилиндр... Вы не видели цилиндр?

За сценой слышится голос Аттилио Самуэли, еще одного знакомого Роберто, который, спускаясь по переулку, остано­вился, чтобы выразить ему свое сочувствие. Голоса Аттилио и Роберто: «Бывает, дон Робе, не огорчайтесь!» «А я и не огорчаюсь. Я хотел, чтобы вы поняли, до чего мы докати­лись».— «Всего доброго».— «Будьте здоровы».

Родольфо. Какая сволочь! Рита. Тсс!



В тишине освещенного солнцем переулка слышны удаляю­щиеся шаги Роберто; одновременно раздается стук в стек­лянные двери балкончика,

Родольфо. Кто там еще? Рита. Ступай вниз.



Родольфо начинает спускаться по лестнице.

Агостино. Я открою, только сначала найдите мой цилиндр. Стук в балконную дверь повторяется.

Рита (Агостино). Уйдите.

Родольфо (он уже на кровати; приподнимает занавеску). Тут

не цилиндр нужен, а револьвер! (Опускает занавеску.) Рита (едва приоткрыв двери балкончика, робко). Кто здесь?

Голос Аттилио за сценой, негромко: «Я человек порядочный, вам нечего бояться, откройте». Успокоившись, но не настолько, чтобы ее поведение могло показаться неосторож­ным, Рита приоткрывает одну из створок чуть больше. Сквозь щель можно увидеть лишь тулью и — частично поля новой летней шляпы.

Голос Аттилио: «Я остановился посреди лестницы, чтобы перевести дух; раскрыл газету и принялся читать заголов­ки... Но не лучше ли будет, если вы пригласите меня войти? Лучше и для вас и для меня».

Р и т а. Вы начали читать заголовки, и что дальше?



Голос Аттилио: «Поскольку я знаком с тем господином, ко­торый только что отошел отсюда, и поскольку, перед тем как уйти.. Впустите меня, и я расскажу, что было потом»,

Я женщина одинокая...



Голос Аттилио: «Почему я и хочу войти»,

А я поэтому хочу знать, что вам угодно.



Голос Аттилио- «В таком случае я скажу. Если вы не против, я готов дать вам десять тысяч лир, которые пожалел для вас мой знакомый».

Коли это правда.»

Голос Аттилио: «Где тут у вас вход?»

Восемь ступенек вниз. Как войдете в подъезд, первая дверь налево. Звонить не надо. (Закрывает балкон, подходит к входной двери, отпирает замок и ждет.)



Через некоторое время дверь открывается; Рита отступает в сторону, чтобы мужчина мог открыть ее до конца и войти, Аттилио входит, на мгновение останавливается на пороге, чтобы оглядеть помещение. Ему лет шестьдесят шестьдесят пять, он хорошо сохранился, бодр, у него приятная внешность. На нем не только новая шляпа, но и новый, с иголочки светло-серый костюм из дорогого тонкого материала, прекрасно сшитый. Из старомодных вещей мы видим у него только золотую цепочку с часами, прикреп­ленную к жилету,— должно быть, он носит ее в память о ком-то из своих близких. Он учтив, но когда, прищурившись, смотрит людям в лицо, оценивая их, его взгляд становит­ся настороженным и недоверчивым. Входя, он снимает шляпу,

Аттилио. Это я... Можно? +

Рита. Конечно. (Запирает дверь.)

Аттилио (он стоит уже посреди комнаты, снимая пиджак), Где у вас кровать?

Рита (застигнутая врасплох, робко показывает на нишу под лестницей). Там...

Аттилио (понимающе). За занавеской... Ясно. Чудесный аль­ков. (Развязывает галстук.) Раздевайся.

Рита. Но...

Аттилио. Ты не хочешь раздеться?

Рита. Я думала для начала получше закрыть балкон...

Аттилио. Кто нас увидит там, внизу? Пусть будет открыт, а то здесь и так дышать нечем. (Вешает еалстук на спинку стула, где уже висит его пиджак.}

Рита. Мне казалось...

Аттилио (расстегивая жилет). Сейчас ты получишь свои де­сять тысяч лир, чтобы вам больше не возвращаться к это­му вопросу. (Складывает жилет и кладет его на стул, выни­мает аз бумажника десятитысячную купюру и, спрятав бу­мажник, показывает ее женщине.) Если ты будешь мила со мной, я тебе потом кое-что прибавлю. Держи1



Рита, протягивает руку.

Нет, погоди: сначала сними халат.



Халат соскальзывает водль тела Риты, Аттилио прищури­вает глаза и несколько секунд восхищенно разглядывает прекрасную фигуру женщины; затем решительным движе­нием протягивает ей деньги; при этвм глвял |/ нег& блес­тят,

Держи, малышка: ты стоишь этих денег.



Рита берет деньги и не успевает остановить Аттилио, который внезапным движением отдергивает занавеску. Увидев Родольфо, он на мгновение теряется-, но тут же берет себя в руки.

(Глядя на кровать, явно раздосадованный.) Это еще что за история? (Рите.) Разбуди его и прогони.

Рита (глядя на Аттилио грустными глазами). Прогнать?

Аттилио. Ну хотя бы разбуди: пусть подождет за дверью.

Рита (по-прежнему глядя на Аттилио глазами, полными скор­би). Разбудить?

Аттилио. А что, он так крепко спит, что его не добудиться?

Рита (со слезами в голосе). Теперь уже никому его не разбу­дить.

Аттилио. А кто он такой?

Рита (падает на колени и разражается привычными рыдания­ми). Мерзавка! Гнусная тварь! Паскуда! Но еще омерзитель­нее меня судьба, еще гнуснее рок... жизнь... Я больше не могу!

Аттилио. Что случилось?



(показывая на кровать). И вы еще спрашиваете, что слу­чилось? Это мой муж... Он умер сегодня ночью, в одно­часье...

Аттилио (в ужасе). О господи! (Непроизвольно пятится.)

Рита. И деньги мне нужны, чтобы его похоронить и расплатить­ся с долгами, которые он оставил... Я одна на свете, одна-одинешенька, как луна... (Плачет.) Аттилио (трясущимися руками хватает пиджак и жилет). Ты просто рехнулась от боли, дочь моя. Рядом с покойником? На той же кровати! У меня подкашиваются ноги. Будьте здоровы, дочь моя, дай вам бог... (Быстро семенит » вход­ной двери.)

Родольфо берег Ритину руку, покрывает ее восторженными поцелуями.

(Инстинктивно подносит руку к шее » обнаруживав, что на нем нет галстука; поворачивается к стулу и при атом за­мечает порыв Родольфо. Он потрясен, однако молчит и че­рез несколько секунд, в течение которых оставался яепв'-движным, подбирает с пола укавший галстук, украдкой смотрит на жену и мужа, застывших в прежних пазах и убежденных^ чт& старик ничего не заметил. Медленно на­правляется к двери. Ва пороге останавливается, оборачива­ется и, прищурившись, смотрит на Риту.) Если хорошенько подумать, ты, пожалуй, права. Что тут плохого? Он все рав­на не видит и не слышит. Хуже было бы, если бы он при­творился мертвым... Но такое случается не часто. (Как ни в чем не бывало возвращается назад и с подчеркнутой ак­куратностью пристраивает на стуле пиджак, жилет, галстук.)

Рита (не на шутку встревожена). Вы бы хотели...

Аттилио. Не хотел бы, а хочу. Десять тысяч я тебе уже дал... Поэтому чем быстрее мы управимся, те» скорее я уйду.

Р и т а. Рядом с покойником?

Аттилио. Мне все равно. Я согласен. Я ведь тебе сказал, что согласен.

На площадку перед балконом входят на цыпочках А г о -с т ино и Б е т т и на. Остановившись, они ждут, что бу' дет дальше. Аттилио их не видит.

Рита (решительно), А теперь я не согласна.

Аттилио. В самом деле?

Аеостино и Беттина переглядываются,

Рита. В самом деле. Вот ваши десять тысяч лир. (Кладет деньги на стол.) Можете взять их и оставить меня в покое.

Аттилио. Понимаю, в первую минуту ты решила, что у тебя хватит сил, а теперь, ближе к делу, боишься, что это будет кощунством. Ты считаешь, что десять тысяч лир можно вы­манить и у кого-нибудь другого, кто испугается покойника и сбежит. Но я не из пугливых и, чтобы тебя не так мучила совесть, к этим десяти тысячам лир я прибавлю еще де­сять. (Кладет вторую десятитысячную кредитку поверх пер­вой.)

Рита. Нет-нет... Нет!

Аттилио (серьезно, убежденно). Послушай, малышка, мне не пятнадцать лет. Прежде чем постучаться, я все как следует взвесил; и если я здесь, то для этого имеются серьезные основания. Здоровье есть здоровье.

Рита. При чем тут здоровье?

Аттилио. Ты слишком молода и многого не понимаешь. К тому же это мои личные обстоятельства, которые никого не ка­саются. (Решительно.) Слушай, я кладу сверху еще три бумажки по десять тысяч: ты получаешь пятьдесят тысяч лир, и мы переходим от слов к делу. (Отсчитывает и кладет на стол еще три десятитысячные кредитки.)

Рита (смотрит на деньги, борясь с искушением). Я, право, не знаю... (Показывает на кровать.) Если бы не он...

Аттилио. Он отошел в лучший мир.

Рита. Но, может быть, теперь, после смерти, все в этом доме го­ворит о его присутствии, как никогда раньше.

Аттилио (с иронией), В его присутствии никто не сомневается.

Рита (напуская мистического туману}, Вы тоже верите в бес­смертие души?

Аттилио (в тон ей). Разумеется...

Рита. Тогда дайте мне посоветоваться с ним: если он ничего не решит, я решу сама.

Аттилио. Правильно, правильно, посоветуйтесь с ним. Он ведь теперь пребывает в царстве истины, так что ему и карты в руки.

Рита. Только вы отойдите... оставьте меня с ним наедине: я не могу молиться при вас.

Аттилио. Пожалуйста, ради бога, договаривайтесь на здоро­вье. (Отходит и поворачивается к ней и Родолъфо спиной.)

Рита (опускается на колени перед мужем, сложив молитвенно руки). Святая душа, что мне делать? Ты все знаешь и все видишь, я уверена... Ты знаешь также, отчего ты умер и в каком положении меня оставил... (Повышая голос.) Это зна­ешь не ты один, но и все святые — в том числе и Санто Агостино!



Агостино не терпится прибавить к уже имеющейся сумме еще пятьдесят тысяч лир; смотрит на Беттину, которая ло­мает себе руки, уповая, как и он, на то, что деньги оста­нутся в доме.

Знак, подай мне знак, твоя воля для меня закон! Помоги мне! Я жду одну минуту, и если за это время я ничего не услышу, значит, ты против. Удар далекого колокола, шуршанье ветра в комнате, какой-нибудь необычный шум... и я пойму, что ты разрешаешь мне принести себя в жертву... Аттилио (после продолжительной — около двадцати секунд — паузы). Скажи ему, что пятьдесят тысяч могут превратить­ся в сто!



Эта цифра настолько поражает Агостино, что он решается дважды хлопнуть балконной дверью, произведя тем самым необычный шум, о котором Рита просила мужа; тут же он скрывается вместе с Беттиной во второй комнате,

Аттилио (овладев собой меле тою, кем неожиданный шум заставил его вздрогнуть; обращается к Рите; скептически). Он разрешил. Не будем терять времени.

Родольфо (скривив рот, сквозь зубы, Рите). Выстави его,, не то я за себя не ручаюсь.

Рита (поднимаясь с колен, подходит к Аттилио. На этот рва ее голос звучит ласково, умоляюще, «подлинна»). Сжальтесь надо мной, перестаньте меня мучить... По всему видно, вы человек порядочный. Смотрите, я плачу, по-настоящему пла­чу. (Действительно, две крупные слезы скатываются по ее щекам.) Будьте великодушны, пожалейте меня... Я прошу у вас прощения; возьмите ваши деньги и уходите. (Плачет навзрыд^ не стесняясь своцх слез; руки бессильно повисли вдоль неподвижного туловища,— так плачут дети.}



Родольфо садится на кровати и воинственно сжимает кула' ки, намереваясь вмешаться в этот бессмысленный диалог, как того требуют права и обязанности мужа, понявшего, что пора наконец взять под защиту собственную жену и соб­ственную честь. Некоторое время он остается в этом поло­жении, сверля Аттилио взглядом. Старик не проявляет ни малейших признаков удивления или страха и в свою оче­редь смотрит на него, прищурившись и скрестив руки на груди,

Родольфо (в конце концов решается высказаться}. Извините, но ваша настойчивость кажется мне неуместной. Чего вы добиваетесь? Эта бедная женщина искренне огорчена, она плачет. Она просила у вас прощения. Я тоже прошу изви­нить меня. Чего вы еще хотите?

А т т и л и о Но, милостивый, государь.

На площадке перед балконом вновь появляются А гост и-но и В е т т и на.

Я не знаю, кто вы и как вас величать...

Родольфо. Я муж этой женщины. Мое имя не имеет значе­ния.

Аттилио. И муж заставляет собственную жену заниматься та­кого рода ремеслом, а сам изображает покойника и воскре­сает, когда ему заблагорассудится?

Родольфо. Совершенно верно. И тут я мог бы согласиться с вами. Но почему вы не хотите понять: жизнь иной раз бы­вает настолько невыносима, что человеку остается одно из двух — притвориться мертвым или умереть.

Аттилио. Нашли кому рассказывать сказки! Как бы тан ни было, нельзя доходить до такой дикости, тем более что это карается законом.

Агостино (отыскал наконец цилиндр, водрузил его на голову и решительно подходит к перилам). Нет, можно!

Аттилио (удивленно). Кто там еще?

Беттина (пытается остановить Агостино, направляющегося к лестнице). Подожди.»

Агостино. Не мешай мне, Бетти. (Вырывается и» ее рук и бы­стро спускается по лестнице. Он в двух шагах от Аттилио.)



Веттина последовала за мужем и стоит сейчас у него за спи­ной.

Можно!


Аттилио (к Родолъфо). Кто этот тип?

Агостино. Вы неграмотный, а?

А т т и л и о (обиженно). К вашему сведению, я окончил лицей и университет, причем — два факультета.

Разочарованный Агостино снимает цилиндр.

Беттина (к Аттилио). Милый человек, послушайте. В этом доме — замороженная квартплата. Мы въехали сюда еще до войны. Хозяин дома мог выселить нас только за неуплату.

Родольфо. Этим все и кончилось. Он подал в суд, н судья решил дело в его пользу.

Рита. Нам дали десятидневный срок: или мы погасим задолжен­ность, или нас выбросят на улицу. Без права на апелляцию. И никаких отсрочек.

Беттина. Мы задолжали триста -шсяч лир„. Понимаете...

Рита (достала из ящика комода лист бумаги и показывает его Аттилио). Вот уведомление.

Б е т т и н а. Мы всегда платили вовремя, но при том, что все до­рожало...

Агостино (неожиданно разволновавшись). Мне так стыдно смотреть этим ребятам в глаза... что я отхлестал бы себя по щекам собственными руками.

Родольфо. Что вы, дон Агостино? Вы-то здесь при чем? Мы ведь знаем, что небольшие деньги, которые мы вам давали каждый месяц, уходили на то, чтобы изо дня в день топить печку и чтобы у нас была тарелка макарон.

Б е т т и н а. Нам не удавалось сводить концы с концами, и в прошлом году мы сдали эту комнату им двоим.

Родольфо. Я приехал в Неаполь на курсы официантов, чтобы подучиться еще немного и, попытав счастья на конкурсе, попробовать устроиться в вагон-ресторан. Конкурс уже был: меня признали одним из лучших, но места все нет и нет.

Рита (ласково гладя Родольфо по голове). А пока что он должен браться за любую временную работу, чтобы не протянуть ноги.

Родольфо. По выходным дням меня берут дополнительным официантом, я подменяю больных, иногда обслуживаю свадьбы... летом мою посуду в ресторане... Когда говорят о дикости и о законе, не зная причин...

Агостино. А что тут, собственно, знать?! Я тридцать семь лет проработал сторожем в театре «Аполлон». Пусть это был на­родный театр, но все равно театр... И разве его не снесли в один прекрасный день, чтобы построить на его месте гости­ницу? Я получил свою жалкую толику денег и оказался на улице. Чем я разжился за тридцать семь лет работы? Ба­рабанным револьвером, с которым я дежурил по ночам и который год назад продал на пьяцца Франчезе, да цилинд­ром, который оставил какой-то иллюзионист у себя в убор­ной. Учтите при этом две войны, инфляцию и подорожание жизни... не говоря о властях, которые не отвечают на пись­ма и заявления... Вы настоящий синьор, сразу видно, что вы не знакомы с нуждой и что господь был милостив к вам I благословил ваш дом... Будь я на вашем месте, я бы, услышав такую невеселую историю, сказал: «Неужели я желаю зла этим и без того несчастным людям? Будем считать, что я переплатил на какой-то покупке, тем более что сто тысяч лир меня не разорят и не сделают богаче. Деньги, которые лежат на столе,— ваши. Счастливо оставаться, я пошел».

А т т и л и о. Именно так я и хотел бы поступить, но, увы, не могу. Мое положение будет поотчаяннее вашего. Вот уже двадцать месяцев, как я овдовел. За тридцать лет, что мы прожили с женой, царствие ей небесное, она родила на свет семерых детей, да продлит господь их дни, и сделала двена­дцать абортов, а от этого здоровее не станешь, и вот она умерла под ножом хирурга на пятом месяце беременности от преждевременных родов.

Б е т т и н а. Бедная женщина!

А т т и л и о. После года строгого траура я носил траур еще шесть месяцев, соблюдая все правила, отказывая себе решительно во всем, воздерживаясь от того, от чего обязан воздержи­ваться мужчина, потерявший жену. Только два месяца на­зад я позвал портного и обновил гардероб, поскольку я имел уже право снять траур и ни в чем себе больше не отказы­вать. И вы хотите, чтобы я оставил деньги и ушел? Что такое сто тысяч лир по сравнению с моей жизнью? Да будет вам известно, что у меня есть врач, который каждый день проверяет мое здоровье и от которого я постоянно слышу, что отправлюсь на тот свет, если не вернусь к нор­мальному образу жизни. У меня никогда не было женщин, кроме моей жены, и смею вас заверить, что после покой­ницы это (показывая на Риту) единственная женщина, ко­торая мне по-настоящему нравится и которую я хочу.

Родольфо ^зрываясъ). Слушайте, вы, к чему вы клоните?!

А т т и л и о. Вы знаете, к чему я клоню. И ваша жена знает, она поймала меня на удочку с балкона, а передо мной сговари­валась о цене с другим господином.

Родольфо. Мы же признались вам, что это был трюк, уловка.

Б е т т и н а. Мы вам все объяснили.

А т х и л и о. Но ведь она разделась! А вам лучше знать, что пред­ставляет собой ваша жена в раздетом виде. Неужели из-за ваших идиотских трюков я должен заработать кровоизлия­ние в мозг? У меня семь сыновей, столько же невесток в двенадцать внуков! Когда вся семья собирается вместе, для каждой из этих двадцати шести душ видеть меня праздник. Моя жизнь в ваших руках: не губите меня. К ста тысячам лир я прибавлю еще двести тысяч, и вы остаетесь в этой квартире, а я — на этом свете, к радости моей родни.

Агостино. Триста тысяч лир... (Вопросительно смотрит на Беттину.)

Беттина (недоверчиво). Триста тысяч... (Потрясенная, смот­рит на Агостино.)

А т т и л и о. Сто тысяч наличными и чек на двести тысяч. Чтобы не было никаких сомнений, я его подписываю и кладу на стол, а кто-нибудь из вас идет в банк и получает по нему деньги: чек на предъявителя. (Вынимает из бумажника чек, подписывает и кладет поверх лежащих на столе денег.)

Воцаряется растерянное молчание. Агостино и Беттина смот­рят как завороженные на стол. Рита, кусая в кровь тыль­ную сторону ладони левой руки, устремляет взгляд на му­жа, пытаясь предугадать его реакцию.

Родольфо (правильно оценив значение »того молчания, в осо­бенности молчания Агостино и Беттины, ледяным тоном, скривив губы, обращается к ним). Ну? Дон Агостино... Дон­на Беттина... Что вы на это скажете?

Агостино (не сводя глаз с денег). А что мы можем сказать?..

Беттина (отряхивая легкими движениями платье сначала на груди, потом рукав). Это дело тонкое... Тут, конечно... не нам, а вам.»

Родольфо (подпрыгивает как ужаленный и в истерике начи­нает метаться по комнате). О-о-о! Да вы что, рехнулись? Ка­кого решения вы от меня дожидаетесь? Что я должен сде­лать? Ваять собственную жену и уложить в постель с этомноя

типом? Гады! Сволочи! Будьте вы прокляты! И дин Агостн* во хорош: молчит! Донна Беттнна — молчит! Еще бы! Ведь дон Агостино убежден, что пятнадцать ничтожная цифра, а донна Беттина отлично знает, что можно начать с одного и спокойно дойти до восьмидесяти с лишним... Все только и ждут, чтобы этот осел наставил мне рога. Кто, по-вашему, должен вышвырнуть его за дверь? Если его не выставите вы, это сделаю я, но для начала я проломлю ему череп!



Со стороны балкона в комнату заглядывают несколько жителей переулка и человека два прохожих; пред' варителъно кто-то из них толкнул балконные двери, и они приоткрылись.

Женщина. Донна Бетти, что случилось?

Мужчина. Дон Агостй?..

Беттина. Ничего-ничего... Ровным счетом ничего. Агостй, за­крой балкон.

Родольфо. Как бы не так! Наоборот, откройте настежь. И вход­ную дверь тоже. Пусть все знают, что происходит в этом доме. (Подбегает к входной двери и распахивает ее,) Так будет лучше: вход свободный! Подобные вещи не решаются при закрытых дверях. Этак недолго опорочить порядочную женщину и возвести напраслину на мужа: кто-то чего-то недослышит, а ты доказывай потом, что ты не верблюд. (Под -пяв голову к балкону) Подходите ближе, не стесняйтесь! Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего, который хочет переспать с моей женой.

Аттилио. К вашему сведению, я вошел сюда не через балкон; к тому же меня пригласила в дом ваша жена, заранее об­говорив со мной цену за вход. Вам угодно посвятить всех в ваши личные дела? Тем хуже для вас, мне же от этого ни холодно ни жарко.



Несколько человек соседей по дому — собралось н& площадке перед входной дверью; одновременно прибави­лось народу перед балконом.

Аттилио. Из того, что вы говорили, вы правы в одном. Вы сказали: «Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего». Так оно и есть: я сошел с ума. Я сумасшедший! Я сошел с ума!



Толпа перед балконом и перед входной дверью. Развязно смеются и выкрикивают: «Старый сумасшедший!..», «Старый сумасшедший!»

Товар полюбится — ум расступится. Только что я предлагал триста тысяч лир; если этого мало, я готов предложить пол­миллиона.



Смех перед балконом и в дверях смолкает. Небольшая толпа голодранцев ошеломлена суммой, столь несоразмерной с тем, за что она предназначается в уплату. Молчание длит­ся недолго; неожиданным свидетелям пришлись по вкусу дерзость старика и решительный тон, каким он бросал свой вызов, и в воцарившейся тишине проносится ропот, пере­ходящий из уст в уста, от двери к балкону: «Полмиллио­на... полмиллиона... полмиллиона...» Этот ропот, звучащий все громче, зажигает воображение возбужденной толпы и склоняет ее на сторону того, кто отныне выглядит в ее гла­зах подлинным героем этой щекотливой истории. Неожи­данно люди начинают аплодировать Аттилио. Аплодисмен­ты обрываются так же неожиданно, как начались; снова то­мительная тишина: все смотрят на Родольфо. После непро­должительной паузы кто-то из людей, столпившихся перед балконом, кричит хриплым голосом: «Пусть сначала запла­тит!» Затем другой голос, более звонкий и молодой: «День­ги на бочку!» Потом голоса сливаются с голосами людей, стоящих в дверях; смысл выкриков примерно один и тот же. Наконец эту многоголосицу заглушает женский голос! «Что сказано, то сказано. Уговор дороже денег»»

Аттилио. Меня зовут Аттилио Самуэли, и я человек чести. Вот еще один чек на двести тысяч лир: я его подписываю и кла­ду на стол, где лежат остальные триста тысяч.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет