Рита. Сначала зайди.
Роберто. Нет-нет, лучше прежде сговориться о цене.
Рит а. Десять тысяч лир.
Роберто (с иронией). Только и всего? Но ведь это даром! Ты разоришься, дочь моя. Десять тысяч лир, два обеда, включая пирожное и кофе... (Грубым, оскорбительным тоном.) Обратись в агентство, через которое люди ищут служанок, и ты поймешь, как приходится из кожи вон лезть, чтобы заработать жалкие гроши, и позволительно ли, будучи проституткой, требовать с клиента по десять тысяч лир!
Рита захлопывает у него перед носом балконные двери и, привалившись к ним спиной, чтобы они не открылись, в отчаянии закрывает лицо руками.
Родольфо (выглядывает из-за занавески и задирает голову). Что случилось?
Голос Роберто за сценой: «Десять тысяч лир}.. С ума сойти! И как назло — ни одного полицейского...»
Входит А г о с т и но. - -
Агостино. В чем дело?
Родольфо (подбегает к Рите и пытается оттащить ее от дверей, чтобы открыть балкон и «поговорить» с обидчиком жены). Пусти, не мешай.
Рита. Нет, нет!
А т о с т и н о. Цилиндр... Вы не видели цилиндр?
За сценой слышится голос Аттилио Самуэли, еще одного знакомого Роберто, который, спускаясь по переулку, остановился, чтобы выразить ему свое сочувствие. Голоса Аттилио и Роберто: «Бывает, дон Робе, не огорчайтесь!» — «А я и не огорчаюсь. Я хотел, чтобы вы поняли, до чего мы докатились».— «Всего доброго».— «Будьте здоровы».
Родольфо. Какая сволочь! Рита. Тсс!
В тишине освещенного солнцем переулка слышны удаляющиеся шаги Роберто; одновременно раздается стук в стеклянные двери балкончика,
Родольфо. Кто там еще? Рита. Ступай вниз.
Родольфо начинает спускаться по лестнице.
Агостино. Я открою, только сначала найдите мой цилиндр. Стук в балконную дверь повторяется.
Рита (Агостино). Уйдите.
Родольфо (он уже на кровати; приподнимает занавеску). Тут
не цилиндр нужен, а револьвер! (Опускает занавеску.) Рита (едва приоткрыв двери балкончика, робко). Кто здесь?
Голос Аттилио за сценой, негромко: «Я человек порядочный, вам нечего бояться, откройте». Успокоившись, но не настолько, чтобы ее поведение могло показаться неосторожным, Рита приоткрывает одну из створок чуть больше. Сквозь щель можно увидеть лишь тулью и — частично — поля новой летней шляпы.
Голос Аттилио: «Я остановился посреди лестницы, чтобы перевести дух; раскрыл газету и принялся читать заголовки... Но не лучше ли будет, если вы пригласите меня войти? Лучше и для вас и для меня».
Р и т а. Вы начали читать заголовки, и что дальше?
Голос Аттилио: «Поскольку я знаком с тем господином, который только что отошел отсюда, и поскольку, перед тем как уйти.. Впустите меня, и я расскажу, что было потом»,
Я женщина одинокая...
Голос Аттилио: «Почему я и хочу войти»,
А я поэтому хочу знать, что вам угодно.
Голос Аттилио- «В таком случае я скажу. Если вы не против, я готов дать вам десять тысяч лир, которые пожалел для вас мой знакомый».
Коли это правда.»
Голос Аттилио: «Где тут у вас вход?»
Восемь ступенек вниз. Как войдете в подъезд, первая дверь налево. Звонить не надо. (Закрывает балкон, подходит к входной двери, отпирает замок и ждет.)
Через некоторое время дверь открывается; Рита отступает в сторону, чтобы мужчина мог открыть ее до конца и войти, Аттилио входит, на мгновение останавливается на пороге, чтобы оглядеть помещение. Ему лет шестьдесят — шестьдесят пять, он хорошо сохранился, бодр, у него приятная внешность. На нем не только новая шляпа, но и новый, с иголочки светло-серый костюм из дорогого тонкого материала, прекрасно сшитый. Из старомодных вещей мы видим у него только золотую цепочку с часами, прикрепленную к жилету,— должно быть, он носит ее в память о ком-то из своих близких. Он учтив, но когда, прищурившись, смотрит людям в лицо, оценивая их, его взгляд становится настороженным и недоверчивым. Входя, он снимает шляпу,
Аттилио. Это я... Можно? +
Рита. Конечно. (Запирает дверь.)
Аттилио (он стоит уже посреди комнаты, снимая пиджак), Где у вас кровать?
Рита (застигнутая врасплох, робко показывает на нишу под лестницей). Там...
Аттилио (понимающе). За занавеской... Ясно. Чудесный альков. (Развязывает галстук.) Раздевайся.
Рита. Но...
Аттилио. Ты не хочешь раздеться?
Рита. Я думала для начала получше закрыть балкон...
Аттилио. Кто нас увидит там, внизу? Пусть будет открыт, а то здесь и так дышать нечем. (Вешает еалстук на спинку стула, где уже висит его пиджак.}
Рита. Мне казалось...
Аттилио (расстегивая жилет). Сейчас ты получишь свои десять тысяч лир, чтобы вам больше не возвращаться к этому вопросу. (Складывает жилет и кладет его на стул, вынимает аз бумажника десятитысячную купюру и, спрятав бумажник, показывает ее женщине.) Если ты будешь мила со мной, я тебе потом кое-что прибавлю. Держи1
Рита, протягивает руку.
Нет, погоди: сначала сними халат.
Халат соскальзывает водль тела Риты, Аттилио прищуривает глаза и несколько секунд восхищенно разглядывает прекрасную фигуру женщины; затем решительным движением протягивает ей деньги; при этвм глвял |/ нег& блестят,
Держи, малышка: ты стоишь этих денег.
Рита берет деньги и не успевает остановить Аттилио, который внезапным движением отдергивает занавеску. Увидев Родольфо, он на мгновение теряется-, но тут же берет себя в руки.
(Глядя на кровать, явно раздосадованный.) Это еще что за история? (Рите.) Разбуди его и прогони.
Рита (глядя на Аттилио грустными глазами). Прогнать?
Аттилио. Ну хотя бы разбуди: пусть подождет за дверью.
Рита (по-прежнему глядя на Аттилио глазами, полными скорби). Разбудить?
Аттилио. А что, он так крепко спит, что его не добудиться?
Рита (со слезами в голосе). Теперь уже никому его не разбудить.
Аттилио. А кто он такой?
Рита (падает на колени и разражается привычными рыданиями). Мерзавка! Гнусная тварь! Паскуда! Но еще омерзительнее меня судьба, еще гнуснее рок... жизнь... Я больше не могу!
Аттилио. Что случилось?
(показывая на кровать). И вы еще спрашиваете, что случилось? Это мой муж... Он умер сегодня ночью, в одночасье...
Аттилио (в ужасе). О господи! (Непроизвольно пятится.)
Рита. И деньги мне нужны, чтобы его похоронить и расплатиться с долгами, которые он оставил... Я одна на свете, одна-одинешенька, как луна... (Плачет.) Аттилио (трясущимися руками хватает пиджак и жилет). Ты просто рехнулась от боли, дочь моя. Рядом с покойником? На той же кровати! У меня подкашиваются ноги. Будьте здоровы, дочь моя, дай вам бог... (Быстро семенит » входной двери.)
Родольфо берег Ритину руку, покрывает ее восторженными поцелуями.
(Инстинктивно подносит руку к шее » обнаруживав, что на нем нет галстука; поворачивается к стулу и при атом замечает порыв Родольфо. Он потрясен, однако молчит и через несколько секунд, в течение которых оставался яепв'-движным, подбирает с пола укавший галстук, украдкой смотрит на жену и мужа, застывших в прежних пазах и убежденных^ чт& старик ничего не заметил. Медленно направляется к двери. Ва пороге останавливается, оборачивается и, прищурившись, смотрит на Риту.) Если хорошенько подумать, ты, пожалуй, права. Что тут плохого? Он все равна не видит и не слышит. Хуже было бы, если бы он притворился мертвым... Но такое случается не часто. (Как ни в чем не бывало возвращается назад и с подчеркнутой аккуратностью пристраивает на стуле пиджак, жилет, галстук.)
Рита (не на шутку встревожена). Вы бы хотели...
Аттилио. Не хотел бы, а хочу. Десять тысяч я тебе уже дал... Поэтому чем быстрее мы управимся, те» скорее я уйду.
Р и т а. Рядом с покойником?
Аттилио. Мне все равно. Я согласен. Я ведь тебе сказал, что согласен.
На площадку перед балконом входят на цыпочках А г о -с т ино и Б е т т и на. Остановившись, они ждут, что бу' дет дальше. Аттилио их не видит.
Рита (решительно), А теперь я не согласна.
Аттилио. В самом деле?
Аеостино и Беттина переглядываются,
Рита. В самом деле. Вот ваши десять тысяч лир. (Кладет деньги на стол.) Можете взять их и оставить меня в покое.
Аттилио. Понимаю, в первую минуту ты решила, что у тебя хватит сил, а теперь, ближе к делу, боишься, что это будет кощунством. Ты считаешь, что десять тысяч лир можно выманить и у кого-нибудь другого, кто испугается покойника и сбежит. Но я не из пугливых и, чтобы тебя не так мучила совесть, к этим десяти тысячам лир я прибавлю еще десять. (Кладет вторую десятитысячную кредитку поверх первой.)
Рита. Нет-нет... Нет!
Аттилио (серьезно, убежденно). Послушай, малышка, мне не пятнадцать лет. Прежде чем постучаться, я все как следует взвесил; и если я здесь, то для этого имеются серьезные основания. Здоровье есть здоровье.
Рита. При чем тут здоровье?
Аттилио. Ты слишком молода и многого не понимаешь. К тому же это мои личные обстоятельства, которые никого не касаются. (Решительно.) Слушай, я кладу сверху еще три бумажки по десять тысяч: ты получаешь пятьдесят тысяч лир, и мы переходим от слов к делу. (Отсчитывает и кладет на стол еще три десятитысячные кредитки.)
Рита (смотрит на деньги, борясь с искушением). Я, право, не знаю... (Показывает на кровать.) Если бы не он...
Аттилио. Он отошел в лучший мир.
Рита. Но, может быть, теперь, после смерти, все в этом доме говорит о его присутствии, как никогда раньше.
Аттилио (с иронией), В его присутствии никто не сомневается.
Рита (напуская мистического туману}, Вы тоже верите в бессмертие души?
Аттилио (в тон ей). Разумеется...
Рита. Тогда дайте мне посоветоваться с ним: если он ничего не решит, я решу сама.
Аттилио. Правильно, правильно, посоветуйтесь с ним. Он ведь теперь пребывает в царстве истины, так что ему и карты в руки.
Рита. Только вы отойдите... оставьте меня с ним наедине: я не могу молиться при вас.
Аттилио. Пожалуйста, ради бога, договаривайтесь на здоровье. (Отходит и поворачивается к ней и Родолъфо спиной.)
Рита (опускается на колени перед мужем, сложив молитвенно руки). Святая душа, что мне делать? Ты все знаешь и все видишь, я уверена... Ты знаешь также, отчего ты умер и в каком положении меня оставил... (Повышая голос.) Это знаешь не ты один, но и все святые — в том числе и Санто Агостино!
Агостино не терпится прибавить к уже имеющейся сумме еще пятьдесят тысяч лир; смотрит на Беттину, которая ломает себе руки, уповая, как и он, на то, что деньги останутся в доме.
Знак, подай мне знак, твоя воля для меня закон! Помоги мне! Я жду одну минуту, и если за это время я ничего не услышу, значит, ты против. Удар далекого колокола, шуршанье ветра в комнате, какой-нибудь необычный шум... и я пойму, что ты разрешаешь мне принести себя в жертву... Аттилио (после продолжительной — около двадцати секунд — паузы). Скажи ему, что пятьдесят тысяч могут превратиться в сто!
Эта цифра настолько поражает Агостино, что он решается дважды хлопнуть балконной дверью, произведя тем самым необычный шум, о котором Рита просила мужа; тут же он скрывается вместе с Беттиной во второй комнате,
Аттилио (овладев собой меле тою, кем неожиданный шум заставил его вздрогнуть; обращается к Рите; скептически). Он разрешил. Не будем терять времени.
Родольфо (скривив рот, сквозь зубы, Рите). Выстави его,, не то я за себя не ручаюсь.
Рита (поднимаясь с колен, подходит к Аттилио. На этот рва ее голос звучит ласково, умоляюще, «подлинна»). Сжальтесь надо мной, перестаньте меня мучить... По всему видно, вы человек порядочный. Смотрите, я плачу, по-настоящему плачу. (Действительно, две крупные слезы скатываются по ее щекам.) Будьте великодушны, пожалейте меня... Я прошу у вас прощения; возьмите ваши деньги и уходите. (Плачет навзрыд^ не стесняясь своцх слез; руки бессильно повисли вдоль неподвижного туловища,— так плачут дети.}
Родольфо садится на кровати и воинственно сжимает кула' ки, намереваясь вмешаться в этот бессмысленный диалог, как того требуют права и обязанности мужа, понявшего, что пора наконец взять под защиту собственную жену и собственную честь. Некоторое время он остается в этом положении, сверля Аттилио взглядом. Старик не проявляет ни малейших признаков удивления или страха и в свою очередь смотрит на него, прищурившись и скрестив руки на груди,
Родольфо (в конце концов решается высказаться}. Извините, но ваша настойчивость кажется мне неуместной. Чего вы добиваетесь? Эта бедная женщина искренне огорчена, она плачет. Она просила у вас прощения. Я тоже прошу извинить меня. Чего вы еще хотите?
А т т и л и о Но, милостивый, государь.
На площадке перед балконом вновь появляются А гост и-но и В е т т и на.
Я не знаю, кто вы и как вас величать...
Родольфо. Я муж этой женщины. Мое имя не имеет значения.
Аттилио. И муж заставляет собственную жену заниматься такого рода ремеслом, а сам изображает покойника и воскресает, когда ему заблагорассудится?
Родольфо. Совершенно верно. И тут я мог бы согласиться с вами. Но почему вы не хотите понять: жизнь иной раз бывает настолько невыносима, что человеку остается одно из двух — притвориться мертвым или умереть.
Аттилио. Нашли кому рассказывать сказки! Как бы тан ни было, нельзя доходить до такой дикости, тем более что это карается законом.
Агостино (отыскал наконец цилиндр, водрузил его на голову и решительно подходит к перилам). Нет, можно!
Аттилио (удивленно). Кто там еще?
Беттина (пытается остановить Агостино, направляющегося к лестнице). Подожди.»
Агостино. Не мешай мне, Бетти. (Вырывается и» ее рук и быстро спускается по лестнице. Он в двух шагах от Аттилио.)
Веттина последовала за мужем и стоит сейчас у него за спиной.
Можно!
Аттилио (к Родолъфо). Кто этот тип?
Агостино. Вы неграмотный, а?
А т т и л и о (обиженно). К вашему сведению, я окончил лицей и университет, причем — два факультета.
Разочарованный Агостино снимает цилиндр.
Беттина (к Аттилио). Милый человек, послушайте. В этом доме — замороженная квартплата. Мы въехали сюда еще до войны. Хозяин дома мог выселить нас только за неуплату.
Родольфо. Этим все и кончилось. Он подал в суд, н судья решил дело в его пользу.
Рита. Нам дали десятидневный срок: или мы погасим задолженность, или нас выбросят на улицу. Без права на апелляцию. И никаких отсрочек.
Беттина. Мы задолжали триста -шсяч лир„. Понимаете...
Рита (достала из ящика комода лист бумаги и показывает его Аттилио). Вот уведомление.
Б е т т и н а. Мы всегда платили вовремя, но при том, что все дорожало...
Агостино (неожиданно разволновавшись). Мне так стыдно смотреть этим ребятам в глаза... что я отхлестал бы себя по щекам собственными руками.
Родольфо. Что вы, дон Агостино? Вы-то здесь при чем? Мы ведь знаем, что небольшие деньги, которые мы вам давали каждый месяц, уходили на то, чтобы изо дня в день топить печку и чтобы у нас была тарелка макарон.
Б е т т и н а. Нам не удавалось сводить концы с концами, и в прошлом году мы сдали эту комнату им двоим.
Родольфо. Я приехал в Неаполь на курсы официантов, чтобы подучиться еще немного и, попытав счастья на конкурсе, попробовать устроиться в вагон-ресторан. Конкурс уже был: меня признали одним из лучших, но места все нет и нет.
Рита (ласково гладя Родольфо по голове). А пока что он должен браться за любую временную работу, чтобы не протянуть ноги.
Родольфо. По выходным дням меня берут дополнительным официантом, я подменяю больных, иногда обслуживаю свадьбы... летом мою посуду в ресторане... Когда говорят о дикости и о законе, не зная причин...
Агостино. А что тут, собственно, знать?! Я тридцать семь лет проработал сторожем в театре «Аполлон». Пусть это был народный театр, но все равно театр... И разве его не снесли в один прекрасный день, чтобы построить на его месте гостиницу? Я получил свою жалкую толику денег и оказался на улице. Чем я разжился за тридцать семь лет работы? Барабанным револьвером, с которым я дежурил по ночам и который год назад продал на пьяцца Франчезе, да цилиндром, который оставил какой-то иллюзионист у себя в уборной. Учтите при этом две войны, инфляцию и подорожание жизни... не говоря о властях, которые не отвечают на письма и заявления... Вы настоящий синьор, сразу видно, что вы не знакомы с нуждой и что господь был милостив к вам I благословил ваш дом... Будь я на вашем месте, я бы, услышав такую невеселую историю, сказал: «Неужели я желаю зла этим и без того несчастным людям? Будем считать, что я переплатил на какой-то покупке, тем более что сто тысяч лир меня не разорят и не сделают богаче. Деньги, которые лежат на столе,— ваши. Счастливо оставаться, я пошел».
А т т и л и о. Именно так я и хотел бы поступить, но, увы, не могу. Мое положение будет поотчаяннее вашего. Вот уже двадцать месяцев, как я овдовел. За тридцать лет, что мы прожили с женой, царствие ей небесное, она родила на свет семерых детей, да продлит господь их дни, и сделала двенадцать абортов, а от этого здоровее не станешь, и вот она умерла под ножом хирурга на пятом месяце беременности от преждевременных родов.
Б е т т и н а. Бедная женщина!
А т т и л и о. После года строгого траура я носил траур еще шесть месяцев, соблюдая все правила, отказывая себе решительно во всем, воздерживаясь от того, от чего обязан воздерживаться мужчина, потерявший жену. Только два месяца назад я позвал портного и обновил гардероб, поскольку я имел уже право снять траур и ни в чем себе больше не отказывать. И вы хотите, чтобы я оставил деньги и ушел? Что такое сто тысяч лир по сравнению с моей жизнью? Да будет вам известно, что у меня есть врач, который каждый день проверяет мое здоровье и от которого я постоянно слышу, что отправлюсь на тот свет, если не вернусь к нормальному образу жизни. У меня никогда не было женщин, кроме моей жены, и смею вас заверить, что после покойницы это (показывая на Риту) единственная женщина, которая мне по-настоящему нравится и которую я хочу.
Родольфо ^зрываясъ). Слушайте, вы, к чему вы клоните?!
А т т и л и о. Вы знаете, к чему я клоню. И ваша жена знает, она поймала меня на удочку с балкона, а передо мной сговаривалась о цене с другим господином.
Родольфо. Мы же признались вам, что это был трюк, уловка.
Б е т т и н а. Мы вам все объяснили.
А т х и л и о. Но ведь она разделась! А вам лучше знать, что представляет собой ваша жена в раздетом виде. Неужели из-за ваших идиотских трюков я должен заработать кровоизлияние в мозг? У меня семь сыновей, столько же невесток в двенадцать внуков! Когда вся семья собирается вместе, для каждой из этих двадцати шести душ видеть меня праздник. Моя жизнь в ваших руках: не губите меня. К ста тысячам лир я прибавлю еще двести тысяч, и вы остаетесь в этой квартире, а я — на этом свете, к радости моей родни.
Агостино. Триста тысяч лир... (Вопросительно смотрит на Беттину.)
Беттина (недоверчиво). Триста тысяч... (Потрясенная, смотрит на Агостино.)
А т т и л и о. Сто тысяч наличными и чек на двести тысяч. Чтобы не было никаких сомнений, я его подписываю и кладу на стол, а кто-нибудь из вас идет в банк и получает по нему деньги: чек на предъявителя. (Вынимает из бумажника чек, подписывает и кладет поверх лежащих на столе денег.)
Воцаряется растерянное молчание. Агостино и Беттина смотрят как завороженные на стол. Рита, кусая в кровь тыльную сторону ладони левой руки, устремляет взгляд на мужа, пытаясь предугадать его реакцию.
Родольфо (правильно оценив значение »того молчания, в особенности молчания Агостино и Беттины, ледяным тоном, скривив губы, обращается к ним). Ну? Дон Агостино... Донна Беттина... Что вы на это скажете?
Агостино (не сводя глаз с денег). А что мы можем сказать?..
Беттина (отряхивая легкими движениями платье — сначала на груди, потом рукав). Это дело тонкое... Тут, конечно... не нам, а вам.»
Родольфо (подпрыгивает как ужаленный и в истерике начинает метаться по комнате). О-о-о! Да вы что, рехнулись? Какого решения вы от меня дожидаетесь? Что я должен сделать? Ваять собственную жену и уложить в постель с этомноя
типом? Гады! Сволочи! Будьте вы прокляты! И дин Агостн* во хорош: молчит! Донна Беттнна — молчит! Еще бы! Ведь дон Агостино убежден, что пятнадцать ничтожная цифра, а донна Беттина отлично знает, что можно начать с одного и спокойно дойти до восьмидесяти с лишним... Все только и ждут, чтобы этот осел наставил мне рога. Кто, по-вашему, должен вышвырнуть его за дверь? Если его не выставите вы, это сделаю я, но для начала я проломлю ему череп!
Со стороны балкона в комнату заглядывают несколько жителей переулка и человека два прохожих; пред' варителъно кто-то из них толкнул балконные двери, и они приоткрылись.
Женщина. Донна Бетти, что случилось?
Мужчина. Дон Агостй?..
Беттина. Ничего-ничего... Ровным счетом ничего. Агостй, закрой балкон.
Родольфо. Как бы не так! Наоборот, откройте настежь. И входную дверь тоже. Пусть все знают, что происходит в этом доме. (Подбегает к входной двери и распахивает ее,) Так будет лучше: вход свободный! Подобные вещи не решаются при закрытых дверях. Этак недолго опорочить порядочную женщину и возвести напраслину на мужа: кто-то чего-то недослышит, а ты доказывай потом, что ты не верблюд. (Под -пяв голову к балкону) Подходите ближе, не стесняйтесь! Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего, который хочет переспать с моей женой.
Аттилио. К вашему сведению, я вошел сюда не через балкон; к тому же меня пригласила в дом ваша жена, заранее обговорив со мной цену за вход. Вам угодно посвятить всех в ваши личные дела? Тем хуже для вас, мне же от этого ни холодно ни жарко.
Несколько человек — соседей по дому — собралось н& площадке перед входной дверью; одновременно прибавилось народу перед балконом.
Аттилио. Из того, что вы говорили, вы правы в одном. Вы сказали: «Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего». Так оно и есть: я сошел с ума. Я сумасшедший! Я сошел с ума!
Толпа перед балконом и перед входной дверью. Развязно смеются и выкрикивают: «Старый сумасшедший!..», «Старый сумасшедший!»
Товар полюбится — ум расступится. Только что я предлагал триста тысяч лир; если этого мало, я готов предложить полмиллиона.
Смех перед балконом и в дверях смолкает. Небольшая толпа голодранцев ошеломлена суммой, столь несоразмерной с тем, за что она предназначается в уплату. Молчание длится недолго; неожиданным свидетелям пришлись по вкусу дерзость старика и решительный тон, каким он бросал свой вызов, и в воцарившейся тишине проносится ропот, переходящий из уст в уста, от двери к балкону: «Полмиллиона... полмиллиона... полмиллиона...» Этот ропот, звучащий все громче, зажигает воображение возбужденной толпы и склоняет ее на сторону того, кто отныне выглядит в ее глазах подлинным героем этой щекотливой истории. Неожиданно люди начинают аплодировать Аттилио. Аплодисменты обрываются так же неожиданно, как начались; снова томительная тишина: все смотрят на Родольфо. После непродолжительной паузы кто-то из людей, столпившихся перед балконом, кричит хриплым голосом: «Пусть сначала заплатит!» Затем другой голос, более звонкий и молодой: «Деньги на бочку!» Потом голоса сливаются с голосами людей, стоящих в дверях; смысл выкриков примерно один и тот же. Наконец эту многоголосицу заглушает женский голос! «Что сказано, то сказано. Уговор дороже денег»»
Аттилио. Меня зовут Аттилио Самуэли, и я человек чести. Вот еще один чек на двести тысяч лир: я его подписываю и кладу на стол, где лежат остальные триста тысяч.
Достарыңызбен бөлісу: |