МАРИЯ. Не кричи, Марк. (Закрывает уши).
МАРК. Никогда, никогда Твой сын не вопиял к Тебе! Ибо знал, что Ты здесь – рядом со мной! А теперь? Где Ты, Господи? Где милосердие Твоё? Где Твоя справедливость? Ответь, Господи! Разверзни небеса и ответь! Ответь сыну Твоему грешному! Где Ты, Отец?.. Мария! Помоги мне, Мария! (Упирает голову ей в живот). Мой возлюбленный сын! Твой отец говорит с тобой! Прости меня, грешного! Прости заблудшего отца своего! Сердце разрывается, сынок! Рома! Юля! Дети мои возлюбленные! Почему? Почему детей, Господи?!
МАРИЯ. Рома? (Страшно кричит. И, выкрикивая имя сына, убегает).
МАРК. Мария! Прости меня! Прости меня, грешного! (Бежит за ней). Мари-ия!
После долгой паузы из часовни выходит ЮЛЯ. Идёт, оглядываясь, к обрыву. Скользит, едва не срываясь вниз, и, крича от ужаса, отступает Сложив ладони, начинает вполголоса молиться. Закончив молитву, снова подходит к обрыву, медлит и снова отступает.
Голос РОМЫ: Юля!
РОМА. Наконец-то! Я тебя целый час ищу!
ЮЛЯ. Только не подходи ко мне.
РОМА. Почему?
ЮЛЯ. Не надо.
РОМА. Юленька...
ЮЛЯ. Пожалуйста!
Пауза.
РОМА. Хорошо. Только отойди от края обрыва. Там глина скользкая.
ЮЛЯ делает шаг вперёд.
А я думал, ты сбежала ко мне. Я уже два раза прибегал сюда. Всё бегаю, как дурак. От часовни к дому, от дома к часовне. От часовни к дому... от дома к часовне...
ЮЛЯ. Я знаю.
РОМА. Что – знаешь?
ЮЛЯ. Я видела.
РОМА. Кого? Меня?
ЮЛЯ. И твою маму. И... нашего отца.
РОМА. Только не называй меня братом, ладно? И я не стану называть тебя сестрой. Моя сестра умерла, и другой сестры у меня не будет. Никогда. Ты для меня была и будешь только возлюбленной. Больше никем и никогда. Мы клятву давали, помнишь? Здесь, у часовни: вместе и навсегда... А теперь стоим на краю обрыва. И не вместе, а друг против друга. Как Адам и Ева, когда вдруг увидели себя голыми. Только мы никаких яблок не срывали. Ни с каких деревьев. Поэтому я отказываюсь принимать такое “ знание ” . Это не “ знание ” , это... наказание. Правда, неизвестно за что. За какие такие грехи? За родительские? Так это ещё бабушка надвое сказала. И если даже так – разве в тех грехах виновны мы? Потому и отвечать за них не обязаны. Мы клятву давали – вот за неё и отвечаем. Перед людьми и Богом, как ты тогда сказала. Здесь, у часовни, помнишь? И всё. Никакого другого “ знания ” я знать не хочу. И хочу, чтоб ты это знала. Для меня – ничего не изменилось. Я люблю тебя также, как любил. Нет, я люблю тебя ещё сильнее.
Пауза.
ЮЛЯ. Я тоже.
РОМА. Что – тоже?
ЮЛЯ. Люблю тебя ещё сильнее.
РОМА. Правда?
ЮЛЯ. Да.
РОМА. Ну, слава богу.
ЮЛЯ. Да. Слава Богу.
РОМА. У тебя лицо дёргается...
ЮЛЯ. Я страшная, не смотри на меня.
РОМА. Ты просто устала и замёрзла. Иди ко мне.
ЮЛЯ. Нет.
РОМА. Юленька...
ЮЛЯ. Пожалуйста!
РОМА. Почему?
ЮЛЯ. Мне надо остаться одной. Уходи – я тебя очень прошу. Пожалуйста.
РОМА. Нет, здесь я тебя не оставлю.
ЮЛЯ. Рома...
РОМА. Я провожу тебя домой.
ЮЛЯ. Нет.
РОМА. Тогда я никуда не уйду.
ЮЛЯ. Я тебя очень прошу, Рома!
РОМА. Нет.
ЮЛЯ. Рома...
РОМА. Подожди. Поклянись Богом, что ты вернёшься домой. Если не ко мне, то хотя бы к отцу и матери. Поклянись, и я уйду.
ЮЛЯ. Нет.
Пауза.
РОМА. Что ты задумала, Юленька?.. Вниз с обрыва – как Маргарита?.. Ну что ты молчишь?
ЮЛЯ. Уходи, Рома.
РОМА. Ты не ответила на мой вопрос.
ЮЛЯ. Мне нужно помолиться.
РОМА. Ты не то задумала, Юленька, не то...
ЮЛЯ. Не подходи ко мне, слышишь! Стой, где стоишь!
РОМА. Хорошо. Только выслушай меня. Пожалуйста. Я знаю, что нам делать.
ЮЛЯ. Не надо, Рома...
РОМА. Я прошу тебя только выслушать. Больше ничего. Сделаем так. Я продаю своё дело, и мы уезжаем...
ЮЛЯ. Рома...
РОМА. К чёрту на кулички! В Новую Зеландию! Главное – вместе. Денег хватит, я уверен. Школу ты закончила, английским мы владеем...
ЮЛЯ. Не надо, Рома...
РОМА. Дай мне сказать, чёрт возьми! Хороший компьютерщик нигде не останется без работы. А потом я развернусь, вот увидишь! Я развернусь!
ЮЛЯ. Нет, Рома, нет...
РОМА. Уедем – и будем любить друг друга, как прежде! Наперекор всем и всему!
ЮЛЯ. Нет!
РОМА. Почему? Матери у нас разные! И мы такие – не одни на белом свете!
ЮЛЯ. Молчи, молчи!
РОМА. Подумай о родителях, Юленька! Они будут только рады тому, что мы останемся жить. Жить!
ЮЛЯ. О чем ты говоришь, Рома?!
РОМА. О нас с тобой, Юленька! О тебе и обо мне. Больше ни о ком. Потому что больше никого нет. Никого и ничего. Только ты и я. Ты и я.
ЮЛЯ. Неправда.
РОМА. Неправда?
ЮЛЯ. И ты это знаешь.
РОМА. Что знаю? Что?
ЮЛЯ. Что есть Бог, и на всё Его воля.
РОМА. Какая воля, Юленька? Опомнись, маленькая моя! Спустись ты с небес на землю!
ЮЛЯ. Я не хочу спускаться на землю! Не хочу. А теперь и не могу. Ты вот спустился – и что ты стал говорить? Какая Новая Зеландия? Какое наперекор всему? Кого ты хочешь обмануть? Себя? Меня? Бога? Разве ты когда-нибудь врал мне? И я, когда полюбила, перестала врать. И стала жить. Жить. Как велел Бог. Как я мечтала жить. Один раз – только один раз – я пошла против Его воли, и теперь заплачу за это сполна.
РОМА. О чём ты говоришь, Юленька?
ЮЛЯ. Кем мы станем, Рома, когда закроем глаза на то, что есть? Когда станем врать людям, родителям, самим себе? И ради чего? Ради чего? Чтоб остаться жить? Я не хочу такой жизни, не хочу неправды, не хочу возвращаться на землю! И не могу. Мы с тобой – брат и сестра, и мужем и женой здесь, на земле – никогда не будем. Бог этого не допустит. Разве Он для того подарил нам любовь, чтоб мы превратили её в обман и грех?
РОМА. Бог подарил любовь? Хорошо, против этого я не скажу ни слова. Я только спрошу: почему Он отнимает её? Чем это мы так разгневали всемогущего Бога? Тем, что стали спать до свадьбы? Что ты такого сделала, чтоб желать смерти? В чём мой грех? В чём грехи наших родителей? Разве моя мать своими страданиями не заплатила за всё сполна? Разве Богу мало, что Он отнял у неё дочь, у меня – сестру? Какие ещё жертвы Ему нужны? Он что – язычник наш христианский Бог? Почему Он казнит невиновных?
ЮЛЯ. Это не так, не так…
РОМА. А как?
ЮЛЯ. Не так! Я не умею это объяснить, но это не так, не так!
РОМА. Я знать не знаю такого бога! Я от него отказываюсь! Отказываюсь! Я много думал о нём, очень много. И после смерти сестры, и после встречи с тобой. Я только о нём и думал. И понял: он отвернулся от нас. Давно отвернулся. Ещё тогда, когда наши предки сорвали яблоко с его дерева, нарушили его закон. Вот тогда он и махнул на людей. Проклял и бросил. На произвол судьбы, случая, рока – чего там ещё? Потому что разлюбил. И мы ему стали безразличны. Без-раз-лич-ны… Чему ты улыбаешься?
ЮЛЯ. Я знала…Знала.
РОМА. Что знала?
ЮЛЯ. Что веришь, веришь…
РОМА. Да никому я не верю! О чём ты говоришь!
ЮЛЯ. О самом главном.
РОМА. О каком таком главном?
ЮЛЯ. Веришь, что я разлюблю тебя? Даже если предашь меня, совершишь страшный грех, преступление – веришь, что разлюблю? Веришь?
РОМА. Не верю.
ЮЛЯ. Веришь, что когда-нибудь ты меня…
РОМА. Никогда.
ЮЛЯ. Вот видишь. А говоришь, что Он разлюбил нас, что мы Ему стали безразличны. Нет, Рома, нет… Спасибо, что сказал мне то, что я очень хотела услышать, от тебя услышать. Я потому и медлила, наверно... Спасибо тебе. И возвращайся домой, пожалуйста.
РОМА. А ты? Куда вернёшься ты? Можешь мне ответить?
ЮЛЯ. Могу.
РОМА. И куда?
ЮЛЯ. К Богу.
РОМА. К богу? Это куда же?.. В монастырь?
ЮЛЯ. В монастырь?
РОМА. А куда?
ЮЛЯ. Нет, я не могу в монастырь...
РОМА. Почему?
ЮЛЯ. Нет, нет...
РОМА Почему?
ЮЛЯ. Мне нельзя...
РОМА. Почему?
ЮЛЯ. ...Даже в монастырь нельзя...
РОМА. Почему?!
ЮЛЯ молчит, закрыв лицо руками.
Пауза.
Ты беременна.
ЮЛЯ. Нет!
РОМА. Нет?
ЮЛЯ. Да.
РОМА. Бог ты мой...
ЮЛЯ. Ты ни в чём не виноват! Ни в чём! Слышишь?
РОМА. Бог ты мой...
ЮЛЯ. Это я виновата! Я чувствовала, что нельзя, чувствовала! Но я очень хотела этого, очень хотела ребёнка, понимаешь?
РОМА. Маленькая моя...
ЮЛЯ. Нет! Не подходи ко мне! Слышишь? Я у тебя даже прощения попросить не могу.
РОМА. Юленька...
ЮЛЯ. Видишь, что я наделала? Мне теперь даже в монастырь нельзя.
РОМА. Ты же не знала...
ЮЛЯ. Грех всё равно остаётся грехом! Знала - не знала! И потом – я чувствовала, чувствовала!
РОМА. Что чувствовала?
ЮЛЯ. Что нельзя было, нельзя, понимаешь? И всё-таки пошла на это, пошла! Потому что очень хотела ребёнка. Очень хотела. А теперь... Я не могу родить от брата. Я на это никогда не пойду. И я ни за что не избавлюсь от ребёнка. Ни за что!
РОМА. Юленька...
ЮЛЯ. Стой, где стоишь! Пожалуйста!.. Я не хотела говорить тебе о ребёнке. То есть, очень хотела, очень! До свадьбы – не хотела. Думала, завтра скажу. То есть, сегодня. И... сказала.
РОМА. Чему ты улыбаешься?
ЮЛЯ. А я не могу больше плакать. Нет слёз. И обратного пути нет... Теперь ты всё знаешь, Рома. И ты поможешь мне, правда? Когда вернёшься домой, никому не говори о ребёнке. Никому. Им и так тяжело. И будет ещё тяжелее. И маме, и папе. Я не могу им помочь, ничем не могу – они же не верят, не верят! И отцу – нашему отцу – тоже ничего не говори. Ему тяжелее всех, всех страшнее...
РОМА. Так нельзя, Юленька! Так нельзя!
ЮЛЯ. Я знаю, что нельзя! Но что делать? Обратного пути нет.
РОМА. Почему нет?
ЮЛЯ. Нет, Рома, нет.
РОМА. Почему бы тебе не дать шанс – хотя бы один шанс нашему ребёнку?
ЮЛЯ. Какой шанс, Рома?
РОМА. Я не знаю – какой! Любой! Почему ты одна решаешь – родиться ему или умереть?
ЮЛЯ. Потому что – моя вина, и мой крест.
РОМА. А как же бог? Твой бог? Ты уверена, что он согласен с твоим решением? Почему ты не хочешь дождаться какого-нибудь знака, знамения – или что там у него ещё?
ЮЛЯ. А я – уже. Дождалась. И знамения, и знака. Больше ничего не будет.
РОМА. Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще можешь об этом знать? Откуда в тебе эта дикая уверенность?
ЮЛЯ. Уходи, Рома.
РОМА. Это какое-то безумие! Безумие! Почему? Почему ты так прилепилась к этому богу, который так чудовищно несправедлив к тебе? Почему?
ЮЛЯ. Это не так, не так!
РОМА. А как?
ЮЛЯ. Я не могу этого обьяснить, я не умею, но это не так, не так!
РОМА. А как?! Как?!
ЮЛЯ. Если любишь, если веришь, то ведь всё принимаешь, всё! И добро, и зло, понимаешь? И от человека, и от Бога! Всё принимаешь, всё! Я тебя очень люблю, я люблю тебя больше жизни! А любовь – это и есть Бог! Мой Бог, наш Бог! Я не знаю, я не умею это обьяснить, но это так, так! так!!
РОМА. Ты сама не понимаешь, что ты говоришь! Твердишь о боге, а сама – снова идёшь против его воли! Что ты собираешься сделать? Что? Покончить с собой? И ты думаешь, что такова его воля? Ты думаешь он тебя не накажет за это? Или ты не боишься наказания? Ада – не боишься?
ЮЛЯ. Ну зачем, зачем ты мучаешь меня? Добить меня хочешь? Отнять последние силы? Если бы ты только знал, как я боюсь! Я знаю, знаю, что так умирать нельзя. Что я буду за это наказана! Страшно наказана! Но лучше остаться с Богом в аду – в аду! Чем жить – перестав в Него верить! А если я останусь жить... Я прошу тебя, Рома! Не мучай ты меня больше! Я же не выдержу – неужели ты не видишь? Помоги мне. Мне же не у кого больше просить помощи!! Ради нашей любви – отпусти меня. Прости и отпусти. Тебе больно, я знаю, страшно, но ты – мужчина, ты выдержишь, ты не один. А я... а меня отпусти! Прошу тебя, помоги мне донести этот крест до конца!! Оставь меня одну! Неужели ты ничего не понимаешь? Рома? (Становится на колени). Господи, помоги! Помоги, Господи! Вразуми его! Вразуми, Господи!
РОМА. Успокойся, Юля, прошу тебя...
ЮЛЯ. Помоги, помоги, помоги!
РОМА. Больше я не стану тебя удерживать.
ЮЛЯ. Помоги...
РОМА. Встань, прошу тебя. (Подходит). Не бойся, я же сказал, что не стану тебя удерживать. Не бойся. (Помогает ей подняться)... Слышишь?
ЮЛЯ. Что? Кто-то идёт?
РОМА. Нет. Птица поёт... Слышишь?
ЮЛЯ. Да.
Пауза.
РОМА. Вот ещё одна... Слышишь?
ЮЛЯ. Да.
Пауза.
РОМА. Что это за птицы?
ЮЛЯ. Я не знаю.
Пауза.
РОМА. Ты прости меня, Юленька. Прости, что говорил тебе разные глупости. Мучал разными дурацкими вопросами. Ты права, маленькая моя. Во всём права. Я ещё раз хочу сказать, как сильно я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни. И ничего не бойся, ничего! Всё будет хорошо – теперь и я в этом уверен. На все сто. Простит Он тебя – никуда Он не денется. Успокойся, ну что ты так дрожишь? (Обнимает её). Гроза кончилась, скоро начнёт светать. Звёзды уже тают на небе... Т а м, наверно, тоже есть звёзды. Только они... наверно, ближе и теплее. Помнишь, как ты сказала однажды, что пока идёшь по асфальту, у тебя никогда не вырастут крылья. Тогда я не понял этого, а теперь понимаю. Понимаю, что наш асфальт кончился. Теперь нас ждёт совсем другая дорога. Молчи! (Зажимает ей рот рукой). Ты знаешь это лучше, чем я.
ЮЛЯ (вырываясь). Нет! Нет! Нет!
РОМА. Ты же не оставишь меня здесь – смотреть, как ты улетаешь?
ЮЛЯ. Нет! Нет!
РОМА. Вместе и навсегда, вспомни! Перед людьми и Богом!
ЮЛЯ. Я освобождаю тебя от клятвы! Освобождаю, слышишь!
РОМА. А Бог? Кто меня освободит от клятвы, данной Богу?
ЮЛЯ. Как ты не понимаешь! Я же ещё больше буду наказана!
РОМА. Если оставишь меня здесь! Если нарушишь клятву!
ЮЛЯ. Нет! Нет! Нет!
РОМА. Да, Юленька, да! Я знаю, что говорю. Теперь – знаю.
ЮЛЯ. Идём домой! (Хватает его за руку). Домой, слышишь?
РОМА. Наш дом т а м. (Показывает в сторону обрыва). И другого дома у нас больше не будет.
ЮЛЯ. Нет! Нет! Мы уедем! Куда ты хотел? В Новую Австралию? Куда? Уедем и будем жить! Жить, слышишь? Жить!
РОМА. Хорошо. Будем жить. Успокойся, прошу тебя. (Спокойно). Будем жить. Жить, чтобы жить. Всё. Больше ничего не говори.
Пауза.
Будем жить. Жить-поживать, добра наживать. Ты сделаешь аборт. Потом выйдешь замуж. И я на ком-нибудь женюсь. И всё перемелется. И мука будет. И время залечит все раны. Потому что время лечит. Лечит-калечит... Или – родишь от брата. И сойдёшь с ума. А я буду приходить к тебе. В сумасшедший дом. К тебе и к маме. И мы с папами будем заботиться о том, “ чтобы наши любимые девочки меньше страдали ” .
ЮЛЯ. Господи, зачем – зачем ты привёл его сюда? Зачем, Господи?
РОМА. Чтобы ты помогла мне, Юленька. А я помог тебе. На всё Его воля, ты знаешь. А мы остаёмся с Ним. Пусть даже в аду. Но не это главное. Главное, мы будем вместе. Навсегда.
ЮЛЯ. Ты делаешь это из-за меня, да? Из-за меня? Потому что мне трудно сделать это самой, да? Да?
РОМА. Нет.
ЮЛЯ. Нет, да? Нет?
РОМА. Нет.
ЮЛЯ. Рома!..
РОМА. Клянусь. Перед людьми и Богом.
ЮЛЯ. Рома!..
РОМА. Я хочу остаться самим собой. А значит, с тобой.
Пауза.
Нас ищут, Юля, и сюда могут прийти в любую минуту...
ЮЛЯ. Я буду страшно наказана.
РОМА. Ничего не бойся.
ЮЛЯ. Если б ты только знал...
РОМА. Ничего не бойся. Дай руку . (Берёт её руку, целует). Спасибо тебе.
ЮЛЯ. Рома...
РОМА. Я люблю тебя.
ЮЛЯ. Я люблю тебя.
РОМА. Вместе и навсегда.
ЮЛЯ. С Богом.
Бегут к обрыву и прыгают.
IV АКТ
Три дня спустя. Часовня возлюбленных. Поздний беззвёздный вечер.
Двое бомжей – бородатых, в шапках, в почти что зимних обносках – сооружают костёр, и над ним навешивают котелок с супом. (Их играют актёры, исполняющие роли ГЕОРГА и АДАМА, но зритель не сразу это замечает). Они попивают какую-то бурду из пластмасовых стаканчиков и негромко переговариваются. О чём – не слышно: всё заглушает дикая со скрежетом и шумом музыка, смахивающая на рэп. Она ревёт из допотопного радиоприёмника, стоящего у входа в часовню.
Входит АННА-МАРИЯ, катя перед собой разбитую детскую коляску. На ней – немыслимо разукрашенная соломенная шляпка. Она садится на ближайший камень, и, достав зеркальце, начинает прихорашиваться, что-то напевая. Входят ещё две женщины – в таких же же обносках, что и мужчины. Подбрасывают что-то в котелок. (Их играют актрисы, исполняющие ЭВЫ и МАРИИ). Мужчины, грубовато заигрывая, угощают их выпивкой. Последним входит МАРК. Небритый, в затрапезной куртке, наброшенной на грязную сутану. Мужчины настойчиво предлагают ему выпить, он долго отказывается, но в конце концов, выпивает. Заметив АННУ-МАРИЮ, он подходит к ней и о чём-то её спрашивает. Та не отвечает, продолжая напевать и прихорашиваться. Внезапно рэп обрывается. Один из мужчин идёт к радиоприёмнику и начинает, ругаясь, с ним разбираться.
МАРК. Почему ты не отвечаешь мне, Анна-Мария? Ты же слышишь, о чём я спрашиваю! Нашли их или нет? Третий день, Анна-Мария!
ГЕОРГ. Это тебя ищут, дурик! Сколько тебе говорить! (Радиоприёмнику). От срань господня!
АДАМ. Дадут на бутылку, мы тебя сдадим. Вот те крест – сдадим.
МАРК. Анна-Мария, прошу тебя! Нашли их или нет?
ГЕОРГ. Тебе ж сказали, что – нет!
АДАМ. Это тебя попы ищут! Знаешь, сколько их понаехало?..
Снова, хрипя, врубается рэп, и что говорит МАРК мужчинам, что они ему - не слышно. Одна АННА-МАРИЯ, закончив, наконец, прихорашиваться, обхватывает колени, продолжая напевать что-то своё.
Подхватив женщин, мужчины пускаются в пляс вокруг костра. Они пытаются и МАРКА втянуть в свой танец, но тот, как может, отбивается.
В конце концов, им всё-таки удаётся затащить его в свой круг, и они начинают кружится вокруг костра, по-шамански подпрыгивая.
Вдруг рэп снова обрывается.
ГЕОРГ. От чёртова тарарайка!
АДАМ. Да вломи ты ей, как следует! Мужик ты или не мужик?
ЭВА. Ясно, что не мужик!
МАРИЯ. У нас один мужик, да и тот – поп! (Хохочет).
ГЕОРГ. Не раскатывай губу. Наш поп на Анну-Марию запал.
АДАМ. Во-во, ему божью невесту подавай! Вишь, как он за ней ухлёстывает.
МАРК. Значит, их действительно не нашли? Да? Анна-Мария? Это правда?
АДАМ. Может, ты – не поп, а мент?
МАРК. Почему ты смотришь на меня и ничего не говоришь?!
МАРИЯ. Она такая. Молчит, молчит, а потом, ка-ак скажет!.. (Хохочет).
Пауза.
АННА-МАРИЯ. Есть хочешь? Фома? (Достаёт из коляски яблоко).
МАРК. Меня зовут Марк! Марк – сколько можно повторять?
АННА-МАРИЯ. На, Фома, съешь.
ЭВА. Танцульки будут или нет?
ГЕОРГ. От срань господня!
МАРК. Почему ты называешь меня Фомой?
ГЕОРГ. А как тебя ещё называть?! Почему да почему! Почему да почему! Нет, пора сдавать попа. Он достал меня за три дня!
АДАМ. На бутылку – за него дадут! Вот те крест – дадут! Вот те крест!
ЭВА. Да где он – твой крест?
МАРИЯ. Креста у него отродясь не было!
АДАМ. Врёте! Был крест, был!
ГЕОРГ. Не заливай, Адам! Я тебя давно знаю...
АДАМ. Врёте! Врёте!
ГЕОРГ. Со времён царя Гороха...
Снова врубается рэп, и после короткого препирательства шаманский танец бомжей продолжается. МАРК что-то говорит АННЕ-МАРИИ, но она его не слушает. Обхватив колени, смотрит в сторону, напевая что-то своё. Подхватив МАРКА под руки, женщины снова втягивают его в общий танец.
АННА-МАРИЯ неслышно продолжает напевать что-то своё, покачивая коляску.
Достарыңызбен бөлісу: |