Борис николаевич чичерин о народном представительстве



бет5/5
Дата13.07.2016
өлшемі0.57 Mb.
#197320
1   2   3   4   5

2 Автор имеет в виду Польское восстание 1863–1864 гг.
Сборное государство, будучи юридически безукоризненным, имеет, однако,

значительные политические невыгоды. Ничто так не разъединяет общества, а

потому так не мешает развитию свободных учреждений, как различие народно-

стей, входящих в состав государства. Без единства народного духа невозможно и

единство политического направления, которое прежде всего должно выражаться

в общих национальных стремлениях, составляющих основу всей государствен-

ной жизни. Где нет общей любви к отечеству и единодушного желания поддер-

жать его цельность и его интересы, там тщетны попытки представительного

устройства. Поэтому необходимо, чтобы в государстве была, по крайней мере,

одна народность, значительно преобладающая над остальными, от которой бы

зависело общее направление представительного собрания.
Однако и это начало не следует доводить до крайности. Не всегда существо-

вание в государстве народных особенностей может считаться злом. Государство

слагается исторически из различных составных частей, которых разнообразие

придает общественной жизни большую широту, а иногда вносит в нее новые на-

чала и высшее образование. Однородная масса слишком склонна к односторон-

ности и исключительности. Без соседства других элементов она нередко погру-

жается в апатию; будучи призвана к участию в политической жизни, она без за-

держки легко дает ход всем своим недостаткам. Напротив, если она обставляется

другими, чуждыми ей стихиями, односторонность ее смягчается, недостатки

воздерживаются или восполняются чужими качествами, и из разнообразия на-

правлений вырабатывается более широкий взгляд на вещи. Возьмем для приме-

ра народность, находящуюся под влиянием исключительного вероисповедания.

Присутствие в ней других религиозных элементов одно в состоянии развить в

обществе веротерпимость и освободить гражданскую область из под церковной

опеки; а терпимость вообще составляет одно из главных качеств, требуемых сво-

бодою: люди должны научиться стоять за свое, уважая вместе с тем и чужое. Для

успеха представительных учреждений важно в особенности то возбуждение сил,

которое является последствием соприкосновения разнообразных стихий в об-

щем устройстве. Если этим уменьшается одно из условий свободы, общественное

единство, то возвышается другое – самодеятельность общества.


Однако для того, чтобы это разнообразие народностей приносило государ-

ству пользу, а не вред, необходимо, чтобы они жили в мире, чтобы подчиненные

примыкали к главной, сохраняя свои особенности, но не стремясь к самостоя-

тельности и не становясь во враждебные отношения к целому. С своей стороны,

преобладающая народность тогда только может рассчитывать на дружное содей-

ствие других, когда она не насилует их, не старается всеми способами поглотить

их в себе, а уважает их особенности, их права и даже их предрассудки. Нет ничего

вреднее для конституционной жизни, как возбуждение взаимного раздражения

народностей, входящих в состав государства. Жесткие нарекания, ядовитая по-

лемика, мелочные подозрения в недоброжелательстве, требования подчинения и

отказа от своих особенностей – все это только отталкивает подвластные племена

и готовит семена вражды, которые в представительном устройстве могут прине-

сти самые печальные плоды. Здесь начинается истинное зло, которому необхо-

димо противодействовать: враждебное настроение части народного представи-

тельства может принести государству величайший вред. Но лекарство лежит не

в деспотизме преобладающего большинства. Это способ действий, приличный

только революционному собранию, и притом не всегда успешный, ибо при пер-

вом разладе внутри большинства побежденное меньшинство может воздать ему

сторицею за свое поражение. Конституционный порядок основан прежде всего

на общей свободе, на обеспечении всех прав, на взаимных уступках и соглашени-

ях. Здесь подчиненную народность надобно не раздражать и не отталкивать от

себя неумеренными требованиями, а привлекать к себе путем мира и справедли-

вого удовлетворения ее желаний.
Общее представительство, в котором люди сходятся для совокупной деятель-

ности, для обсуждения общих интересов, может скрепить и упрочить взаимную

связь народностей; но оно не в силах ее создать. Представительство выражает

только то, что есть уже в обществе; поэтому надобно, чтобы связь была подго-

товлена жизнью. Это мирное завоевание чужой народности зависит не столько

от здравой политики правительства, сколько от нравственной силы господствую-

щего народа, от притягательной способности высших классов и от трудолюбия

средних. Образованная аристократия с блистательным политическим положе-

нием легко притягивает к себе чуждые аристократические элементы, которые,

стремясь занять в обществе высокое место, примыкают к однородным стихиям.

Общение нравов и интересов служит здесь связующим началом…
Мирное действие одной народности на другую гораздо важнее, нежели пра-

вительственные меры, которые могут содействовать общественным силам, но

никогда не заменяют их вполне. Однако для подобного результата не всегда суще-

ствуют нужные условия. Иногда препятствие заключается в недостатках преоб-

ладающей народности, иногда в исторических причинах, определяющих стрем-

ления подчиненной. В таком случае, если враждебного настроения нельзя по-

бедить мирным путем, остается действовать правительственными средствами.

Но здесь самодержавное правительство гораздо вернее достигает цели, нежели

конституционное. Оно допускает менее свободы в подчиненных и более произво-

ла в правителях; оно действует без огласки и не дает хода неудовольствию, а это

именно то, что требуется для подавления враждебного отпора. Конституцион-

ный порядок уместен при нормальном положении дел, для водворения всеобщей

свободы и законности, а не для победы над внутренним врагом. Последняя цель

всегда лучше достигается сосредоточенною властью.


Менее всего можно допустить участия враждебной народности в общем

представительстве. Стараться подавить чуждый элемент в известной части го-

сударства, а вместе с тем приобщить его к верховной власти – это вопиющее про-

тиворечие, которое идет наперекор всем требованиям здравой политики. Когда

государству предстоит подобная задача, лучше отложить введение конституци-

онного устройства до тех пор, пока не явится возможность возвратиться к правильному порядку. Или же, если время не терпит, лучше не распространять кон-

ституционных прав на тот край, в котором господствует враждебная народность.

Это имеет свои невыгоды, ибо вместо установленной ближайшей связи с целым

область ставится в еще более исключительное положение, как бы отрезываясь

от остального. Но это меньшая невыгода, нежели введение в общее представи-

тельство враждебного элемента, которому участие в верховной власти придает

только большую силу…


Эти затруднения исчезают там, где государство представляет более или ме-

нее однородное целое. Здесь существенное значение имеет одна преобладающая

народность, а потому успех учреждений зависит единственно от ее характера и

деятельности.


Качества, необходимые в народе для успеха представительных учреждений,

суть те, которые требуются для разумного и умеренного употребления свобо-

ды. Прежде всего нужна личная энергия, самодеятельность граждан. Без этого

основного качества политическая свобода остается мертвою буквою; это дух, ее

оживляющий. Там, где господствуют лень, нерадение, привычка подчиняться

чужой воле, представительные учреждения лишены почвы. Затем необходимо

сознание своих прав и твердое намерение за них стоять. Без этого опять консти-

туционное здание слишком шатко и свобода легко уступает место произволу. Раз-

деление власти в особенности требует, чтобы каждая сторона знала свое право

и крепко его держалась. Поэтому в конституционных государствах в высшей

степени важно распространение в народе юридического смысла. Ко всему этому

должно присоединяться умение действовать сообща. Только дружными силами

возможно отстоять свободу и прийти к единству направления. Здесь нужны в

гражданах многообразные качества: уступчивость, сговорчивость, терпимость,

привычка к нравственной дисциплине, особенно же преобладание общих инте-

ресов над местными, ибо первые соединяют людей, а вторые влекут их врозь.

Для общего дела нет ничего пагубнее господства личных эгоистических целей

в общественных деятелях. Наконец, и этого мало; устройство конституционной

монархии требует от народа еще высших свойств. Свобода не составляет здесь

единственной основы жизни; она должна согласоваться с другими началами и

учреждениями. Нужно признание высшей воли в лице монарха и уважение к за-

конному порядку, распределяющему права и обязанности. Участвуя в верховной

власти, народ не должен, однако, считать себя источником всякого права и за-

кона и ставить весь общественный быт в зависимость от своей воли. Отсюда не-

обходимость умеренности в целях и требованиях. Народное представительство

должно держаться в известных границах, искать того, что приложимо. Основ-

ным качеством является здесь практический смысл, который руководится более

указаниями опыта, нежели умозрительными началами. Исключительность и не-

терпимость односторонних теорий всего вреднее там, где требуются взаимная

уступчивость и уважение к чужому праву. Господство юридического формализма,

который строго держится существующего, гораздо уместнее в конституционном

порядке, нежели неопределенность нравственных требований и отвлеченных

начал, открывающая простор бесконечному разнообразию целей и взглядов.
С умеренностью в теории должна соединяться и практическая умеренность,

самообладание воли, воздерживающей движения страстей и полагающей сама

себе пределы, при неуклонном преследовании цели. Одним словом, сочетание

свободы и порядка, составляющее сущность конституционных учреждений, тре-

бует, чтобы общество носило закон в собственном сознании не как насильственно

наложенное правило и не как умозрительное начало, а как известный порядок

жизни, который следует уважать, изменяя его сообразно с развивающимися по-

требностями. Это касается не одной только политической области, но и всех дру-

гих, ибо все находятся друг с другом в связи. Это должно быть общим свойством

народного духа, которое приобретается привычками всей жизни и отражается на

всех явлениях. Там, где общественный быт расшатался, сохранение конституци-

онного порядка весьма затруднительно.


Таково редкое сочетание свойств, которое требуется от граждан для успеш-

ного хода представительных учреждений. Из европейских народов ими в наи-

большей степени обладают англичане. Англосаксонское племя преимуществен-

но перед другими одарено тою личною энергиею, тою способностью к само-

деятельности и тем практическим смыслом, которые сделали его властителем

промышленного мира и основателем представительного порядка в новое время.

В Северо-Американских Штатах это личное начало, свергнув с себя все истори-

ческое наросты, является исключительно владычествующим, поэтому республи-

канское устройство здесь более всего отвечает свойствам народа. В Англии оно

сдерживается уважением к существующим формам и условиям жизни, а потому

здесь отечество конституционной монархии. Это уважение свободы к высшему

порядку придает всему быту более возвышенный и просвещенный характер; но

так как оно руководствуется не общими началами, а историческими и условны-

ми данными, то и жизнь, и воззрения, и характер народа приобретают через

это оттенок узкости, ограниченности и формализма. Англичанину свойственно

опытное знание, а вовсе не умозрение, то есть целая половина умственного мира

остается для него тайною. Ему понятно то, что дает ему собственная практика и с

положительной, и с отрицательной стороны; но все, что выходит за эти пределы,

составляет для него груду сведений, не озаренных мыслью, способною понимать

чужеродные явления. Личная свобода юридически пользуется в Англии полным

простором; но на деле она всюду стесняется раболепным поклонением принятым

обычаям и формам. Лицо не является здесь в своем человеческом значении, а це-

нится по своему общественному положению, по своей обстановке. Это оборотная

сторона тех высоких качеств, которые утвердили в Англии конституционный по-

рядок ранее, нежели у других народов. Те самые черты характера, которые спо-

собствовали крепкому объединению элементов собственно английской жизни,

сделали ее исключительною относительно всего остального. Англичане – народ

своеобразный, со всеми преимуществами и недостатками этого свойства.

Совершенно иной характер французов. Личная самодеятельность далеко

не имеет у них того развития, как у соседей. Напротив, слишком часто являет-

ся у них наклонность все возлагать на правительство, всего от него требовать и

тесниться в его ряды. Они дорожат более равенством и политическою властью,

нежели свободою. У них нет и того преимущественно практического направле-

ния, которым отличаются англичане. Всякое явление они возводят к общим на-

чалам, созидая теории, всегда ясные и определенные, но часто односторонние.

Однако они не ограничиваются умозрением, но стремятся перевести сознанные

ими начала в практическую жизнь, и здесь они действуют с неудержимою силою.

Во имя идеи они готовы и разрушить старое, и разом воздвигнуть новое здание,

и, хотя восторженные порывы влекут за собою реакцию, колебания, усталость,

однако начало, раз укоренившееся в умах, постоянно возрождается с новою си-

лою и движется вперед по избранному пути. Такова была судьба идей свободы и

равенства, которые со времени первой революции сделались исходною точкою

новой истории Франции и отсюда распространились по Европе. Это стремление

французов руководиться идеями делает их главными двигателями европейской

политики и дает внутренней их жизни меньшую устойчивость и последователь-

ность развития, но большее разнообразие, больший блеск и большую глубину,

нежели у англичан. Задачи здесь шире, цели возвышеннее, а потому и достиже-

ние их труднее. Однако нельзя не сказать, что эти свойства народного характера

делают французов менее способными к правильному пользованию конституци-

онными учреждениями, требующими практических сделок и уступок, нежели к

пламенной оппозиции, к революционным движениям и, наконец, как сочетание

этих противоположных свойств, к республике с сильною властью, опирающеюся

на большинство.
Еще большею наклонностью к умозрению обладают немцы. В этом заключа-

ется их сила; в науке им бесспорно принадлежит первенство. Но практические их

способности далеко не отвечают теоретическим. В частной жизни у них встре-

чаются самые почтенные свойства: трудолюбие, честность, настойчивость, точ-

ность, доброта, но в них недостает именно того, что требуется для политической

свободы. Способность вникать в мелочи соединяется с наклонностью вживаться

в них; построение теорий влечет за собою совершенно искусственные воззрения

на практику; любовь к слову преобладает над стремлением к делу. У них люди не

стараются сойтись во имя некоторых простых, ясных, определенных начал, а

уходят в разнообразие сложных и запутанных соображений. Если к этому при-

совокупить медленность решений, добродушие характера и уважение к истори-

ческим началам жизни, то понятно, что в такой среде смелая власть может себе

все позволить. Если конституционные учреждения имеют в Германии надежду

на успех, то, независимо от общего хода истории, этому наиболее содействует то

обстоятельство, что и власть нередко имеет здесь тот же характер, как и народ, ту

же непрактичность, ту же искусственность воззрений, то же добродушие, иногда

то же уважение к праву и закону. Но до сих пор конституционная жизнь немцев

не могла выработать определенных начал, ни даже приобрести некоторую проч-

ность и силу. Она представляет скорее хитросплетенные отношения разнообраз-

ных элементов с значительною примесью случайности и произвола.


Разбирая характеры различных европейских народов, мы не можем не обра-

тить внимания и на наш собственный. Вглядываясь в те черты, которыми опре-

деляется способность народа к политической свободе, мы должны прийти к за-

ключению, что они существуют у нас в меньшей степени, нежели у кого-либо из

наших соседей. Иначе и быть не может; учреждения, под которыми народ растет

и развивается в течение веков, всегда соответствуют его характеру, и наоборот,

самый характер народа слагается под влиянием учреждений. Если в продолже-

ние всей нашей истории в нас менее, нежели у других, проявлялось стремление к

политической свободе, то, очевидно, что мы к ней менее всех способны. Это факт,

о котором могут пожалеть приверженцы конституционных учреждений, но кото-

рого беспристрастный наблюдатель не может оспаривать. Не унижение себя пе-

ред другими, а разумное самосознание должно побуждать нас не скрывать от себя

своих недостатков, а уяснять себе, где лежит наша слабость и где наша сила.
Едва ли кто сомневается в том, что личная энергия и инициатива не состав-

ляют отличительных свойств русских людей. Говоря о себе, мы вообще призна-

ем, что распущенность, нерадение и лень принадлежат к существенным нашим

недостаткам. Они проявляются особенно в общественной жизни, где мы охотно

все возлагаем на власть, отступаясь от дела под предлогом, что правительство

не все нам дает. Те великие достоинства русского народа, которые сделали Рос-

сию одною из первенствующих европейских держав, несокрушимое терпение,

безропотное перенесение всевозможных лишений и тяжестей, готовность всем

жертвовать для царя и отечества прямо противоположны духу личной свободы.

Эти свойства сплотили Россию в одно великое целое, но для самоуправления они

менее всего пригодны. Уважение к высшему порядку жизни служит уздою своево-

лия, но не пружиною самодеятельности. К тому же у нас исторически развилась

та форма уважения, которая прилична более самодержавию, нежели представи-

тельному устройству, именно, покорность власти, тогда как конституционный

порядок требует главным образом уважения к закону, неразрывно связанного с

сознанием своего права и чужого. Что юридически смысл и чувство законности

у нас почти не существуют, об этом излишне распространяться. При крепостном

праве и при отсутствии суда эти свойства не могли развиться. Впрочем, нельзя

отрицать, что и в представительном устройстве уважение к власти уменьшает

возможность раздоров между правительством и народом. В трудных обстоятель-

ствах оно является якорем спасения для общества, которое толпится около вла-

сти, осенявшей его в течение веков. На этом основании утверждают иногда, что

монархия, крепкая народною любовью, не должна опасаться представительных

учреждений, ибо она всегда будет сильнее всякого собрания. Но бессилие собра-

ния не служит доказательством его пользы, а уважение к общим историческим

началам не ручается за дружную деятельность в политической области. Тут нуж-

но согласие не относительно тех редких случаев, когда ставится вопрос о корен-

ных основах народной жизни, а насчет ежедневных потребностей государства.

Здесь происходят столкновения не столько с верховною властью, сколько с ад-

министрациею, причем самая неумеренная и беспутная оппозиция легко может

сочетаться с платоническою любовью к монархическому началу. К сожалению,

недостаток личной энергии не ведет у нас к согласию в управлении общими де-

лами. Личное начало у европейских народов никогда не исчезает совершенно;

это их отличие от азиатцев. Но оно приняло у нас ту форму, которая более всего

вредит общественной жизни. Не возбуждая самодеятельности, оно мешает един-

ству общества. Славяне издавна известны были неумением жить в ладу между

собою. Едва ли теперь мы сделали в этом отношении много успехов. Бесконечная

рознь, личные вопросы, частные интересы обыкновенно становятся преградою

всякому общему предприятию. Согласие установляется иногда отрицательное,

когда нужно вести дружную атаку. Особенно в высших классах люди соединяют-

ся лишь в беспредельной критике, при полном отсутствии умения установить и

поддержать разумный порядок. Общее дело идет ладно только там, где за него

случайно возьмется лицо, которое примет его в свои руки, победив недоброжела-

тельство. Против этого печального факта, о котором свидетельствует огромное

большинство наших общественных дел, можно сослаться разве только на мир-

скую сходку, где всегда установляется соглашение. Но в ней именно отсутствует

свобода, а существует только деспотизм массы, подчиненной еще сильнейшему

деспотизму администрации. Чем выше сфера, чем более свободы, тем, напротив,

сильнее проявляются и рознь, и личные интересы, и равнодушие большинства к

общему делу. Наконец, ко всему этому присоединяется еще свойство, которое ме-

шает у нас развитию правильной, законной свободы. Мы редко умеем держаться

в известных пределах и умственно, и нравственно. Наша мысль не успела выра-

ботаться и силою труда войти в определенные границы, уяснить себе цели и сред-

ства. Она обыкновенно расплывается, довольствуясь отвлеченными понятиями,

под которыми можно разуметь все, что угодно, или не зная меры одностороннему

развитию известного начала. Поэтому как скоро с нас снимается внешнее ярмо и

предоставляется нам доля свободы, мы тотчас предаемся полному ее разгулу. Об

этом свидетельствует то общественное брожение, которое разыгрывалось на на-

ших глазах, особенно же явление нигилизма, столь распространенного в нашем

обществе, хотя для него нет ни малейшей практической почвы. Это не случайное,

не заносное явление, как иногда утверждают. В нем выражается дурная сторона

той широкой русской натуры, которая ничему не знает меры и границ, которая

любит разгуляться на просторе. Конечно, этому значительно содействует низ-

кая степень нашего политического образования; это черта характера, которая

со временем может сгладиться, но пока она существует, она несомненно служит

препятствием правильному развитию свободы. Не подвергаясь упреку в преуве-

личенном патриотизме, можно сказать, что дарования русского народа не под-

лежат спору; без них он не мог бы среди европейских держав играть вceмиpнo-

иcтopичecкую роль. Но доселе его история и его свойства доказывали в нем спо-

собность создать крепкое государственное тело с единою властью во главе, а не

умение пользоваться свободою. Государственная жизнь имеет разнообразные за-

дачи, из которых каждая требует особенных качеств.

Однако из народного характера нельзя вывести безусловного заключения о

возможности или невозможности представительного порядка в государстве. Мы

сказали, что если в учреждениях отражаются народные свойства, то, наоборот,

самые свойства испытывают на себе влияние учреждений. Новые потребности

и обстоятельства вызывают наружу черты, которые прежде не могли развиться.

Народ вследствие постоянной смены поколений способен к возрастанию, к об-

новлению, и никто не может сказать, когда завершится у него этот процесс. Таким

образом, начало личной самодеятельности, которое необходимо дремлет, пока

общество покоится под управлением безграничной власти, должно выработать-

ся, когда обстоятельства приводят к необходимости свободы и вызывают напря-

женные усилия граждан. Это начало не является совершенно новым свойством,

ибо нет человеческого общества, в котором бы не существовала в некоторой сте-

пени личная самодеятельность; но оно приобретает большую силу и высшую

способность. Только у народа, совершенно обделенного элементами развития,

можно безусловно отрицать возможность политической свободы. Точно так же и

сознание права, которое стоит на низкой степени у народа, привыкшего руково-

диться главным образом покорностью власти, вырабатывается при более высо-

ком общественном быте, при более сложных отношениях, когда государственная

и гражданская жизнь и, наконец, самое промышленное развитие требуют обе-

спечения прав. Исторические примеры доказывают, что самые, по-видимому,

глубокие свойства народа, его вековые привязанности, изменяются радикально.

Какое громадное расстояние между старою Франциею, фанатически преданною

католицизму и монархии, и новою Франциею, революционною и вольнодумною!

Какая бесконечная разница между средневековыми германцами, исполненными

грубой силы, и тою педантическою беспомощностью, которая так часто прояв-

ляется у немцев, особенно в XVIII веке, и даже до настоящего времени! Развитие

жизни преобразует не только общественный быт, не только воззрения, но в неко-

торой степени и самый характер народа.


Поэтому невозможно утверждать, как делает историческая школа, что у каж-

дого народа в основании духовного его естества лежат известные начала, которые

определяют всю его историю, развиваясь только путем роста, количественным

прибавлением, но не изменяясь в своем существе. Такое понятие о народности

противоречит фактам. Народная жизнь не растение, которое из одного и того же

корня постоянно пускает ветви одинакого свойства и строения. Народу, способ-

ному к развитию, нельзя поставить таких границ, сказать ему: вот задача, тебе

не свойственная, потому что ты прежде ее себе не задавал. Прошедшее служит

основою и материалом для будущего, но не налагает на него неизменного клейма.

То, что прежде играло второстепенную роль, выдвигается на первый план и зат-

мевает остальное; новая эпоха порождает учреждения, часто противоположные

и предыдущим, и последующим. Только неподвижные страны Востока покоятся

вечно под одними формами быта, но это младенческое состояние человечества.

У других народов постоянство учреждений служит признаком крепкого, но одно-

стороннего развития. Вообще же, в истории господствует изменчивость поли-

тических форм, идущая рядом с изменениями жизни. Особенно в новое время,

при разнообразии общественных стихий, при ширине задач, при бесконечности

новых путей и средств человеческого развития, жизненные потребности и отно-

шения изменяются постоянно, а это неизбежно отражается и на учреждениях.

Мы видели, каким образом у западноевропейских народов за средневековою не-

урядицею, за борьбою общественных стихий водворилась эпоха самодержавия,

которое скрепило основы государств и утвердило единство власти; затем, когда

общественные силы окрепли под влиянием монархического начала, наступил

период либерализма, который после односторонних попыток поставил себе за-

дачею сочетание власти и порядка с свободою. Все эти столь различные учреж-

дения обозначают различные фазисы развития обществ; одна эпоха требует со-

средоточенной власти, другая разделенной, и нельзя сказать, что одному народу

свойственно одно, другому – другое.


Однако среди всех жизненных перемен всего устойчивее характер народа.

Он перерабатывается только постепенно, вследствие долговременного жизнен-

ного процесса. Общество, которое в течение веков жило под безграничною вла-

стью, не в состоянии сделать внезапный скачок к представительному правлению

и разом приобрести для этого все нужные качества. Если же оно неопытною ру-

кою берется за кормило, оно рискует произвести всеобщее потрясение и надол-

го устранить возможность прочного порядка. Это доказала Франция во времена

революции. Поэтому гораздо лучше, когда народ сначала испытывает свои силы

в подчиненных сферах. Частная жизнь, промышленность, администрация, юри-

дический быт открывают обширное поле для самодеятельности граждан. Здесь

изощряется личная энергия и приобретается опытность в достижении общих це-

лей совокупными силами; здесь развиваются те качества, которые необходимы

для разумной свободы. Требование политических прав тогда только может быть

оправдано, когда граждане доказали на деле, что они умеют устроить свои част-

ные и общественные дела.
Извлечения публикуются по изданию:

Чичерин Б.Н. О народном представительстве.



СПб., 1866. С. V–XI, 3–65, 385–393,

401–406, 408–417.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет