Николай Анатольевич Курчанов Поведение: эволюционный подход


Глава 4. Социальное поведение



бет5/15
Дата14.06.2016
өлшемі5.08 Mb.
#134644
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

Глава 4. Социальное поведение



Законам природы люди повинуются, даже когда борются против них.

И. В. Гёте (1749–1832), немецкий мыслитель
Социальное поведение так же филогенетически детерминировано, как и любые другие виды поведения. Это наглядно демонстрирует сравнительный анализ, который особенно важен для понимания биологических корней организации человеческого общества.

4.1. Типы социальной организации

В этологических исследованиях был обнаружен широкий диапазон различных видов социальной организации. У высших животных их социальные структуры и социальное поведение в процессе эволюции достигают исключительной степени сложности и совершенства. Правда, провести четкие границы между разными социальными структурами в любых классификациях вряд ли возможно, поскольку в природе встречается много промежуточных вариантов. В общем виде все социальные структуры животных делятся на открытые и закрытые. Желающие могут провести параллель с аналогичными типами акционерных обществ.

Открытое сообщество. Состав группы не постоянен, «вход» и «выход» не закрыты для новых членов. Примерами могут служить кочующие стада копытных или стаи перелетных птиц. Хотя члены открытого сообщества «не знакомы» друг с другом, они могут продемонстрировать удивительную слаженность действий, заложенных в наследственной поведенческой программе. Так, стая скворцов (Sturnus vulgaris) может дружно атаковать и прогнать ястреба-перепелятника (Accipiter nisus) .

Закрытое сообщество. «Вход» в группу закрыт для посторонних обычно очень строго. Наиболее интересный вопрос при изучении закрытых сообществ связан с личным узнаванием его членов. Ответить на него весьма сложно. Люди часто переносят на животных свои собственные впечатления. К. Лоренц в остроумном эксперименте показал, что даже в паре аистов (Ciconia ciconia) с большим стажем «семейной» жизни «супруги» не узнают друг друга. Поэтому деление закрытых сообществ на «анонимные», где члены группы не узнают друг друга, и «персонифицированные», где члены группы «знакомы», вряд ли правомерно. Высшие приматы, многие хищные млекопитающие, крупные попугаи и другие высокоорганизованные животные, несомненно, способны к индивидуальному узнаванию. Относительно других животных вопрос остается открытым.

Как пример «анонимного» сообщества обычно приводят крыс, которые друг друга не узнают, но отличают своих от чужих по запаху. Крыса, впитавшая «чужой» запах, будет моментально убита сородичами. Но даже исходя из этого наиболее простого и наглядного примера, мы не можем полностью отрицать индивидуальное узнавание. Узнавание – это сложный и многогранный процесс, ему нельзя приписывать однозначное влияние на поведение и на основании этого строить рискованные экстраполяции. Даже у человека этот процесс неоднозначен, и патопсихология дает многочисленные крайние примеры. При желании можно вспомнить влияние «клановой» атрибутики на поведение, не зависящее от узнавания, а также примеры «раздвоения личности» в психопатологии, когда одна «личность» не узнает и не помнит другую (этот феномен мы рассмотрим в последней главе).

Следует отметить, что социальная структура в природе может быть довольно лабильной и меняться в зависимости от экологических условий. Этот факт указывает на относительность различных классификаций. Поэтому многие авторы, изучающие социальное поведение, принципиально отказываются от любых классификаций, предпочитая рассказывать только о конкретных систематических группах. Причем у изученных животных часто встречаются различные социальные структуры у близких видов и, наоборот, чрезвычайно похожие – у далеких систематических групп. Интересно, что первый вариант нам предоставляют человекообразные обезьяны.

Рассматривая тему социального поведения, следует отметить, что в этой области исследованы далеко не все животные. Излюбленные объекты сравнительной этологии: социальные насекомые (пчелы, осы, муравьи, термиты ), врановые (галки, вороны, сойки ), грызуны (мыши, крысы ), хищные млекопитающие (волки, медведи, кошачьи, гиеновые собаки ), приматы (мартышки, павианы, человекообразные обезьяны) . Тщательное изучение других объектов непременно даст много интересной информации.

4.2. Социальные взаимоотношения

Неотъемлемый атрибут закрытой социальной системы, который определяет ее структурированность, – это иерархия доминирования. Как филогенетическое наследие она является продуктом социальной эволюции, а как адаптация – своеобразным компромиссом плюсов и минусов социальной жизни.

Иерархическая система устанавливается в борьбе за ограниченные ресурсы. Слово «ограниченные» необходимо понимать в широком смысле, поскольку в природе все ресурсы для всех организмов ограничены. К ним относятся не только пища, но и наиболее привлекательные условия среды обитания (лучшее место на веточке, дупло, нора и т. п.), половой партнер.

Главное достоинство социальной иерархии – порядок в группе. Формирование иерархии обычно сопровождается большим количеством конфликтов, но когда она установлена, то наступает стабильность. Члены стаи уступают без сопротивления особям более высокого ранга, что минимизирует конфликты. Если в ходе эксперимента искусственно удалить лидера группы, то конфликты возобновятся. Интересную параллель демонстрирует сравнение уровней преступности в тоталитарных и демократических странах.

Таким образом, иерархии возникают как филогенетические адаптивные системы, способствующие уменьшению уровня внутривидовой агрессии путем выработки правил взаимодействия (Alcock J., 1984).

Сравнительные исследования разных видов животных показали различные виды иерархий, что напрямую связано с типом социальной организации. Далеко не всегда наблюдается простая линейная зависимость. Чаще выявляются сложные и многообразные взаимоотношения, поскольку в живой природе иерархии доминирования весьма пластичны. Это вносит большое разнообразие в социальные связи. Обычно, чем более суровые условия существования группы, тем более жесткая иерархия в ней наблюдается (Brown J., 1975). Интересно отметить параллельное наблюдение – чем более жесткая иерархия в группе, тем обычно более выражен половой диморфизм вида как следствие жесткого полового отбора. Обе закономерности имеют многочисленные исключения.

Подробно иерархические взаимоотношения описаны в специальных работах по конкретным группам, но некоторые показательные случаи следует рассмотреть.

Большое число примеров, демонстрирующих неоднозначность иерархии, приводит Р. Шовен. Из них наиболее интересен эксперимент по радикальному изменению иерархического ранга. Петухов с установившейся иерархией изолировали друг от друга, после чего они «забыли» свой ранг. Затем, в ходе остроумной системы воссоединения, получили группу тех же птиц с другой иерархией. Причем петух, который занимал последнее место в прежней иерархии, превратился в лидера группы (Шовен Р., 2009).

Примером, изменяющим наше представление о жесткости иерархии наших «ближайших родственников», может служить наблюдение Дж. Гудолл за шимпанзе в дикой природе. Когда шимпанзе невысокого ранга находил какое-либо лакомство, то остальные члены группы, в том числе и доминант, выпрашивали его (Гудолл Дж., 1992). Доминант не применял в этом случае свою силу и власть.

Другим не менее парадоксальным примером служит взаимосвязь доминирования и репродуктивного успеха. Раньше предполагалось, что взаимосвязь этих составляющих сама собой разумеющаяся. Однако этологические наблюдения обнаружили множество исключений из этого правила. Одним из примеров может служить уже рассмотренная выше клепто-репродуктивная стратегия. При этом выясняется, что иногда доминант не имеет преимуществ в репродуктивном успехе по сравнению с нижестоящими по рангу особями.

Еще одно явление представляет особый интерес и осложняет анализ иерархических взаимоотношений. Это феномен «разделения труда» в группе. Весьма ярко он проявляется у бобров (Castor fiber), где мы находим «строителей», «охранников», «снабженцев», «дежурных, следящих за малышами». В этом случае в разных ситуациях на ведущие позиции могут выходить разные особи, более способные к тому или иному виду деятельности. Таким образом, в группе формируется несколько «ролевых иерархий». Разделение труда в группе подразумевает наличие сотрудничества, которое выражается совместными действиями в охоте, защите от врагов, выращивании потомства и т. п.

И, наконец, нельзя не отметить сохранение родственных уз в стаях высокоразвитых животных. У обезьян связи между детьми и родителями могут сохраняться всю жизнь. По этому поводу Р. Шовен пишет: «У приматологов возникает сомнение, не слишком ли мы переоцениваем роль доминирования, не слишком ли мы пренебрегаем родственными отношениями, которые в жизни обезьян имеют, быть может, большее значение, хотя и выражены менее явно » (Шовен Р., 2009).

Таким образом, в сообществах животных мы встречаемся не только с конкуренцией за место в иерархии. Не меньшую роль, чем агрессивность, связанную с поддержанием структуры сообщества, играют различные виды взаимопомощи.

Ярким примером поведения такой направленности служит альтруизм, который обнаружен среди многих животных сообществ. Альтруизмом называют поведение, направленное на благополучие других сородичей. Он долгое время был одной из загадок эволюционной биологии, поскольку создавалось впечатление, что это невыгодная стратегия. Альтруистическое поведение неоднократно пытались объяснить теорией группового отбора, но сама эта теория до сих пор не получила убедительного обоснования, а потому не находит широкой поддержки ученых.

Разработанная американским эволюционистом Р. Триверсом теория реципрокного (взаимного) альтруизма показала, что взаимный альтруизм может являться адаптивной стратегией, если существуют адекватные контролирующие механизмы, способные выявлять «обманщиков». Анализ Р. Триверсом «дилеммы заключенного» (рассматривается модель разных вариантов подкупа заключенного, чтобы он выдал своих товарищей) показал, что выгодность стратегии радикально меняется, если имеешь дело с одним партнером не один, а несколько раз (Trivers R., 1971).

Наиболее впечатляющий пример реципрокного альтруизма в природе – взаимовыручка летучих мышей вампиров (Desmodus rotundus ). Вампиры живут многотысячными колониями и питаются кровью крупных копытных. Для вампира остаться двое суток без крови равносильно смерти, от которой его может спасти помощь другой особи. Альтруистические взаимоотношения у вампиров, в первую очередь, наблюдаются между родственниками, что указывает на способность к индивидуальному узнаванию. Но и между отдельными неродственными особями часто возникает тесная «дружба», которая может длиться годами (вампиры живут более 12 лет).

Однако явление альтруизма не столь однозначно. Исследования африканских сурикат (Suricata suricata ), мелких зверьков из семейства виверровых (сем. Viverridae ), выставляющих «часовых» во время кормежки групп, показали, что смертность этих «часовых» от хищников минимальна (рис. 4.1). Поэтому функция «часового» может рассматриваться как весьма желанная, если зверек достаточно сыт. С другой стороны, у зайцев «барабанный бой» лапками, предупреждающий сородичей об опасности, действительно несет смертельную угрозу для «барабанщика», но эта функция почти полностью генетически детерминирована.


Рис. 4.1 . Сурикаты
Не является редкостью в природе сочетание самоотверженной взаимопомощи и жесткой иерархии в группе, что лишний раз подтверждает их филогенетическую природу. Наглядно демонстрируют данное положение этологические наблюдения над обезьянами, гиеновыми собаками и многими другими животными. Излюбленный объект киносюжетов о живой природе – гиеновые собаки (Lycaon pictus), проявляют чудеса организации охоты и взаимопомощи при чрезвычайно жесткой иерархии.

В проявлении альтруистического поведения разных животных демонстрируется широкий диапазон сочетаний инстинкта и научения. Новое видение альтруизм получил в теории сверхорганизма, с которой мы познакомимся ниже.

Вероятно, фактор альтруистических отношений оказал заметное влияние на ход антропогенеза, особенно в эволюции Homo sapiens . Возможно, именно альтруистическое поведение, заложенное в геноме Homo sapiens , обеспечило этому виду успех в конкурентной борьбе с другими видами Homo .

4.3. Коммуникация

Одним из основных факторов, способствующих формированию социального поведения в эволюции, явилась система коммуникации. Невозможно представить социальное поведение без обмена информацией между особями. Следует заметить, что исследования коммуникативных возможностей животных всегда вызывают многочисленные дискуссии из-за сложности поднимаемых вопросов.

Коммуникация в природе охватывает широкий круг явлений. Как правило, система воспроизведения и опознания сигналов у животных генетически детерминирована. Иногда «запуск» этой системы требует определенных внешних условий. Большинство животных в определенной степени специализированы на доминирующей сенсорной модальности. Можно выделить несколько основных типов коммуникаций.

Тактильная. Важный способ коммуникации насекомых, ракообразных и многих других членистоногих. Сюда же относится груминг (активное поведение животных, направленное на очистку поверхности тела) приматов (рис. 4.2).




Рис. 4.2 . Груминг приматов
Звуковая. Наиболее наглядным примером является пение птиц, но уникальный рекорд принадлежит горбатому киту (Megaptera novaengliae) , который распознает звуки сородичей за десятки километров.

Химическая. Основной способ обмена информацией у большинства млекопитающих, но рекорд принадлежит представителям другого класса – самец бабочки способен распознать феромоны самки за 4–5 км.

Зрительная. Несмотря на возможность действия лишь на небольших расстояниях (в пределах видимости), представляет собой один из важнейших видов коммуникации у высокоорганизованных представителей (попугаев, крупных хищников, приматов и особенно у человека). В природе зрительная коммуникация выражается через позы, жесты, движения, ритуальные демонстрации, брачные танцы и т. п.

Часто сигналы разных модальностей скомбинированы вместе внутри видоспецифичной поведенческой программы.

Явление коммуникации особенно наглядно демонстрирует роль критических периодов в онтогенезе для социального поведения. Отсутствие социальных контактов в критический период обычно невосполнимо и не позволяет особи в дальнейшем быть полноценным членом своей группы. В первую очередь это относится к детским играм со сверстниками и общению с матерью. В играх животные учатся драться, защищаться, проявлять сообразительность и смелость, отстаивать свои интересы, что в будущем и определит их место в иерархии. Некоторые авторы считают, что именно в игре происходит интеграция отдельных ФКД в целостные модели социального поведения (Фабри К. Э., 1993).

Коммуникативные сигналы играют ключевую роль в репродуктивной изоляции видов. В природе практически не встречаются межвидовые гибриды. Вместе с тем, их сравнительно легко получить в лабораторных условиях. Значит, не генетический фактор нескрещиваемости является в данном случае причиной отсутствия гибридов в природе, а коммуникативный. Особенно четко различие репродуктивных сигналов выражено у родственных симпатрических видов, схожих морфологически.

Коммуникативное поведение социальных животных неразрывно связано с явлением ритуализации. Термин «ритуализация» был предложен выдающимся английским биологом-эволюционистом Дж. Хаксли (1887–1975). Так он назвал эволюционный процесс, при котором определенные формы движения в ходе филогенеза утрачивают свою первоначальную функцию и приобретают символическое значение. Таким образом, возникает новый инстинктивный акт, который становится самостоятелен, как и любой другой. Поскольку ритуалы выражаются определенными позами и движениями, представляющими собой ФКД, их сигнальное значение понятно всем членам группы без обучения.

Отправной точкой процесса ритуализации, как правило, служит рассматриваемый нами далее конфликт мотиваций. Обычно в конфликте задействованы альтернативные тенденции: в одну сторону – стремление к пище, половому партнеру, агрессии, в другую сторону – страх. Обычно этот конфликт выражается поведенческим внутренним противоборством «приближение-избегание». Между этими конфликтными тенденциями начинается борьба за доминирование. Итогом такой борьбы является ритуализированное поведение, которое выглядит как неполная форма поведенческого акта. Так, поза угрозы – это почти всегда комбинация тенденций к атаке и бегству. Чем больше изменяется в процессе ритуализации форма движения, тем больше изменяется и его значение. Эту зависимость К. Лоренц продемонстрировал на примере семейства утиных (Лоренц К., 1998). Он же подробно рассмотрел ритуал «триумфального крика» у гусей (Лоренц К., 1984). Теоретические разработки явления ритуализации проводились и Н. Тинбергеном (Tinbergen N., 1952).

Посредством ритуальных демонстраций достигается сохранение установившихся иерархических отношений и поддержание порядка в иерархической структуре. Основные демонстрации символизируют либо угрозу, либо умиротворение. В первом случае имитируется увеличение размеров тела (поднятие перьев, плавников, шерсти), во втором случае – уменьшение размеров, подставка уязвимой части тела, воспроизведение детского поведения или поведения самки.

В этологии рассматриваются многочисленные примеры ритуализации агрессии. Как было сказано выше, агрессия – весьма грозное оружие. Демонстрация агрессии вместо нападения позволяет избежать физического противоборства, опасного для обеих сторон. При этом демонстрируются средства защиты и нападения, которыми обладает животное, преувеличиваются его размеры (рис. 4.3). Часто борьба за высокий ранг осуществляется не драками, а ограничивается ритуальными демонстрациями. В уменьшении негативного влияния внутривидовой агрессии заключается важнейшее эволюционное значение ритуалов.




Рис. 4.3 . Демонстрация своего «оружия» часто позволяет избежать столкновения с конкурентами
Эволюционные преобразования ритуалов активно изучаются в этологии. Этологи добились больших успехов в интерпретации ритуализированных демонстраций. Однако в эволюционном механизме возникновения ритуалов остается много неясного.

Дж. Хаксли отождествлял ритуалы животных и ритуалы человека, возникшие в ходе культурно-исторического процесса. Такая точка зрения получила поддержку многих этологов. К. Лоренц приводит многочисленные примеры необычной силы стереотипов в поведении человека (Лоренц К., 1998). Хотя конкретные стереотипы формируются в ходе онтогенеза, сама прочность стереотипов имеет генетическую обусловленность.

В природе мы встречаем многочисленные примеры не только внутривидовой, но и межвидовой коммуникации. Весьма похожи демонстрации, рассчитанные на обман врага. Обычно они связаны с окраской тела, направленной на подражание «выгодному» в данной ситуации образцу. Такое явление получило название мимикрия. Это может быть и покровительственная окраска, делающая животное незаметным, и, наоборот, яркая окраска, делающая его похожим на кого-либо опасного. Во втором случае общей тенденцией является увеличение объема тела и «пятна-глаза», которые мы наблюдаем у самых разных животных (рис. 4.4).


Рис. 4.4 . «Пятна-глаза» часто наблюдаются у разных бабочек
Интересна коммуникация при симбиотическом взаимоотношении, представляющая иногда сложные формы поведения. Классическим примером могут служить отношения птицы медоуказчика (Indicator indicator) и хищника из семейства куньих (сем. Mustelidae ) медоеда (Mellivora capensis) .

Среди беспозвоночных процесс коммуникации наиболее подробно изучен у пчелы (Apis mellifera ) благодаря трудам выдающегося австрийского ученого, лауреата Нобелевской премии 1973 г. К. фон Фриша (1886–1983). В своем поведении пчела использует сложнейший «инструментарий», включающий анализ магнитного поля Земли, навигацию по Солнцу, обоняние, цветовое зрение, способность распознавать зрительные образы и многое другое. Уникальным языком коммуникации являются танцы пчел, подробно описанные ученым (Фриш К., 1980). Столь совершенное поведение пчел жестко запрограммировано. Пчелы способны к научению, но и сам процесс научения у них также запрограммирован. Впрочем, этот вопрос вызывает разногласия среди биологов.

Изучение коммуникации животных заставило по-новому посмотреть на их социальные взаимоотношения. Такие отношения являются сферой особо бурных дискуссий вокруг «ключевого вопроса». Даже сам термин «социальное» в гуманитарной традиции употребляется как «сугубо человеческое», неправомерно противопоставлен «биологическому» (подробнее см.: Курчанов Н. А., 2008). Однако именно в филогенетических истоках социального поведения лежат наиболее острые проблемы нашего мира. Перед непосредственным рассмотрением этих проблем познакомимся с уникальным типом социальной организации – эусоциальностью. Ее часто сравнивают с глобальной системой человечества.

4.4. Эусоциальность как феномен эволюции

Крайним вариантом ролевой иерархии, которая закономерно сопровождается морфофизиологической дифференциацией, является эусоциальность . Морфофизиологическая дифференциация проявляется наличием разнообразных каст внутри вида. Важнейший аспект эусоциальности – репродуктивная дифференцированность. Единственной фертильной самкой обычно является одна особь.

В своем наиболее законченном виде эусоциальность представлена в двух отрядах насекомых: равнокрылых (отр. Homoptera ) у термитов и перепончатокрылых (отр. Hymenoptera ) у пчел, ос, муравьев . Хотя внешне их многотысячные сообщества кажутся похожими, они имеют существенные отличия. Постоянно обнаруживаются новые варианты семей перепончатокрылых эусоциальных насекомых. Социальная жизнь этих удивительных созданий описана в многочисленных книгах.

«Рабочие» пчелы представлены бесплодными самками, которые выполняют функции помощников в выращивании потомства, а «трутни» – гаплоидными самцами. Резкие морфологические отличия имеют представители касты «солдат» у термитов . Их специализация для «военных действий» зашла так далеко, что «солдаты» не способны даже самостоятельно питаться и находятся на обслуживании у других членов сообщества. Весьма интересным примером является каста «затычек» у муравьев-древоточцев , в «обязанности» которых входит закрывать своим телом проход. У всех видов «матка» – единственная фертильная самка, которая в астрономических количествах продуцирует яйца для оплодотворения.

Касты обычно формируются в личиночном возрасте. Этот процесс определяется генетической программой, опосредованной внешними факторами – питанием, феромонами, воздействием других особей. Разнообразие каст можно рассматривать как проявление дискретной (а не плавной) нормы реакции.

Эусоциальность обнаружена не только у насекомых. Поразительным примером эусоциальных млекопитающих являются голые землекопы (Heterocephalus glaber ) из отряда грызунов (отр. Rodentia ). Они образуют огромные (до 250 особей), хорошо интегрированные колонии, прокладывающие многокилометровые подземные ходы. Так же как и у общественных насекомых, у землекопов выделяются свои касты: «переносчики», «проходчики», «охранники». Еще более поразительно сходство в процессе размножения, в котором принимает участие единственная плодовитая самка-матка. Она подавляет репродуктивную функцию других самок, однако, в отличие от насекомых, не полностью. После смерти матки половая функция у других самок может быть восстановлена.

В 1996 г. был обнаружен первый эусоциальный морской организм – креветка Synalpheus regalis (класс Crustacea ). Колонии этих ракообразных включают одну царицу и более трехсот неразвитых самок (Шукер К., 2006).

Эусоциальность, вероятно, явилась вариантом эволюции репродуктивной стратегии, когда на повышение выживаемости определенного потомства работают тысячи помощников, лишенных способности к размножению. Механизмы этого варианта, в частности механизм подавления репродуктивной функции, во многом остаются неясными. Как и большинство явлений природы, эусоциальность не имеет четких границ, а связана с другими типами социальной организации многочисленными переходными формами. Такими формами служат различные варианты совместной заботы о потомстве с той или иной степенью репродуктивного подавления. В определенной степени такие явления мы можем наблюдать у стайных хищных млекопитающих. Часто в сообществах самоотверженная взаимопомощь сочетается с жесткой конкуренцией за право размножения. Одним из изученных примеров является сообщество американского желудевого дятла , где забота об общем потомстве совмещается с уничтожением у конкурентов яиц и птенцов (Резникова Ж. И., 2005). Часто необычайно запутанные социальные отношения разных животных остаются непонятными исследователям.

Явления эусоциальности и альтруизма оказались в центре внимания социобиологов, во многом определив лицо этого направления. Особенно бурные и долгие дискуссии вызвала теория сверхорганизма, представляющая всю эусоциальную колонию как единый «организм», а каждую особь колонии – как «клеточку» этого «организма». Самым наглядным примером сверхорганизма может служить португальский кораблик (Physalia physalia ) из класса гидроидных (кл. Hydrozoa ) типа кишечнополостных (т. Coelenterata ). Все «органы» кораблика представляют собой видоизмененные особи, приспособленные для строго определенных функций. Они происходят из полипов, которые не открываются, как у других гидроидных, а дифференцируются в разных направлениях, в зависимости от своего расположения.

В последнее время теория сверхорганизма приобрела новых приверженцев. Не только социальные сообщества, но и каждое крупное животное (включая человека) можно рассматривать как «сверхорганизм», чье функционирование обеспечивается единством метаболизма макроорганизма и огромного числа микроорганизмов-симбионтов (Марков А., 2010). Понимание фундаментальной роли паразитизма в эволюции органического мира заставило некоторых авторов рассматривать его как особую форму симбиотических отношений (Ройтман В. А., Беэр С. А., 2008). Взаимосвязь геномов такого сверхорганизма оказалась более тесной, чем предполагалось ранее, а эволюционные аспекты этой взаимосвязи нам еще только предстоит оценить.

В русле теории сверхорганизма становятся понятны эволюционные преимущества альтруизма, роль которого также недооценивалась. Были попытки подойти с позиции этой теории и к современному человечеству.

* * *

Наличие таких социальных поведенческих явлений, как альтруизм, иерархии, эусоциальность, среди представителей разных систематических групп наводит на мысль о конвергентном характере их эволюционного становления. Значит, каждая из них выполняет сходную роль в социальной эволюции разных видов. Как считал К. Лоренц: «Совпадения в поведении могут возникать только так » (Лоренц К., 1998). Такой факт имеет большое значение в понимании социального поведения человека. В этом плане нам необходимо рассмотреть явление стресса, который неизбежно сопровождает любые социальные отношения.



4.5. Стресс

Понятие стресса ввел в 1927 г. американский физиолог У. Кеннон (1871–1945) для обозначения физиологических реакций, возникающих в организме человека и животных под действием несущих угрозу факторов. Наибольший вклад в исследования этого явления внес известный канадский ученый Г. Селье (1907–1982), который обратил внимание на общность симптоматики при разных видах повреждающих воздействий. К 1936 г. Г. Селье разработал теорию общего адаптационного синдрома, в которой рассматривал стресс как эволюционную адаптацию (Селье Г., 1972).

Работы Г. Селье стимулировали всеобщий интерес к природе стресса, но неоднозначность такого сложного явления породила множество разных взглядов. Обобщая их, можно рассматривать стресс как неспецифичную, системную адаптивную реакцию организма на отклонение условий существования от привычных (Жуков Д. А., 2007).

Неспецифичность представляет важный момент концепции стресса, подразумевая, что одну и ту же реакцию организма могут вызвать разные раздражители. Системность предполагает реагирование на стресс всех систем организма. Адаптивность раскрывает механизм стресса, очень схожий у животных и человека. Стресс – это мобилизация энергетических резервов организма в ответ на новую ситуацию. В природе это не просто адаптивная стратегия, а адаптация, имеющая первостепенное значение, часто решающая ключевой вопрос «жить или не жить». Новая ситуация может нести с собой опасность, поэтому организм должен быть во всеоружии. В своих работах Г. Селье подчеркивал неспецифичность стресса, однако современные исследователи указывают на его некоторую специфичность в зависимости от происхождения.

Реагирование на стресс в значительной степени предопределено генетически. Однако данный признак имеет весьма широкую норму реакции. Так, неоднократно показано, что на тип оборонительной реакции (бегство или борьба) весьма сильно влияет воспитание (Шовен Р., 2009).

Как это характерно для всякого генетически детерминированного процесса, реагирование на новизну в ходе эволюции становится потребностью организма. Хорошо известно негативное влияние однообразия, причем чем выше организация животного, тем более разрушительно отсутствие эмоционально окрашенных впечатлений. В определенных границах стресс оказывает благотворное и стимулирующее влияние на организм.

В современном человеческом обществе мы наблюдаем обратную картину. Параноидная погоня за «новизной», за «новыми впечатлениями и ощущениями» приводит к тотальной опустошенности, неспособности эти впечатления воспринимать. Как это ни парадоксально, бешеный темп современной цивилизации загоняет людей в унылое однообразие. В этом плане интересен взгляд с позиции современного общества на военное время, которое считается максимально стрессогенным. В литературе описаны многочисленные воспоминания бывших фронтовиков, «заброшенных» затем в «общество потребления». Многие из них вспоминают войну как наиболее яркий период жизни, а послевоенное время – как тусклое и бессмысленное (Сакс О., 2010). С другой стороны, жизнь человека в калейдоскопической смене раздражителей, в гигантском информационном потоке, в состоянии неопределенности лежит за пределами физиологических возможностей организма. Все это сопровождается хроническим стрессом.

Состояние, к которому приходит организм после определенного времени хронического стресса, получило название «выученная беспомощность». Она тесно связана с таким явлением, как депрессия. Депрессивное состояние также имеет биологические эволюционные корни, выполняя функцию предохранительного клапана в социальном поведении животных и наших предков. На какой-то период оно должно гасить излишний эмоциональный накал, уменьшая этим вероятность кровопролития во внутривидовых конфликтах. В современном обществе депрессия, став перманентным состоянием многих людей, потеряла свою адаптивную функцию. Как водоворот она засасывает все большие массы людей, становясь непреодолимой проблемой для общества и медицины (рис. 4.5).




Рис. 4.5. В современном обществе депрессия засасывает все большие массы людей
Развитие эпигенетики показало значительно более выраженное, чем считалось ранее, влияние стресса на генетический аппарат клетки. Это влияние находится сейчас в центре внимания исследователей эпигенетической наследственности. Стрессы могут влиять на частоту мутаций и рекомбинаций, увеличивать подвижность транспозонов, изменять эпигенетическую регуляцию генотипа. В какой-то степени стресс демонстрирует возможность «наследования приобретенных признаков».

4.6. Социальное поведение и будущее человечества

Наш привычный мир техногенной цивилизации существует буквально мгновение по сравнению со временем формирования человека. Эволюция человека происходила в условиях, совершенно отличных от условий современного общества, поэтому человек несет в себе модели поведения, сформированные в его далеком прошлом, когда он сам был еще интегрирован в природную среду.

Этологией накоплен обширный материал, показывающий кардинальное изменение нормального поведения при изменении условий существования. Показана патологизация поведения при попадании животных в «цивилизованные» условия. При одомашнивании быстро разрушаются модели адекватного поведения, заметно падает сообразительность животных (Эрман Л., Парсонс П., 1984).

Резкой деформации подвергается агрессивное поведение. Так, в естественных условиях у обезьян крайне редко отмечаются случаи убийства детенышей при «смене власти» новым вожаком. Однако в неволе убийство самцами детенышей принимает закономерный характер (Фридман Э. П., 1979). Отмечено значительное возрастание агрессивности у «городских» макак-резус (Macaca mulatta ), по сравнению с их сородичами, живущими в естественных условиях (Фридман Э. П., 1985). Меняется поведение и возрастает агрессивность у и без того агрессивных павианов. При этом не только возрастает агрессивность, но и происходит ее качественное изменение. Драки животных становятся более жестокими, исчезают блокирующие механизмы, что нередко приводит к смертельным исходам.

Таким образом, урбанизированная среда, извергающая на головы своих обитателей потоки стрессогенных факторов, не располагает к нормальному поведению. Особое значение имеет фактор перенаселенности, который мы рассмотрим подробнее.

Жизнь всех существ на Земле подчиняется единым экологическим закономерностям, по которым регулируется численность каждого вида в биосфере. В живой природе чрезмерно размножившийся вид быстро возвращается к норме. Причем в ходе эволюции природа выработала не только такие «радикальные» методы, как голод и болезни, действие которых наглядно, но и «превентивные программы», направленные на постепенное уменьшение численности популяции. Механизм таких программ еще во многом непонятен, но они активно разрабатываются в новых эволюционных теориях. Вспомним концепцию саморегуляции В. Винн-Эдвардса.

Действительно, в естественных сообществах перенаселение случается редко. Какие предполагаются биологические механизмы регуляции? Естественный отбор, с его избирательной элиминацией, не очень подходит на эту роль. Вероятно, существуют особые элиминирующие факторы, которые запускаются своими сигналами. Причем сигнал перенаселенности действует даже независимо от количества пищи: неоднократно отмечалось, что повальная смертность из-за перенаселенности часто вызывается стрессом еще до израсходования пищевых ресурсов.

Впервые этот феномен четко был продемонстрирован в классической работе Дж. Колхауна 1962 г. «Плотность популяции и социальная патология» на крысах. В ней показано, что даже при избытке пищевых ресурсов увеличение численности популяции сопровождается синхронным падением рождаемости, регулируемым нейрогуморальным механизмом (Calhoun J., 1962). Если перенаселение все же происходит, то устраняется неизбирательной элиминацией, которая не приводит к дифференциации популяций (Назаров В. И., 2005). Широко известный пример такого явления демонстрируют лемминги. Вероятно, на пороге «неизбирательной элиминации» стоит и современное человечество, которое давно устранило действие естественного отбора. К сожалению, несмотря на полувековой возраст работы Дж. Колхауна, ее результаты неведомы для политиков и законодателей, принимающих абсурдные законы.

Вероятно, элиминирующие факторы при перенаселенности, в первую очередь, воздействуют на половое поведение и процессы размножения. Можно наблюдать атрофию половых желез, эмбриональную смертность, ухудшение качества потомства у многих животных (Шовен Р., 2009). У них деформируется родительское поведение, что выражается в плохой заботе о потомстве, а иногда и умерщвлении его. Часто животные вообще не размножаются. Даже если потомство появилось на свет и осталось в живых, лишенное родительской заботы, оно вырастает с нарушенными инстинктами и еще хуже заботится о своем потомстве (Тинберген Н., 1978). Постепенно рождаемость падает, смертность растет.

Выраженную деформацию полового поведения мы можем наблюдать в ходе истории у человека. Давно известен факт резкого падения рождаемости в больших городах, что нередко сопровождается отчуждением и безразличием к своим детям. Урбанизация обычно сопровождается эротизацией общества, но при этом половое поведение деформируется, что нарушает нормальный процесс размножения. Отклонения в сексуальной практике (гомосексуализм, транссексуализм, садомазохизм), которые описывались ранее в специальной медицинской литературе как некая «экзотика», с расширением урбанизации начинают принимать массовый характер.

Другим критерием экологического неблагополучия в природе является аутоагрессия. Ее не следует понимать слишком буквально. Даже у животных она может проявляться весьма разнообразно, но всегда сопровождается нарушением инстинкта самосохранения, что порождает массовую гибель. У людей аутоагрессия проявляется в самом широком диапазоне – от апатии до суицида. К ней можно отнести и такие «родимые пятна» цивилизации, как алкоголизм, наркомания, психоразрушающая музыка, «теловредительство», наличие изуверских сект. Чем выше плотность населения, тем легче распространяются психические эпидемии. Рост числа суицидов в эпоху индустриальной цивилизации, столь нагляден, что игнорировать его, при самом большом желании, будет очень трудно.

Предельная численность населения на Земле при современном уровне потребления, позволяющая существовать биосфере как саморегулирующейся системе, составляет всего 200 млн человек (Дольник В. Р., 2003). Сейчас эта цифра превышена в 30 раз и продолжает возрастать, что показывает неизбежность скорого начала сокращения численности населения. Человечество не позволяет голоду контролировать возрастание численности населения, направляя на борьбу с ним огромные ресурсы. Эта борьба идет с колоссальным напряжением сил, не считаясь с последствиями для биосферы. Поскольку человек – часть биосферы, то ее разрушение – это уничтожение будущего человечества. В экологии стало весьма модным разрабатывать различные сценарии будущего, которые не прибавляют нам оптимизма.

«Какая участь ждет современного человека, располагающего всем необходимым для коллективного самоубийства? – спрашивает шведский ученый Ян Линдблад. – Нетрудно понять, что нынешнее человечество, скученное в больших городах, должно испытывать постоянный стресс, в корне подрывающий основы совместного проживания, как индивидуумов, так и групп» (Линдблад Я., 1991).

Такое положение возникло не на пустом месте. Были и эволюционные предпосылки на пути к «покорению» природы. Эти аспекты мы рассмотрим в разделе, посвященном эволюции психики человека в ходе антропогенеза. А сейчас вернемся к «ключевому вопросу» поведенческих наук и рассмотрим его вторую составляющую – научение.






Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет