Французские кинорежиссеры



бет35/56
Дата22.07.2016
өлшемі3.81 Mb.
#215579
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   56

501

ортодоксальный фильм Деланнуа получил тем не менее поддержку и, ко всеобщему удивлению, да­же премию католического кинообъединения, кото­рое пожелало «воздать должное одной из самых замечательных попыток выразить средствами ки­но на материале весьма особого частного факта, чувство живой веры и настоятельной потребности в религиозной службе, основанной на таинствах». В форме этого фильма обнаруживается не ме­нее досадное смешение разнородных элементов. История «крестьян моря» передается с такой же заботой о техническом совершенстве, какая обнару­живалась в «Вечном возвращении». Отдельные планы, фотография, обстановка, декорации, лица— все это скомпоновано с большой тщательностью, без шероховатостей; автор добивается суровости общего тона, который мы находим даже в игре и интонациях исполнителей. Это дает эффективные результаты, но здесь чувствуется и некоторая ис­кусственность. Нелегко было добиться подобной суровости тона при неподходящих для этой зада­чи пейзажах и неловкой игре безвестных, даже непрофессиональных актеров. Деланнуа еще боль­ше выдает искусственность этого мнимого реализ­ма тем, что перегружает фильм музыкой и бретон­скими хорами, которые, бесспорно, очень красивы, но окончательно искажают (особенно в сцене по­гребения самоубийцы на дне моря) характер про­изведения с его претензиями на изображение ду­ховной стороны жизни. В результате мы оказыва­емся уже даже не в театре, а в опере.



Заслуга авторов заключается в том, что они решились взяться за такую тему, но мы видели, к скольким оговоркам вынуждает ее толкование, сколько пришлось сделать уступок «человеческим чувствам», то есть сентиментальности, чтобы она в конце концов могла тронуть зрителя.

* * *


Как это на первый взгляд ни удивительно, но между фильмами «Пасторальная симфония», «Бог

502


нуждается в людях» и «Дикий мальчик», который вскоре поставил Деланнуа, имеется внутренняя связь. И тут и там речь идет о чистоте с ее стрем­лением к абсолютному — о чистоте веры, чистоте любви... Она особенно наглядно проявляется в том грязном мирке, в который Жансон, написавший сценарий по роману Пейссона, и Деланнуа вводят на сей раз зрителя. Но именно эта обстановка больше всего и сразу же начинает нас раздражать в фильме. Мы слишком хорошо знаем эти грязные кварталы Марселя, эти сомнительные бары, эти пользующиеся дурной репутацией улочки, этих де­виц и подозрительных молодых людей, щедро и зачастую неудачно показанных нам на экране. Все это могло быть лишь обстановкой, в которую нео­жиданно попадает одиннадцатилетний мальчик, знавший до этого только горные просторы, где по поручению матери, марсельской проститутки, его растил какой-то пастух-крестьянин. Интерес фильма целиком связан с этим юным персонажем. Поэтому приходится пожалеть, что не он стал центром действия, или, вернее, что действие начинается не с него и не вращается вокруг его удивления, люб­ви, презрения, ненависти. Конечно, все это есть в фильме Деланнуа и в столь умной и тонкой игре молодого Пьера-Мишеля Бека. Но слишком много внимания уделено окружающим его лицам, и посте­пенно фильм отклоняется от исходной драмы, заме­няется драмой матери, в душе которой борется привязанность к сыну и любовь — можно ли это назвать любовью? — к своему любовнику.

И на этот раз большая тема оказывается сма­занной. Психологический конфликт теряется в кар­тине нравов... А как было бы хорошо предоставить этому «бомонду» возможность барахтаться в гряз­ной луже!.. Когда Карне или Превер рисуют по­добную среду, их выручает то, что они отступают от той реалистичности, которой придерживается Деланнуа, и придают своим картинам очевидную условность. Некоторые критики обрадовались тому, что в «Диком мальчике», — как впоследствии и в

503

«Бродячих собаках», холодность Жана Деланнуа позволяет ему избежать сентиментальности при разработке сюжетов, которые дают к ней повод. Но подобная сдержанность неуместна при обрисовке такой среды и таких персонажей.



В основе фильма «Минута откровенности» тоже лежит психологический сюжет, возвращающий нас к проблеме, уже не раз затрагивавшейся в кино, — к проблеме супружеской жизни.

Доктор Ришар, вызванный к смертному одру молодого художника, который только что отравился газом, обнаруживает в его мастерской фотографию своей жены в объятиях этого молодого человека. Мадам Ришар— признанная актриса, мать и, каза­лось, верная супруга. Как и почему она стала лю­бовницей молодого художника? Такой вопрос зада­ет ей в тот же вечер муж; и она отвечает на него в фильме, возвращающем нас к минувшему деся­тилетию, к годам оккупации.

Исповедь? Не. совсем. Воспоминания, упреки, иногда в тоне рассказа звучит нота самооправда­ния. Только две-три вспышки гнева у мужа, не­сколько слезинок у неверной супруги. Их супруже­ская жизнь не была безупречной ни с той, ни с дру­гой стороны. К утру любовник умер, исповедь за­кончилась. Жизнь продолжается. Злоречивые люди скажут, что «минута откровенности» затянулась.

В действительности здесь нет длиннот. Если иногда все же создается впечатление затянутости, вина ложится на вялость драматического развития сюжета. Но так было задумано даже в композиции рассказа — перед нами не драма, а рассказ о ней.

Марсель Юре вспоминает по поводу этого филь­ма, и вполне уместно, фильм Анри Декуэна «Прав­да о малютке Донж». Но ценность последнего в трагедийности его стиля, благодаря которому и про­блема и. персонажи выходят за рамки обычной «общечеловечности». Деланнуа, наоборот, остается в этих рамках. И вот мы, зрители, оказываемся пе­ред лицом интимной драмы, рассказанной непри­нужденно, но без вдохновения.

504


Быть может, еще одно обстоятельство способст­вовало тому, что зритель не мог избавиться от сво­его безразличного отношения к происходящему на экране: на всем протяжении фильма создавалось впечатление, что Мишель Морган обращается ско­рее к нам, чем к Жану Габену. А это вовсе не уси­ливает нашего интереса к драме, потому что мы чувствуем себя сторонними ее свидетелями и видим, что наше присутствие только стесняет персонажей в их споре между собой. Нас интересуют не столько обстоятельства, при которых героиня изменила сво­ему мужу, сколько реакция мужа на ее откровен­ное признание. Драматизм заложен в настоящем, а не в фактах прошлого. Но супруг отвечает невпо­пад, элементарными и банальными фразами. Нам ни разу не удается почувствовать, что же вызвала в нем эта открывшаяся ему правда: удивление, гнев, вызванный поведением жены или своим соб­ственным, снисхождение, или угрызения совести. Тем самым подлинный смысл избранной темы неко­торым образом сместился.

Но, следуя примеру Декуэна, Деланнуа все же сумел достичь, как пишет Марсель Юре, «постоян­ных и непринужденных переходов от настоящего к прошлому, которые благодаря очень искусным раскадровке и монтажу передают самый ритм мыс­ли и спора. То разговорный кусок служит отличным контрапунктом к немым кадрам, то звуковое оформ­ление кадров удачно нарушает горестную тиши­ну — в сцене, когда муж молча выслушивает при­знания жены. Затем — тонкий переход, и мы «ви­дим» его ответ, его «замечания на полях», его иронические или горькие контрвыпады. Из этого сопоставления фактов могли возникнуть две проти­воположные правды. Но потрясающий смысл сю­жета заложен в подлинной искренности персона­жей, которая является для них главным правилом игры» 1.



1 «Radio-Cinéma-Télévision», N° 146.

505


И все же любопытно, что, несмотря на волную­щие темы и искусную и тщательно отработанную форму, произведения Жана Деланнуа почти всегда оставляют нас неудовлетворенными, что возникаю­щая то здесь, то там искорка никогда не вспыхи­вает ярким пламенем. Талантливость Жана Делан­нуа бесспорна. Его искренность как художника не подлежит сомнению. Но ни то, ни другое из этих его достоинств не обладает той заразительной силой, которую излучают другие произведения. Этот ху­дожник далек от нас как человек; быть может, как утверждают некоторые, он и сердечен, и чуток, но эта сердечность и чуткость не могут пробить скры­вающую их оболочку, или, вернее, не могут высво­бодиться из определенного морального канона.

К тому же Жан Деланнуа неверно оценивает свои возможности. Убедительное доказательство то­му—сделанный в стиле причудливой буффонады фильм «Дорога Наполеона» (с Пьером Френе в главной роли, который и сам не способен выйти за пределы своего преувеличенно строгого искусст­ва!) или пошловатая новелла «Постель мадам де Помпадур».

Между этими двумя ошибочными отклонениями от его творческого пути была сделана еще новелла «Жанна д'Арк» для фильма «Судьбы», большой за­мысел которого остался неосуществленным. Доволь­но любопытно такое постоянное стремление этого протестанта ставить фильмы на католические сюже­ты. Маловероятно, чтобы Деланнуа мог воплотить на экране проблему Жанны, столь сложную, зача­стую противоречивую и, несомненно, требующую большого вдохновения; трудно поверить, что он в состоянии прочувствовать и передать образ той, ко­торая так ярко выполняла свою миссию божьей из­бранницы. Во всяком случае, в «эпизоде ребенка из Ланьи», составляющем основу сюжета новеллы для фильма «Судьбы», ничто не подает этой надежды. Здесь те же неоднократно отмечавшиеся достоин­ства и недостатки режиссера: эмоциональная ско­ванность, внешний драматизм, чопорность формы.

506


Мы не находим, однако, даже и прежних досто­инств Деланнуа в «Одержимости», в одном из его самых плохих фильмов. Если они и появляются в фильме «Бродячие собаки без ошейников», полу­чившем в Венеции Большую премию, то в конеч­ном итоге лишь затем, чтобы обернуться против автора.

«Фильм начинается яркой и необычной сценой: в костюме, сделанном из портьер, с картонной ко­роной на голове мальчик пляшет один под звуки сипловатого патефона в хлебном амбаре, как ни странно, украшенном гирляндами в честь 14 июля, букетом в честь новобрачной, бронзовыми канделяб­рами, креслом, которое служит троном маленькому картонному королю, и еще картиной, изображаю­щей старинную свадьбу. Покончив с танцами, этот ребенок, маленький товарищ героев «Запрещенных игр» и ученика Даржелоса, милого сердцу Кокто, поджигает амбар и спасается бегством. Вместе с дымом этого пожара рассеивается и вся поэзия фильма. Остается только восьмилетний поджига­тель и люди, которые должны наставить его на путь истинный» 1.

Итак, на этот раз Жан Деланнуа заинтересо­вался проблемой малолетних преступников и поэ­тому обратился к роману Жильбера Сезброна. В работе над адаптацией участвуют Оранш и Бост — эти французские сценаристы на все руки и Франсуа Буайе, ставший после «Запрещенных игр» признанным специалистом по детским филь­мам.

Критика, обычно столь суровая к Жану Делан­нуа, была снисходительна к «Бродячим собакам». В них отмечали тон репортажа (Жан Нерн), виде­ли «своеобразное романтическое эссе на потряса­ющую тему» (Р. М. Арло), поздравляли авторов, которые удержались «от чрезмерной сентименталь­ности» (Жан де Баронселли). Но когда подходишь к такой драматической проблеме, то позволительно



1 Jacqueline Michel, «Le Parisien», 1 novembre 1955.

507


ли сохранять ледяное спокойствие? Надо ли было проявлять подобную бесстрастность, которая могла вызвать у зрителей лишь такое же чувство, тогда как фильм, очевидно, ставил себе задачей вывести зрителя из этого состояния? Общий вывод филь­ма, собственно, сводится к тому, что есть преступ­ные дети, но есть и хорошие судьи, и матери, кото­рые могли бы быть и хуже, и что все в общем не так уж плохо. А зритель делает вывод, что при дан­ных условиях незачем и делать подобный фильм. А как обойти молчанием фальшивую «правду» фильма —наличие в нем (и в диалогах детей и в зрительном ряду) именно того, чего авторы, как нас уверяют, сумели избежать, — уступок, сделан­ных в угоду публике? В этом единственном случае мы вполне разделяем чувство негодования, кото­рое выразил Франсуа Трюффо в своей статье в жур­нале «Ар-спектакль»: «„Бродячие собаки без ошей­ников"— это не неудачный фильм, это преступление, нарушение некоторых незыблемых правил». Жан Габен, почти всегда замечательно правдивый, здесь так же фальшив, как Пьер Френе, который фаль­шив всегда: «он щурит глаза, покачивает головой и говорит сквозь зубы с подчеркнутой хитростью, усиленной врожденной хитростью. Деланнуа».

Можно только удивляться тому, что жюри фе­стиваля в Венеции увенчало премией столь бес­плодное произведение!

Но не менее удивительно, что спустя восемь ме­сяцев публика и критика в Канне оказала суровый прием фильму «Мария-Антуанетта». При трактов­ке таких сюжетов нелегко избежать некоторого ака­демизма, с которым Деланнуа при его темперамен­те бороться было труднее, чем кому-либо другому. Однако вместе со своим соавтором Бернаром Циммером он сумел по крайней мере занять опре­деленную позицию—слишком, может быть, благо­душную, за что некоторые его упрекают, а на наш взгляд, все-таки недостаточно четкую. Каждая историческая драма имеет десятки, аспектов. Де­ланнуа был волен видеть эту драму только в одном

508


аспекте, в том, в каком она открывалась королев­ской семье. Если бы он строже придерживался этой точки зрения и смотрел на все из окон коро­левских апартаментов, это придало бы фильму большую цельность (его еще резче и не без осно­ваний обвиняли бы в «роялизме»!) и большую эмоциональность. Это избавило бы его от необхо­димости изображать события" с «карнавальной» стороны, которую мы видим во всех сценах, не имеющих непосредственного отношения к сюжету фильма и показывающих драму, как бы отражен­ную в сознании народа. Все это было уже сюжетам для другого фильма, потому что если данный фильм мог казаться правдивым с точки зрения ко­роля, он фальшив с точки зрения народа. И как раз в этом смысле его можно назвать «роялистским». Тем не менее он дает далеко не лестный портрет королевской семьи. Неужели эти люди на самом деле были такими несостоятельными? Некоторые страницы из «Дневника» Людовика XVI, вошед­шие в фильм, заставляют нас ответить па этот во­прос утвердительно. Здесь, как и в «Тайне Майер­линга», любовная интрига ставила перед нами за­гадку, которую не разрешил еще ни один историк— ни Шарль Кунстлер, ни Анри Валлотон, ни Стефан Цвейг. Когда в фильме дается история, имеющая отношение к истории с большой буквы, режиссер обязан заставить нас поверить, что он-то и разре­шил загадку. И тогда становится понятна особая роль какого-нибудь Акселя де Ферсена в известных нам событиях.

Искусство режиссера становится все более уве­ренным и все менее удивительным. Уточним: оно все менее вызывает удивление. Получается так, что Деланнуа, увенчанный Большой премией кино в Риме, оказался теперь официальным истолковате­лем социальных проблем и исторических драм, которые еще привлекают внимание в наши дни. В отличие от Жана Ренуара или Репс Клера Деланнуа никогда не согласится поставить просто развлека­тельный фильм. Даже тогда, когда он как будто

509

обращается к вымыслу («Дорога Наполеон»), он не может удержаться, чтобы не вклинить в него не­кий псевдосатирический мотив. Он не обладает той свободой, которая требуется художнику для вопло­щения замыслов более сложных, чем разработка так называемых сложных тем: той свободы, кото­рая позволяет создавать из малых вещей великие произведения искусства.



Наконец, Жан Деланнуа недавно поставил но­вый кинематографический вариант «Собора Па­рижской богоматери» по сценарию Жана Оранша и Жака Превера. Странное сочетание, тем более что оно не вяжется и с художественной индивиду­альностью режиссера. Только в условиях полного разброда, в которых живет и развивается наша ки­нопромышленность, могла возникнуть идея пору­чить воплощение «Собора Парижской богоматери», этого романтического произведения, этой разбро­санной и гениальной фрески, такому человеку, как Деланнуа, обладающему диаметрально противопо­ложными данными. Но не будем судить заранее о фильме, который сейчас, когда пишутся эти стро­ки, еще не вышел на экран.

Ив Аллегре

Ив Аллегре родился 13 октября 1907 года в Аньере в семье пастора. Учился в лицее Жансон в Сайи, затем изучал право и, получив диплом, по­ступил «для препровождения времени на литера­турный факультет, которого так и не закончил». Отбыв военную службу, он женится, затем вместе со своим другом Диаман-Берже (ставшим во Французском радиовещании Андре Жиллуа) осно­вывает «книжный банк» — интересное предприя­тие, которое, однако, провалилось.

Ив Аллегре ищет новых путей. Его брат Марк, который старше Ива на 7 лет, связан с кинемато­графической средой. Ив решает последовать его примеру, и уже в 1929 году мы встречаем его в съе­мочной группе Кавальканти и Жана Ренуара, ста­вившей тогда «Красную Шапочку». Ив Аллегре — ассистент режиссера. Появление говорящего кино открывает новые возможности. Браунбергер и Ришбе оборудуют в Бинанкуре студии для звуко­записи. Иву Аллегре поручено наблюдать за мон­тажом оборудования. Одновременно он продолжа­ет работу в качестве ассистента режиссера с Аугу­сто Джениной, который в 1930 году ставит «Пол­ночную любовь», затем — с братом Марком над «Мамзель Нитуш», первым опытом звукового варианта популярной оперетты, к которой 20 лет спустя вернется сам Ив, создавая свой первый цветной фильм.

511

В течение ряда лет Ив Аллегре довольствуется ролью ассистента. Но он проходит хорошую шко­лу, работая с Жаном Ренуаром над «Сукой» и с американцем Полем Фейосом над двумя фильма­ми, поставленными им во Франции: «Фантомас» и «Любовь по-американски». За ними следуют «Озе­ро дам» с Марком Аллегре, «Лук» с Отан-Лара; потом при участии Жана Оранша в качестве сце­нариста Ив Аллегре ставит свои первые фильмы: маленькие рекламные фильмы, которые он впервые в практике тех лет делает игровыми. Так родилось около 50 короткометражных картин. В это время он становится членом «Группы Октября», левой театральной группы, возглавляемой Жаком Преве­ром, в которую входили также Раймон Бюссьер, Роже Блен, Малуджи, Сильвия Батай и некоторые другие.

В 1936 году Жан Ренуар, весь ушедший в ра­боту над «Марсельезой», поручает Иву Аллегре за­кончить фильм «Загородная прогулка». Недавний ассистент Ренуара ставит несколько сцен с акте­рами, но не доводит дело до конца.

Наконец, международная выставка 1937 года дает молодому постановщику возможность снять короткометражку об Ардеше*. Другая короткомет­ражка, «Девушки Франции», будет сделана им же два года спустя для нью-йоркской выставки. Еще раньше он начал работать над своим первым боль­шим фильмом «Тот, кто выигрывает» при участии Жинет Леклерк, Сатюрнена Фабра и Марселя Дю­амэля (основателя знаменитой «Черной серии»). Этот фильм делался как рекламный и финансиро­вался компанией Форда. При содействии Пьера Брассера и Мадлен Робинсон Ив Аллегре создает производственную фирму «Ассоциация актеров» и готовится к постановке картины по сценарию Пьера Брассера совместно с автором «Сегодня — спек­такль!». Но тут разразилась война.

Ив Аллегре зачислен в Службу аэрофотогра­фии. После поражения 1940 года он оказывается в

Тулузе, откуда отправляется на Лазурный берег, который находится еще в «свободной зоне», чтобы попытаться вернуться к своей профессии. И в са­мом деле, там возобновляется производство кино­картин. Ив Аллегре снова встречается с Пьером Брассером. Вместе с ним, с актерами Клодом До­феном и Жаклин Лоран он снимает «Двое робких» по Эжену Лабишу и подписывает свой фильм име­нем Ива Шаплена, чтобы его не путали с братом Марком, который пользовался тогда большим ус­пехом. Это произведение, сделанное в «свободной зоне», будь оно даже подписано его подлинным именем, ничего не добавило бы к будущей славе режиссера. Надо было ждать освобождения Фран­ции, чтобы увидеть наконец это имя в фильме, за­служивающем внимания. В течение всей войны словно злой рок преследовал нового режиссера. После того как фильм «Двое робких» был закон­чен, исполнитель главной роли Клод Дофен всту­пил в отряды Сопротивления. Этого было доста­точно, чтобы немцы запретили его демонстрацию.

Затем Ив Аллегре приступает к работе над но­веллой «Поездка на небо», написанной в сотруд­ничестве с Пьером Брассером, который участвует в ней и в качестве актера. Но один из законов Виши запрещает ставить фантастические фильмы, и работа прекращается. Далее он снимает фильм по сценарию, написанному тем же Пьером Брассе­ром в соавторстве с ним самим: «Тоби — ангел». Но пожар уничтожает негативы этого фильма.

Аллегре возвращается в Париж, разводится с женой и снова уезжает на Лазурный берег, чтобы руководить съемкой натуры для фильма «Малютки с набережной цветов», который ставит его брат Марк. Затем он берет на себя руководство в ра­боте над фильмом «Волшебная шкатулка», на­чатым Жаном Шу, но не законченным из-за разно­гласий с исполнительницей центральной роли. Это был фильм неправдоподобный, и мы о нем только упоминаем.


512

17 П. Лепроон

513

Освобождение дало наконец возможность Иву Аллегре показать, что он способен создать хороший фильм. «Демоны рассвета» было произведением, подсказанным событиями дня и созданным во сла­ву французских десантных войск. Его главный ис­полнитель Жорж Маршаль еще не снял формы десантника. Исполнительница главной женской роли — впрочем, ее роль невелика — Симона Синь­оре, молодая, еще почти никому не известная акт­риса; фильм позволил ей проявить свои исключи­тельные данные, режиссер вскоре на ней женился. Фильм полностью снимался в окрестностях Марсе­ля и Тулона — там, где за год до того французские бойцы вновь вступили на родную землю. Среди статистов снимались и солдаты. Были использова­ны старинные крепостные форты. Стреляли иногда по-настоящему. Все это придавало фильму особую правдивость и взволнованность, обеспечившие ему успех. Уже теперь, судя по тому, как он разверты­вает действие и как обрисовывает характеры, мож­но было ощутить данные этого мастера.

Лишь по некоторым планам с Симоной Синьоре в «Демонах рассвета» можно было предугадать, какого направления будет в дальнейшем придер­живаться талантливый режиссер. Но уже следую­щее произведение полностью раскрыло его устрем­ления. Искусство Ива Аллегре заключается преж­де всего в особом умении создать «драматический климат». Морские отмели в «Деде из Антверпена» уже предвещают и тот пустынный пляж, куда придет герой Жерара Филипа, чтоб положить конец своей неумолимой судьбе, и «атмосферу», которая будет терзать героиню «Одержимой», и обстановку, в которую попадает Мишель Морган в знойном Аль-варадо...

«Деде из Антверпена» Аллегре в какой-то мере возрождал в 1946 году «поэтический реализм», в котором до войны так ярко проявили себя Марсель Карне, Жан Ренуар, Дювивье и некоторые другие.

514 :


Тот же болезненный интерес к униженному челове­ку, который стремится к счастью и не спосооен его достичь. Но искусство переосмысляет, смещает эту тему отчаяния и эту реалистическую обстановку и рисует нам людей и вещи в какой-то дымке, кото­рая их преображает, вырывает из грязи и превра­щает в героев новой мифологии.

«Деде из Антверпена» рассказывает историю проститутки, которая выбрала свою профессию, по-видимому, случайно, а не по призванию. Ее толкнул на такой путь гнусный и бесхарактерный субъект, живший на ее деньги. Ей он обязан даже и тем местом портье, которое дал ему хозяин бара, чтобы удержать Деде.

Деде увлеклась итальянским моряком, который пытается изменить ее судьбу. Проблеск надежды, но все кончается смертью обоих героев.

Этот сюжет давал материал только для доволь­но неприглядной картины нравов, но «климат», о котором мы говорили выше, придавал фильму со­всем иное звучание. Атмосфера порта, неистреби­мое чувство, властно охватившее героиню и превос­ходно переданное Симоной Синьоре, окружают эту драму людей «дна» своего рода «чудесным орео­лом». Последние кадры—рабочие, съезжающиеся с рассветом на велосипедах в антверпенский порт, — остаются в нашей памяти в числе самых прекрас­ных финалов кинокартин. Кажется, Александр Арну писал: «В фильме только последний кадр имеет право быть красивым, потому что его-то зритель и уносит с собой, уходя из кинотеатра».

Фильм «Такой прелестный маленький пляж», последовавший за «Деде», едва ли не лучший фильм Ива Аллегре; во всяком случае, он наряду с неко­торыми кусками из «Горделивых» наиболее харак­терен для его стиля и палитры. Нежелание угож­дать публике сказывается здесь во многом, но главным образом в трактовке сюжета, принадле-



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет