155
«задумана», она будет не тем, кто в ней участвует, а тем, кто ее смотрит. В нем игра как бы
поднимается до своей идеальности.
Для играющих это означает, что они не просто исполняют свои роли, как в любой игре; скорее они
их представляют для зрителя. Их тип участия в игре определяется не тем, что они в нее полностью
входят, но тем, что они играют свои роли в связи с целостностью зрелища и с оглядкой на нее;
полностью же входить в зрелище должен зритель, а не они. Таково тотальное преображение,
происходящее с игрой, когда она становится спектаклем; зрителя оно ставит на место играющего.
Отныне он, а не играющий представляет того, для кого и в ком осуществляется игра. Разумеется,
это не должно означать, что играющий не в состоянии понять смысл целого, в котором он
представляет свою роль. Но у зрителя только одно методическое преимущество: поскольку игра
осуществляется для него, становится наглядным ее смысловое содержание, которое должно быть
понято; это содержание необходимо отделить от поведения играющих. По сути, здесь снимается
различие играющего и зрителя: обоим в равной мере предъявляется требование составить мнение
о самой игре в ее смысловой соотнесенности.
Это требование не снижается даже в том случае, когда игровое сообщество отгорожено от всех
зрителей, например когда оно оспаривает общественную институционализацию жизни искусства;
как и в случае с так называемыми домашними концертами, претендующими на то, чтобы быть
музицированием в собственном смысле слова, так как играющие занимаются музыкой для себя
самих, а не для публики. Но на деле они стремятся и к тому, чтобы у них «получилось», что,
однако, означает: чтобы музыка понравилась тому, кто мог бы ее слушать. Репрезентация
искусства по своей сути такова, что она направлена на кого-то, даже если при этом никто не
слушает и не смотрит.
b) ПРЕОБРАЗОВАНИЕ В СТРУКТУРУ И ТОТАЛЬНОЕ
Достарыңызбен бөлісу: |