Никогда не забуду жуткую проповедь, которую мне довелось услышать в младшем классе школы. Это сейчас она кажется мне жуткой: в то время мой детский мозг воспринял ее в полном соответствии с намерениями священника. Он рассказал нам об отряде солдат, проходивших строевое обучение неподалеку от железнодорожных путей. В какой-то момент проводящий учение сержант отвлекся и забыл отдать команду остановиться. Солдаты были настолько хорошо вымуштрованы, что без рассуждения продолжали маршировать прямо на рельсы, под колеса приближающегося состава. Сейчас я, конечно, не верю в эту сказку, как, надеюсь, не верил и поведавший ее нам священник. Но девятилетним ребенком я в нее поверил, потому что услышал из уст авторитетного взрослого. А священник вне зависимости от того, верил он сам или нет, хотел, чтобы мы, дети, восхищались рабским и нерассуждающим подчинением солдат приказу вышестоящего начальства, каким бы нелепым тот ни был, и подражали ему. И честно говоря, мне кажется, что мы действительно восхищались. Сейчас, будучи взрослым, я с трудом могу поверить, что ребенком серьезно размышлял о том, хватило бы у меня мужества выполнить свой долг и, печатая шаг, прошагать под поезд. Но хотите верьте, хотите нет, а я помню, что думал тогда именно так. Несомненно, эта проповедь очень сильно повлияла на меня, раз я так крепко ее запомнил, а теперь пересказал и вам. Честно говоря, не думаю, что священник пытался внушить нам тогда религиозное чувство. Это было больше похоже на военную, а не религиозную агитацию и напоминало строки из поэмы Теннисона "Атака легкой бригады": — Бригада, вперед! Разве дрогнут ряды? Солдаты еще не видят беды, Что этот приказ повлечет. Не их это дело — возражать, Не их это дело — рассуждать, Их дело сражаться и умирать. В Смерти долину скачут все шестьсот*. '' Перевод B.C. Вахрушева. (Прим. ред.) (Чтение лордом Теннисоном этого стихотворения представляет одну из самых первых, трескучих записей человеческого голоса, и когда слушаешь ее, кажется, что глухой голос декламатора доносится из уходящего в прошлое длинного, темного туннеля, так что мурашки по спине бегут.) С точки зрения высшего командования было бы нелепо разрешать каждому отдельному солдату обсуждать целесообразность выполнения того или иного приказа. Нация, позволяющая рядовым подобную роскошь, скорее всего, проигрывала бы войны. Для нации беспрекословное подчинение солдат, даже несмотря на отдельные индивидуальные трагедии, является выигрышной моделью. Солдат муштруют до тех пор, пока они не станут похожи на автоматы или компьютеры. Компьютеры выполняют команды пользователя. Они беспрекословно следуют введенным на языке программирования инструкциям. В результате получаются текстовые документы, бухгалтерские расчеты. Однако побочным продуктом такого бездумного подчинения является способность с той же легкостью выполнять вредные команды. Компьютеры не в состоянии отличить полезные команды от вредных. Подобно солдатам, они просто повинуются. Польза компьютеров во многом определяется таким нерассуждающим повиновением, но оно же — причина их неизбежной уязвимости к компьютерным вирусам и "червям". Машина послушается вредоносную программу, приказывающую: "Скопируй меня и разошли по всем электронным адресам, какие есть на жестком диске", и получившие ее другие компьютеры поведут себя таким же образом, распространяя вирус в геометрической прогрессии. Спроектировать одновременно послушный хозяину и невосприимчивый к вирусам компьютер очень сложно, если вообще возможно. Если я достаточно связно излагаю свою мысль, вы, должно быть, уже догадались, к чему клонится аргумент о мозге ребенка и религии. Естественный отбор благоприятствовал выживанию детей, мозг которых предрасположен доверять мнению родителей и старейшин племени. Такое доверчивое послушание помогает уцелеть; оно аналогично ориентации мотыльков по свету небесных тел. Однако обратной стороной доверчивого послушания является бездумное легковерие. Неизбежный побочный продукт — уязвимость к заражению вирусами мышления. В мозге ребенка по понятным, связанным с дарвиновским выживанием причинам заложена программа послушания родителям и другим взрослым, которых родители велели слушаться. Автоматическим следствием этого является неспособность отличить хороший совет от плохого. Ребенок не в состоянии понять, что "не купайся в кишащей крокодилами Лимпопо" — это разумное предостережение, а "в полнолуние нужно принести в жертву богам козу, иначе будет засуха" — в лучшем случае трата времени и коз. Для него оба высказывания звучат одинаково веско. Оба поступают от авторитетного источника и произносятся серьезным, вызывающим уважение и доверие тоном. То же относится к суждениям об устройстве мира, Вселенной, о морали и человеческой природе. И скорее всего, достигнув зрелости, этот ребенок перескажет не менее серьезным тоном все услышанное — мудрость вперемешку с глупостью — собственным детям. Исходя из этой модели, следует ожидать, что в различных регионах мира, наряду с полезными крупицами народной мудрости, такими как полезность удобрения полей навозом, из поколения в поколение не менее истово будет передаваться вера во всевозможные произвольные, не имеющие фактического основания убеждения. Следует также ожидать, что суеверия и другие не подкрепленные фактами предрассудки будут с течением времени эволюционировать, меняться либо в силу случайного распространения вариантов (дрейфа), либо за счет механизмов, аналогичных дарвиновскому отбору. В результате в разных группах людей в конце концов разовьются местные варианты верований, значительно отли- чающиеся от общего первоисточника. В условиях географического разделения по прошествии определенного времени из одного исходного языка образуются новые (мы еще вернемся к этому). То же самое, судя по всему, происходит и с передающимися из поколения в поколение произвольными домыслами и не имеющими фактической основы верованиями, распространению которых, возможно, немало помогает та полезная для выживания легкость, с которой детский ум поддается программированию.
Достарыңызбен бөлісу: |