ГЛАВА 4. КАРАЧАЙ МЕЖДУ ПРАВЫМ И ЛЕВЫМ ФЛАНГАМИ КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ

Главнокомандующий на Кавказе Розен писал, что Кисловодская линия потеряла своё военное значение, «не имея против себя ни одно из враждебных горских племён, ибо Большая Кабарда и Карачай совершенно успокоены»¹. Поэтому горцев по обеим сторонам Эльбруса, т.е. карачаево-балкарцев, формально причислили к Кабардинской линии. Однако в октябре 1834 г. Г.Х. Засс стал командующим Кубанской линии (в 1840 г. – всего Правого фланга Кавказской линии) и начал «интриговать» против начальника Кабардинской линии полковника Пирятинского с целью вывести из его ведения Большой Карачай и объединить его со всей территорией бассейна Кубани. В историческом и географическом отношении объединение было неизбежным, хотя офицер Генерального штаба Шаховский видел в «интригах» Засса только корыстные интересы.

Шаховский писал, что Засс «быстрыми набегами на непокорных народов, заставил их заботиться о собственной защите и отложить набеги на наши земли; но вообще всё начальство Кавказской линии, не думая о преобразовании народа, старается одним страхом удержать его в повиновении»². Предводители части беглых кабардинцев Касаев и Атажукин предпочли покориться и получили разрешение поселиться на Баталпашинском участке. Шаховский писал 24 января 1835 г. Розену: «Засс при замирении некоторых из абреков (беглых кабардинцев), встретив как покорного и преданного русскому правительству князя Исмаила Касаева, допустив его поселиться на левом берегу Кубани, ниже князя Джембулата Атажукина, также недавно замирённого, не взяв с них аманатов, ни другого какого-либо залога в верности, он предоставил им пользоваться такими же правами, кои присвоены истинно покорённым народам»³.

По замечанию В.М. Сысоева, такое доверие Засса сделало беглых кабардинских князей «гораздо предприимчивее в мошенничествах». Так, Джембулат Атажукин не известил российские власти о разбойном нападении закубанцев на карачаевцев и не помог при перестрелке, завязавшейся вблизи его аула. Скорее всего, он и «приводил» хищнические партии, так же как и Исмаил Касаев, который хотя на территории полковника Засса не делал никакого вреда, но, как отмечал Сысоев, «зато все хищнические партии, следующие из-за Кубани, им передерживаются и направляются на границы другого начальства», т.е. в Карачай⁴. Командующий Кабардинской линии Пирятинский просил главнокомандующего повлиять на Засса, чтобы тот приказал Касаеву вернуть «угнанный плен» и переселиться на своё прежнее местожительство в Кабарду, «ибо, если он истинно предан и раскаялся в своём заблуждении, он должен с радостью принять волю начальства о возвращении на родину»⁵.

Однако беглые кабардинцы не вернулись на родину, более того, едва поселившись на Кубани, Касаев выкрал племянника князя Крымшамхалова, чтобы вынудить его отказаться от русского пристава⁶. Он требовал «дать по-прежнему дорогу через карачаевские земли закубанцам, и тогда он им возвратит весь плен, захваченный со времени присяги карачаевцев, иначе же грозит им разбоями и ненавистью Засса»⁷. Кабардинские князья пытались предотвратить появление в Большом Карачае русского пристава, так как здесь был единственный связующий путь Кабарды и Закубанья.

Касаев рассчитывал вынудить карачаевцев остаться в ведении командующего Кабардинской линии и принять приставом Атажуку Касаевича Атажукина, племянника старшего князя Большой Кабарды подполковника Мисоста Исмаиловича Атажукина, который при помощи российских войск владел оставленными землями беглых кабардинцев на левобережье Баксана⁸. Кроме того, Атажукинская фамилия присвоила земли карачаевцев-урусбиевцев на р. Кич-Малке и земли беглых абазинских аулов Бабукова и Трамова.

В Кабарде большинство селений состояли из 20-30 дворов, а некоторые из десяти дворов, тогда как крупных поселений, имевших до ста дворов, в Большой Кабарде было всего два: аулы Докшукина и Пшемахи Коголкина⁹. Бекович-Черкасский писал: «Земли в Кабарде вовсе не размежеваны, помещики не знают своей собственности, а от сего распри и тяжбы между ними почти не прекращаются»¹⁰. Позиции Мисоста Атажукина укрепились как более других приближённого к властям, а предводители беглых кабардинцев в Закубанье Исмаил Касаев и Джамбулат Атажукин были его близкими родственниками: Исмаил – родной брат жены, Джамбулат – двоюродный брат. Присутствие в Карачае в качестве пристава близкого родственника было бы для беглых князей подарком судьбы, поэтому они стали осведомителями и провокаторами Засса, надеясь использовать его в своих интересах.

В 1825 г. восемнадцатилетний Джамбулат Атажукин жил в Большой Кабарде¹¹, а в 30-е годы уже связался с беглыми кабардинцами, «хищничал» на Линии, но был пойман Зассом. В обмен на покорность и услуги ему и Касаеву разрешили поселиться на Верхней Кубани. Примечательно, что Джамбулат провёл детство в Большом Карачае, где воспитывался у аталыка Чотчаева, а молочное родство по адату приравнивалось к кровному. В 40-х годах XIX в. он поселился в местности Гиляч-Аягы, в 8 км выше Каменного моста на Кубани, но вскоре был оттуда изгнан за разбои¹². В 1843 г. Атажукинский аул («Хадаужук кабак») находился в низовьях Теберды и представлял собой разбойничье гнездо. Вместе с карачаевцем Салпы Баппучу улу Салпагаровым кабардинский князь водил «хищнические» партии в Пятигорье, в Караногай и на Среднюю Кубань. В 1846 г. Джамбулата убили его кровники – бесленеевские князья Кануковы, когда тот с шестью товарищами возвращался с угнанным скотом мимо их аула. Об этой истории карачаевцы сложили песню, сохранившуюся в народной памяти до сих пор¹³.

Генерал Засс использовал беглых кабардинских князей в своих интересах, стремясь с их помощью дестабилизировать обстановку в Карачае и перевести его в ведение войск Правого фланга. Неожиданно он встретил препятствие со стороны офицера Генерального штаба Шаховского, в 1834 г. прибывшего на Кабардинскую линию и встретившегося с кабардинцами, карачаевцами и балкарцами. Шаховский обратил внимание, что «сии последние, а в особенности карачаевцы, не только прежде, но и теперь, народ зажиточный»¹⁴. В этом, видимо, и была причина давления на них Вельяминова и Засса, но они не нашли повода для военной экспедиции в Карачай.

Командующий Кавказской областью Вельяминов решил вопрос с экспроприацией скота просто: на всех карачаевцев наложили штраф в размере 10 тыс. овец за бегство части карачаевцев со стадами на южные склоны Кавказского хребта в 1833 г.¹⁵. Вельяминов игнорировал российское подданство карачаевцев, так как договор, заключённый с ними Эмануелем в 1828 г., не предполагал никаких повинностей и налогов и оставлял внутреннее управление владетельным князьям Крымшамхаловым.

Заметим, что в это время на Кабардинской линии побывал офицер Генерального штаба Бларамберг, и в его очерке нет ни слова о покорении Карачая в 1828 г. Хотя, возможно, это связано с тем, автор некритически использовал для своей работы только старые издания. Так, отмечая привилегии кабардинцев в пользовании пастбищами на Кабардинской линии, Бларамберг писал, что в Большой Кабарде отправляют табуны лошадей и стада овец к истокам Малки и Подкумка, «где они содержатся на пастбищах в течение всего летнего сезона»¹⁶.

Зимой же, когда горцы перегоняли скот на равнинные пастбища, кабардинские владельцы требовали с них плату. Бларамберг писал, что балкарцы на зиму «отгоняют свой скот в Кабарду, что ставит их в зависимость от кабардинских князей», а чегемцы «вынуждены платить налог кабардинцам за право пасти скот в их долинах»¹⁷. Однако в 1830-е годы на Кабардинской линии предгорные пастбища баксанских и чегемских карачаевцев были изъяты в казну и отданы на льготных условиях кабардинским князьям за верную службу. Пользуясь этим, Атажукины давали ложные сведения русским чиновникам о якобы подвластности им карачаевцев.

Бларамберг писал о горских народах с их слов, цитировал Клапрота и Ногмова, но сам не встречался со здешними карачаевцами, поэтому его сведения столь противоречивы: «Характер у карачаевцев вспыльчивый; малейшая причина может привести их в гнев, но они довольно быстро успокаиваются и всегда готовы признать свою ошибку. В целом, можно сказать с полным основанием, что они относятся к числу наиболее цивилизованных народов Кавказа и что, благодаря своему мягкому нраву, они оказывают цивилизующее влияние на своих соседей. Они высказывают исключительное смирение и уважение своим владыкам – князьям Кабарды. Их приказы они выполняют с готовностью и точностью. Они помогают бедным всем, чем могут. Богатые одалживают бедным быков, дают им работу и хорошо за неё платят, чтобы обеспечить им достойное существование. Они не так увлекаются разбоем, как их соседи черкесы и абхазы; у них редко можно услышать о воровстве и обмане. Они очень трудолюбивы и занимаются главным образом сельским хозяйством»¹⁸. По логике автора, «владыками» богатых карачаевцев были и их бедняки, потому что они и к ним относились уважительно, отношения регламентировались обычным правом (адатом).

Вообще склонность русских авторов видеть во взаимоотношениях горских народов «покорность» там, где её не было, вытекала из концепции российской политики выделить князей наиболее покорного народа и сделать их посредниками в связях с другими. Кабардинские князья, имевшие долгий опыт в служении России, пользовались этим и охотно «рисовали» картину своего якобы могущества на Кавказе. Однако всё их преимущество заключалось в пастбищах, контролируемых российскими войсками. Ближайшие соседи – баксанские карачаевцы, переселённые Ермоловым на Малку, попали к ним в поземельную собственность, но не в личную, так как представляли собой свободное «узденское» общество. По горским адатам кабардинские князья стремились «привязать к себе узденей, которые являются источником их богатства и политической значимости и которые могут покинуть своего князя в случае недовольства им»¹⁹.

Здесь надо отметить, что кабардинские князья, особенно Атажукины, были в ближайшем кровном родстве с владетельными князьями Карачая Крымшамхаловыми и Дудовыми, и взаимный переход их подвластных узденей не представлял ничего исключительного. Тем более это касалось баксанских карачаевцев, неподвластных князьям Карачая. Их земли по рекам Нальчик, Ак-суу (Белая речка), Баксан и Малка изымались в казну, а привилегии в пользовании предоставлялись кабардинским князьям – верным посредникам и информаторам властей.

Бларамберг писал о кабардинцах: «Благодаря стараниям русского правительства их нравы начинают смягчаться; дети князей и узденей воспитываются в России, затем поступают на службу, где начинают понимать все прелести и преимущества цивилизации»²⁰. Так же как и Бларамберг, Шаховский попал под влияние Пирятинского и Мисоста Атажукина, в доме которого он жил, и через их посредство ознакомился с бытом закубанцев, карачаевцев, чегемцев, хуламцев, безенгиевцев и балкарцев.

Пирятинский был заинтересован в том, чтобы богатые горские народы и Карачай оставались в его ведении. Ещё больше этого хотел Мисост Атажукин, который и убедил Шаховского, что «Кабардинцы были одним из сильнейших народов Кавказа, управлялись всегда князьями, которые разновременно завоевали Осетинские племена: Карачай, Уруспи, Чегем, Хулам, Безенги и Малкар, и пользовались от них данью, но в начале XIX века появилась чума и, свирепствуя 14 лет сряду, истребила более пяти шестых оного, а поход ген. Ермолова в 1822 г. разорил и рассеял почти всю Кабарду, так что в настоящее время осталось их не более 10 тыс. душ, почему и влияние Кабардинцев на Осетинские племена весьма ослабло»²¹. Мисост участвовал в переписи кабардинцев в 1825 г. по приказу Ермолова, поэтому хорошо знал численные данные. Другим информатором Шаховского стал царский чиновник Ш. Ногмов, с которым он встречался в 1835 г.²².

Горские народы пострадали от чумы не меньше, но остались «зажиточными», и Атажукин очень хотел получить над ними «надзор». Шаховский пошёл у него наповоду и в своих рапортах показал горские народы недостаточно «покорными». Он писал, что карачаевцы «не так уже предприимчивы в хищничествах и в настоящее время начинают обращать некоторое внимание на хозяйство, но весьма далеки от мирной жизни, на коей желательно их видеть», а народы Балкарии и Дигории «смотрят на нас, как на временных владык своих»²³.

Кабардинцев Шаховский оправдывал тем, что «жители плоскостей, не понимая цели правительства, страшатся строгих мер, ими прежде испытанных, и от того, не смея заниматься устройством прочного хозяйства, не предпринимают и твёрдого водворения, имея в виду то, чтобы, в случае действия наших войск, подобно 1822 года, они без сожаления могли бы оставить свои плетнёвые мазанки и удалиться к немирным народам»²⁴.

Бедность кабардинцев так растрогала Шаховского, что он рекомендовал властям не препятствовать их набегам и «слабо наблюдать или даже не обращать внимания на хищничества их в непокорных нам племенах». Видимо, он хорошо знал методы «приласкания» кабардинцев П.С. Потёмкина и находил их всё ещё актуальными, так как иначе на верность кабардинцев российские власти не рассчитывали.

Более проницательный и опытный генерал Вельяминов на предположение подполковника Бюрно об искренности кабардинских князей заметил: «Какой народ был когда-либо расположен способствовать водворению в земле своей чуждого владычества? И это расположение г. Бюрно приписывает кабардинским князьям! Нет сомнения, что они были бы весьма довольны, если бы мы, дав им способы покорить соседственные с ними народы, не требовали от них, в свою очередь, той же покорности»²⁵.

По предложению Шаховского старшего князя Большой Кабарды Докшукина как «совершенно бесполезного» российские власти отпустили в паломничество в Мекку, и на его место поставили Мисоста Атажукина, «известного своей преданностью к нашему правительству и пользующегося общим уважением»²⁶. Сороколетний Мисост был, видимо, ещё молод, чтобы стать старшим князем всей Кабарды²⁷. Поэтому он тоже отправился в Мекку, что дало ему почётное звание «хаджи» и прибавило авторитета в народе.

Шаховский высказался за оставление Карачая, как и других горских народов Центра Кавказской линии, в ведении командующего Кабардинской линии. И главным мотивом было то, что карачаевцам, как народу мирному и зажиточному, «однообразно строгое правление, вместо пользы, приносит вред, ибо ненависть заступает место любви и преданность поддерживается штыком, а не благодарностью. Если же взять во внимание, что народ зажиточный и обеспеченный в необходимых потребностях жизни (по сему не имея нужды прибегать к разбоям) сроден более к мирной жизни, то руководим быть должен мерами кроткими, при неусыпном наблюдении со стороны начальства, а страх полезен только для бедных племён, коих хищничество есть одно достояние и кои по справедливости должны подвергаться строгости правосудия»²⁸. А в ведении Кубанской линии он предлагал оставить только «бедные племена», так как там шли военные действия, и «всё начальство Кавказской Линии, не думая о преобразовании народа, старается одним страхом удержать его в повиновении»²⁹.

Большой Карачай временно оставили в ведении Кабардинской линии. Воспользовавшись присутствием Шаховского, владетельный князь Карачая Ислам Крымшамхалов лично прибыл в Нальчик, чтобы опротестовать взысканный Вельяминовым штраф и подтвердить присягу. Он сказал Шаховскому: «Генерал обвинял карачаевцев в том… будто мы пропускаем через свою землю абреков, и называл нас изменниками: мы указывали ему на то, что даже русские войска, которые заняты единственно охранением линии, даже они не всегда могут укараулить хищников, так есть ли возможность удержать их небольшому карачаевскому обществу; но как мы не оправдывались, нам не внимали, но смотрели на нас, как на бунтовщиков. Вот и теперь полковник Засс прислал сказать, что он нас истребит, если мы к нему не явимся; а как нам к нему явиться, когда нами заведует полковник Пирятинский? Мы просто не знаем, что и делать»³⁰.

Шаховский убедил Крымшамхалова заключить новый договор с российскими властями, и 24 сентября 1834 г. главнокомандующий на Кавказе Розен доложил военному министру о возобновлении присяги карачаевцев, обещавших содержать караулы от вершин Кавказских гор до Каменного моста на Кубани и удерживать хищнические партии, не превышающие тысячи человек, если же их будет больше, то оповещать ближайшие воинские посты. Однако карачаевские князья опять отказались быть осведомителями и выдавать гостей из Закубанья, что являлось самым позорным на Кавказе нарушением законов гостеприимства – «куначества».

Кроме того, партиями закубанцев предводительствовали князья, и по общему горскому адату (обычному праву), поднять на князя руку мог только князь, но не выставленные в караул простые горцы. Поэтому Крымшамхалов согласился принять приставом в Карачай одного из преданных властям кабардинских князей, «дабы при проходе хищнических партий с Закубанскими князьями народ карачаевский мог поднимать оружие на княжеские роды, ибо по существующему у некоторых горцев древнему обычаю простой народ не может сражаться с князьями, не имея на то приказание от равных им родом»³¹. На эту роль назначили Атажуку Касаевича Атажукина, а Крымшамхалов согласился на требование Вельяминова, «если правительство признает нужным ввести в карачаевские земли войска… по возможности оказывать помощь».

Этим он спас карачаевских аманатов, в том числе своего сына. Розен обратился к императору с просьбой вернуть карачаевских аманатов, и осенью 1834 г. они были уже в Ставрополе³². 19 ноября Розен велел управляющему Кавказской областью Таубе отправить их «прямо к Командующему Кабардинскою Линиею полковнику Пирятинскому, чтобы он сих Аманатов передал карачаевцам»³³. Это подтверждает, что Большой Карачай в 1834 г. формально остался в ведении Кабардинской линии, но ненадолго.

Командующий Кубанской линией Г.Х. Засс по-прежнему стремился перевести Большой Карачай в своё ведение, так как Западный Карачай от Теберды до Большой Лабы находился в зоне военных действий его войск. Здесь карачаевские коши были в пределах досягаемости враждебных партий. Поэтому, когда в 1834 г. цебельдинские князья Маршания в горной Абхазии вступали в российское подданство, Розен поставил им условие: «Прекратить все хищничества, разбои, грабежи и набеги в Абхазии и в Мингрелии и быть в дружбе со всеми покорными правительству народами, как-то: с мингрельцами, абхазцами, сванетами, карачаевцами и пр.»³⁴.

В основном плане «успокоения Кавказа», принятом Николаем I в начале 1834 г., покорению Закубанья отводилось первое место. Военные действия активизировались, «горцы не давали покоя нашим войскам и нападали на них непрерывно в различных местах почти по всей линии, но в то же время пространство между Кубанью и Лабой заселялось покорившимися нам горцами»³⁵, - писал П.И. Ковалевский.

За Лабой поставленные в безвыходное положение беспрерывными экспедициями русских войск беглые кабардинцы, бесленеевцы, баговцы и медовеевцы просили Засса о мире, выдавали аманатов и переселялись на указанные им равнинные местности³⁶. По сведениям П. Зубова, в 1834-1835 гг. бесленеевцы обитали от устья Малой Лабы до устья Ходзи, а также по левому берегу Урупа³⁷. По другим сведениям, в 1834 г. Засс «занялся бесленеевцами на р. Белой, Пшехе и Курджипсе»³⁸.

Засс «очистил» от неприятеля все пространство между Кубанью и Лабою и между низовьями Лабы и Белой. Затем вынудил к переселению из горных укрытий значительное число кабардинских, бесленеевских, ногайских и абазинских «абреков» и водворил их вблизи русских укреплений на правобережье Лабы; покорил часть залабинских абадзехов, махошей, абазин-шкарауа; взял много пленных и добычи у неприятелей; и, как он сам писал, успел «озлобить и разорить наших врагов, расстроить связи их с покорными нам народами и приготовить средства к дальнейшим успехам нашего оружия»³⁹.

В 1834 г. Засс поселил на левом берегу Верхней Кубани беглых абазин-алтыкесеков князя Дударукова, так «аул после долгих скитаний поселился напротив ст. Баталпашинской»⁴⁰. Это был первый абазинский аул (ныне с. Псыж), основанный на территории современной Карачаево-Черкесии. Торнау определял численность Дударуковского аула в 1700 человек⁴¹. Очевидно, часть из них всё же бежала, так как в 1840 г. в ауле осталось 840 жителей⁴².

Дударуковцев не возвратили в Пятигорье, а поселили на левобережье Кубани для охраны ст. Баталпашинской от враждебных партий. Кроме того, Пятигорье развивалось как курортная местность, а кумских ногайцев и абазин власти хотели переселить за черту Кисловодской линии, чтобы уберечь от набегов Минеральные воды. В 1832 г. в окрестных проходах, по которым «хищнические» партии пробирались из-за Кубани, расположили небольшие наблюдательные отряды. Как писал Розен, эта мера «совершенно оправдалась последствиями, почему в 1833 и 1834 годах было возобновлено то же самое распоряжение, и близ Вод не случилось ни одного замечательного происшествия»⁴³.

Для перемещения кумских абазин из Пятигорья власти использовали их владельцев. Князья Аслан-Гирей, Эдыг и Маммат-Гирей Лоовы, бежавшие с Кумы в 1828 г., скрывались на Большом Зеленчуке: «Они бежали в горы с довольно большим числом преданных узденей и более 4 уже лет тревожили нашу границу своими частыми и весьма удачными набегами»⁴⁴, - писал Ф. Торнау. В 1835 г. Лоовы получили прощение и вернулись на Куму, в свои владельческие аулы. Оказалось, что властям Кавказской области нужно было, чтобы Лоовы увели из Пятигорья на Баталпашинский участок Кубанской линии эти аулы, в которых было 1800 жителей⁴⁵.

Однако абазины свободного сословия не хотели добровольно покидать свои места, и Лоовы просили помощи у властей, жалуясь «на непослушание им их собственных вольноотпущенников и нежелание последних следовать за своими хозяевами»⁴⁶. При помощи военных в 1839 г. Лоовы переселили кумские аулы к Учкуль-горе на Верхней Кубани⁴⁷. Объединившись, они составили второй абазинский аул на территории Карачаево-Черкесии – Лоовско-Кубанский (ныне с. Кубина). При этом значительная часть абазин всё ещё оставалась в Пятигорье.

Беглые кабардинцы, стремясь освободиться от русского надзора, опять разбежались во все стороны: «Уруп опустел, а за Кубанью появилось несколько тысяч самых неутомимых абреков, тревоживших день и ночь наши пределы»⁴⁸. В 1835 г. кабардинцы скрывались у абадзехов и шапсугов, как писал Торнау, «кабардинские абреки находились в чужой стороне, занимая земли, уступленные им абадзехами, посреди которых они составляли отдельные общества, управляемые по их собственным обычаям»⁴⁹.

Записки очевидца рисуют картину ужасающей нищеты даже в среде кабардинской знати, существовавшей за счёт воровства скота и продажи девушек. Заняться хозяйством не было возможности, они постоянно перемещались с речных долин в горные леса, укрываясь от русских войск. Поэтому часть кабардинских владельцев перешла на сторону русских, и одним из первых стал Исмаил Касаев, расположивший свой аул на Урупе. В 1835 г. году Торнау сам видел на берегу Большого Тегеня, левого притока Урупа, дома, которые Касаев начинал тогда строить для себя⁵⁰.

По сведениям Волковой, в 30-х годах всех беглых кабардинцев насчитывалось около 2 тыс. человек, и они обитали в верховьях Большого и Малого Зеленчука, по рекам Большой и Малый Тегень и частично среди абадзехов на р. Белой⁵¹. По свидетельству же Торнау, на Лабе и Тегенях жили только бесленеевцы, численностью около 8 тыс. жителей, а беглые кабардинцы, численностью 4-5 тысяч, были расселены в низовьях Урупа и на «Тегенях»⁵².

Торнау не видел беглых кабардинцев на Зеленчуках, а сведения офицера-разведчика всё же вызывают большее доверие, тем более, что он был лично знаком с Исмаилом Касаевым и описал его: «Касаев, хромой, с лицом, выражавшим его монгольское происхождение, считался одним из первых молодцов, привыкших бить с седла коз и оленей». Касаев проводил Торнау до ст. Баталпашинской, оттуда разведчик поехал на Кавказские Минеральные воды, и «гостил в Тохтамыше у генерала Султан Азамат-Гирея, потомка крымских ханов, и на Куме у своего приятеля Лоова»⁵³. Итак, в 1835 г. беглые кабардинцы, покорившиеся Зассу, поселились на Средней Кубани и на Урупе, остальные укрывались на Лабе у бесленеевцев и на Белой у абадзехов.

Башильбаевцы, часть абазин-шкарауа, занимали северо-восточную покатость гор между Урупом и Белой. «Колыбель их племени находилась, бесспорно, в Абхазии, из которой они выселились в давние времена за Гагры и на северную сторону гор по недостатку земли и по причине внутренних раздоров»⁵⁴, – писал Торнау. Абазины-шкарауа в 1835 г. обитали в верховьях Лабы: «Горные селения Башилбай, Там, Кызылбек, Шегирей, Баг и Баракай занимали полукругом, против самого Прочного Окопа, тесные ущелья и высоты лесных отрогов главного хребта, между Урупом и Сагуашею (р. Белой. – З.К.)»⁵⁵.

Торнау перешёл с проводниками Кавказский хребет из Абхазии в Западный Карачай между истоками Бзыби и Большого Зеленчука потайной тропинкой, известной только опытным охотникам, и на пятый день дошёл от истоков Зеленчука до верховий Урупа, в пяти верстах от которого лежал аул башильбаевского владельца Маршания. Башильбаевцы тогда оказались на Верхнем Урупе, так как по приказу Засса оставили низовья Урупа беглым кабардинцам и поднялись выше, подальше от опасного соседства.

В 1835–1838 гг. ситуацию в Закубанье Торнау описывал так: «Равнина, пролегающая от Зеленчука до Чёрного моря на расстоянии 400 вёрст, простиралась в ширину до 70 вёрст. Она давала полный разгул конным черкесам и нашим линейным казакам, сталкивавшимся на ней беспрестанно, когда первые выходили на добычу, а последние гонялись за ними для обороны линии. В то время всё Закубанье находилось ещё в неприятельских руках; русского поселения на Лабе и на Сагуаше не существовало, и только два небольших укрепления, на Урупе и на Чанлыке, одиноко сторожили широкое пространство между Кубанью и горами, изредка установленное небольшими группами черкесских аулов, признавших над собою русскую власть единственно для сбережения своих богатых пастбищ»⁵⁶.

У закубанцев не было крупных постоянных селений, заняв которые войска могли бы там найти прокорм и превратить в опорные пункты для дальнейшего продвижения к Чёрному морю. Назрела необходимость в создании прочного плацдарма для войск и колонизации равнинных земель между Кубанью и Лабой. В 1836 г. Засс предложил перенести часть Кавказской кордонной линии с Верхней Кубани на Лабу, объясняя, что таким передвижением «присоединялась к русским пределам часть неприятельской земли, населённой менее враждебными пограничными горцами, и значительно сокращалась расстоянием пограничная черта, требовавшая для содержания оной менее войск, чем на протяжении всей Кубани»⁵⁷. А для этого всё Закубанье, начиная с верховий Кубани, необходимо было объединить в ведении единого командования.

В Большом Карачае пристав А. Атажукин был фигурой совершенно бесполезной и находился в укреплении Нальчик⁵⁸. Полковник Мисост Атажукин пытался с его помощью обирать карачаевцев, вымогая подарки, но воспользовавшись тем, что в начале 1836 г. Мисост отправился в хадж, его племянника сразу же заменили хорунжим Кубанского войска Атарщиковым, ставленником Засса. Вернувшись из Мекки, Мисост пытался, «используя свои связи в Карачае», вернуть племянника на «хлебное» место, при этом угрожая карачаевцам «постоянными набегами и воровством скота со стороны закубанцев», т.е. беглых кабардинцев. Однако всё зависело от главнокомандующего Розена, и по его приказу пристава Атарщикова приняли в Карачае⁵⁹.

Примечательно, что для главного кавказского начальства в Тифлисе все народы, относящиеся к Кабардинской линии, представлялись «кабардинцами». Так, в «Обзоре политического положения Черкесии со сведениями о деятельности англо-турецких эмиссаров» за 1837 г. написано: «Кабардинцы, живущие между рекою Подкумком и Владикавказом, и от горы Эльбруса до Каменного моста и границы Карачая, продолжают быть спокойны и преданы русским»⁶⁰. Но благодаря усилиям генералов Вельяминова и Засса Большой Карачай в 1836 г. перешёл в ведение Правого фланга Кавказской линии.

Неразборчивость в назначении приставов в Карачай говорила о том, насколько символично здесь была представлена российская власть. Пристав Атажуко Атажукин наезжал в Карачай только для выпрашивания подарков, а его дядя Мисост Атажукин имел повод рассказывать приезжающим в Нальчик и на Кабардинскую линию чиновникам и путешественникам басни о том, что карачаевцы – его данники, при этом называя их осетинами. В архивных документах сохранилась «Переписка о взимании податей с осетинского народа князем Атажукиным в 1839 г.»⁶¹. Мисост Атажукин, жалуясь на бедственное материальное положение, просил начальника Кавказской области П.Х. Граббе разрешить ему по-прежнему пользоваться «податями» с чегемцев, и Кабардинский Временный суд, секретарём которого был Шора Ногмов, подтверждал его притязания.

Однако российское командование скептически восприняло эту информацию, и проверило её на месте. Оказалось, что чегемцы платили только стандартную плату за использование плоскостных пастбищ в год по одному барану, а подробно расписанная «дань» являлась измышлениями кабардинского князя⁶². Тем не менее дезинформация Мисоста Атажукина была дана как приложение к «Истории адыхейского народа» Ш. Ногмова. Некоторые современные кабардинские историки, лукавя, что этот текст составлен «по всей видимости, после опроса представителей социальных верхов кабардинского общества», выдают его за «декларацию политических притязаний высшей феодальной аристократии Большой Кабарды»⁶³.

Итак, в 1836 г. Карачай был выведен из ведения Кабардинской линии, и поставленный к ним приставом Семён Атарщиков состоял под управлением командующего Кубанской линии Г.Х. Засса. Атарщиков знал «татарский» язык, так как его отец, служивший переводчиком в ст. Наурской, отдал сына в детстве на воспитание в кумыкский аул, где он «сроднился с бытом, нравами и обычаями горцев»⁶⁴. Как пристав карачаевского народа Атарщиков летом 1838 г. предпринял в сопровождении карачаевского князя Дудова экспедицию за Кавказский хребет в Сванетию в поисках следов казаков-некрасовцев, бежавших с низовий Кубани от русских войск, и тогда же был переведён в Лабинский казачий полк в чине сотника. Но после трагической гибели его семьи в станице Бекешевской Атарщиков в сентябре 1841 г. бежал вместе с абазинскими князьями Лоовыми на Лабу к князю Айтеку Канокову. Известно, что увлечённый романтикой закубанской вольницы, он женился на ногайке и участвовал в набегах на Линию⁶⁵.

1. 
   АКАК. Т. 8 . Тифлис, 1881. С. 654.
   
2. 
   Там же. С. 863.
   
3. 
   АКАК. Т. 9. Тифлис, 1884. С. 448.
   
4. 
   Сысоев В.М. Карачай в географическом, бытовом и историческом отношении // СМОМПК. Вып. 43. Тифлис, 1913. С. 149 – 150.
   
5. 
   Там же. С. 150 – 151.
   
6. 
   АКАК. Т. 8. С. 747.
   
7. 
   Сысоев В.М. Указ. соч. С. 150.
   
8. 
   Территория и расселение кабардинцев и балкарцев в XVIII - начале XХ веков. Нальчик, 1992. С. 77 - 80.
   
9. 
   Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ веков. М, 1974. С. 224.
   
10. 
    АКАК. Т. 7. Тифлис, 1878. С. 871.
    
11. 
    Мусукаев А., Мальбахов К. Письма с Кавказа и Крыма // Эльбрус. Нальчик, 1999. С. 57.
    
12. 
    Лайпанланы С. Адабият сагъышла // Карачай. 1990, июль 17. (на карач. яз.)
    
13. 
    Ёзденланы Абугалий. Сёз - халы кибик. Ставрополь, 2004. С. 52. (на карач. яз.)
    
14. 
    АКАК. Т. 8. С. 635.
    
15. 
    Бегеулов Р.М. Карачай в Кавказской войне XIX века. Черкесск, 2002. С. 119.
    
16. 
    Бларамберг И. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. Нальчик, 1999. С. 204.
    
17. 
    Там же. С. 323.
    
18. 
    Там же. С. 312.
    
19. 
    Там же. С. 208.
    
20. 
    Там же. С. 209 - 210.
    
21. 
    АКАК. Т. 8. С. 636.
    
22. 
    Шаховский И.В. Путешествие в Сванетию и Кабарду // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. 1. Нальчик, 2001. С. 158.
    
23. 
    АКАК. Т. 8. С. 636.
    
24. 
    Там же. С. 637.
    
25. 
    Вельяминов А.А. Замечания на письмо главнокомандующего действующею армиею к военному министру от 27 июля 1832 года // КС. Тифлис, 1883. Т. 7. С. 63.
    
26. 
    АКАК. Т. 8. С. 636.
    
27. 
    Мусукаев А., Мальбахов К. Указ. соч. С. 57.
    
28. 
    АКАК. Т. 8. С. 637.
    
29. 
    Там же. С. 863.
    
30. 
    Бегеулов Р.М. Указ. соч. С. 121.
    
31. 
    АКАК. Т. 8. С. 637.
    
32. 
    РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18505. Л. 17-19.
    
33. 
    ГАСК Ф. 79 Оп. 1 Д. 1518. Л. 1.
    
34. 
    АКАК. Т. 8. С. 456.
    
35. 
    Ковалевский П.И. Кавказ. Т.2. История завоевания Кавказа. СПб, 1915. С. 216.
    
36. 
    Виноградов В.Б. Страницы истории Средней Кубани. Армавир, 1993. С. 55.
    
37. 
    Зубов Платон. Подвиги русских воинов в странах кавказских с 1800-го по 1834 год. (Извлечения до 1825 г.) // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. 2. Нальчик, 2001. С. 13.
    
38. 
    Скиба К.В. Кубанская Линия XIX века в военно-политических событиях «Кавказской войны» // Вопросы северокавказской истории. Вып. 6. Армавир, 2001. С. 68.
    
39. 
    Цит. по: Клычников Ю.Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827-1840). Пятигорск, 2002. С. 44.
    
40. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. Черкесск, 1998. С. 46.
    
41. 
    Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. Черкесск, 1994. С. 104.
    
42. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. С. 57.
    
43. 
    Документальная история образования многонационального государства Российского. Россия и Северный Кавказ в XVI - XIX веках. М, 1998. С. 539.
    
44. 
    Торнау Ф.Ф. Указ. соч. С. 63.
    
45. 
    Там же. С. 104.
    
46. 
    РГВИА Ф. 13454 Оп. 2. Д. 284. Л. 351.
    
47. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. С. 46.
    
48. 
    Торнау Ф.Ф. Указ. соч. С. 169.
    
49. 
    Там же. С. 197.
    
50. 
    Там же. С. 96.
    
51. 
    Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 61.
    
52. 
    Торнау Ф. Ф. Указ. соч. С. 106.
    
53. 
    Торнау Ф.Ф. Указ. соч. С. 100-101.
    
54. 
    Там же. С. 92-93.
    
55. 
    Там же. С. 110.
    
56. 
    Там же.
    
57. 
    Короленко П.П. Закубанский край // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX вв. Нальчик, 2004. С. 333.
    
58. 
    Мусукаев А., Мальбахов К. Указ. соч. С. 16.
    
59. 
    Бегеулов Р.М. Указ. соч. С. 123 – 124.
    
60. 
    Шамиль - ставленник Султанской Турции и английских колонизаторов. Сборник документальных материалов. Тбилиси, 1953. С. 127.
    
61. 
    РГВИА Ф. 13454. Оп. 2. Д.296. Л. 8 об.
    
62. 
    Бегеулов Р.М. К вопросу о некорректной интерпретации одного из документов по истории Балкарии // Известия Карачаевского НИИ. Т.1. Черкесск, 2005. С. 9.
    
63. 
    Кожев З.А. Иерархические связи кабардинцев с народами Северного Кавказа (XVI-XVIII вв.) // Исторический вестник ИГИ правительства КБР. Нальчик, 2005. С. 128.
    
64. 
    Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М, 1961. С. 70.
    
65. 
    Виноградов В.Б. Страницы истории Средней Кубани. Армавир, 1993. С. 84.