ГЛАВА 2. ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НА КУБАНСКОЙ ЛИНИИ

После войны 1787-1791 гг. насильственное переселение закубанцев в пределы Российской империи не производилось, но отмечались факты их добровольных переходов на российскую сторону¹. На Нижней и Средней Кубани переселённых ногайцев администрация отправляла в Крым или селила на правобережье Кубани по усмотрению атамана Черноморского войска Ф.Я. Бурсака². Черноморские казаки, поселённые на правобережье Кубани до Азовского моря, охраняли границу до крепости Усть-Лабинская³. Основу Черноморского и Линейного казачества составили запорожские и донские казаки, переселённые для несения пограничной службы и освоения целинных степей. С течением времени русское население пополнялось новыми выходцами из Малороссии, Слободской Украины, южнорусских губерний, старых казачьих войск и др.

Напротив Черноморского войска по левому берегу Кубани поселились темиргоевцы (один из западноадыгских народов), хотя до этого, как пишет известный историк В.Б. Виноградов, «собственно берега Средней Кубани не были местом постоянного пребывания адыгов»⁴. Западные адыги обитали за Лабой, как это отмечено на «Карте Кавказа. С показанием политического состояния до 1801 г.», опубликованной А. Берже в 1866 г.⁵. Копируя эту карту, некоторые издатели самовольно «растягивают» надпись «Адыге-черкесы» до Урупа⁶. Однако несогласие с картографическим источником всё же не предполагает вольного с ним обращения, даже если это касается карт-схем военно-политического предназначения, часто поверхностных из-за недостатка достоверных сведений. Но в данном случае анализ письменных источников подтверждает локализацию адыгских народов к западу от Лабы.

Верхняя Кубань не входила в систему приграничных укреплений и крепостей. Новые укрепления по «сухой» границе выстраивались от Терека до устья Лабы, левого притока Кубани. На всём пространстве этой линии решено было поселить донских казаков с семьями, но они против принудительного переселения подняли восстание, подавленное в начале 1794 г. с помощью войск⁷. После этого одну тысячу донцов выслали на Кубань, где они образовали 6 станиц: при крепостях Усть-Лабинской и Кавказской, при Григориополисском укреплении, при Прочноокопской крепости, при Темнолесском ратрашаменте и при Воровсколесском редуте. В 1796 г. они сформировали Кубанский конный линейный полк⁸. Но полное «занятие сухой границы от Кубани к Малке остаётся затем неисполненным»⁹, – писал Бутков.

Станицу Воровсколесскую в отдалении от Верхней Кубани основали 100 семейств донцов на месте одноименного редута Верхнекубанского «сухого» участка. Кордонная линия на правобережье Верхней Кубани шла по степным участкам от устья Урупа до верховий Кумы, и станица Воровсколесская являлась пограничной. Позади границы она оказалась только в 1798 г., когда кордонная часть Кубани выдвинулась до Баталпашинского редута, и уже отсюда «сухая» граница прошла на юго-восток до крепости Константиногорской в Пятигорье.

В конце XVIII в. Павел I велел проводить колонизацию Нижней и Средней Кубани с преобладанием «невоенных методов взаимодействия с народами Кавказа и ограниченного применения силы», поэтому на Кубанской линии войскам строго запретили переходить границу в мирное время. Только после заключения российско-османского договора 1798 г. казакам разрешили проводить «репрессалии» – экспедиции с целью реквизиций скота и имущества в отместку за набеги. Так как «хищнические» (т.е. грабительские, от слова «похищение») рейды стали обыденным делом, каждый год войска совершали ряд вторжений на турецкую сторону, жертвами которых становились и мирные аулы.

Александр I ужесточил методы охраны границы и контроля за связями с закубанцами. В 1801 г. при крепости Прочный Окоп (напротив впадения Урупа в Кубань) и при крепости Усть-Лабинской (напротив впадения Лабы в Кубань) учредили таможенные досмотры¹⁰. Российские власти стали регулировать расселение на «турецком» левобережье закубанцев, заинтересованных выгодным товарообменом. В 1802 г. 10 тыс. бжедухов обратились к главнокомандующему на Кавказе Кноррингу за разрешением поселиться между крепостями Кавказской и Усть-Лабинской. Российские власти избегали обвинений во вмешательстве во внутренние дела подданных другого государства, поэтому официально не разрешали переселение на свою сторону.

Однако 20 августа Александр I велел не препятствовать этим переселениям, «не входя однако же ни в какие письменные с ними обязательства, яко с подданными другой державы, могущей принять сии обязательства в виде привлечения народов, на земле её живущих, в Российское подданство»¹¹. Расселяя напротив крепостей «мирные» аулы и имея в них верных лазутчиков, линейное командование получило способ предотвращать вторжения «хищнических» партий на свою сторону.

В 1802 г. Кавказская губерния состояла из 5 уездов: Кизлярского, Моздокского, Георгиевского, Александровского и Ставропольского с центром в г. Георгиевске, и ногайцев разных орд и родов стали называть по уездам, к которым их причислили. Так, на российской стороне значились кизлярские, моздокские и бештовские (пятигорские) ногайцы в количестве 8813 кибиток и дворов. Значительные смешивания ногайских орд произошли в Пятигорье: «Бештовские ногайцы включали каспулатовцев, кипчаков, едисанцев, едишкульцев, джембойлукцев и новрузовцев общей численностью в 5342 кибитки»¹². Бештовские ногайцы поддерживали связь с закубанскими ногайцами, которых в те же годы насчитывалось до 5 тыс. дворов и кибиток¹³.

В Пятигорье также обитали абазины-алтыкесеки, их удерживали на российской стороне, оградив от притеснений кабардинских князей. Чтобы быть подальше от Кабарды, абазинские владельцы не раз пытались увести аулы за Кубань, на турецкую сторону. Так, беглые абазинские князья Сарал-ипа и Джамбулат Лоовы в 1792 г. вернулись на Куму, чтобы увести за Кубань подвластных, но встретили с их стороны сопротивление. Кумские абазины не желали покоряться и кабардинским князьям, которые в 1796 г. организовали вооружённый поход на них, но русские войска отразили это нападение¹⁶. Абазинский вопрос требовал незамедлительного решения, и так как они обитали на одной территории с ногайцами, то их объединили в одно ведомство.

После войны 1787-1791 гг. значительная часть закубанских ногайцев была переселена на российскую сторону, и кубанский сераскир Арслан-Гирей предъявил свои права на них. Сначала он пытался вернуть наврузовцев и в 1792 г. подговаривал их к побегу за Кубань, но не преуспев в этом, сам решил переселиться, чтобы «управлять делами оных по их обычаю»¹⁴. В 1798 г. он просил позволения жить «между ногайскими татарами, живущими на Куме и около Бештовых гор, с поручением их в его начальство»¹⁵.

Затем Арслан-Гирей обратился в правительство с просьбой об отводе ему особых земель и перемещении туда всех ногайцев и абазин, живущих в Пятигорье, а главное, об «удостоении его над подчинённым ему народом …званием сераскира»¹⁶. Однако российские власти не забыли его верную службу Османской империи. Командующий Кавказской линией Кнорринг отказал ему в звании сераскира, которое не соответствовало российскому управлению, и Арслан-Гирей остался у ногайцев-мансуровцев в Закубанье.

А вот его сын Менгли-Гирей пользовался полным доверием российских властей, и 13 октября 1801 г. ему был пожалован чин генерал-майора российской службы «за храбрость, усердие и преданность России»¹⁷. Император предписал использовать его на Кавказе, «чтоб привязанность его к России обращалась в добрый пример его соотечественников и утверждала бы их в приверженности к империи»¹⁸. Менгли-Гирею доверили объединить под своей властью всех переселённых на российскую сторону кубанских ногайцев, а в 1803 г. также пятигорских ногайцев и абазин-алтыкесеков.

Из пограничной крепости Константиногорской российские власти планировали продвигаться на Верхнюю Кубань и исследовать земли карачаевцев вплоть до Эльбруса. Так, 8 октября 1800 г. Павел I приказал выделить помощь и дать офицеров графу Мусину-Пушкину, направленному в 1799 г. «в виде путешественника к Кавказским горам для изыскания руд богатых металлов, …в окрестностях Эльборуса и Каменного моста гор»¹⁹. Полномочия свои граф, видимо, понимал несколько шире и незамедлительно занялся обоснованием необходимости выселения из Пятигорья местных жителей, особенно абазин-алтыкесеков, пытаясь представить как повод вред, якобы причиняемый ими источникам минеральных вод. Но Кнорринг опроверг эти вымыслы и писал императору 24 ноября 1800 г., что «течение воды свободное и вкус прежний», так как «родник воды сей состоит внутри кордона в 3-х верстах от Константиногорской крепости, рядом с оною, место сие не имеет ни малейшей ни в чём опасности и горцы засыпать её отнюдь не имеют возможности», кроме того, жившие возле родника абазины аула Джантемирова «народ добронравный и послушный»²⁰.

Других поводов к выселению абазин тогда не нашлось, но причина нестабильности в абазинском народе была, так как он оставался большим соблазном для кабардинских владельцев. В этот период Кабардинское приставство потеряло актуальность, и планы по «смешиванию» абазин и кабардинцев больше не занимали российские власти. Плацдармом на Северном Кавказе для дальнейшего продвижения к Чёрному морю была уже не Кабарда, а Пятигорье с постоянным контингентом войск и постепенно водворяемым здесь казачеством.

Кабардинские владельцы пытались утвердить своё право на абазин, уведя их с Кавказской линии, и это стремление странным образом совпало с желанием Мусина-Пушкина. Однако усиление кабардинцев не входило в планы правительства, и за попытку увести абазин князя Адиль-Гирея Атажукина арестовали²¹. Абазины, видя, что власти больше не потворствуют кабардинцам, перестали уходить на турецкую сторону, и даже беглые абазины вернулись «под защиту российских войск»²². Правительство Павла I продолжало привлечение на российскую сторону ногайцев из Закубанья. Так, в октябре 1800 г. 42 семьи из закубанского аула Султана Селимет-Гирея расселили в Александровской округе у устья р. Буйволы²³.

В отношении кабардинцев в этот период известно послание Павла I от 28 мая 1800 г. главнокомандующему на Кавказе Кноррингу: «Касательно ссор Большой Кабарды с Осетинским народом и приуготовления, которые вы делаете для прекращения сего: то советую вам как можно меньше мешаться в дела горских народов, покудова не касаться будут до границы нашей, ибо сии народы находятся более в вассальстве нашем, нежели в подданстве»²⁴. Вопрос же абазин касался «до границы нашей», поэтому кабардинским владельцам отказали в притязаниях на них. Кстати, вряд ли император считал «в вассальстве» Кабарду, её подданство России уже не раз было подтверждено международными договарами, и управлялась она российскими приставами. Скорее всего «вассальными» России Павел I назвал здесь осетин, не охваченных российскими управлением.

В 1800 г. власти учредили несколько приставств «магометанского исповедания народов, кочующих от р. Кубани до Каспийского моря», и главным приставом к ниназначенные к нн«кабардинцев, трухменцев, ногайцев и других азиатских народов, кочующих в пределах Астраханской губернии и в близости от оной» назначили коллежского советника Макарова²⁵. В районе Пятигорья смешанное население ногайцев и абазин объединили в Бештовское приставство в ведении пристава Корнилова. Он подал в 1802 г. следующие сведения: «Каспулатовские в 3191 кибитке, Кипчаковские в 966 кибитках, Мангитовские в 457 кибитках, Едисанские в 132 кибитках, Джембулуковские в 763 кибитках, Едишкульские в 30 кибитках и Наврузовские в 29 кибитках»; а также пять фамилий абазин: «Ловова во 150 домах, Дударукова в 170 домах, Клычева в 125 домах, Кичаева в 160-ти и Бибердова в 70-ти домах». Пятигорские (бештовские) ногайцы и абазины кочевали «вблизи Бештовых гор, по реке Куме, Калаузе, Янкулям (до Кубани и на самой Кубани)»²⁶.

Пристав ногайцев Кизлярского и Моздокского уездов Ахвердов в своих сведениях указывал, что караногайцы раньше жили на Сулаке, откуда их перевёл к Кизляру в 1795 г. генерал Левашев, а едишкульцы были переведены из-за Кубани в 1785 г.²⁷. Примечательно, что в 1800 г. «кизлярские ногаи», очевидно, едишкульцы, пытались бежать за Кубань, но были «удержаны военною силою и возвращены в Кизляр»²⁸. Караногайцев Ахвердов характеризовал благожелательно: «Обычаи имеют сходные их доброму характеру, между собой обходительные, почтительные, не предприимчивые и не наглые, жизнь ведут в добром согласии, трезвую…, наблюдают чистоту в жилищах. Занимаются аробной перевозкой казённого провианта… Разбирательство между ними по духовенству приемлет всегда… самую должную справедливость»²⁹.

Караногайцы имели опыт подчинения общим административно-правовым законам. Они были подвластными кумыкских (впоследствии кабардинских) князей Бековичей-Черкасских, отличавшихся верной службой царям со времён Ивана Грозного: «Управляемы они были до сего наперёд здешним генерал-майором князем Эльмурзою Черкасским, потом майором Темир-Булатом Черкасским, а после сего генерал-майором (что ныне генерал от кавалерии) и кавалером Горичем, и напоследок от главнокомандующих определяемыми к ним из воинских и других чиновников приставами»³⁰. Всего в 1802 г. число дворов кочевых народов в Кизлярском и Моздокском уездах было следующее: караногайцев и едишкульцев – 2747, едисанцев и джембулуковцев – 724, трухменцев – 815³¹. Они добросовестно выполняли наложенную на них повинность – аробную перевозку казённого провианта.

Но нас интересуют ногайцы, составившие вместе с абазинами Бештовское приставство. Недоброжелательное отношение к ним пристава Корнилова видно из его рапорта: «Первое правило у них воровство, а второе непостоянство и обман». Дело в том, что в отличие от караногайцев, в Пятигорье поселили ногайцев и абазин с собственными их владельцами, находившимися в близкородственных связях с высшим сословием закубанских народов и домом Гиреев. Очевидно, султаны и князья не спешили делить власть с российским чиновником. Подданство их было достаточно формальным, они сохраняли тесную связь с «хищниками» из-за Кубани. Также пристав писал: «Абазинцы имеют довольное число лошадей и весьма большое количество баранов и с них собирая шерсть делают сукна и бурки для себя и на продажу соседним народам, связь имеют более всех с закубанцами, с коими многие обязаны родством, берут оттоле себе жён и туда дочерей своих отдают. Прежде сего всегда производили с закубанцами воровство и убийство в границах наших, а ныне по введении между ними вражды сие прекратилось и, не уважая родства, бьют друг друга, с кабардинцами тоже имели связь, но чрез обоюдные их ссоры теперь расстроились»³².

Благополучие пятигорских ногайцев и абазин всё более и более становится зависимым от товарного обмана в российских пределах, так как связи с закубанцами и, соответственно, с турецкими базарами на Черноморском побережье жёстко пресекались. Надо сказать, что в этот период довольно зажиточные ногайцы обладали огромным количеством скота, который всегда был предметом постоянных вожделений «хищников» и частых набегов соседей, поэтому защита российских войск, несомненно, имела для них большое значение.

Однако благополучие ногайцев и абазин очень скоро закончилось. Кочевники легко переживали природные катаклизмы, пока могли пользоваться обширными территориями для передвижений, выбирая наиболее удобные места для зимовки скота. А так как целенаправленная деятельность властей по изъятию кочевий и заселению земель колонистами не учитывала последствий резкого перехода к оседлой жизни, то социальные бедствия не заставили себя долго ждать. Началась колонизация края, и новые поселенцы-земледельцы неминуемо входили в конфликты из-за земли.

Положение Бештовских ногайцев и абазин ухудшилось в связи с их приграничным положением и отводом земель под размещение войск. Защищать их права было некому, а пристав Корнилов пользовался их бедственным положением в корыстных целях. Главнокомандующий на Кавказе генерал-лейтенант Цицианов уволил его «за поборы и мздоимства» и предложил императору назначить Султана Менгли-Гирея военным «начальником», чтобы привлечь «бештовских татар» к военной службе: «Выгоды, проистекающие от доверия и уважения сего народа к Султану Гирею, которого предки, закубанские сераскиры, имели его в своей зависимости, по воспитанию и по преданности Султана Менгли-Гирея к пользам и службе В.И.В. (Вашего Императорского Величества – З.К.), в верности его ручаться можно, а из сего предвижу и ещё ту пользу, что ногайские татары… составить могут полк»³⁴.

Так, в 1803 г. народы Пятигорья перешли в ведение сына последнего кубанского сераскира Арслан-Гирея. Кавказовед И.В. Бентковский писал: «Назначение Султана Менгли-Гирея начальником ногайцев было для них великим и желанным событием, а с нашей стороны большим политическим тактом»³⁵. Менгли Гирей и его родственники стали потомственными военными, верными России, сумевшими сохранить почти в безнадёжной ситуации свои подвластные народы. Колонизируя обширный край, Российская империя естественно шла по пути принуждения кочевых народов к оседлости. Ногайцы, весь быт которых основывался на кочевом образе жизни, теряя пастбищные земли, испытывали настоящую этническую деградацию.

Зима 1802-1803 гг. выдалась необычайно морозной, у ногайцев начался массовый падёж скота, так как не хватало мест для зимовок. Менгли-Гирей направил усилия на обеспечение их пастбищными и покосными землями, и правительство не осталось безучастным к его настойчивым обращениям. Признав, что голод и высокая смертность начались из-за недостатка земли, император подписал манифест о помощи ногайцам³⁶. Александровский земский комиссар разрешил им косить сено на землях, изъятых для саблинских крестьян. В рапорте от 19 июня 1803 г. он писал о жалобах ногайских мурз, что «на прежде бывших сенокосных местах, известных изобилием трав, которыми владели несколько времени», теперь крестьяне Александровской округи, «остерегая оные,… тои луга усилили отрядом от ногайцев. Ногайцы пришли в крайнее разорение»³⁷. Император распорядился «сделать кочующим на Сабле ногайцам снисхождение: по нынешнему неурожаю трав производить сенокошение в этих лугах, на коих ногайцы всегда имели кошение трав»³⁸.

Надо отметить, что и первые русские поселенцы в здешних местах жестоко страдали в ту суровую зиму. Их положение усугублялось еще и тяжестью адаптации к новым для них природно-климатическим условиям. Жители Александровского уезда соглашались поменять своё новое отечество даже на Сибирь. Так, из жителей сел Петровского и Высоцкого, объявивших желание своё к переселению из этих мест в Иркутскую губернию, не смогли удержать 117 семейств. Причинами своего недовольства они называли «недород хлебу, дурноту воды и убыль народу», т.е. большую смертность. Те же причины губили и ногайцев, но главной проблемой для них стало изъятие кочевий, так как правительство заботилось об увеличении оседлого населения, недостаток которого восполнялся мигрантами даже из-за границы.

Так, в конце 1802 г. среди ногайцев в Султановском ауле у Бештовых гор поселилась шотландская колония. П.Д. Цицианов узнал, что они занимаются учением татарского языка, сняли карту местности и послали в Англию, «по уверению татар, с ними живущих, ежедневно выигрывают доверенность жителей горских и не щадят на то денег». Шотландцев заподозрили в шпионской деятельности и намерении распространением торговли «обратить весь их торг к себе через Чёрное море, по коему плавание англичанам сделалось вольно»³⁹. Власти пытались изолировать иностранцев от местного населения, но те упорно хотели остаться у них «на правах гостеприимства». В январе 1803 г. Цицианов высказывался против наделения шотландцев местами на ногайских землях: «Избираемый ими участок земли входит в общее владение Абазинских Ногайских Татар, из которых до 1000 кибиток за 40 лет тому назад уже завели неподвижные селения, прочие же более 5000 кибиток с места на место перекочёвывают для удобнейшего продовольствия многочисленного своего скотоводства и опять на прежние места возвращаются, считая сей удел своею собственностью, как при выходе их из-за Кубани сие им было обещано»⁴⁰.

1. 
   Виноградов Б.В. Очерки этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. Краснодар-Армавир, 2004. С. 16.
   
2. 
   ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 512 Л.37-39.
   
3. 
   Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год. Извлечения. Нальчик, 2001. С. 340.
   
4. 
   Виноградов В.Б. Средняя Кубань: земляки и соседи. Армавир, 1995. С.23.
   
5. 
   Карта Кавказа. С указанием политического состояния до 1801г. // АКАК. Т. 1. Тифлис, 1866.
   
6. 
   Карта Кавказа. С указанием политического состояния до 1801г. // История адыгов в картах и иллюстрациях с древнейших времён до наших дней: Картографическое издание. Нальчик, 2000.
   
7. 
   Дон и степное Предкавказье. XVIII – первая половина XIX в. Ростов-на-Дону, 1977. С. 128.
   
8. 
   Колесников В.А. Из ранней истории Кубанского линейного казачьего полка // Вопросы северокавказской истории. Вып. 1. Армавир, 1996. С. 33.
   
9. 
   Бутков П.Г. Указ. соч. С. 342.
   
10. 
    АКАК. Т. 3. Тифлис, 1869. С. 37.
    
11. 
    АКАК. Т. 1. С. 751.
    
12. 
    АКАК. Т. 5. Тифлис, 1873. С. 878.
    
13. 
    Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ века. М., 1974. С. 88.
    
14. 
    Абазины (историко-этнографический очерк). Черкесск, 1989. С. 21.
    
15. 
    Там же.
    
16. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 275.
    
17. 
    Там же.
    
18. 
    Там же. С. 347.
    
19. 
    Там же. С. 276.
    
20. 
    АКАК. Т. 1. С. 513.
    
21. 
    Там же. С. 734.
    
22. 
    Там же. С. 720.
    
23. 
    Абазины. С. 21.
    
24. 
    АКАК. Т. 1. С. 732.
    
25. 
    Там же. С. 581.
    
26. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 346.
    
27. 
    ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 1. Л. 19.
    
28. 
    Там же. Л. 3.
    
29. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 347.
    
30. 
    ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д.1. Л. 3-3об.
    
31. 
    Там же. Л. 3 об.
    
32. 
    Там же. Л. 19.
    
33. 
    Там же. Л. 2–2 об.
    
34. 
    АКАК. Т. 2. Тифлис, 1868. С. 986.
    
35. 
    Бентковский И.В. Историко-статистическое обозрение инородцев-магометан, кочующих в Ставропольской губернии. Ногайцы. Ч.1. Ставрополь, 1883. С. 45.
    
36. 
    ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 1. Л. 25-30.
    
37. 
    ГАСК. Ф. 87. Оп. 1. Д. 10. Л. 2.
    
38. 
    Там же. Л. 14.
    
39. 
    АКАК. Т. 2. С. 933.
    
40. 
    Там же. С. 928.
    
41. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 350.
    

Понимая, что за набегами кабардинцев стоят российские власти, горцы были вынуждены искать защиты именно у них. Первыми в январе 1784 г. подали жалобу «о насильственном отнимании под видом какой-то подати людей и скота» осетины. В 1787 г. балкарцы приезжали к приставу Уракову с дигорцами «с таковою же жалобой на Кабардинцев и просили принять их в подданство России, с тем, что они примут и веру Греческого исповедания»².

В своих набегах на горские народы и требовании «податей» кабардинские владельцы ссылались «на лист светлейшего князя Потёмкина им данный, которым таковые подати чинить им с подверженным им народов, живущих в вершинах Баксана даже до Карачаевцев, не возбранено»³. Повторим, что под «карачаевцами» имелось в виду население Баксанского и Чегемского ущелий, часть которых проживала также на Белой речке, в непосредственной близости от кабардинцев. Этот факт отображён в ведомственной переписке тогдашних чиновников. 8 февраля 1786 г. генерал Шемякин писал: «Карачаевские старшины 9 человек, приехав к ген. Потёмкину, просили защиты от Кабардинцев и об обращении в веру Греческого исповедания с семействами и подвластными их, кои живут в вершинах Белой речки во 120 дворах, для чего и предписано было приставу Уракову, взяв от Осетинской комиссии протопопа и священника отправится в те селения и окрестить, а Кабардинцам воспретить, чтобы они никак не осмеливались делать сему народу обид и притеснений»⁴.

Так, впервые в письменных источниках появляется упоминание о локализации и численности белореченских карачаевцев. Вероятно, о них писал генерал Текелли: «Карачаевцы… племя это добронравнее других горских народов»⁵, имея в виду, что они не промышляли набегами и пленопродавством. Но вести независимую мирную жизнь в соседстве с Атажукиными, получившими «лист» Потёмкина, они уже не могли. Тем более что их территорию российские власти приписывали Атажукиным, давая последним право требовать за её использование определённую плату. Таким образом к сведениям о карачаевцах до покорения Верхнекубанского Карачая в 1828 г. нужно относится критически, так как касались они чаще всего горских народов современной Кабардино-Балкарии.

Причиной обращения белореченских карачаевцев к российским властям могло быть ещё одно немаловажное обстоятельство. В документе сказано, что к приставу Кабарды Уракову обратились «старшины» с Белой речки. Между тем, общества Баксанского, Чегемского и др. ущелий современной Балкарии являлись «княжескими», т.е. находились под феодальным управлением владетельных князей, а не «старшин». Так, жителей Баксанского ущелья, где князьями были Урусбиевы, называли урусбиевцами, а на западе, на другой стороне Эльбруса, начинался собственно Карачай, где владельцами были князья Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы. Такие важные вопросы, как принятие христианства и смена подданства, не могли решаться никем, кроме владетельных князей. И если белореченцев представляли «старшины», значит, в этот период они оказались по каким-то причинам без владетельного князя.

А теперь посмотрим ещё на один документ того же времени. В 1787 г. обратились с просьбой о российском покровительстве депутаты от балкарского общества. О них в документе написано: «Балкарские 4 владельца, приехав от своего общества к приставу Уракову, приносили жалобу на кабардинских владельцев, что они их разоряют и требовали от нас защиты и покровительства; кн. Ураков, зная сколь они нужны России, поелику Кабардинцы при случаях тесных всегда находят у них своё убежище и укрывательство имений, принял благосклонно, предлагал им, что они не иначе могут получить с нашей стороны защиту, как только тогда, когда примут на подданство присягу, на что они охотно согласились, и потому кн. Ураков отправил их с сею просьбою к ген. Потёмкину»⁶. Примечательно, что родственное карачаевцам «балкарское общество», в отличие от белореченского, представляли именно «владельцы», т.е. князья.

Скорее всего из-за княжеских междоусобиц на момент обращения «карачаевских старшин» с Белой речки к российским властям, они оказались независимы как от баксанских Урусбиевых, так и от соседей – чегемских и кабардинских князей, претендовавших на них. Больше всего шансов было у Атажукиных, опиравшихся на «лист» Потёмкина. Чтобы избежать притеснений с их стороны, белореченцы сами стали искать российского подданства, но в тот момент командование заботила начавшаяся война с Османской империей и вопрос об их подданстве рассмотрен не был.

Владельцы Большой Кабарды скоро поняли, что, толкая горцев бесполезными набегами в «объятия» России, они сами лишаются надёжных укрытий в горах, и в том же 1787 г. помирились с балкарцами, которые «в отмщение обид, Кабардинцами им нанесённых, у владельца Адиль-Гирея Татарханова отогнали великое число овец и убили одного узденя», т.е балкарцы вернули скот, отобранный у них в виде незаконной «дани». Князья Большой Кабарды нуждались в дружеских отношениях с горцами в этот период больше всего, так как только у них могли скрываться в случаях участившихся конфликтов с властями. Поэтому, когда «Балкарцы, согласясь с прочими горскими соседними народами, именуемыми Чегемы, Халымы и Бызынчи, поставили по всем дорогам, лежащим от Кабардинцев, караулы», то кабардинцы запросили у них мира «по прежним их обычаям»⁷.

Ситуация разрядилась в связи с отъездом П.С. Потёмкина в Санкт-Петербург и назначением на его место генерал-аншефа Текелли. В отсутствие своего покровителя кабардинцы отказались выставить в военную экспедицию за Кубань шестисотенное войско. Только после того, как Текелли «приказал Кабардинских холопей, живущих у нас под видом хлебопашества и непоселённых, возвратить владельцам и узденям их», в российское войско поступили «доброжелательные к нам владельцы», но основная часть кабардинцев ждала прихода турок⁸.

После войны в 1792 г. Екатерина II велела властям в Кабарде «всячески ласкать и привлекать к себе лучших людей народа сего»⁹. Привлечение на свою сторону знати было необходимо для введения «особого чиноначальства и расправы»: в 1793 г. в Кабарде учредили родовые суды и расправы, а в Моздоке – верхний пограничный суд¹⁰. Такое вмешательство властей во внутреннее устройство Кабарды с целью введения военно-гражданского управления разделило владельцев на два лагеря и вызвало новый бунт. Бутков писал: «Роды Жамбулатов и Атажукин открывают неприятельские действия против Мисостова рода и доводят его до того, что он принужден уйти под защиту русского кордона на р. Малке»¹¹.

«Неприятельские действия» Атажукиных коснулись и их соседей – карачаевцев на Белой речке, которые не могли переселиться на Малку, так как не были приняты в российское подданство. Поэтому им пришлось мигрировать через перевал в кубанский Карачай вместе с частью баксанских карачаевцев во главе с одной из княжеских семей Урусбиевых. Российский фактор в этом переселении если и присутствовал, то только косвенно, так как карачаевцы-белореченцы и урусбиевцы перемещались вне российской территории, соответственно, в ведомственной переписке властей это событие не отражено.

Итак, в 1793 г. в Большой Кабарде вспыхнуло восстание, для подавления которого ввели войска, и в 1795 г. большая часть народа с владельцами и узденями удалилась в горы. Главных зачинщиков волнений братьев Измаила и Адиль-Гирея (сыновей Темрюка Атажукина) выслали в Екатеринослав, а народу объявили, что «владелец, скрывающийся в горы, теряет свои права на подвластный ему народ, который затем поступает в непосредственное управление России»¹².

В 1799 г. Адиль-Гирей бежал из-под ареста и поднял в Кабарде новый бунт, но был вынужден уйти за Кубань с 200 семьями подвластных кабардинцев. В мае 1800 г. он хотел увести за Кубань абазин, обитавших за Константиногорской крепостью между Кубанью и Малкой, «обещая полную независимость», но русские отрезали им путь и «арестовали все их имущество и первейших их владельцев»¹³. В этот период беглые абазины сами пытались переселиться из-за Кубани на Куму, под защиту российских войск, и даже соглашались участвовать в военных действиях против закубанцев¹⁴. О самом Адиль-Гирее известно, что в 1802 г. он укрывался со своим аулом на Малом Зеленчуке «в весьма крепком месте»¹⁵.

В 1804 г. состоялось массовое бегство в Закубанье кабардинцев, так как сопротивление введению российского судопроизводства жёстко подавили войска Кавказской линии. Бунт кабардинцев ставил под угрозу коммуникации между Кавказской линией и Грузией, поэтому войска ввели в Кабарду, и они, «невзирая на беспрестанные во всех местах на Линии нападения и тревоги», истребили аулы на плоскости, загнав непокорных в горы¹⁶.

Горские народы у своих границ тоже выставили отряды. Главное сражение произошло 14 мая 1804 г. при р. Чегем. Русское войско из 1750 человек гренадёр, егерей, драгун и казаков «дрались в ущелиях с 11000 отчаянно сражавшимися Кабардинцами, Чегемцами, Балкарцами, Карачаевцами и Осетинцами, выбитыми из 12 окопанных аулов»¹⁷. На самом деле, русские силы собрались в небывалом до сих пор в Кабарде количестве. Одних генералов было пятеро, а в ведомости о потерях в сражении указано, что войско состояло из 6 драгунских полков и 4 казачьих, с мощной полевой артиллерией.

В результате этой экспедиции значительная часть кабардинцев бежала в ущелья горских соседей, поддержавших их в этом сражении, но не задержалась там. Началась массовая миграция кабардинцев через перевал в Кубанский Карачай, остались только те, кто изъявил полную покорность властям. Командующий войсками генерал Глазенап писал, что некоторые из кабардинских владельцев: полковник Рослам-бек Мисостов и подполковник Кучук Жанхотов, ротмистр Темир-Булат, полковник Атажуко Хамурзин и Девлет-Мурза Касаев участвовали в сражении на стороне русских войск. Глазенап отметил активное участие в экспедиции начальника пятигорских ногайцев и абазин-алтыкесеков Султана Менгли-Гирея, которого он пригласил с собой, так как «не желал доверяться прочим обыкновенным переводчикам и который с лёгкой конницей везде находился, открывая себе путь сквозь неприятеля в ободрение другим, впереди легким войском бывшим»¹⁸.

Александр I писал Глазенапу: «С совершенным удовольствием получил я донесение ваше… о двукратном поражении Кабардинцев в сражениях, происшедших 14 числа мая и 10-го июня, …возлагаю я на особенное попечение ваше употребить все нужные меры для скорейшего открытия сношений Кавказской Линии с Грузиею»¹⁹. Из этого видно, что основной целью российских войск было обеспечение безопасности Военно-Грузинской дороги, поэтому бунт кабардинцев был подавлен так жестоко, что вызвал их массовую миграцию в Карачай. Из Кабарды ушли Атажукины, Наврузовы, Карамурзины, Касаевы, Кайтукины, Трамовы, Куденетовы.

Зачинщик восстания Адиль-Гирей Атажукин, выступавший за восстановления духовного суда по Корану, первым удалился за Кубань «с пятью особами главного кабардинского магометанского духовенства»²⁰. Религиозная подоплёка этих событий сказалась в том, что кабардинцев встретили за Кубанью как «хаджиретов», т.е. борцов за веру. Так в 1804 г. в Закубанье впервые появилась группа под названием «беглых кабардинцев».

Российские власти связывали неприятие кабардинцами родовых судов и расправ с активной пропагандистской деятельностью Адиль-Гирея и Исхак-эфендия, которая позволила знати и духовенству сохранить своё влияние в Кабарде через введение религиозного суда «мехкеме». Судопроизводство по шариату, мусульманскому праву, российские власти признали в 1807 г., и тогда в Кабарду вернулась большая часть беглых кабардинцев. Аул Адиль-Гирея Атажукина находился в Карачае с 1802 по 1807 г., понятно, что никакого постоянного места жительства на реках Зеленчуке или Теберде у него не было.

Командующий Кавказской линией Гудович писал 16 мая 1808 г., что «наиковарнейший и неблагомыслящий из духовных эфендий Исхак, уговоривший народ к ослушанию противу принимаемых мер о прекращении в Кабарде заразы, и наисуеверный владелец Адиль-Гирей сами умерли от заразы, …и власть перешла в руки неблагомыслящего России духовенства, которому предоставлен суд»²¹.

Однако в Закубанье остались враждебные партии беглых кабардинских князей, возглавивших набеги на Кавказскую линию. В.А. Потто писал: «Росламбек Мисостов бежал за Кубань и поднял тамошние племена. Бунт охватил всё Закубанье. Напрасно ногайский пристав генерал-майор султан Менгли-Гирей пытался остановить движение. Покинутый народом, он сам едва ушёл от закубанцев, которые гнались за ним по следам и убили 28 человек из числа его свиты. В Абадзе беглые кабардинцы вырезали казачью команду. Кумский редут два раза был атакован, и все посты, начиная от Прочного Окопа до Константиногорска, были осаждены закубанцами»²².

Отметим, что Росламбек Мисостов, сын Мисоста Атажукина, сначала воевал на стороне Глазенапа, «но из-за канла – кровомщения за смерть родного племянника, убитого в одном из кабардинских набегов на Линию, бежал за Кубань». Генерал Лихачёв догнал его на Каменном мосту на Кубани и «дружески с ним беседовал»²³. Но Росламбек всё-таки ушёл в Закубанье и увёл с собою «кабардинских узденей и чёрного народа 275 семей»²⁴. В 1804 г. впервые происходят крупные события, связанные с появлением в Закубанье беглых кабардинцев. Исследователь К.В. Скиба пишет: «С этого года набеги на Линию приобрели характер упорядоченной системы, превратились в «малую Кавказскую войну»²⁵.

Беглые кабардинцы совершали набеги и «хищничества» на казачьи станицы, на аулы и коши «мирных» горцев, угоняли скот и людей. Кроме того, они увлекали в бегство российских подданных с р. Кумы. Так, 14 мая 1804 г. отряд Росланбека Мисостова увёл за Кубань «множество абазинских и ногайских семейств с их имуществом»²⁶. 1 августа 1804 г. Глазенап писал, что абазин ушло 900 семей, а ногайцев – 54 аула²⁷. Власти били тревогу: «ногайцы и абазинцы почти все угнаны за Кубань»²⁸. По общим сведениям, всего с российской стороны ушло до 20 тысяч «кочевых татар» (ногайцев и абазин-алтыкесеков)²⁹.

Чтобы перекрыть броды через Верхнюю Кубань, в 1804 г. русские начали строительство укрепления на месте Баталпашинского редута. 11 июля отряд Лихачёва выступил от Баталпашинской переправы вверх по Кубани, но несколько тысяч всадников преградили им дорогу. Казаки перешли Кубань и бросились на их передовые партии. Затем подошла пехота с артиллерией и горцы отступили в ущелья. 3 декабря была предпринята вторая попытка вернуть беглецов: Хопёрский полк перешёл Кубань у Невинного мыса и, объединившись с прочими войсками, двинулся вверх по Зеленчукам, чтобы отрезать от гор ногайские аулы, но 6 декабря на Урупе им преградили дорогу отряды бесленеевцев, алтыкесеков и башилбаевцев. После ряда поражений они отступили в ущелье Малого Зеленчука и засели «за сильно укреплённым каменным завалом», и только 29-30 декабря хопёрцы выбили их оттуда, а ногайцев вернули «на старое становище»³⁰.

За Кубанью 45 ногайских аулов обещали Глазенапу вернуться на российскую сторону, абазины «за неимением на нашей стороне никакого жилья, т.к. все при побеге сожгли, просились остаться до весны»³¹. Переход войск через границу в мирное время был нарушением международных договоров, но на протест анапского паши против вторжения на территорию Османской империи российские власти ответили, что поход вызван необходимостью вернуть незаконно захваченных российских подданных. Тем не менее военные экспедиции прекратили, а за Кубань послали влиятельного султана Менгли-Гирея. Весной 1805 г. при содействии султанов Бакши-Гирея, Азамат-Гирея, майора Рослам-бека Мансурова и князя Рослам-бека Таганова он вывел оставшихся беглых ногайцев и абазин.

В Бештовское приставство вернулись: ногайцы Каспулатовой фамилии – 28 аулов (1494 семьи), Кипчакской – 14 аулов (486 семей), Мангитовской – 9 аулов (462 семьи), итого – 51 аул (2442 чел.). На российскую сторону вместе с ними вышли и части «древних закубанских жителей»: владельцы Ахмед-Гирей и Бекмурза Мансуров с 6 аулами (402 семьи). За Кубанью остались ногайцы, кочевавшие по Лабе, мангитской и кипчакской фамилии 498 семей. Абазин-алтыкесеков вернулось 710 семей, подвластных князей Дударукова, Али-Мурзы Лоова, Девлет-Гирея Лоова, Атажуко Бибердова, Ерея Клычева и Кичева (Кячева). Только небольшая группа абазин осталась в Закубанье: Бибердовой фамилии – 50 семей, Дударукова Алим-Гирея – 24 семьи, Лоова Ислама и Кази – 3 семьи.

Итак, беглые ногайцы и абазины вернулись в Пятигорье благодаря Менгли-Гирею, который действовал, как он писал, «обнадёживая абазинцев и ногайцев по их нравственности ласкательными привилегиями, чем и удалось мне сколько посредством присяги по нашему магометанскому обряду, а более примером, переселяя мать с братьями моими в пределы линии, согласить сии народы к водворению на прежние места»³². В 1805-1806 гг. Менгли-Гирей успешно занимался водворением и устройством своих подвластных: «Во время поселения народов для приласкания некоторых позволялось выбирать им по удобности места, то многие расположились внутри кордона, даже и между российских поселян, так что пашни их и др. потребности были с русскими общими»³³.

Жители Бештовского приставства под его управлением становились вполне мирными подданными Российской империи: торговали продуктами скотоводства, помогали российским поселянам в уборке хлеба и сенокошении, по выгодным для казны ценам перевозили провиант для войск и приняли на себя содержание почты в Кизляр. Кроме того, они оказывали военную помощь передовым постам линейных казаков по охране «сухого» участка Кубанской линии от Баталпашинска до Пятигорья .

Одновременно вернулись на российскую сторону из-за Кубани 115 семейств из 275 беглых кабардинцев. Так, в Пятигорье поселились кабардинские уздени Хахандоковы, Агубековы, Цымповы, Шереметовы. Но большая часть беглых кабардинцев осталась в 1805 г. на Большом Зеленчуке, среди них уздени Маргушевы с подвластными более 100 дворов и «принадлежащие Росламбеку Мисостову» уздени с 20 дворами³⁴. Тогда же все они переселились к бесленеевцам за Лабу³⁵.

Итак, военные экспедиции на турецкую территорию преследовали цель вернуть беглых кабардинцев, ногайцев и абазин, так как правительство было обеспокоено расселением вблизи границы враждебных партий, которые могли не только усилить антирусские силы за Кубанью в случае войны с Турцией, но и производили набеги на Кавказскую линию. Возвращение в Пятигорье кумских ногайцев и абазин-алтыкесеков не снимало остроты проблемы беглых кабардинцев и, естественно, ситуации в самой Кабарде.

Свои предложения «о беспорядках на Кавказской Линии и о способах прекратить оные» подал 22 августа 1804 г. министру внутренних дел В.П. Кочубею Измаил Атажукин, вернувшийся на российскую службу. Он предлагал властям «помириться» с кабардинскими владельцами, так как они «уже считаются подданными России» и акцентировал внимание на ту роль, которую они играли в продвижении России на территории горских соседей Кабарды³⁶. Однако приехав осенью на Кавказ, Измаил Атажукин ничем не мог помочь властям, так как совершенно не владел ситуацией. Пристав Кабарды Дельпоцо жаловался, что тот «совсем не имеет благонамеренности и усердия к содействию для пользы как Кабарды, так и России», а сам князь оправдывался 18 июля 1805 г.: «Боже мой! Знаю ли я сам что-нибудь обстоятельного? Ничего не знаю, потому что никто откровенно не говорит, следовательно, нельзя ничего делать»³⁷.

Тем не менее, ссылаясь на записку И. Атажукина, В.П. Кочубей написал командующему на Кавказе П.Д. Цицианову: «Усмирить силою сих горских жителей никогда возможности не будет. Примеры многих горских народов, кои силою нигде покорены не были, довольным тому доказательством служить могут. Но если бы из сих племён первенствующие были в наших видах, то влиянием и силою своею они могли бы много иметь действия на усмирение других. С некоторою достоверностью полагать можно, что первенство сие имеют кабардинцы. Они уже считаются подданными России, но надобно ещё более их к ней привязать, сделав им приятным наше над ними начальство»³⁸.

Цицианова же возмутила записка Атажукина, в которой тот не скрывал своих корыстных целей и выступал как кабардинский князь, теряющий своих подвластных из-за близости Кавказской линии. Пытаясь ввести правительство в явное заблуждение, Измаил-бей предлагал возвратить кабардинским владельцам всех беглых крестьян, поселившихся на линии.

В очередной раз правительство взяло курс на налаживание отношений с кабардинской знатью, опять отказав в помощи простому адыгскому народу Кабарды. В 1805 г. Измаил Атажукин находился в Большой Кабарде и после бегства значительной части князей стал фактически «старшим владельцем», так как «остальные все молодые и ветреные владельцы»³⁹. Миграция за Кубань и эпидемия чумы, начавшаяся в 1804 г., привели почти к полному исчезновению княжеского сословия Кабарды. Измаил не пользовался доверием среди «сородичей», поэтому пытался укрепить авторитет при помощи правительства, предлагая удалить русские селения на линии и «им отдать земли». Цицианов прокомментировал предложения Атажукина категорически: «Превышает меру дерзости»⁴⁰.

Единственным послаблением кабардинцам было разрешение в 1805 г. пасти скот при новом Кисловодском укреплении. Однако владельцы, боясь, что их подвластные опять сбегут в русские укрепления, увели их с Малки на Баксан, поэтому только некоторые кабардинские уздени (свободное сословие) стали селиться у Кисловодской крепости⁴¹. Впрочем, фактически поселение кабардинцев на Верхнем Подкумке не состоялось, только карачаевцы продолжали вести здесь хозяйственную деятельность. Поэтому генерал А.А. Вельяминов, предлагая укреплять Кавказскую линию в районе Пятигорья, писал: «Окрестность минеральных вод обеспечится, и все благосостояние карачаевцев будет в руках наших»⁴².

В 1805 г. приставу Кабарды полковнику Дельпоцо поручили решить проблему «беглых кабардинцев»⁴³. С целью обследовать пути их передвижений из Кабарды в Карачай он прибыл в укрепление Баталпашинское. Для оправдания действий российских властей на Верхней Кубани он пытался представить карачаевцев подвластными кабардинским князьям, что не соответствовало действительности, и сам Дельпоцо позже это признал.

Он писал о кабардинских владельцах: «Они ищут власти владеть всеми горскими народами, покорившимися предкам их, неправильно, потому что сия часть покорности оных им относится к силе и действию войска в тогдашнее время и покровительства им от Всероссийских государей; народы же сии суть: Осетинцы, Балкарцы, Карачаевцы, Абазинцы, Ингушевцы и Карабулаки есть люди вольные и, хотя они с некоторых времён и платили им подати, но сие единственно последовало от вышеписанного предмета силы оружия Российского и покровительства им, Кабардинцам, данного, и тогда ещё Российское правительство не имело совершенного сведения о состоянии и вольности тех народов»⁴⁴.

Тем не менее в тактических интересах российские власти время от времени использовали тезис о подвластности горцев Кабарде. Дельпоцо, например, пытался «расширить» границы вверенного ему приставства, чтобы исследовать и укрепить все броды через Верхнюю Кубань, через которые бежали кабардинцы. Понятно, что это делалось для оправдания перехода границы и проникновения на территорию независимых карачаевцев, давшим приют беглым кабардинцам и абазинам.

Отметим, что к 1805 г. «сухая» часть границы в центре Кавказской линии проходила по старинному равнинному пути сообщения закубанцев с Кабардой, но когда по Кубани самым верхним постом стало укрепление Баталпашинское, Дельпоцо узнал о дороге из Закубанья на Куму по Джегуте, правому притоку Кубани: «От Тохтамыша до р. Жаканес 7 вёрст, а от неё до р. Жегуты 2 версты, – всего 9 вёрст; по сей речке простирается вверх между высоких гор ущельем дорога, лежащая в Кабарду»⁴⁵. Именно по этой дороге пытался пробраться в Кабарду турецкий корпус Батал-паши в 1790 г. во время русско-турецкой войны.

Переправы через Кубань выше Баталпашинского поста не были исследованы. «Вследствие значительного удаления казачьих поселений, верхняя часть Кубанской границы, от устьев р. Урупа и далее вверх по Кубани, более всего подвергались прорыву и набегам хищнических партий горцев, благодаря постоянному мелководью Кубани, допускавшему переправу вброд во всякое время года, кроме весеннего половодья», – писал позже В. Толстов⁴⁶. Однако, называя Верхнюю Кубань «частью границы» применительно к первой четверти XIX в., он допускал ошибку. Летом 1805 г. Дельпоцо проехал «от пограничной крепости Воровсколесской до Баталпашинского поста», дальше граница шла вниз по Кубани, а не вверх. Дельпоцо лукавил, будто за этой границей, т.е. в верховьях Кубани находится «вверенная ему кабардинская область».

Сведения о переправах и дороге к карачаевским селениям он получил от Росламбека Таганова, вернувшегося на российскую сторону весной 1805 г. Его подвластные тохтамышевцы кочевали между Кубанью и «сухой» линией до Кумы, являясь «буферным» населением между границей и Карачаем. От Таганова Дельпоцо узнал, что на Верхней Кубани есть 6 бродов. Выше Каменного моста, «по причине чрезвычайно высоких утёсистых берегов Кубани», удобных переправ не было, и беглецы пользовались только переправами от р. Батмаклы вверх по Кубани до Каменного моста: «На всех этих переправах Кабардинцы, Абазинцы и Ногайцы имеют с закубанцами беспрепятственную коммерцию захваченными Русскими людьми и похищенным скотом»⁴⁷.

Дельпоцо предложил построить крепости по Кубани до Каменного моста, а затем проникнуть вверх по Кубани, чтобы взять под контроль пути сообщения между Кабардой и Закубаньем. Очевидно на случай объяснения своего незаконного вторжения на независимую территорию на некоторых картах-схемах этого периода Карачай вообще не указывался, а на Верхней Кубани рисовались названия беглых российских подданных – абазин⁴⁸.

В 1805-1806 гг. незначительные переселения абазин с Пятигорья за Кубань и обратно продолжались: «Тапанта метались из стороны в сторону»⁴⁹. Причина была в неопределённости их положения: на власть над ними претендовали и свои абазинские князья, и пристав Султан Менгли-Гирей, и кабардинские князья. Наконец, в 1806 г. кабардинцам решительно отказали во власти над абазинами, которые сразу же добровольно стали возвращаться на российскую сторону⁵⁰.

Абазины не были кочевым народом, но постоянные передвижения аулов, тесные связи с родственными народами в Кабарде и за Кубанью, зависимость от рынков сбыта лошадей и т.д. делали совершенно неприемлемым изолированное существование в границах кумских селений. Собственные князья не хотели мириться с притязаниями на них не только кабардинских владельцев, но и с подчинением Султану Менгли-Гирею, поэтому в случае конфликтов уводили своих подвластных за Кубань. На турецкой стороне они умножали численность враждебных России сил, так как участвовали в набегах или укрывательстве «хищнических» партий. Как писал П.И. Ковалевский, «неустроенность границы по Кубани обернулась постоянными набегами горцев»⁵¹.

По утверждению российских властей, османские власти «не обращали внимания на набеги и разбои на Кавказской линии закубанцев, так как не могли повлиять никаким образом на образ жизни своих формальных подданных». В свою очередь, русские также ходили за Кубань, «отбивали стада хищников, разоряли их аулы, – но земель не могли присоединить, – земля принадлежала Турции»⁵².

Беглые кабардинцы и абазины за Кубанью оставались российскими поданными, и османские власти даже формально не могли за них заступаться. Однако переселение кабардинцев происходило через территории независимых народов, неподконтрольных ни России, ни Турции, поэтому правительство не приняло предложений Дельпоцо по строительству у Каменного моста в Карачае российской крепости⁵³. Вторжение войск в Карачай и в турецкое Закубанье разрешалось только для поисков беглых кабардинцев, абазин и ногайцев, а большая их часть была возвращена на российскую сторону ещё до начала очередной русско-турецкой войны.

В Пятигорье абазины жили в двух значительных поселениях: Бабуковском в 4 верстах от Георгиевской крепости и Трамовском вблизи Константиногорской крепости⁵⁴. Вместе с кумскими ногайцами они входили в Бештовское приставство, но скот пасли до правых притоков Кубани Джегуты, Танлыка и Эльтаркача. С. Броневский писал о расселении абазин в период 1804-1807 гг. на территории, которая «лежит между Кабардою и Бесленем, занимая вершины Кумы, Кубани и кубанских рек до Урупа, а по сю сторону …по рекам Подкумок, Джеганас и Тохтамыш»⁵⁵. Автор ссылался на сведения Гюльденштедта, которому и сам мало доверял: «Малое число известий, оставленных Гюльденштедтом и Палласом, помещено понаслышке и догадкам»⁵⁶.

По сведениям самого Броневского, «абазинцы ищут убежища то на одной, то на другой стороне Кубани», оседло живут только зимой, а «летом кочуют в подвижных аулах, перевозя оные с места на место на двухколесных арбах по примеру татар». Тем не менее, он назвал их конкретное расселение: аулы Джантемирова по Куме и Подкумку, «малыми усадьбами до самой Кисловодской крепости, 500 дворов»; аулы Лоова, Дударукова, Клычева, Кичева, Бибертова, всего 675 дворов около Константиногорской крепости, аул Трамова в 20 верстах от Георгиевска, аул Бабукова на левой стороне Малки в 40 верстах от Георгиевска⁵⁷.

При этом часть абазин находилась в «бегах» за Кубанью и удерживалась там беглыми кабардинцами, постоянно переселяясь с места на место⁵⁸. Дольше всех продержался в одном из горных ущелий Карачая аул Бибердова. В 1805 г. бибердовцы скрылись на Марухе, левом притоке Малого Зеленчука, там же указывал их в 1807 г. Броневский⁵⁹. Скрывались в Карачае и другие князья с частью подвластных аулов: Клычев и Кячев на правом берегу Кубани недалеко от Каменного моста, Трамов – на Теберде, Лоов и Дударуков – в верховьях Малого Зеленчука. О том, что эти сведения касаются периода до 1807 г., свидетельствует утверждение Броневского, что Адиль-Гирей Атажукин (умер в 1807 г.) был ещё жив: «Лововы и Дударуковы аулы, заключающие в себе около 450 дворов, прославились воровством и разбоями. Между ними живёт ушедший из Кабарды князь Адилгирей Атажука, который распоряжает обоими коленами, пользуясь от них неограниченной доверенностью»⁶⁰.

Беглые абазины, как и кабардинцы, были вынуждены заниматься разбоями, так как вести хозяйственную жизнь в горах не могли, и скот держали на равнине, зимой «по хуторам близ Кубани», осенью и весною – в низовьях Большого и Малого Зеленчука напротив российских кордонов. Только строгие карантинные меры из-за эпидемии чумы останавливали войска от экспедиции за Кубань и возвращения остававшихся там абазин, но до начала новой русско-турецкой войны основная часть абазин-алтыкесеков находилась в Пятигорье. Разумеется, всё пространство от них до Зеленчуков не являлось территорией «Малой Абазы», как это представляют некоторые исследователи, ссылаясь на Броневского: «Всех жителей в Малой Абазе числится по обеим сторонам Кубани не более 2000 дворов»⁶¹.

Расширяя места расселения абазин, российских подданных, хотя и беглых, Клапрот ограничивал территорию независимого Карачая Кубанским ущельем и писал: «Паллас слишком расширяет их страну на запад, гранича их на Урупе с башилбаями. Они живут рассеянно по берегу Хурзука, Кубани и Теберды, у северного подножия Эльбруса, называемого ими «Минги-тав»⁶². Однако Паллас верно указывал западными соседями карачаевцев башильбаевцев, т.е. абазин-шкарауа. Беглые абазины-алтыкесеки расселялись у них в устье Урупа, а в период опасности уходили вверх по реке в горы Карачая. У Броневского есть на это указание: «Другое колено башилбайцев …на вершинах Урупа в неприступных ущельях, ни от кого независимо. Оно служит сборным местом для укрывательства воровских скопищ и беглых людей, находящих там себя вне опасности от всякого преследования»⁶³.

Таким образом, переселение в Карачай и в Закубанье значительной части кабардинцев, абазин-алтыкесеков и кумских ногайцев в 1804 г. закончилось возвращением на российскую сторону в 1805 г. большей их части. Попытки пристава Кабарды Дельпоцо представить Карачай частью Кабарды и предложения устроить русские крепости выше Баталпашинского редута правительство не поддержало, и Верхняя Кубань оставалась открытой для бегства российских подданных в Закубанье.

1. 
   АКАК. Т. 2. Тифлис, 1868. С. 1113.
   
2. 
   Там же. С. 1117.
   
3. 
   Там же. С. 1113.
   
4. 
   Там же. С. 1116.
   
5. 
   Материалы для истории Северного Кавказа. 1787-1792гг. // КС. Т.XVIII. Тифлис, 1899. С. 389.
   
6. 
   АКАК. Т. 2. С. 1117.
   
7. 
   Там же.
   
8. 
   Там же. С. 1119
   
9. 
   Там же. С. 1123.
   
10. 
    Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год. Извлечения. Нальчик, 2001. С. 339.
    
11. 
    Там же. С. 338.
    
12. 
    Там же. С. 342.
    
13. 
    АКАК. Т. 1. Тифлис, 1866. С.720.
    
14. 
    Абазины (историко-этнографический очерк). Черкесск, 1989. С. 21.
    
15. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 278.
    
16. 
    АКАК. Т. 2. С. 940.
    
17. 
    Там же. С. 942.
    
18. 
    Там же.
    
19. 
    Там же. С. 939.
    
20. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 278.
    
21. 
    АКАК. Т.3. Тифлис, 1869. С. 659.
    
22. 
    Потто В.А. Кавказская война Т.1 Ставрополь, 1994. С. 593.
    
23. 
    Там же. С. 616-617.
    
24. 
    АКАК. Т. 2. С. 973.
    
25. 
    Скиба К.В. Кубанская линия в военно-политических событиях 1801-1835 гг.: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Армавир, 2004. С. 16.
    
26. 
    Толстов В. История Хопёрского полка Кубанского казачьего войска (1696-1896 гг.). Тифлис, 1901. С.152.
    
27. 
    АКАК. Т. 2. С. 943.
    
28. 
    Там же. С. 973.
    
29. 
    Там же. С. 651.
    
30. 
    Толстов В. Указ. соч. С. 152.
    
31. 
    АКАК. Т. 2. С. 946.
    
32. 
    РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6200. Л.2-5.
    
33. 
    Там же.
    
34. 
    АКАК. Т. 2. С. 969.
    
35. 
    АКАК. Т. 3. С. 623.
    
36. 
    Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М, 1961. С. 135.
    
37. 
    Там же. С. 139.
    
38. 
    АКАК. Т. 2 С. 957–958.
    
39. 
    Там же. С. 978.
    
40. 
    Там же. С. 981.
    
41. 
    Там же. С. 969.
    
42. 
    Вельяминов А.А. Способ ускорить покорение горцев // КС. Т.7. Тифлис, 1883. С. 77.
    
43. 
    Бутков П.Г. Указ. соч. С. 352.
    
44. 
    АКАК. Т. 4. Тифлис, 1870. С. 879.
    
45. 
    АКАК. Т. 2. С. 972.
    
46. 
    Толстов В. Указ. соч. С. 126.
    
47. 
    АКАК. Т. 2. С. 973.
    
48. 
    Карта Кавказа с указанием политического его состояния (до 1801 года); Карта Кавказской губернии (1806) // История адыгов в картах и иллюстрациях с древнейших времён до наших дней. Нальчик, 2000.
    
49. 
    Абазины. С. 22.
    
50. 
    АКАК. Т. 3. С. 644.
    
51. 
    Ковалевский П.И. Кавказ. Т.2. История завоевания Кавказа. СП (б), 1915. С. 143.
    
52. 
    Там же. С. 171.
    
53. 
    АКАК. Т. 2. С. 971.
    
54. 
    АКАК. Т. 3. С. 55.
    
55. 
    Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Нальчик, 1999. С. 69.
    
56. 
    Там же. С. 39.
    
57. 
    Там же. С. 70-72.
    
58. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура.Черкесск, 1998. С. 38-40.
    
59. 
    Броневский С. Указ. соч. С. 74.
    
60. 
    Там же. С. 73–74.
    
61. 
    Там же.
    
62. 
    Клапрот Генрих–Юлиус. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808 гг. // АБКИЕА. Нальчик, 1974. С. 246.
    
63. 
    Броневский С. Указ. соч. С.74.