"деятельность. Сознание. Личность"

Неверен этот взгляд еще и потому, что расширение действительности для человека происходит не только в направлении прошлого, но и в направлении будущего. Как и прошлое, будущее составляет наличное в личности. Открыв­шаяся человеку жизненная перспектива есть не просто продукт "опережающе­го отражения", а его достояние. В этом сила и правда того, что писал Ма­каренко о воспитательном значении ближних и дальних перспектив. То же и для взрослых. Вот какую притчу я однажды услышал на Урале от старика ко­нюха: когда лошадь на трудной дороге начинает спотыкаться, то нужно не нахлестывать ее, а поднять ей голову повыше, чтобы дальше видела перед собой.

Личность создается объективными обстоятельствами, но не иначе как че­рез целокупность его деятельности, осуществляющей его отношения к миру. Ее особенности и образуют то, что определяет тип личности. Хотя вопросы дифференциальной психологии не входят в мою задачу, анализ формирования личности тем не менее приводит к проблеме общего подхода в исследовании этих вопросов.

Первое основание личности, которое не может игнорировать никакая диф­ференциально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. Это богатство и отличает человека, жизнь которого охватывает об­ширный круг разнообразной деятельности, от того берлинского учителя, "мир которого простирается от Маобита до Кепеника и наглухо заколочен за Гамбургскими воротами, отношения которого к этому миру сведены до мини­мума его жалким положением в жизни"156. Само собою разумеется, что речь идет о действительных, а не об отчужденных от человека отношениях, кото­рые противостоят ему и подчиняют его себе. Психологически мы выражаем эти действительные отношения через понятие деятельности, ее смыслообра­зующих мотивов, а не на языке стимулов и выполняемых операций. К этому нужно прибавить, что деятельности, составляющие основания личности, включают в себя также и деятельности теоретические и что в ходе развития круг их способен не только расширяться, но и оскудевать; в эмпирической психологии это называется "сужением интересов". Одни люди этого оскуде­ния не замечают, другие, подобно Дарвину, жалуется на это как на бе­ду157.

Различия, которые здесь существуют, являются не только количественны­ми, выражающими меру широты открывшегося человеку мира в пространстве и времени - в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех предметных и социальных отношений, которые заданы объективными усло­виями эпохи, нации, класса. Поэтому подход к типологии личностей, даже если она учитывает только один этот параметр, как теперь принято гово­рить, не может не быть конкретно-историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи личности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосхо­дить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень иерархизи­рованности деятельностей, их мотивов. Степень эта бывает очень разной, независимо от того, узко или широко основание личности, образуемое его связями с окружающим.Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образуют относительно самостоятельные единицы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, или бо­лее крупными, разъединенными между собой или входящими в единую мотива­ционную сферу. Разъединенность этих, иерархизированных внутри себя, еди­ниц жизни создает психологический облик человека, живущего отрывочно - то в одном "поле", то в другом. Напротив, более высокая степень иерархи­зации мотивов выражается в том, что свои действия человек как бы приме­ривает к главному для него мотиву-цели, и тогда может оказаться, что од­ни стоят в противоречии с этим мотивом, другие прямо отвечают ему, а не­которые уводят в сторону от него.

Когда имеют в виду главный мотив, побуждающий человека, то обычно го­ворят о жизненной цели. Всегда ли, однако, этот мотив адекватно открыва­ется сознанию? С порога ответить на этот вопрос нельзя, потому что его осознание в форме понятия, идеи происходит не само собою, а в том движе­нии индивидуального сознания, в результате которого субъект только и способен преломить свое внутреннее через систему усваиваемых им значе­ний, понятий. Об этом уже говорилось, как и о той борьбе, которая ведет­ся в обществе за сознание человека.

Смысловые единицы жизни могут собраться как бы в одну точку, но это формальная характеристика. Главным остается вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя не всегда видимую индивидом, подлинную действительность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель: возведение "державы золота". Эта цель достигнута ("Кто знает, сколько горьких воздержаний, обузданных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?"), но жизнь обрывается ничем, цель оказалась бессмысленной. Словами "Ужас­ный век, ужасные сердца!" заканчивает Пушкин трагедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой складывается, когда ведущий мотив-цель возвышается до истинно человеческого и не обосабливает человека, а сли­вает его жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от обстоя­тельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мотивы могут при­обретать очень разное содержание и разную объективную значительность, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправданность его существования, которая составляет смысл и счастье жизни.Вершина этого пути - человек, ставший, по словам Горького, человеком человечества.

Здесь мы подходим к самому сложному параметру личности: к общему типу ее строения. Мотивационная сфера человека даже в наивысшем ее развитии никогда не напоминает застывшую пирамидуА. Она может быть сдвинута, экс­центрична по отношению к актуальному пространству исторической действи­тельности, и тогда мы говорим об об односторонности личности. Она может сложиться, наоборот, как многосторонняя, включающая широкий круг отноше­ний. Но и в том, и в другом случае она необходимо отражает объективное несовпадение этих отношений, противоречия между ними, смену места, кото­рое они в ней занимают.

Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфи­гурацию главных, внутри себя иерархизированных, мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как "направленность личности", неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исключает и не поглащает других жизненных отношений че­ловека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие мотивы. Об­разно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершин­ной, как и та объективная системаксиологических понятий, характеризующая идеологию данного общества, данного класса, социального слоя, которая коммуницируется и усваивается (или отвергается) человеком.

Внутренние соотношения главных мотивационных линий в целокупности де­ятельностей человека образуют как бы общий "психологический профиль" личности. Порой он складывается как уплощенный, лишенный настоящих вер­шин, тогда малое в жизни человек принимает за великое, а великого не ви­дит совсем. Такая нищета личности может при определенных социальных ус­ловиях сочетаться с удовлетворением как угодно широкого круга повседнев­ных потребностей. В этом, кстати сказать, заключается та психологическая угроза, которую несет личности человека современное общество потребле­ния.

Иная структура психологического профиля личности создается рядополо­женностью жизненных мотивов, часто сочетающейся с возникновением мнимых вершин, образуемых только "знаемыми мотивами" - стереотипами идеалов, лишенных личностного смысла. Однако такая структура является преходящей: сначала рядоположенные линии разных жизненных отношений вступают затем во внутренние связи. Это происходит неизбежно, но не само собой, а в ре­зультате той внутренней работы, о которой я говорил выше и которая выс­тупает в форме особого движения сознания.

Многообразные отношении, в которые человек вступает к действительнос­ти, являются объективно противоречивыми. Их противоречия и порождают конфликты, которые при определенных условиях фиксируются и входят в структуру личности. Так, исторически возникшее отделение внутренней тео­ретической деятельности от практической порождает не только односторон­ность развития личности, но может вести к психологическому разладу, к расщеплению личности на две посторонние друг другу сферы - сферу ее про­явлений в реальной жизни и сферу ее проявлений в жизни, которая сущест­вует только иллюзорно, только в аутистическом мышлении. Нельзя описать такой разлад психологически более проникновенно, чем это сделал Досто­евский: от жалкого существования, заполненного бессмысленными делами, его герой уходит в жизнь воображения, в мечты; перед нами как бы две личности, одна - личность человека униженно-робкого, чудака, забившегося в свою нору, другая - личность романтическая и даже героическая, откры­тая всем жизненным радостям. И все-таки это жизнь одного и того же чело­века, поэтому неотвратимо наступает момент, когда мечты рассеиваются, приходят годы угрюмого одиночества, тоски и уныния.

Личность героя "Белых ночей" - явление особенное, даже исключи­тельное. Но через эту исключительность проступает общая психологическая правда. Правда эта состоит в том, что структура личности не сводится ни к богатству связей человека с миром, ни к степени их иерархизированнос­ти, что ее характеристика лежит в соотношении разных систем сложившихся жизненных отношений, порождающих борьбу между ними. Иногда эта борьба проходит во внешне неприметных, обыденно драматических, так сказать, формах и не нарушает гармоничности личности, ее развития; ведь гармони­ческая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба становится главным, что оп­ределяет весь облик человека - такова структура трагической личности.

Итак, теоретический анализ позволяет выделить по меньшей мере три ос­новных параметра личности: широту связей человека с миром, степень их иерархизированности и общую их структуру. Конечно, эти параметры еще не дают дифференциально-психологической типологии, они способны служить не более чем скелетной схемой, которая еще должна быть наполнена живым конкретно-историческим содержанием. Но это задача специальных исследова­ний. Не произойдет ли, однако, при этом подмена психологии социологией, не утратится ли "психологическое" в личности?

Вопрос этот возникает вследствие того, что подход, о котором идет речь, отличается от привычного в психологии личности антропологизма (или культур - антропологизма), рассматривающего личность как индивида, обла­дающего психофизиологическими и психологическими особенностями, изменен­ными в процессе его адаптации к социальной среде. Он, напротив, требует рассматривать личность как новое качество, порождаемое движением системы объективных общественных отношений, в которое вовлекается его дея­тельность. Личность, таким образом, перестает казаться результатом пря­мого наслаивания внешних влияний; она выступает как то, что человек де­лает из себя, утверждая свою человеческую жизнь. Он утверждает ее и в повседневных делах и общениях, и в людях, которым он передает частицу себя, и на баррикадах классовых боев, и на полях сражений за Родину, по­рою сознательно утверждая ее даже ценой своей физической жизни.

Что же касается таких психологических "подструктур личности", как темперамент, потребности и влечения, эмоциональные переживания и интере­сы, установки, навыки и привычки, нравственные черты и т.д., то они, ра­зумеется, отнюдь не исчезают. Они только иначе открывают себя: одни - в виде условий, другие - в своих порождениях и трансформациях, в сменах своего места в личности, происходящих в процессе ее развития.

Так, особенности нервной системы, бесспорно, представляют собой инди­видуальные и к тому же весьма устойчивые черты, черты эти, однако, от­нюдь не являются образующими человеческую личность. В своих действиях человек сознательно или бессознательно считается с чертами своей консти­туции, так же как он считается с внешними условиями своих действий и с наличными у него средствами их осуществления. Характеризуя человека в качестве природного существа, они, однако, не могут играть роль тех сил, которые определяют складывающуюся у него мотивацию деятельности и целе­образование. Единственно, пожалуй, реальная, хотя и вторично возникающая здесь, проблема психологии личности - это проблема формирования действий субъекта, направленных на свои собственные врожденные или приобретенные особенности, которые прямо не входят в психологическую характеристику его личностной сферы.

Тем менее могут рассматриваться как подструктуры, факторы или "моду­сы" личности потребности и установки. Так они выступают только в абстракции от деятельности субъекта, в которой происходят их метаморфо­зы; но не эти метаморфозы создают личность; наоборот, они сами порожда­ются движением развития личности. Это движение подчиняется той же форму­ле, которая описывает преобразование человеческих потребностей. Она на­чинается с того, что субъект действует ради поддержания своего существо­вания; оно приводит к тому, что субъект поддерживает свое существование ради того, чтобы действовать - делать дело своей жизни, осуществлять свое человеческое назначение. Переворот этот, завершая этап становления личности, вместе с тем открывает неограниченные перспективы ее развития.

Предметно-вещественные "потребности для себя" насыщаемы, и их удов­летворение ведет к тому, что они низводятся до уровня условий жизни, ко­торые тем меньше замечаются человеком, чем привычнее они становятся. По­этому личность не может развиваться в рамках потребления, ее развитие необходимо предполагает смещение потребностей на созидание, которое одно не знает границ.

Нужно ли это подчеркивать? Вероятно, нужно, потому что наивная, а по сути, пережиточная мысль иногда представляет переход к принципу "по пот­ребностям" чуть ли не как переход к сверхпроцветающему обществу потреб­ления. Упускается из виду, что при этом необходимо происходит преобразо­вание материального потребления, что возможность для всех удовлетворить эти потребности уничтожает самоценность вещей, им отвечающих, уничтожает ту противоестественную функцию, которую они выполняют в частнособствен­ническом обществе, - функцию утверждения человеком через них самого се­бя, своей "престижности".

Последний теоретический вопрос, на котором я остановлюсь, это вопрос об осознании себя как личности. В психологии он обычно ставится как воп­рос о самосознании, о процессе его развития. Существует огромное число работ, посвященных исследованию этого процесса. Они содержат детальные данные, характеризующие этапы формирования в онтогенезе представлений о себе. Речь идет о формировании так называемой схемы тела, способности локализовать свои интероцептивные ощущения, о развитии познания своего внешнего облика - узнавания себя в зеркале, на фотографии. Тщательно прослежен процесс развития у детей оценок других и самого себя, в кото­рых прежде выделяются физические особенности, потом к ним присоединяются особенности психологические и нравственные. Параллельно идущее изменение заключается в том, что парциальные характеристики других и самого себя уступают свое место характеристикам более общим, охватывающим человека в его целостности и выделяющим существенные его черты. Такова эмпирическая картина развития познания себя, своих индивидуальных свойств, особеннос­тей и способностей. Дает ли, однако, эта картина ответ на вопрос о раз­витии самосознания, об осознании "я"?

Да, если понимать осознание себя только как знание о себе. Как и вся­кое познание. Познание себя начинается с выделения внешних, поверхност­ных свойств и является результатом сравнения, анализа и обобщения, выде­ления существенного. Но индивидуальное сознание не есть только знание, только система приобретенных значений, понятий. Ему свойственно внутрен­нее движения, отражающее движение самой реальной жизни субъекта, которую оно опосредствует: мы уже видели, что только в этом движении знания об­ретают свою отнесенность к объективному миру и свою действенность. Не иначе обстоит дело и в случае, когда объектом сознания являются свойства, особенности, действия или состояния самого субъекта; в этом случае тоже следует различать знание о себе и осознание себя.

Знания, представления о себе накапливаются уже в раннем детстве; в несознаваемых чувственных формах они, по-видимому, существуют и у высших животных. Другое дело - самосознание, осознание своего "я". Оно есть ре­зультат, продукт становления человека как личности. Представляя собой феноменологическое превращение форм действительных отношений личности, в своей непосредственности оно выступает как их причина и субъект.

Психологическая проблема "я" возникает, как только мы задаемся вопро­сом о том, ка какой реальности относится все то, что мы знаем о себе, и все ли, что мы знаем о себе, относится к этой реальности. Как происхо­дит, что в одном я открываю свое "я", а в другом - утрачиваю его (мы так и говорим: быть "вне себя...")? Несовпадение "я" и того, что представля­ет субъект как предмет его собственного знания о себе, психологически очевидно. Вместе с тем психология, исходящая из органистических позиций, не способна дать научного объяснения этого несовпадения. Если проблема "я" и ставится в ней, то лишь в форме констатации существования особой инстанции внутри личности - маленького человечка в сердце, который в нужную минуту "дергает за веревочки". Отказываясь, понятно, от того, чтобы приписывать этой особой инстанции субстанциональность, психология кончает тем, что вовсе обходит проблему, растворяя "я" в структуре лич­ности, в ее интеракциях с окружающим миром. И все-таки она остается, об­наруживая себя теперь в виде заложенного в индивиде стремления проник­нуть в мир, в потребность "актуализации себя"158.

Таким образом, проблема самосознания личности, осознания "я" остается в психологии нерешенной. Но это отнюдь не мнимая проблема, напротив, это проблема высокого жизненного значения, венчающая психологию личности.

В.И.Ленин писал о том, то отличает "просто раба" от раба, примиривше­гося со своим положением, и от раба восставшего159. Это - отличие не в знании своих индивидуальных черт, а в отличие в осознании себя в системе общественных отношений. Осознание своего "я" и не представляет собой ни­чего другого.

Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в котором фокусируются внешние воздействия и из которого расходятся линии его свя­зей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделенный сознани­ем, и есть его "я". Дело, однако, обстоит вовсе не так. Мы видели, что многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связыва­ются в узлы объективными, общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот та­инственный "центр личности", который мы называем "я"; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бы­тии.

Таким образом, анализ деятельности и сознания неизбежно приводит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрического, "птолемеевского" понимания человека в пользу понимания "коперниковско­го", рассматривающего человеческое "я" как включенное в общую систему взаимосвязей людей в обществе. Нужно только при этом подчеркнуть, что включенное в систему вовсе не значит растворяющееся в ней, а, напротив, обретающее и проявляющее в ней силы своего действия.

В нашей психологической литературе часто приводятся слова Маркса о том, что человек не родится фихтеанским философом, что человек смотрит­ся, как в зеркало, в другого человека, и, лишь относясь к нему как к се­бе подобному, он начинает относиться и к себе как к человеку. Эти слова иногда понимаются лишь в том смысле, что человек формирует свой образ по образу другого человека. Но в этих словах выражено гораздо более глубо­кое содержание. Чтобы увидеть это, достаточно восстановить их контекст.

"В некоторых отношениях, - начинает Маркс цитируемое примечание, - человек напоминает товар". Какие же это отношения? Очевидно, имеются в виду те отношения, о которых говорится в тексте, сопровождаемом данным примечанием. Это стоимостные отношения товаров. Они заключаются в том, что натуральное тело одного товара становится формой, зеркалом стоимости другого товара, т.е. такого сверхчувственного его свойства, которое ни­когда не просвечивает через его ткань. Маркс и заканчивает эту сноску так: "Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телеснос­ти, становится для него формой проявления рода "человек" (курсив мой. -

А.Л.)"160. Но человек как род, как родовое существо означает у Маркса не биологический вид Homo sapiens, а человеческое общество. В нем, в его персонифицированных формах человек и видит себя человеком.

Проблема человеческого "я" принадлежит к числу ускользающих от науч­но-психологического анализа. Доступ к ней закрывают многие ложные предс­тавления, сложившиеся в психологии на эмпирическом уровне исследования личности. На этом уровне личность неизбежно выступает как индивид услож­ненный, а не преобразованный обществом. т.е. обретающий в нем новые сис­темные свойства. Но именно в этих своих "сверхчувственных" свойствах он и составляет предмет психологической науки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя я и назвал эти страницы заключением, задача их состоит не в том, чтобы подвести итоги, а, скорее, в том, чтобы наметить дальнейшую перс­пективу. Она открывается, на мой взгляд, исследованием тех переходов, которые можно назвать межуровневыми.

Мы без труда выделяем разные уровни изучения человека: уровень биоло­гический, на котором он открывается в качестве телесного, природного су­щества: уровень психологической, на котором он выступает как субъект одушевленной деятельности, и, наконец, уровень социальный, на котором он выступает как субъект одушевленной деятельности, и, наконец, уровень со­циальный, на котором он проявляет себя как реализующий объективные об­щественные отношения, общественно - исторический процесс. Сосуществова­ние этих уровней и ставит проблему во внутренних отношениях, которые связывают психологический уровень с биологическим и социальным.

Хотя эта проблема издавна стоит перед психологией, она и до сих пор не может считаться в ней решенной. Трудность заключается в том, что для своего научного решения она требует предварительной абстракции тех спе­цифических взаимодействий и связей субъекта, которые порождают психичес­кое отражение реальности в мозге человека. Категория деятельности, собственно, и содержит в себе эту абстракцию, которая, разумеется, не только не разрушает целостности конкретного субъекта, каким мы встречаем его на работе, в семье или даже в наших лабораториях, но, напротив, возвращает его в психологию.

Возвращение целостного человека в психологическую науку, однако, мо­жет осуществляться лишь на основе специального исследования взаимопере­ходов одних уровней в другие, возникающих в ходе развития. Такие иссле­дование должно отказаться от идеи рассматривать эти уровни как наложен­ные друг на друга или тем более сводить один уровень к другому. Очевид­ность этого особенно выступает при изучении онтогенеза.

Если на начальных шагах психического развития ребенка на первом плане оказываются его биологические приспособления (которые делают решающий вклад в становление его восприятий и эмоций), то затем эти приспособле­ния трансформируются. Это, конечно, не значит, что они просто перестают функционировать; это значит другое, а именно, что они становятся реали­зующими иной, более высокий уровень деятельности, от которого и зависит мера их вклада на каждом данном этапе развития. Двоякая задача состоит, следовательно, в том, чтобы исследовать те возможности (или ограниче­ния), которые они создают. В онтогенетическом развитии задача эта восп­роизводится постоянно, и иногда в очень острой форме, как это происхо­дит, скажем, в пубертатный период, когда наступают биологические сдвиги, с самого начала получающие уже психологически трансформированные выраже­ния, и когда весь вопрос заключается в том, каковы эти выражения.

Но оставим в стороне возрастную психологию. Общий принцип, которому подчиняются межуровневые отношения, состоит в том, что наличный высший уровень всегда остается ведущим, но он может реализовать себя только с помощью уровней нижележащих и в этом от них зависит.