Часть I Любовь и предательство

Часть I

Любовь и предательство

1

Розовато-лиловые ирисы и бесценные сокровища

Агата была третьим ребенком в семье Фредерика Миллера, родившегося в Америке⁴ и женившегося на англичанке Клариссе Боумер Миллер. Их брак был настолько счастливым, что Агата свято верила в то, что и ей судьбою уготован такой же идеальный супруг, надо только подрасти, а там и любовь, и счастье будут с нею всегда.

Эшфилд, небольшая белая вилла, стояла на окраине Торки⁵, модного светского курорта, раскинувшегося на семи холмах южного побережья Девона. Здесь 15 сентября 1890 года появилась на свет девочка (при крещении ее нарекли Агатой Мэри Клариссой Миллер), ставшая горячо любимым «последышем» своих уже не молодых к тому времени родителей. Фредерик Миллер был веселым и чрезвычайно общительным человеком, постоянно пекущимся о своем здоровье и обожающим всевозможные театральные действа. Его кузина Кларисса, которую все в семье называли Кларой, боготворила Фредерика с раннего детства, и их брак был заключен по любви и обоюдному желанию. Кларисса была глубоко религиозной и воспринимала мир в мистическом свете. Родительская любовь в сочетании с их полнокровной, насыщенной событиями жизнью обеспечила Агате счастливое и безоблачное детство, однако не научила ее должным образом отражать уготованные судьбой удары.

В семействе Миллеров было еще двое детей: бойкая, самоуверенная Мадж и красивый, но лишенный каких-либо способностей Монти. Мадж была старше Агаты на одиннадцать лет и по мере того, как Агата взрослела, покоряла ее способностью говорить зловещими, мрачными голосами и своей любовью к нарядам. Никчемный Монти, который после недолгой службы в армии постепенно как бы сошел с семейной сцены, был старше Агаты на десять лет. Он всегда относился к ней с таким насмешливо-жестоким и наигранным снисхождением, что уже с детства она предпочитала обращаться по всем вопросам к женщинам своей семьи. Поскольку Мадж и Монти большую часть времени проводили в школе, Агата практически росла как единственный ребенок в семье. Она не посещала дошкольных подготовительных классов и вместо этого свободно разгуливала по Эшфилду, их семейному дому, в обществе друзей, существующих в ее воображении.

Центром ее ребяческого мира была детская комната, оклеенная обоями с розовато-лиловыми ирисами, где Агата проводила время в обществе заботливой няни, благочестивой христианки, насильно внушавшей своей обожаемой подопечной собственные моральные принципы и религиозную убежденность. Агате иногда было затруднительно примирить строгие моральные устои и идеалы няни с тем, что происходило вокруг, но она никогда открыто не выражала своего несогласия, поскольку по натуре не была спорщицей, а также понимала, что строгие суждения няни, а также окружающих ее взрослых были продиктованы любовью, а не страхом.

Агата была сверхчувствительным ребенком. В своих мемуарах она вспоминает об охватившем ее ужасе: она подслушала, как ее няня по секрету сообщила горничной о том, что юная мисс Агата продолжает играть в котят с воображаемыми друзьями. После такого опрометчивого выставления напоказ своей частной жизни она дала себе клятву: никогда больше не допускать кого-либо в тайну мира, существующего в ее воображении.

Теснее всего она была связана с Клариссой. Между матерью и дочерью существовала особая, невыражаемая словами любовь. В периоды невзгод рядом с Агатой не было никого, кто лучше Клариссы смог бы понять и поддержать ее. Знала Агата и то, что, если ей случится заболеть, мать лучше, чем кто-либо другой, сможет сделать ее здоровой.

Круглое лицо Агаты с глубоко сидящими серыми глазами и длинные светлые волосы придавали ее внешности какую-то одухотворенность. С годами у нее появилась не сразу различимая черта — защита от любопытного проникновения в душу; нежелательный вопрос она воспринимала, как пролетевшую мимо стрелу. Если необходимо было делиться информацией, она предпочитала делать это на своих условиях. Молчание стало для Агаты тщательно оберегаемой ценностью, неким коконом, окутывающим фантазии, и в своей дальнейшей жизни Агата больше всего ненавидела две вещи: шум и большие толпы.

Под внешним покровом детства, о котором может мечтать любой ребенок среднего класса, возникающие в ее сознании видения человека с оружием нарушали сложившуюся идиллию. Причиной этого был периодически повторяющийся ночной кошмар, в котором всегда появлялся некто в военной форме и с оружием; вот только не оружие в его руках пугало Агату и заставляло с криком просыпаться — все это происходило с ней в те моменты, когда взгляд его светло-синих глаз пересекался с ее взглядом. Впоследствии преследующие ее видения стали еще более страшными: сидя за семейным чае питием или находясь с друзьями на пикнике, Агате, при взглядах в знакомые милые лица, случалось видеть глаза того человека с оружием. К великому ужасу, ей виделось, что у любимых ею людей вместо рук выросли ноги. Возможно, это отражало ее настороженность и скрытность, постепенно, одного за другим, вовлекая в видения предметы ее обожания и безмерной любви.

Религиозные верования Агата получила главным образом от няни. У ребенка сформировалось мнение, что она, следуя по стезе добродетели, является одной из «спасенных», а в мыслях она уже слышала, как люди, обращаясь к ней, называют ее «леди Агата». Ее постигло поистине сильнейшее разочарование, когда няня объяснила ей, что «леди Агатой» ее называли бы только в том случае, если бы она была аристократкой. Небо в ее представлении походило на окружающие Эшфилд прекрасные луга, на которых пасется множество овечек. Путаница с религиозными верованиями Агаты проявлялась и в ее противоречивых чувствах к отцу: одно время она боялась, что Фредерик будет гореть в аду, потому что вопреки запретам играет в крокет по воскресеньям после полудня, а также отпускает веселые и беззлобные шутки в адрес духовенства. Кларисса тоже играла в крокет, но Агата тревожилась за нее не так сильно, поскольку на прикроватном столике матери постоянно лежала книга Фомы Кемпийского «Подражание Христу»⁶.

Вскоре после пятого дня рождения Агаты она вместе со всей семьей отправилась в продолжительную поездку во Францию; выбранный ими маршрут включал Париж, Динар, По, Аржеле, Лурд, Котере. В те дни путешествие было сравнительно недорогим удовольствием. Эшфилд был сдан в аренду, поскольку жить всей семьей за границей было дешевле, чем дома, к тому же Фредерик был озабочен тем, как улучшить напряженное положение с финансами, которые в то время находились в управлении одной нью-йоркской фирмы. Позднее в семье подозревали (впрочем эти подозрения так никогда и не нашли подтверждения), что все его состояние, возможно, перешло обманным путем в руки этой американской компании.

Убывающие финансовые возможности Фредерика, должно быть, ослабили способность его организма сопротивляться болезни, одолевавшей его в течение последующих шести лет, хотя доктора так и не смогли поставить точного диагноза. Финансовое положение Фредерика и его болезнь наложили слабый отпечаток на жизнь Агаты.

После возвращения домой, в Эшфилд, Кларисса, не боявшаяся новшеств, решила, что Агата будет учиться дома. Ведь девочка обладала исключительно живым воображением, а это и послужит ее дочери своего рода катализатором. Кларисса была настроена против того, что дети обучаются чтению до достижения ими восьми лет, однако Агата сама научилась читать, когда ей исполнилось всего пять, приучившись распознавать слова по их внешнему виду, а не по буквенному составу. Отец, обучив ее азам арифметики, вскоре обнаружил, что природа наделила его дочь талантом к этой науке, а ее способность распутывать сложные психологические проблемы впоследствии оказалась бесценной при разработке сюжетов ее детективов. Обе ее бабушки (одна жила в Бейсуотере⁷, другая — в Илинге⁸) были убежденными приверженками ценностей Викторианской эпохи, и именно у них она позаимствовала множество особенностей характера и правил поведения, которые использовала на то, чтобы сформировать образ мисс Марпл, старой девы, одержимой манией все выведывать и за всеми следить. Пребывая среди такого множества целеустремленных и самостоятельных взрослых людей, Агата выросла с убеждением, что в семье ее воспринимают как тугодума. И только, перешагнув рубеж двадцатилетия, она осознала, что ее семья была необыкновенно гармоничной, а сама она стала более умной и способной по сравнению с тем, какой виделась себе прежде.

Финансовое положение Фредерика, пошатнувшееся после поспешного отъезда старшей дочери в Нью-Йорк, продолжало ухудшаться, причиняя ему сильное беспокойство. Агате было почти одиннадцать лет, когда он начал искать работу в Лондоне, а это было практически нереальным для джентльмена пятидесяти пяти лет, никогда не работавшего и не имевшего никакой специальности. Тщетность этих поисков в Сити лишь усилило его беспокойство. Сильно похолодало, и простуда, подхваченная Фредериком, перешла в двустороннее воспаление легких. Под вечер 26 ноября 1901 года Агата, увидев, как ее мать стремглав выбежала из комнаты, в которой лежал отец, без слов поняла, что он умер.

Агата видела, как со смертью Фредерика почти все в доме внезапно изменилось. Даже высказывалось предположение, что для выхода из финансовых затруднений Клариссе следует продать Эшфилд. Но слезные мольбы ее дочерей и пришедшее вскоре протестующее письмо от Монти, находившегося в то время со своим полком за границей, заставили Клариссу капитулировать. Вместо продажи виллы был введен режим строжайшей экономии, позволивший Клариссе сохранить для семьи эту весьма незначительную недвижимую собственность. Агата всем сердцем была привязана к Эшфилду; подтверждением этого может послужить то, что в нескольких своих книгах она рассказала о непреодолимом стремлении главных героев сохранить родовые гнезда.

К счастью, через девять месяцев после смерти Фредерика произошло событие, оживившее уединенную жизнь матери и дочери в Эшфилде. В сентябре 1902 года сестра Агаты, Мадж, вышла замуж за Джимми Уоттса, старшего сына состоятельного манчестерского фабриканта Джеймса Уоттса-старшего. Агата одобряла выбор сестры, Джимми относился к ней доброжелательно, не допускал никаких несерьезных выходок, не опускался до ребяческих глупостей и, что самое главное, говорил с ней так, словно она была уже девушкой-подростком. Прежде мучившее Агату чувство ревности из-за слишком, по ее мнению, горячего участия Клариссы и Фредерика в жизни Мадж, уехавшей в Нью-Йорк, забылось, к тому же ей была выделена собственная роль в веселом и увлекательном торжестве, каким должна была стать свадьба сестры.

Церемония венчания проходила в храме Святого Спасителя в Торке; на Мадж было платье, украшенное великолепной серебряной вышивкой, в руках, вместо свадебного букета, она держала молитвенник как символ памяти о своем покойном отце. Агата была одной из шести подружек невесты, среди которых была и младшая сестра жениха, Нэн Уоттс. Девочки были в светло-желтых, с рукавами до локтей, платьях из луизианского полотна⁹, надетых поверх белых нижних юбочек, головы были повязаны косыночками из алансонского кружева. Платья, сверкавшие бриллиантовыми головками заколок, были украшены жемчужными брошками в форме цветка маргаритки. Это был подарок Джимми, в дополнение к которому он вручил всем подружкам невесты по букету этих цветов, выражая таким образом свои добрые пожелания невесте¹⁰.

Многие люди впоследствии перестали общаться с Агатой из-за той скандальной известности, вызванной ее исчезновением, но Нэн всю свою жизнь оставалась рядом. Поначалу отношения двух будущих золовок омрачались соперничеством. Нэн, четырнадцатилетняя задиристая девчонка-сорванец, видела в Агате (не без помощи неких «доброжелателей») скромную двенадцатилетнюю девочку. Агата в конце концов поняла, что по натуре Нэн добрая и приветливая, но слишком уж открытая и всегда говорит то, что думает. Первоначальная взаимная подозрительность девочек в отношении друг друга практически мгновенно исчезла после свадьбы, и комната для игр в Эшфилде наполнилась громким эхом их развеселых голосов.

Отношения, возникшие между Мадж и ее вновь обретенной свекровью, были далеко не родственными. Грубость и необоснованная требовательность Мадж были оскорбительными для матери Нэн. Энн Уоттс не уставала повторять с горечью в голосе: «Мадж — это самое ужасное существо, появившееся в нашей семье». Несмотря на напряженность, возникшую между свекровью и невесткой, Агата и Кларисса, отличавшиеся хорошими манерами и светскостью поведения, всегда были желанными гостями в доме Уоттсов. К тому же между сватьями, Энн Уоттс и Клариссой, издавна существовали крепкие дружеские отношения, возникшие еще в детстве, когда обе они учились в одной школе в Чешире.

Семейство Уоттсов проживало в великолепном, огромных размеров особняке, построенном в стиле викторианской готики и расположенном в Чидле, в Чешире (сейчас это часть Большого Манчестера). В округе его называли Эбни-Холлом. В течение многих лет Агата часто бывала в этом доме, благодаря чему поняла суть и особенности жизни на широкую ногу, и в будущем использовала накопленные таким образом знания при описании бытового фона убийств, совершавшихся в загородных домах. Эбни-Холл находился во владении семьи Уоттсов с 1849 года, и в прошлом предкам нынешних хозяев случалось оказывать гостеприимство принцу Альберту и многим другим известным аристократам и политикам. В здании было множество коридоров и переходов, лестниц с изящными резными перилами, двустворчатых со средниками окон, рыцарских лат и доспехов, мраморных бюстов, а кроме того, свыше трех сотен картин, среди которых были полотна Гольбейна, Гейнсборо и Ансделла; вестибюль охраняло чучело льва, когда-то сожравшего миссионера. Перед фасадом аккуратно подстриженные садовые вкрапления окружали небольшое озерцо, а на заднем дворе был настоящий густой сад с озером еще большего размера. За сводчатой аркой, увенчанной башней с часами, располагался огород, окруженный невероятной толщины стенами, в котором было установлено вентиляционное устройство готических времен, обдувавшее теплым воздухом фруктовые деревья. Агата считала Эбни-Холл «верхом великолепия», и впоследствии он с незначительными изменениями послужил местом действия многих ее детективных романов, включая «Тайну замка Чимниз» и «Рождество Эркюля Пуаро».

Стесненные обстоятельства, в которых росла Агата, не сильно влияли на ее жизнь в подростковом возрасте, поскольку Кларисса всеми силами старалась доказать ей, что их дом остается бастионом любви и безопасности. Она договорилась с мисс Гайер, директрисой школы в Торке о том, что Агата дважды в неделю будет посещать занятия по арифметике и литературе, эти занятия продолжались полтора года.

Ее религиозным верованиям был нанесен чувствительный удар, когда однажды один из школьных учителей стал настойчиво убеждать учеников, что каждому из них в какой-то момент жизни суждено испытать отчаяние, а до этого момента они не поймут, что значит быть истинным христианином. Пройти через то, что выпало на долю Бога, — это и есть настоящее испытание, а именно: узнать, что все твои друзья тебя покинули, все, кого ты любил и кому верил, от тебя отвернулись. Пережить такое возможно, втолковывал учитель детям, если твердо верить, что это еще не конец, и помнить: если ты любишь, то обязан страдать — в противном случае тебе никогда не суждено будет постичь смысл христианской жизни. Этот урок запомнился Агате на всю жизнь.

Приезды Нэн в Эшфилд были воистину радостными событиями, которые скрашивали размеренно однообразную жизни Агаты и давали ей возможность проявить изобретательность — как можно более весело провести время. Любимой игрой было втиснуться вдвоем в набитый одеждой шкаф, а затем с криком вывалиться из него. Нэн была наследницей большого состояния, а потому вещи, которые она отказывалась носить, часто переходили к Агате.

Рождество неизменно встречали в Эбни-Холле. Агата и Нэн обожали пить молоко, смешанное со сливками, на расположенной рядом ферме, где Нэн однажды покрасила всех поросят в зеленый цвет. В семействе Уоттсов существовало твердое неписаное правило: и хозяева, и гости должны были являться ряжеными к обеду. Сохранилась фотография, запечатлевшая Нэн, облаченную в костюм бродячего кентуккийского менестреля. Будучи от природы впечатлительными, Агата и Нэн почти всегда понимали друг друга без слов и после обеда часто показывали пантомимы в комнате, называемой «зал заседаний совета». Огромных размеров альков с массивным занавесом служил отличной сценой, а Агата, благодаря своему кукольному, словно фарфоровому, личику и замедленным, как во сне, движениям, заслужила в семействе Уоттсов прозвище Звездные глазки.

После того памятного исчезновения у Агаты со временем развилась агорафобия¹¹ — нервическая реакция на толпу и незнакомцев, однако многие были склонны считать это патологической стеснительностью. А ведь те, кто знал Агату до этого случая, запомнили ее исключительно привлекательной девушкой, которая, повзрослев, явно не будет испытывать недостатка в поклонниках и обожателях. Ее немногословность, а подчас и молчаливость возникали тогда, когда она испытывала удовольствие от наблюдения за другими людьми или не желала делиться информацией на неприемлемых для нее условиях. А это свидетельствует о том, что часто люди, мало знавшие ее, ошибались, объясняя такое состояние равнодушием или стеснительностью.

Однообразие повседневной жизни Агата скрашивала участием в многочисленных любительских театральных представлениях в Торке. При работе над постановкой «Синей Бороды, приносящей несчастья», она познакомилась с молодым человеком, Эймиасом Бостоном, на некоторое время ставшим для нее предметом привязанности и пылкого обожания. Однако истинной страстью Агаты была музыка, и, когда Кларисса для завершения школьного образования отправила ее в Париж, где она брала уроки фортепиано и пения, мысли об Эймиасе сами собой испарились.

В течение двух последних школьных лет Агата вынашивала мысль о том, чтобы посвятить жизнь исполнительскому искусству. Как это ни печально, но ее мечты не подкреплялись необходимой самодисциплиной и способностями. Ее преподаватели старались переубедить ее, и она в конце концов поняла, что не обладает достаточным талантом для выступления на публике с сольными фортепианными концертами. Поняла она и то, что природа не наделила ее достаточными для оперной певицы голосовыми данными, и поэтому отказалась от мысли выступать на оперной сцене, судьба же концертной певицы не вписывалась в рамки ее музыкальных амбиций.

В это время Нэн завершала школьное образование во Флоренции. Прежняя сорванец-девчонка превратилась в скромную круглолицую брюнетку; на ее веселые насмешки и язвительный юмор охотно клевали перспективные поклонники. Агата не порывала отношений с золовкой и во время каникул приезжала к ней в Италию.

После возвращения Агаты из Парижа Кларисса решила, что завершающим этапом ее образования должна быть поездка в Каир. К тому времени Агата превратилась в привлекательную блондинку почти скандинавского типа: высокую и стройную, с сияющей улыбкой на овальном лице. Единственное, что при взгляде в зеркало вызывало ее беспокойство, был «римский» (согласно ее определению) нос. Ее считали, причем совершенно несправедливо, нефотогеничной. В действительности же самые удачные фотографии периода ее молодости — это те, где фотограф снял ее неожиданно, без предупреждения и подготовки, а также групповые, на которых она радуется, находясь в компании друзей.

Во время жизни в Каире у Агаты было несколько знакомств, сопровождаемых приятным, веселым флиртом, благодаря которым ее природные замкнутость и молчаливость отступили на задний план, сделав ее более общительной. Но страсть и настойчивость, проявляемые поклонниками, были несоизмеримы с тем, что они получали в ответ, ведь ни один из них не томился жаждой приключений и не обладал безрассудной смелостью. С тем она и вернулась в Англию.

Агата вспоминала о том, какую «славную праздную» жизнь она вела, вернувшись в Эшфилд, однако это праздное спокойствие подтачивало усиливающееся чувство беспокойства. Жизнь, которую вела ее золовка, представлялась куда более оживленной и притягательной. Нэн недавно стала предметом внимания одного совершенно неподходящего поклонника, и родители, с целью прервать этот нежелательный роман, отправили дочь в кругосветное путешествие в сопровождении ее дяди Джорджа и тети Элен.

Четвертого января 1910 года произошло нечто непредвиденное. Пароход «Уэйкер», на котором путешествовала Нэн с родственниками, напоровшись на подводный риф в проливе Даски-Саунд¹², потерпел крушение (к счастью, обошедшееся без жертв) у острова Стоп-Айленд, вблизи побережья Новой Зеландии. Суровое двухдневное испытание, выпавшее на долю пассажиров и экипажа, облегчалось тем, что им, до того как пароход затонул, удалось спасти продовольственные запасы, багаж и рояль. Спасенная корабельная кошка разродилась четырьмя котятами, а Нэн, потрясенная произошедшим, все-таки нашла в себе силы взять в руки фотоаппарат «Кодак» и сфотографировать своих товарищей по несчастью, укрывшихся под куском просмоленной парусины.

Спустя годы Агата использовала описание этого кораблекрушения в своем рассказе «Голос в темноте», описание попало на первую полосу газеты «Отаго Уитнес», и Нэн привезла несколько номеров этой газеты в Англию. С торжеством и гордостью она показывала их членам своей семьи, которые не верили своим глазам. Вернувшись из морского вояжа, Нэн неожиданно обрела романтическую привязанность к некому Хьюго Поллоку, за которого и вышла замуж через два года; она с удовольствием посвящала Агату во все подробности их любовных отношений.

Агата выздоравливала от простуды, когда однажды зимним вечером мать предложила ей попробовать пойти по стопам ее сестры Мадж и написать какой-нибудь рассказ, дабы развеять обуявшую ее скуку. Написанный Агатой рассказ, а также и последовавшие за ним другие рассказы были отвергнуты издателями. С одобрения матери Агата обратилась за советом к известному писателю Идену Филиппотсу, жившему по соседству, и он, прочитав ее первую литературную пробу «Снег над пустыней», посоветовал ей не предлагать свои работы журналам. До признания литературных способностей Агаты пройдет еще несколько лет. А пока ее романтическое поведение и привлекательная внешность наводили окружающих людей на мысль о том, что она с большим успехом могла бы использовать свою энергию на поиски спутника жизни. Однако на все предложения подобного рода Агата неизменно отвечала отказом.

Наиболее серьезным из таких искателей ее расположения был скромный, добрый и беззаботный Реджи Луси, майор-артиллерист, впоследствии послуживший прототипом Питера Мейтленда в ее автобиографическом романе «Незаконченный портрет», опубликованном под псевдонимом Мэри Уэстмакотт. Кларисса дала согласие на их помолвку, и после того, как Реджи Луси вернулся в свой полк в Гонконге, их роман продолжался через почту.

Несмотря на свою привлекательность и располагающую вальяжность, Реджи Луси не мог предложить Агате того, чего она желала: ее сжигало тайное желание быть завоеванной чужаком, «человеком из моря» — так она определяла его в своей автобиографии. Она была буквально одержима этой романтической идеей, быть покоренной и полностью подчиниться незнакомцу.

Реджи Луси, бесшабашный во всем, упустил очень многое в своей жизни, и его слова о том, что Агата вольна взять назад свое согласие, дали ей право отказаться от выполнения взятых при помолвке обязательств. Романтическое приключение, так долго ожидаемое Агатой, внезапно, а именно 12 октября 1912 года, стало реальностью в облике Арчибальда Кристи — человека, которому суждено было навсегда изменить ее жизнь, а затем и разбить ее сердце.