Глава семнадцатая ВЕРШИНА

Глава семнадцатая

ВЕРШИНА

10 мая 1996 года, 15:40 8848 метров

По утверждению Лопсанга, Фишер провел на вершине пятнадцать-двадцать минут, неоднократно жалуясь на плохое самочувствие, чего он, прирожденный стоик и проводник, не делал почти никогда. «Скотт сказал мне, что он слишком устал и к тому же болен и нуждается в лекарстве для желудка, — вспоминает шерп. — Я дал ему чаю, но он выпил лишь чуток, только полчашки. Тогда я сказал ему: „Скотт, прошу, идем скорее вниз“. И мы пошли».

Фишер отправился вниз первым, около 15:55. Лопсанг объяснял, что хотя Скотт пользовался кислородной поддержкой во время всего восхождения, его третья канистра была наполнена больше чем на три четверти когда он уходил с вершины, но по какой-то причине он снял маску и перестал пользоваться кислородом.

Вскоре после того, как Фишер оставил вершину, ушел также и Го со своими шерпами, за ними отправился вниз и Лопсанг, оставив на вершине Холла, в одиночестве ожидавшего Хансена. Чуть позже, после того как Лопсанг начал спускаться, где-то около 16:00 наконец появился Хансен, мучительно и медленно перебираясь через последний выступ на гребне. Увидев Хансена, Холл поторопился вниз, чтобы его встретить.

Самое позднее время возвращения, назначенное Холлом, истекло два часа назад. Характеризуя этого проводника как консервативного, чрезвычайно методичного по натуре человека, многие его коллеги были поражены загадкой этой нехарактерной для Холла оплошности. Почему, удивлялись они, Роб не повернул Хансена назад раньше, сразу, как только стало ясно, что этот американский альпинист не успевал подняться на вершину до назначенного времени?

Ровно год назад Холл повернул Хансена назад на Южной вершине, в 14:30, и, оказавшись в числе не допущенных на вершину, когда она была так близко, Хансен пережил тяжелое разочарование. Он говорил мне несколько раз, что его возвращение на Эверест в 1996 году было по большей части результатом уговоров Холла; Хансен рассказывал, что Роб сделал ему «добрую дюжину» звонков из Новой Зеландии, побуждая сделать вторую попытку, и в этот раз Дуг был решительно настроен взять вершину. «Я хочу сделать это и оставить горы, — говорил он мне тремя днями раньше во втором лагере. — Я не хочу больше возвращаться сюда. Я слишком стар для такого дерьмового занятия».

Именно потому, что Холл уговорил Хансена вернуться на Эверест, ему было особенно тяжело второй раз не допустить Дуга на вершину. «Очень тяжело повернуть кого-то обратно, когда находишься высоко на горе», — объясняет Гай Коттер, новозеландский проводник, поднимавшийся на Эверест с Холлом в 1992 году; он же был проводником к вершине в команде Холла в 1995 году, когда Хансен делал свою первую попытку. «Когда клиент видит, что вершина близко, а его выводят из игры, он смеется вам в лицо и продолжает подниматься». Как высказался американский проводник-ветеран Питер Лев в журнале «Climbing» после трагических событий на Эвересте: «Мы думали, что люди платят нам за то, чтобы мы принимали правильные решения, на самом же деле люди платят за то, чтобы их привели на вершину».

Как бы там ни было, Холл не повернул Хансена обратно ни в 14:00, ни в 16:00, когда он встретил своего клиента немного ниже вершины. Вместо этого, по словам Лопсанга, Холл подставил Хансену плечо, чтобы тот смог на него опереться, и так сопровождал измученного клиента последние тринадцать метров к вершине. Они постояли на вершине минуту или две, а затем развернулись и начали долгий спуск.

Когда Лопсанг увидел, что Хансен спускается очень неуверенно, постоянно спотыкаясь, он задержался на спуске, чтобы удостовериться, что Дуг с Робом благополучно пройдут опасный карниз чуть ниже вершины. Потом, поспешив догнать Фишера, который к тому времени опережал его более чем на тридцать минут пути, шерп продолжил спуск по гребню, оставив Хансена и Холла на верхушке ступени Хиллари.

Сразу после того, как Лопсанг скрылся внизу за ступенью, у Хансена, очевидно, закончился кислород, и он окончательно выбился из сил. Он растратил последний запас своих сил, чтобы достичь вершины, а для спуска сил не осталось. «Достаточно похожая ситуация сложилась с Дугом в 1995 году, — рассказывал Эд Вистурс, который вместе с Коттером был проводником к вершине в команде Холла в том году. — Он был в порядке, пока поднимался, но как только начал спускаться, то сразу потух и умственно, и физически, он превратился в зомби, словно израсходовал все свои силы».

В 16:30, а затем в 16:41 Холл снова выходил на радиосвязь, чтобы сообщить, что они с Хансеном терпят бедствие высоко на гребне вершины и срочно нуждаются в кислороде. Две полные канистры с кислородом ожидали их на Южной вершине; если бы Холл знал об этом, он мог бы достаточно быстро туда добраться, а затем подняться назад, чтобы дать Хансену новую канистру. Но Энди Харрис, все еще находящийся у потайного склада кислородных канистр на Южной вершине и пребывающий в состоянии помешательства из-за кислородного голодания, перехватил этот радиовызов и прервал его, чтобы сказать Холлу — как он сказал Майку Груму и мне, — что все канистры на Южной вершине были пустыми.

Грум слышал разговор по радио между Харрисом и Холлом, он спускался в это время по Юго-восточному гребню с Ясуко Намбой и находился чуть выше Балкона. Он попытался связаться с Холлом, чтобы исправить ситуацию и дать знать Холлу, что это была дезинформация и что на самом деле на Южной вершине их ожидают полные канистры с кислородом, но, как объяснял Грум, «мой радиопередатчик был неисправен. Я мог принимать большинство вызовов, но на мои попытки установить связь чаще всего никто не отвечал. Пару раз, когда мне удалось связаться с Робом и я попытался сказать ему, где находятся полные канистры, меня немедленно прерывал Энди, чтобы сказать, что на Южной вершине нет кислорода».

Не будучи уверен в том, что канистры с кислородом ожидают его там, Холл решил, что будет лучше, если он останется с Хансеном и попытается спустить почти беспомощного клиента вниз без кислорода. Но когда они добрались до верхушки ступени Хиллари, Холл понял, что не сможет спустить Хансена по обрывающейся на 12 метров вниз стене, и их продвижение остановилось. «Я могу спускаться вниз, — сообщал Холл по радио, тяжело и громко дыша, — только я, черт возьми, не знаю, как мне без кислорода спустить вниз по ступени Хиллари этого мужика».

Незадолго до 17:00 Грум смог наконец связаться с Холлом и передать ему, что на самом деле кислород на Южной вершине есть. Через пятнадцать минут после этого, спускаясь к Южной вершине, пришел Лопсанг и столкнулся там с Харрисом⁵⁴. К этому времени, по словам Лопсанга, Харрис, должно быть, уже понял, что по крайней мере две кислородные канистры, припасенные там, полны газа, потому что он обратился к Лопсангу с просьбой помочь ему поднять жизненно необходимый кислород для Холла и Хансена на верхушку ступени Хиллари. «Энди сказал, что заплатит мне пятьсот долларов, если я принесу кислород Робу и Дугу, — вспоминал Лопсанг, — но я полагал, что должен беспокоиться только о своей группе. Мне надо было позаботиться о Скотте. Поэтому я сказал Энди: нет, я тороплюсь вниз».

В 17:30, когда Лопсанг уходил с Южной вершины, чтобы продолжить спуск, он обернулся и увидел Харриса, медленно бредущего вверх по гребню вершины, чтобы помочь Холлу и Хансену. Харрис был очень ослаблен, если судить по состоянию, в котором я видел его два часа назад на Южной вершине. Это был героический поступок, который стоил ему жизни.

В это время на несколько сотен метров ниже Скотт Фишер вел изнурительную борьбу за спуск на Юго-восточном гребне, эта борьба ослабляла его все больше и больше. Спустившись на высоту 8530 метров к верхушке скалистых выступов, он оказался перед цепочкой низких, но сложных для прохождения зубьев, торчащих вдоль гребня. Слишком изнуренный, чтобы справиться со спуском по провешенным перилам, Фишер соскользнул на пятой точке прямо вниз по примыкающему снежному склону. Это было легче, чем спускаться по перилам, но после такого спуска он оказался ниже уровня скалистых выступов, а это значило, что ему предстояло проделать трудный подъем по траверсу, по колено в снегу, чтобы вернуться на маршрут.

Тим Мэдсен, спускавшийся с группой Бейдлмана, случайно взглянул наверх с Балкона, это было около 17:20, и увидел, как Фишер начал подниматься по траверсу. «Он выглядел чрезвычайно уставшим, — вспоминает Мэдсен. — Он делал десять шагов, потом садился и отдыхал, шагал еще немного и отдыхал снова. Он двигался очень медленно. Но выше Фишера я разглядел Лопсанга, спускающегося по гребню, и я предполагал, что вскоре Лопсанг догонит Фишера, позаботится о нем и все будет о’кей».

По словам Лопсанга, шерп догнал Фишера около 18:00, чуть выше Балкона: «Скотт не пользовался кислородом, поэтому я надел на него маску. Он сказал: „Я очень устал, слишком устал, чтобы идти вниз. Я собираюсь прыгнуть“. Он говорил это много раз, действуя, словно сумасшедший. Поэтому я связался с ним веревкой, иначе бы он спрыгнул вниз, в Тибет».

Связавшись с Фишером веревкой длиной в 20 метров, Лопсанг уговорил своего друга не прыгать, а затем позволил ему медленно двигаться в направлении Южной седловины. «Тогда был очень сильный ураган, — рассказывает Лопсанг. — Бум! Бум! Два раза словно выстрелили из пистолета — это прогремел гром. Два раза молния ударила очень близко от нас со Скоттом, очень громко и очень страшно».

Внизу, на сотню метров ниже Балкона пролегал мягкий заснеженный овраг, по которому они осторожно спускались; овраг сменялся крутым склоном из оголенного, сыпучего сланца, и Фишер был не в состоянии справиться с этим сложным участком спуска, так как чувствовал себя очень неуверенно. «Скотт теперь не мог идти, у меня была большая проблема, — говорит Лопсанг. — Я попробовал нести его, но я тоже был очень уставшим. Скотт большой, а я очень маленький; я не мог его нести. Он говорил мне: „Лопсанг, иди вниз. Ты иди вниз“. Я сказал ему: „Нет, я остаюсь здесь с тобой“».

Около 20:00 Лопсанг с Фишером, не имея возможности продолжать спуск, сидели на заснеженном выступе, как вдруг из-за пелены воющего урагана перед ними появились Макалу-Го и два его шерпа. Го был обессилен почти так же, как и Фишер, и тоже не мог спускаться по трудной сланцевой породе, поэтому шерпы посадили его возле Лопсанга и Фишера и продолжили спуск без него.

«Я пробыл со Скоттом и Макалу час или чуть больше, — рассказывает Лопсанг. — Я сильно замерз и очень устал. Скотт сказал мне: „Иди вниз. Пришли сюда Анатолия“. Тогда я сказал: „О’кей, я иду вниз, я пришлю быстрых шерпов и Анатолия“. Тогда я усадил Скотта поудобнее и пошел вниз».

Лопсанг оставил Фишера и Го на выступе, на 370 метров выше Южной седловины, и, сражаясь с ураганом, начал спускаться. Из-за отсутствия видимости он отклонился от маршрута далеко на запад и спустился ниже уровня седловины, потом понял свою ошибку и стал подниматься назад, вверх по северному краю стены Лхоцзе⁵⁵, чтобы попасть в четвертый лагерь. Около полуночи, преодолев все трудности, он благополучно справился со своей задачей. «Я пришел к палатке Анатолия, — сообщил Лопсанг. — Я сказал Анатолию: „Пожалуйста, иди вверх, Скотт очень болен, он не может двигаться сам“. Потом я пошел в свою палатку, упал, засыпая на ходу, и уснул мертвым сном».
10 мая в послеобеденное время Гаю Коттеру, давнему другу Холла и Харриса, довелось быть в нескольких милях от базового лагеря Эвереста, он был проводником в экспедиции на Пумори и вел радиоперехват всех разговоров Холла в течение дня. В 14:15 он поговорил с Холлом, находящимся на вершине, все было в порядке. Однако в 16:30 Холл позвонил вниз, чтобы сообщить, что у Дуга закончился кислород и он не в состоянии двигаться. «Мне нужна канистра кислорода! — задыхаясь, полным отчаяния голосом говорил Холл, обращаясь ко всем, кто мог его услышать. — Пожалуйста, кто-нибудь! Умоляю!»

Коттер был сильно обеспокоен. В 16:53 он вышел на связь и настойчиво убеждал Холла спускаться к Южной вершине. «Этот разговор, главным образом, сводился к тому, чтобы убедить его пойти вниз и взять канистру, — рассказывает Коттер, — потому что мы знали, что без кислорода Роб не смог бы ничего сделать для Дуга. Роб ответил, что сам он в порядке и смог бы идти вниз, но Дуг не сможет».

Через сорок минут Холл все еще находился с Хансеном на верхушке ступени Хиллари и не двигался с места. Во время переговоров с Холлом в 17:36 и затем в 17:57 Коттер упрашивал своего товарища оставить Хансена и спускаться без него. «Я знаю, что вел себя как подлец, уговаривая Роба бросить своего клиента, — признается Коттер, — но к тому времени стало совершенно ясно, что выбора не было». Однако Холл не посчитал возможным идти вниз без Хансена.

До середины ночи от Холла больше не было никаких сообщений. В 2:46 Коттер проснулся в своей палатке под Пумори, услышав длинный оборвавшийся радиоразговор, вероятно переданный ненамеренно: у Холла был микрофон, пристегнутый к наплечному ремню его рюкзака, он включился случайно, по ошибке. В таком случае, говорит Коттер: «Я предполагаю, что Роб даже не знал, что идет трансляция разговора. Я услышал, что кто-то кричал, — это мог быть Роб, но с уверенностью я не могу этого утверждать, потому что шум ветра сильно мешал. Он говорил что-то вроде: „Двигайся! Не останавливайся!“ — предположительно Дугу, упрашивая его не застывать без движения».

Если действительно было так, то это значит, что в предрассветные часы этого утра Холл и Хансен, возможно в сопровождении Харриса, все еще боролись с ураганом, двигаясь от ступени Хиллари в направлении Южной вершины. И если так, то это также означает, что им потребовалось более десяти часов, чтобы преодолеть на спуске тот участок гребня, который обычно альпинисты проходят на спуске меньше чем за полчаса.

Конечно, это все умозрительные заключения. Точно мы знаем только то, что в 17:57, когда Холл звонил вниз, он и Хансен были все еще на ступени, а в 4:43 утра, 11 мая, во время следующего разговора Холла с базовым лагерем, он спустился на Южную вершину. И к этому времени ни Хансена, ни Харриса с ним не было.

В следующие два часа последовал ряд переговоров по радио, в которых слова Роба звучали настораживающе спутанно и неразумно. Во время разговора в 4:43 утра он сказал Каролине Маккензи, нашему доктору базового лагеря, что у него отказали ноги и что он «слишком неуклюж, чтобы двигаться». Тусклым, едва слышным голосом Роб прохрипел: «Гарольд был со мной прошлой ночью, но, кажется, теперь его здесь нет. Он был очень слаб». Потом, явно смутившись, он спросил: «Был Гарольд со мной? Можешь ты мне это сказать?»⁵⁶

К тому времени у Холла было две полных кислородных канистры, но клапаны на его маске так забились льдом, что он не мог включить подачу кислорода. Однако он сообщил, что пытается очистить маску ото льда. Это его сообщение, по словам Коттера, «позволило нам всем вздохнуть с некоторым облегчением. То была первая утешительная весть, которую мы услышали».

В 5:00 утра базовый лагерь организовал разговор по спутниковому телефону с Джен Арнольд, женой Холла, находящейся в Новой Зеландии. В 1993 году она вместе с Холлом поднималась на вершину Эвереста, и поэтому не питала никаких иллюзий относительно серьезности положения, в котором оказался ее муж. «Когда я услышала его голос, все внутри меня оборвалось, — вспоминает она. — Слова было трудно разобрать, словно он все время отдалялся. Я была там и знаю, каково наверху в плохую погоду. Мы с Робом обсуждали невозможность спасательных работ на гребне вершины. Он тогда сказал: „С таким же успехом можно ожидать помощи на Луне“».

В 5:31 утра Холл принял четыре миллиграмма дексаметазона и доложил, что он все еще пытается очистить ото льда свою кислородную маску. Разговаривая с базовым лагерем, он неоднократно интересовался состоянием Макалу-Го, Фишера, Бека Уэзерса, Ясуко Намбы и других своих клиентов. Казалось, более всего он был озабочен судьбой Энди Харриса и продолжал справляться о его местонахождении. Коттер говорит, что они пытались увести разговор от Харриса, который, вероятно, был мертв, «потому что мы не хотели, чтобы у Роба были причины оставаться наверху. В какой-то момент в разговор включился Эд Вистурс из второго лагеря и соврал: „Не тревожься об Энди, он внизу, здесь с нами“».

Немного позже Маккензи спросила Роба, как дела у Хансена. Он ответил: «Дуг ушел». Это все, что он сказал, и это было его последнее упоминание о Хансене.

23 мая, когда Дэвид Бришерс и Эд Вистурс дойдут до вершины, они не найдут никаких признаков тела Хансена, однако они найдут ледоруб, всаженный в слежавшийся снег на высоте около пятнадцати метров над Южной вершиной, в очень опасном месте на гребне, где заканчиваются провешенные перила. Вполне вероятно, что Холлу и/или Харрису удалось довести Хансена вниз по перилам до этого места только для того, чтобы он поскользнулся и упал в пропасть глубиной больше 2000 метров, вдоль отвесной Юго-западной стены, оставив свой ледоруб на том гребне, где он поскользнулся. Но это всего лишь догадка.

Еще труднее разобраться в том, что случилось с Харрисом. Учитывая свидетельство Лопсанга, разговор с Холлом по радио и тот факт, что второй ледоруб, найденный на Южной вершине, был определенно идентифицирован как принадлежащий Энди, мы можем с уверенностью утверждать, что Харрис был на Южной вершине с Холлом ночью 10 мая.

Кроме этого, фактически ничего не известно о том, как молодой проводник встретился со своей смертью.

В 6 часов утра Коттер спросил у Холла, осветило ли солнце то место, где он находился. «Почти», — ответил Роб, и это было утешительно, поскольку чуть раньше он признался, что весь дрожит из-за ужасного холода. С учетом того, что, по словам Роба, он был не в состоянии идти, это было очень удручающее известие для всех слушавших его внизу. Тем не менее, достижением было уже то, что Холл остался жив после ночевки без укрытия и кислорода на высоте 8750 метров, при ураганном ветре и сорокаградусном морозе.

Во время этого же разговора Холл снова беспокоился о Харрисе: «Кто-нибудь еще, кроме меня, видел Харриса этой ночью?» Через три часа после этого разговора Роб был все еще обеспокоен местонахождением Энди. В 8:43 он говорил по радио: «Кое-что из оснастки Энди еще здесь. Я думаю, ночью он пошел вперед. Послушай, можешь ты сообщить мне о нем что-нибудь или нет?» Уилтон попробовала увернуться от ответа, но Холл настаивал: «О’кей, я имел в виду, что его ледоруб, куртка и другие пожитки находятся здесь». «Роб, — ответил Вистурс из второго лагеря, — если ты можешь надеть его куртку, сделай это. Продолжай спускаться и беспокойся только о себе. Об остальных побеспокоится кто-нибудь другой. Ты только спускайся вниз».

После упорной четырехчасовой борьбы с обледеневшей маской Холл наконец очистил ее ото льда и около 9 утра начал дышать кислородом из канистры; к этому времени он провел более шестнадцати часов на высоте 8750 метров и выше без кислородной поддержки. Внизу, на тысячи метров ниже, его друзья прикладывали массу усилий, чтобы уговорить его идти вниз. «Роб, это Хелен из базового лагеря, — упрашивала Уилтон, еле сдерживая слезы. — Подумай о своем ребенке. Ты же собирался увидеть его через пару месяцев, когда он появится на свет, продолжай спускаться».

Несколько раз Холл объявлял, что он готовится к спуску, в какой-то момент мы даже были уверены, что он в конце концов покинул Южную вершину. В четвертом лагере Лхакпа Чхири и я, дрожа на ветру возле палаток, вглядывались в маленькое пятнышко наверху, медленно двигающееся по Юго-восточному гребню. Убежденные, что это был Роб, наконец-то спускающийся вниз, мы с Лхакпой хлопали друг друга по спине и радовались его возвращению. Но через час мой оптимизм резко испарился, когда я понял, что это пятнышко было все еще на том же самом месте: это было не что иное, как камень, — просто мы попали во власть галлюцинации, порожденной большой высотой. На самом деле Роб так и не покинул Южную вершину.

Несомненно, обстоятельства не были наилучшими. Скорость ветра превышала сорок узлов. Как Энг Дордж, так и Лхакпа были ослаблены холодом и изнурены восхождением на вершину в предыдущий день. Более того, если бы им удалось добраться до Холла, то это было бы не раньше, чем в предвечернее время, и им бы оставались один или два часа светового дня, чтобы справиться с еще более сложной задачей — спуском вниз Холла. Все же их преданность Холлу была так сильна, что эти двое мужчин, игнорируя сокрушительные порывы ветра, двинулись в направлении Южной вершины с максимально возможной для них скоростью.

Вскоре после этого два шерпа из команды «Горного безумия» — Таши Тшеринг и Нгаванг Сая Кая (отец Лопсанга, маленький, аккуратный человек с сединой на висках) — и один шерп из тайваньской команды направились вверх, чтобы спустить вниз Скотта Фишера и Макалу-Го. На высоте 340 метров над Южной седловиной эти трое нашли ослабленных альпинистов на том самом выступе, где их оставил Лопсанг. Они пытались дать Фишеру кислород, но он уже ни на что не реагировал. Скотт еще едва заметно дышал, но взгляд его застыл, а зубы были плотно сжаты. Заключив, что он безнадежен, шерпы оставили его на этом выступе и начали спуск с Го, который, получив горячий чай и кислород, был в состоянии двигаться вниз к палаткам своим ходом, используя короткую страховку и сильную поддержку шерпов.

Тот день начинался с солнечной и ясной погоды, но по-прежнему дул сильный ветер, и ближе к полудню верхушку горы укрыли плотные облака. Находившиеся внизу, во втором лагере, члены команды IMAX рассказывали, что было слышно, как ревет ветер над вершиной, словно эскадрилья «Боингов», и это притом что второй лагерь располагался на 2100 метров ниже. Тем временем, высоко на Юго-восточном гребне, Энг Дордж и Лхакпа Чхири упорно продвигались сквозь усиливающийся шторм к Холлу. Однако в 15:00, всего на 200 метров ниже Южной вершины, ветер и сильный мороз взяли над ними верх, и шерпы не смогли подняться выше. Это были героические усилия, но они оказались безуспешными, и когда шерпы повернули назад, у Холла не осталось никаких шансов выжить.

Весь день 11 мая его друзья и товарищи по команде непрерывно уговаривали Роба сделать над собой усилие и начать спускаться. Несколько раз Холл объявлял, что он готовится к спуску, но ничего не менялось, и он оставался без движения на Южной вершине. В 15:20 Коттер, который к тому времени пришел из своего лагеря из-под Пумори в базовый лагерь Эвереста, ругаясь, говорил Холлу по радио: «Роб, иди вниз!»

Холл ответил ему с раздражением: «Послушай, дружище, если бы я считал, что смогу пристегнуться к перилам своими обмороженными руками, то начал бы спускаться шесть часов назад. Ты только пришли наверх пару ребят с термосом чего-нибудь горячего, и я буду в порядке».

«Дело в том, друг, что парни, которые пошли сегодня вверх, вынуждены были повернуть назад из-за сильного ветра, — сказал Коттер, стараясь по возможности деликатнее сообщить Робу о том, что попытка спасти его провалилась, — поэтому мы считаем, что лучше всего тебе самому попробовать идти вниз».

«Я смогу провести здесь вторую ночь, если ты пришлешь сюда к утру пару ребят с чаем, не позже 9:30–10 часов утра», — ответил Роб.

«Ты сильный человек, — сказал Коттер, голос его дрожал. — Завтра утром мы пришлем к тебе парней».

В 18:20 Коттер вышел на связь с Холлом, чтобы сообщить ему, что Джен Арнольд позвонила по спутниковому телефону и ожидает соединения с Робом. «Дай мне минуту, — попросил Роб, — у меня пересохло во рту. Я хочу съесть кусочек снега перед тем, как говорить с ней». Немного позже он включился и медленно прохрипел ужасно искаженным голосом: «Привет, моя любимая. Надеюсь, ты нежишься в прекрасной теплой постели. Как твои дела?»

«Я не могу тебе передать, как я волнуюсь, все мои мысли только о тебе! — ответила Арнольд. — Твой голос звучит немного лучше, чем я ожидала… Ты согрелся, мой дорогой?»

«Учитывая высоту и заход солнца, я нахожусь в более или менее комфортных условиях», — ответил Холл как можно бодрее, чтобы не тревожить ее.

«Как твои ноги?»

«Я не снимал ботинки, чтобы проверить, но думаю, что немного обморозился…»

«Когда ты вернешься, я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Я знаю, тебя хотят спасти. Не думай, что ты одинок. Я посылаю всю свою позитивную энергию к тебе!»

Перед тем как отключиться, Холл сказал своей жене: «Я люблю тебя. Спи спокойно, моя любимая. Ты там не очень переживай».

Это были последние слова, которые кто-либо слышал от Холла. Попытки выйти на радиосвязь с ним этой ночью и на следующий день оставались безуспешными. Через двенадцать дней, когда Бришерс и Вистурс поднимались через Южную вершину, совершая свое восхождение, они нашли Холла, лежащего на правом боку в неглубокой ледяной выемке, верхняя часть его тела была занесена снегом.