Глава 13. Лидер и инновации

Глава 13. Лидер и инновации

Постоянство перемен

Одно из последних публичных выступлений Уинстона Черчилля состоялось в октябре 1959 года. За месяц до своего 85-летия он приехал на торжественную церемонию закладки камня в основание колледжа при Кембриджском университете, названного в его честь. Это выступление символично не только тем, что позволило публике еще раз насладиться блеском ораторского гения мэтра мировой политики, – символична была сама тема выступления. Оставаясь всю жизнь поборником и защитником идей прогресса, Черчилль напомнил аудитории об огромной роли науки, технологического и технического развития в современном обществе.

В тексте его выступления были следующие строки (приводится в том виде, как записано в черновиках Черчилля):

...

Они – демонстрация значительного успеха в развитии технологий.

Как и многие изобретения, имевшие вначале чисто исследовательский характер, их истинная роль до сих пор до конца не ясна.

Но я не сомневаюсь, что те, кто обладает воображением и силой для их развития, в конечном счете пожнут богатейший урожай и окунутся еще глубже в тайны мироздания, в котором мы живем» [1161] .

Не случайно в одном из своих последних выступлений Черчилль обратился к теме стремительного развития науки. Прожив бурную жизнь, приняв участие во множестве важнейших событий первой половины XX века, став свидетелем, а в некоторых случаях участником и инициатором ломки стереотипов, он все больше приходил к выводу, что отныне в мире нет ничего постоянного, за исключением одного – перемен!

«Мы смотрим на прошедшие сто лет и видим огромные перемены, которые произошли за это время, – писал Черчилль в 1931 году. – Мы смотрим на прошедшие полвека и понимаем, что скорость изменений лишь возрастает и возрастает. Сегодня мы стали свидетелями крупномасштабной революции, которая затронула мир вещей, научные достижения, политические институты, образ жизни и поведения. Человечество шагнуло слишком далеко, чтобы вернуться назад. Оно несется вперед слишком быстро, чтобы остановиться» [1162] .

Главным катализатором происходящих перемен британский политик считал науку:

«В то время как раньше хилые авангарды науки, часто раздавленные, погибали в одиночестве, теперь они превратились в огромную, сознательную, хорошо организованную армию, марширующую вперед на всех фронтах, устремившуюся к целям, большинство из которых еще только предстоит измерить и определить. Эти гордые и амбициозные полчища нисколько не заботятся ни о законах, ни об уважаемых традициях, ни о самых почитаемых верованиях, ни о самых глубочайших инстинктах. Это масштабная сила, которая рекрутировала нас в полки и батареи, посадила нас за работу на своих магистралях и арсеналах, наградила нас за службу, исцелила нас, когда мы были ранены, вышколила нас, когда мы были молоды, обеспечила нас пенсиями, когда мы выработали свое» [1163] .

...

Но если главным катализатором рождения новых идей, влекущих за собой изменения, является наука, то именно лидеры претворяют эти идеи в жизнь.

Неизбежность перемен и огромная роль лидеров в их внедрении в наши дни большинством ученых и специалистов воспринимается как данность. Все чаще в современных исследованиях окружающая среда сравнивается с бурной рекой. «А не будет ли сравнение с бурной рекой некоторым преувеличением? – спрашивает профессор С. П. Роббинз и сам же поясняет: – Ни в коем случае! Какой-либо стабильности и предсказуемости, на которой основано сравнение со спокойным морем, уже не наблюдается. Нарушения состояния равновесия уже не единичные или временные, за ними не следует спокойный дрейф в „тихих водах“. По сути, для многих руководителей „пороги на бурной реке“ не заканчиваются никогда. Они работают в условиях постоянных изменений, граничащих с хаосом. Современные руководители должны быть готовы к эффективному и результативному управлению процессом перемен» [1164] .

...

Профессор Стивен П. Роббинз

Одним из наиболее масштабных проявлений перемен являются инновации, под которыми понимается трансформация научных идей в технологически новые и усовершенствованные процессы, использованные в практической деятельности [1165] .

Согласно мнению ведущих бизнес-аналитиков, экономика знаний конца 1990-х – начала 2000-х годов быстро трансформируется в сторону креативности, воображения и инноваций [1166] . Лозунгом большинства современных компаний стало «Внедряй инновации – а то проиграешь!». И это не просто дань броской фразе, это – рецепт выживания. «В наши дни конкуренция становится все более интенсивной, и компании все активнее начинают ориентироваться на использование инноваций, – констатирует профессор Ричард Л. Дафт. – Одного лишь внимания к эффективности операций, которое было характерным для прошлых десятилетий, становится недостаточно для обеспечения успеха организациям, действующим в современной гиперконкурентной среде. Для поддержания своего процветания компании должны внедрять инновации чаще и быстрее, чем когда-либо прежде» [1167] .

...

Профессор Ричард Л. Дафт

В таких условиях огромное значение приобретает личность лидера, его творческий потенциал, оригинальность и независимость мышления, гибкость и восприимчивость к новым идеям, целеустремленность и настойчивость в достижении целей, жизнерадостность и оптимизм [1168] . По мнению профессора Лайонела Тайгера, «первая задача лидера – почувствовать неотвратимость наступления завтрашнего дня» [1169] .

...

Профессор Лайонел Тайгер

В этом состоит еще одно отличие лидеров от менеджеров. Если последние формализуют и планируют, то лидеры генерируют перемены. «Основная обязанность менеджмента – свести риски к минимуму и поддерживать работу существующей системы. Между тем реформы по определению предполагают создание новой системы, а это невозможно без хорошего лидера, – констатирует профессор Гарвардской школы бизнеса Джон П. Коттер. – Итогом лидерской деятельности становятся не планы, а концепции и стратегии развития, описывающие то состояние, к которому нужно стремиться в долгосрочной перспективе, и реальный способ достижения этой цели. При этом в данном процессе нет ничего загадочного. Это трудоемкий, а порой и изнурительный процесс сбора и анализа информации. И люди, которые рисуют подобные картины будущего, никакие не волшебники. Это искушенные стратеги, готовые при необходимости пойти на разумный риск» [1170] .

«Лидеры сами генерируют идеи, а не реагируют на внешние раздражители, – дополняет профессор Абрахам Залезник. – По отношению к своим задачам лидеры занимают не отстраненную, а вполне эмоциональную, деятельную позицию. Чтобы убедить людей в правильности своего решения, менеджеры вынуждены постоянно координировать и примирять противоположные точки зрения. Менеджеры стараются добиться равновесия сил, чтобы помочь прийти к компромиссным решениям людям с антагонистическими взглядами. Лидеры действуют в прямо противоположном направлении. Если менеджеры стараются ограничить число возможных вариантов, то лидеры, наоборот, изобретают новые нестандартные подходы к решению давнишних проблем и дают выход новым идеям» [1171] .

...

Профессор Абрахам Залезник

Лидер – мастер инноваций

Первым министерством, где Черчилль смог в полной мере проявить свои лидерские способности в отношении внедрения инновационных проектов, стало Адмиралтейство. Как уже упоминалось выше, он возглавил Военно-морское министерство после Агадирского кризиса. Анализ состояния военно-морских сил Великобритании, а также новые программы развития, предложенные немецким гросс-адмиралом Альфредом фон Тирпицом, заставили первого лорда серьезно задуматься о дальнейшей судьбе Королевского ВМФ.

Изначально планировалось, что для сохранения статус-кво Великобритания должна строить пять дредноутов на каждые три ее возможного противника (читай – Германии). Фактически это означало инициацию масштабной гонки вооружения, которая негативно сказывалась бы на бюджете обеих стран. Во избежание этого Черчилль предложил немецким коллегам сделать перерыв или, как он сам выразился, уйти на «морские каникулы». Передышка означала, что если в 1913 году Германия не построит три дредноута, то тогда и Великобритания может не строить свои пять кораблей.

По другую сторону Ла-Манша предложение главы Адмиралтейства восприняли как признак слабости. По мнению кайзера, дипломатические маневры подобного рода означали лишь то, что Великобритания исчерпала свои ресурсы и не обладает средствами для сохранения статуса первой морской державы. Предложение Черчилля было отвергнуто, что заставило первого лорда искать другие средства сохранения статус-кво.

Черчилль считал бездумную гонку вооружений крайне нежелательной. Для обеспечения превосходства над немецким флотом необходим был технический прорыв, внедрение инновационного решения. «Вот почему Уинстон незаменим, у него есть идеи», – скажет много позже президент Южно-Африканского Союза Ян Смэтс [1172] .

...

Президент Южно-Африканского Союза Ян Смэтс

Кроме того, у Черчилля был потрясающий нюх на все новое и интересное, он чувствовал потенциал в зародыше – интуиция в мыслительном процессе британского политика играла не последнюю роль. Историк Уильям Манчестер относил Черчилля к типу «экстравертивного интуитивиста» (в терминологии Карла Густава Юнга). Сам Юнг описывает этот тип личности следующим образом: «Интуиция никогда не признавалась одной из общественных ценностей, но она всегда занимала видное место. У него [„экстравертивного интуитивиста“] чрезвычайный нюх на то, что еще только возникает в нераскрывшейся почке, на то, что готовится родиться в этом мире» [1173] .

На что же направил свои усилия глава военно-морского ведомства? В первую очередь он обратился к идее перевода дредноутов с угля на нефть. По его мнению, это позволило бы значительно повысить быстроходность судов, сделать их легче и маневреннее.

Идея использования нефтяного топлива была высказана адмиралом Фишером еще за четверть века до прихода нашего героя в Адмиралтейство, однако именно Черчилль стал тем человеком, который, сумев преодолеть бюрократические препоны, претворил ее в жизнь. Его не смутил тот факт, что Великобритания, имевшая значительные запасы угля, не была столь же богата нефтью. Месторождения в Северном море на тот момент еще не были открыты, поэтому Черчилль предложил приобрести за два миллиона фунтов контрольный пакет акций Англо-Персидской нефтяной компании. Предложение будет поддержано большинством голосов палаты общин и, как покажет дальнейшее развитие событий, станет одним из эффективнейших вложений государственных средств в истории Соединенного Королевства первой половины прошлого века.

Второе предложение Черчилля касалось строительства судов нового класса – супердредноутов. Ранее на дредноутах использовались 12-дюймовые пушки, однако Черчилль настоял на том, чтобы сразу перейти на 15-дюймовый калибр, минуя промежуточный 13,5-дюймовый. По сути, это означало кардинальную модернизацию ВМФ. Хотя калибр увеличился всего на 25 %, взрывная мощь снарядов возросла почти в полтора раза.

Переход на новый калибр был связан с огромными рисками, поскольку такие орудия не существовали даже на бумаге. Но первого лорда это нисколько не смутило. Если действовать оперативно, все получится, считал британский политик. И оказался прав. Благодаря его инновационным решениям Королевский флот оказался готов к кровопролитным сражениям Первой мировой войны. Известный публицист Литтен Стрейчи прокомментировал действия Черчилля следующим образом: «Бог разместил нас на этом острове, а Уинстон дал нам военно-морской флот» [1174] .

...

Публицист Литтен Стрейчи

Третьим, не менее революционным начинанием стали предложения по развитию военно-морской авиации. Огромные стратегические перспективы этого направления привлекли внимание Черчилля еще в его бытность министром торговли. В феврале 1909 года он присутствовал на заседании Комитета имперской обороны. Обсуждалось предложение технического директора «Роллс-ройса», заядлого гонщика и начинающего авиатора Чарльза Стюарта Роллса [1175] . Он сообщил о покупке аэроплана братьев Райт и просил государство предоставить ему необходимые ресурсы для проведения исследований этого чуда техники. Военный министр Ричард Халдейн поддержал Роллса, но Черчилль выступил против подобной инициативы. По его мнению, она слишком походила на «любительство». «Развитие авиации – серьезный вопрос, – заявил он. – Нам следует связаться с мистером Райтом напрямую и заручиться его опытом и знаниями в этом вопросе» [1176] .

Начиная с 1910 года Черчилль лично посещал ежегодные авиашоу в Хэндоне, северном пригороде Лондона, где знакомился с первыми британскими авиаторами и внимательно изучал технические характеристики новой для того времени техники. В мае 1911 года он наблюдал первое пробное бомбометание (пилот Клод Грэхэм-Уайт успешно сбросил макет бомбы на участок поляны, изображающий корабль).

Став первым лордом Адмиралтейства, Черчилль утроил свою активность в отношении развития авиации. Под его личным руководством на базе уже сформированного авиационного корпуса создается специальная военно-морская служба, прообраз морской авиации Соединенного Королевства. Новое формирование отвечало за «защиту с воздуха военно-морских гаваней, нефтяных хранилищ и прочих уязвимых объектов» [1177] .

Первый лорд пошел намного дальше своих современников, видевших в воздухоплавании лишь дополнительное средство разведки и наблюдения за вражескими войсками. Он предлагал превратить самолеты в эффективные боевые машины, установив на них пулеметы, торпеды, а также специальное оборудование для сбрасывания бомб. В его голове бродили безумные по тем временам идеи. Что, если боевые корабли будут доставлять самолеты к месту сражения? Взлетая с палуб, переоборудованных во взлетные полосы, они смогут быстро достигать вражеской территории!

Именно благодаря творческому складу ума Черчилля Британия станет первой в мире страной, которая обзаведется авианосцем. К началу Первой мировой войны в распоряжении британцев будет 39 самолетов, 52 гидросамолета, несколько авиакрейсеров и 120 хорошо обученных пилотов [1178] .

С сентября 1913 года под руководством Черчилля будет разрабатываться принципиально новая модель самолета, способная взлетать с водной поверхности. Глава Адмиралтейства всегда слыл мастером афоризмов и метких терминов, и авиация в данном случае не стала исключением: новая модель аэроплана получит название «гидросамолет», а сам процесс перелета отныне во всех странах будет именоваться «рейсом» [1179] .

Санкционировав постройку ста серийных моделей, Черчилль лично посещал верфи и наблюдал за тем, как идут дела.

«Все великолепно, как в старые добрые времена англо-бурской войны! – писал он своей супруге. – Я наслаждаюсь моментом: никаких скучных партийных склок, надоевших газет и нелепых выборов. Как же я счастлив, что мы живем в эпоху, когда достижения прогресса видны в каждой области военной авиации!» [1180]

Также Черчилль дал указание оборудовать специальные военные базы для гидросамолетов на южном и восточном побережьях Англии. В срочном порядке формировались «одухотворенные команды» пилотов, сплоченные единством и мужеством [1181] .

В начале Первой мировой войны, приняв на себя командование всей авиационной техникой, Черчилль принял ряд активных мер по организации противовоздушной обороны.

«Прошу перечислить мне на одном листке бумаге количество всех зенитных орудий, – писал он главе военно-воздушного отдела Адмиралтейства капитану Мюррею Сьютеру, – какое их количество можно ожидать в ближайшие два месяца? Также прошу сообщить Ваши предложения по увеличению численности указанных орудий. Нет никаких сомнений, что военно-воздушные атаки на Англию станут характерной особенностью будущего» [1182] .

Для защиты острова с воздуха, считал Черчилль, необходимо обеспечить полный контроль над воздушным пространством в радиусе ста миль от Дюнкерка. Также глава Адмиралтейства санкционировал первую совместную атаку наземных и воздушных войск, заложив основы создания тактической авиации [1183] .

В годы войны Черчилль буквально бредил инновационными проектами. В первые месяцы после начала боевых действий он сформировал специальную рабочую группу из производителей резиновых изделий для разработки спасательных кругов. С не меньшим азартом он хватался за любые инновационные решения, поступавшие как от его коллег, так и от других людей, обладавших богатым воображением и не безразличных к пугающим потерям окопной войны. В частности, Черчилль активно поддержал предложенную Артуром Конан Дойлем идею по созданию первых бронежилетов.

«Меня переполняют множество новых идей, – признается он автору Шерлока Холмса. – Где бы только найти столько власти, чтобы претворить их в жизнь» [1184] .

Однако самым крупным нововведением Черчилля в годы Первой мировой войны станет создание танка. Еще в самом ее начале он предложил Герберту Асквиту создать новый вид боевой машины, способной справиться с трудностями окопной войны. В частности, он предложил обклеить металлическими листами трактор и перевести его на гусеничный ход. По его мнению, гусеницы позволят «с легкостью преодолевать окопы, а большой вес машины – уничтожить проволочные заграждения» [1185] .

На тот момент Черчиллю не удалось перевести эту идею в плоскость практической реализации. Однако он не опускал руки. После отставки с поста первого лорда Адмиралтейства и добровольной отправки на фронт он подготовит документ «Варианты наступления», в котором предпримет попытку убедить чиновников в необходимости создания нового вида вооружения. По его мнению, «новые бронемашины, одновременно ведущие огонь и неуязвимые для противника, смогут, прикрывая собой с десяток солдат, взбираться на склоны гор, сметать заграждения из колючей проволоки, подходить вплотную к вражеским окопам и брать их штурмом, обстреливая непрерывным, всепоглощающим огнем» [1186] .

...

Из письма Уинстона Черчилля Артуру Конан Дойлу

Вернувшись в Уайтхолл, Черчилль с удвоенной энергией взялся за «проталкивание» своего проекта. После многочисленных совещаний и обсуждений с военными специалистами ему наконец удается сдвинуть дело с мертвой точки. Начинается проведение первых тестовых испытаний. Сначала изобретение получит название «ватерклозет», но позже его переименовывают на более благозвучное и краткое «танк», что означает резервуар.

Преимущества нового вида техники были очевидны. Если в окопах Фландрии за период с августа по ноябрь 1917 года удалось захватить территорию площадью в 138 км2, потеряв при этом 300 тысяч убитыми и ранеными и израсходовав амуниции на 84 миллиона фунтов, то в битве при Камбре, во время которой использовались танки, меньше чем за месяц удалось захватить территорию площадью в 107 км2, потеряв при этом убитыми и ранеными меньше 10 тысяч человек и израсходовав амуниции на 6,6 миллиона фунтов.

«Это будет грубейшей ошибкой, если мы не станем развивать этот вид вооружения и не выведем его на максимальные показатели по производству», – вынес вердикт Черчилль [1187] .

Он настолько рьяно отстаивал развитие танкостроения, что готов был сражаться за него даже ценой собственной карьеры.

«Какое бы ведомство я ни возглавлял, или даже если я буду исключен из состава правительства, я должен это сделать, – говорил он. – Если я буду полагать, что кабинет серьезно ошибся в своих оценках, я стану возражать. Если это будет встречено неблагожелательно или не принесет никакой пользы, я подам в отставку, продолжив борьбу за свою позицию в палате общин. Я не могу снять с себя ответственность по этому вопросу. В конечном счете все, к чему мы стремимся, это найти наилучшее направление для дальнейшего развития. А обсуждения и критика – необходимые составляющие в достижении намеченной цели» [1188] .

...

Интереса к инновациям Черчилль не утратил и в годы Второй мировой войны. Несмотря на солидный возраст, он так же легко увлекался свежими идеями и необычными новинками.

«Это война научных достижений, война, которую невозможно выиграть без нового вида оружия», – повторял он в напряженные месяцы 1940 года [1189] .

В мемуарах Черчилль следующим образом развивает эту мысль:

«Это была тайная война, в которой сражения выигрывались и проигрывались без ведома общественности, такая война, которую даже сейчас с трудом понимают те, кто находится за пределами очень узкого круга ученых, занимавшихся ею. Рядовым смертным никогда не приходилось вести такую войну. Слова, которыми ее можно описать или говорить о ней, непонятны простым людям» [1190] .

Британский премьер поддержал множество интересных проектов. Например, танки-амфибии, спускавшиеся в воду за несколько километров от берега (идея генерала Перси Хобарта), танки-разградители, дробившие при помощи вращающихся цепов минные поля, танки с фашинами для преодоления противотанковых рвов и огромные «крокодилы» (тяжелые огнеметные танки «Черчилль-крокодил», созданные на базе танков «Черчилль VII»).

Среди основных нововведений, принадлежащих лично Черчиллю, следует отметить разбрасывание с воздуха полосок из станиоля или другого проводника, симулировавших для радаров противника появление бомбардировщиков. Первое испытание этого новшества, известного впоследствии как «Окно», состоялось во время налета на Гамбург 24 июля 1943 года.

«Результаты превзошли все ожидания, – восторженно отмечал Черчилль. – Перехваченные нами по радио ожесточенные споры между радистами германской наземной системы управления и пилотами истребительной авиации свидетельствовали о возникшей при этом путанице. В течение нескольких месяцев потери наших бомбардировщиков сократились почти наполовину, и до самого конца войны, хотя число германских истребителей возросло в четыре раза, наши потери бомбардировщиков никогда не достигали такого уровня, как до применения „Окна“» [1191] .

Другим интересным проектом стали искусственные пирсы – «багровые гавани», позволявшие обеспечить непрерывное поступление техники на формируемый плацдарм и нашедшие активное применение во время открытия второго фронта.

«Проект был грандиозен, – описывает его Черчилль. – В пунктах высадки десанта были построены большие молы. Та часть молов, которая вдается в море, была плавучей и защищенной. Каботажные и десантные суда смогли выгружаться на эти молы в любое время прилива и отлива. Для защиты их от штормовых ветров и волн большой дугой устанавливались волнорезы. Они были обращены к морю и позволяли отгородить водное пространство. Защищенные таким образом, суда с большой осадкой смогли стать на якорь и выгружаться, а десантные суда всех типов смогли свободно курсировать к берегу и обратно» [1192] .

Впервые Черчилль предложил строительство искусственных пирсов еще в годы Первой мировой войны. Однако пройдет четверть века, прежде чем к его идеям прислушаются и «багровые гавани» станут неотъемлемой частью операции «Оверлорд».

Преодоление сопротивления

Далеко не всегда и далеко не у всех инновационные проекты Черчилля вызывали благожелательную реакцию. Например, когда после прихода в Адмиралтейства потомок герцога Мальборо начал предпринимать активные шаги по развитию военно-морской авиации, его действия тут же вызвали упреки коллег из Военного министерства. Последние считали, что все вопросы национальной безопасности, включая оборону Британии с воздуха, относятся к их юрисдикции. «На вопрос же, как они собираются справиться со своими обязанностями, – вспоминал Черчилль, – они с сожалением ответили, что у них нет ни самолетов, ни средств на их постройку» [1193] .

Глава Адмиралтейства стал развивать военно-морскую авиацию собственными силами, независимо от возражений военных. И его упрямство принесет плоды. Вскоре после начала Первой мировой войны военный министр фельдмаршал Герберт Китченер попросил Адмиралтейство взять всю ответственность за противовоздушную оборону на себя.

Другим ведомством, не желавшим поддерживать инновации, было Казначейство. Чиновники трижды отказывали Адмиралтейству в выделении необходимых финансовых средств на «всевозможные устройства и аппараты». Получив третий отказ, военно-морской министр связался с постоянным заместителем канцлера Казначейства сэром Робертом Чалмерсом. Выразив недоумение относительно решения Минфина, он подчеркнул:

«Предлагаемый к созданию авиационный департамент крайне необходим и уже создан. В настоящее время он представлен в очень скромном объеме, и я категорически против того, чтобы он был расформирован. Я потрясен постоянными отказами со стороны Казначейства, которые наносят непоправимый вред государственной службе» [1194] .

В конечном счете Черчиллю и здесь удалось добиться своего.

Противодействие переменам со стороны внешнего окружения – не единственное, с чем пришлось столкнуться нашему герою. Его идеи критиковали и адмиралы, непосредственно подчинявшиеся Адмиралтейству. В частности, адмирал флота сэр Артур Уилсон направил в январе 1913 года военно-морскому министру меморандум, в котором высказался против развития авиации [1195] .

Все вышеперечисленные примеры очень показательны. Согласно психологам, причиной неприятия перемен является страх – либо перед личными потерями, либо перед неопределенностью, либо перед тем и другим, вместе взятым [1196] . Людям свойствен консерватизм. По словам одного морского летчика, при неисправностях самолета многие пилоты гибли, так как не желали покидать привычную кабину и пользоваться непривычным парашютом [1197] .

...

То же самое наблюдается и на уровне топ-менеджмента, в чем британскому политику пришлось убедиться лично. К примеру, маршал Франции Жозеф Жоффр категорически отказывался пользоваться телефоном, ссылаясь на то, что он «не понимает принцип действия этого устройства», а британский фельдмаршал Дуглас Хэйг считал, что роль пулемета «слишком завышена» и «двух пулеметов на батальон – вполне достаточно». Знаменитый миномет Стокса дважды отвергался Военным министерством и был взят на вооружение только после личного вмешательства Дэвида Ллойд Джорджа, умудрившегося достать деньги на его производство у индийского махараджи. Упоминаемый выше фельдмаршал Герберт Китченер, глава военного ведомства в начале Первой мировой войны, называл танк «игрушкой». Выдающиеся военачальники не видели и огромной роли авиации в сражениях будущего. В частности, национальный герой Франции маршал Фердинанд Фош пытался убедить солдат и офицеров, что авиация – «не более чем спорт» [1198] .

Каким образом, несмотря на упорный консерватизм коллег и неизбежные межведомственные споры, Черчиллю удалось добиться больших успехов при внедрении инновационных решений? Современные ученые все больше сходятся во мнении, что ключевая роль в реализации новых проектов принадлежит так называемому адаптивному периоду , на преодоление которого и следует направить основные усилия. По мнению Рональда А. Хейфица и Дональда Л. Лаури, адаптационная работа относится к «самой трудной задаче лидеров, осуществляющих изменения».

«В сегодняшнем мире признаком настоящего лидерства служит умение стимулировать в людях адаптивные усилия, – отмечают исследователи. – Подобное умение необходимо, когда ставятся под сомнения наши глубокие убеждения, утрачивают актуальность ценности, некогда приносившие успех, появляются правомерные, но в то же время противоположные мнения» [1199] .

...

Рональд А. Хейфиц и Дональд Л. Лаури

Для успешного преодоления адаптивного периода Черчилль обращался к двум тактикам. Первая основывалась на обучении. Понимая, что предлагаемые им проекты по модернизации военно-морского флота носят революционный характер и требуют воспитания нового поколения офицеров, для которых технические усовершенствования будут понятны и близки, британский политик принял активное участие в организации Военно-морского колледжа в Порт смуте.

...

Создание соответствующей переменам новой системы образования офицеров ВВС, с точки зрения Черчилля, стало одной из первоочередных задач. В 1919 году он сформулировал четыре принципа, которые должны были лечь в основу тренировок:

«1. Дисциплина и манера поведения, как у джентльменов.

2. Изучение военных дисциплин, которые связаны не только с военной авиацией, но и с военной тематикой в целом.

3. Обучение основным техническим дисциплинам и законам механики.

4. В течение первого года обучения среди курсантов должна начаться специализация с разделением на техническую и летную составляющие. При этом для всех должно сохраняться изучение как технических вопросов, так и летной практики – соотношения одного к другому определяется из личных склонностей и умения».

В заключение Черчилль добавил:

«Мы должны добиться воспитания собственными силами высокопрофессиональных инженеров-практиков и технических специалистов, которым следует предложить перспективный карьерный рост» [1200] .

Аналогичного подхода политик придерживался и в годы Второй мировой войны. Сохранилось множество записок, в которых Черчилль выражал беспокойство относительно уровня подготовленности британских солдат, а также выдвигал предложения по повышению их компетенции [1201] .

Помимо обучения узкопрофильных специалистов, свое мнение у британского политика было и относительно общего высшего образования.

«Первая обязанность университетов научить студентов благоразумию и мудрости, а не умению торговать, воспитать в них характер, а не привить им одно лишь пристрастие к техническим деталям. В современном мире нам потребуются инженеры, но мы не хотим, чтобы этот мир исключительно состоял из них» [1202] .

...

Вторым методом борьбы с сопротивлением переменам, к которому часто обращался Черчилль, стало назначение на руководящие посты людей, разделяющих его инновационные взгляды. Современные ученые относят подобное поведение к одному из признаков успешных преобразований.

...

«Реформы не приносят никаких результатов до тех пор, пока на ключевых позициях не окажется достаточное количество истинных лидеров, как „своих“, так и привлеченных со стороны», – указывает Джон П. Коттер [1203] .

...

Анализируя управленческий опыт великих предшественников, Черчилль пришел к выводу о невозможности проведения реформ без должной поддержки со стороны подчиненных.

«Нельзя обращаться с ведомствами, как с какими-то абстрактными понятиями. Планируя работу департаментов, следует увязывать ее с теми специалистами, из которых они состоят».

...

Сам Черчилль надеялся, что ему удастся «избежать изоляции» со стороны непосредственных подчиненных [1204] .

Однако на практике все происходило далеко не так гладко. Нередко политику приходилось прибегать к услугам специалистов со стороны, которые, как правило, находились в опале. Так произошло с адмиралом Реджинальдом Бэконом, которого Черчилль вернул в Министерство по делам снабжения. «Зная о его таланте конструктора и изобретателя, я был рад предложить ему должность ответственного за технические вопросы моих многочисленных департаментов», – скажет он впоследствии [1205] .

В годы Второй мировой войны Черчилль вернул из опалы упоминаемого выше генерала Перси Хобарта. Хобарт был отправлен в отставку в марте 1940 года из-за своего «нетерпеливого, раздражительного, вспыльчивого, несдержанного и несносного» характера. Специально для премьера начальник имперского Генерального штаба генерал Джон Дилл составил документ, в котором подчеркнул, что, «несмотря на трудолюбие, хорошее техническое знание военного дела, свежие идеи и драйв», Перси Хобарт еще в мае 1939 года зарекомендовал себя как «импульсивный, непоследовательный и не внушающий доверия» военачальник. В ноябре 1939 года на Хобарта поступила новая жалоба со стороны руководства. На этот раз указывалось, что он «настолько потерял доверие подчиненных, что эффективность возглавляемых им войск может сильно пострадать в случае начала боевых действий» [1206] .

Записка Дилла не произвела на Черчилля особого впечатления. Свое отношение к Перси Хобарту он выразил еще до обращения к начальнику имперского Генерального штаба.

– Нельзя ожидать, чтобы гении вели себя по учебнику, – сказал британский премьер в беседе с генералом Аланом Бруком, также питавшим мало симпатий к опальному генералу [1207] .

В своем ответе генералу Диллу Черчилль написал следующее:

«Я нисколько не впечатлен предрассудками, которые имеют место относительно генерала Хобарта в определенных кругах. Подобные предрассудки часто распространяются на сильных личностей, практикующих свежий взгляд на события. Неприятие новых взглядов генерала Хобарта имело самые трагичные последствия. Пренебрежение Генерального штаба разработать необходимое количество моделей танков лишило нас плодов этого изобретения. Тех самых плодов, которые были взращены нашим противником. Не забывайте, что речь идет об офицере, который смотрит в корень проблемы и обладает необходимым видением».

В конце письма Черчилль снова вернулся к личности Хобарта.

«Мы сейчас находимся в состоянии войны, боремся за наши жизни, и мы не можем позволить, чтобы назначения в армии ограничивались лишь теми людьми, которые не вызывают враждебных комментариев» [1208] .

После такого письма Перси Хобарт был вновь принят в действующую армию и сыграл большую роль в развитии британского танкостроения.

Случай с Хобартом показателен для Черчилля. Он любил делать ставки на незаурядных, креативных людей, заявляя, что «нельзя ставить породистого скакуна перед телегой с навозом» [1209] . При этом политик предпочитал закрывать глаза на неуживчивый нрав и прочие недостатки. К последним, помимо прочего, относились молодость и неопытность выдвигаемых им кандидатур. Черчиллю неоднократно ставилось это в упрек, но он любил окружать себя молодежью.

...

Зимой 1939 года, во время разработки плана по минированию Рейна, внимание Черчилля привлек молодой офицер экспериментального корпуса майор Джеффрис. Спустя несколько месяцев Джеффрис снова произвел на главу Адмиралтейства приятное впечатление. Став премьером, Черчилль решил продвинуть его.

«Я считаю, что этот офицер обладает всеми необходимыми способностями и личными качествами для повышения», – заявил он [1210] .

Как и следовало ожидать, начальство Джеффриса со скептицизмом отнеслось к подобному предложению.

«Майор Джеффрис значится на 150-м месте в перечне майоров инженерных войск», – сообщил генерал Дилл, недвусмысленно дав понять, что карьерный рост этого человека не планируется [1211] .

Черчилль отреагировал очень резко.

«Не вызывает никаких сомнений, что в условиях военного времени, вместо следования исключительно правилам старшинства, наиважнейшим является продвижение вперед способных кадров», – заявил британский премьер [1212] .

В 1942 году Джеффрис получил звание бригадира. В год окончания войны он был возведен в чин генерал-майора и стал рыцарем-командором ордена Британской империи.

Но главное, Джеффрис оправдал возложенное на него доверие. Им были разработаны бомбы-липучки (произведено 1,5 млн штук), бомбарды (произведено 1,75 млн штук), бомбы-дождевики (произведено 50 тысяч штук) и взрывные устройства замедленного действия (произведено 250 тысяч штук) [1213] .

Другим характерным эпизодом привлечения способных кадров стало обращение Черчилля в бытность его работы в Военно-морском министерстве к адмиралу флота сэру Джону Фишеру. Лорд Фишер, обладавший эксцентричным, вспыльчивым нравом, был знаменит нонконформизмом, независимостью суждений, неистощимой энергией и незаурядными творческими способностями. Именно он – известный как «величайший моряк после Нельсона» [1214] – стоял у истоков всех тех технических нововведений, которые Черчиллю только предстоит претворить в жизнь, возглавляя Адмиралтейство.

Два джентльмена познакомились в 1907 году на французском курорте Биарриц. Фишер занимал пост первого морского лорда, Черчилль – заместителя министра по делам колоний. Несмотря на межведомственные различия и существенную разницу в возрасте – 33 года, – они быстро установили хорошие и, как потом оказалось, плодотворные отношения.

«Мы проговорили весь день и далеко за полночь, – вспоминал Черчилль. – Он поведал мне удивительные истории о военно-морском флоте и своих планах – о дредноутах, о подводных лодках, о новой схеме образования, о новых видах орудий, о выдающихся адмиралах и их жалких коллегах. Я помню это все. С тех пор я часто размышлял над тем, что он мне рассказал» [1215] .

Черчилль нашел Фишера «настоящим вулканом знаний и вдохновения».

«Я забрасывал его вопросами, а он изливал мне свои идеи» [1216] .

Между ними завязалась оживленная переписка. Стоит ли удивляться, что после прихода в Адмиралтейство в 1911 году одно из первых посланий Черчилля было адресовано Фишеру:

«Я очень хочу Вас видеть. Когда Вы доставите мне это удовольствие?» [1217]

Черчилль предложил адмиралу стать его заместителем, однако Фишер не спешил возвращаться в знакомые стены. Это, однако, нисколько не помешало Черчиллю привлекать своего знакомого к обсуждению вопросов, связанных с тотальной модернизацией военно-морского флота. Так, например, он пригласил Фишера в итальянский круиз на яхте Адмиралтейства «Чародейка», для того чтобы «провести несколько дней в беседах на темы, которые не хочется обсуждать в письменной форме» [1218] . Немаловажным фактом было и то, что среди других гостей на яхте был премьер-министр Герберт Асквит.

В другой раз, в самый разгар реформы по переводу флота с угля на нефть, Черчилль предложил Фишеру занять ключевой пост – председателя королевской комиссии по нефтяному снабжению.

«Проблема с переходом на жидкое топливо должна быть решена, – объяснил он свое решение старому адмиралу. – Естественные, неотъемлемые и неизбежные проблемы, связанные с этой реформой, требуют энергии и энтузиазма великой личности. Я хочу, чтобы Вы раскололи этот орех. Никто не сможет это сделать так хорошо. Я предлагаю Вам пост, с которого Вы сможете расколоть этот орех, если его вообще можно расколоть».

Дальше Черчилль перешел к описанию тактических особенностей их совместных действий. В частности, он подчеркнул, что «королевская комиссия носит совещательный, но никак не исполнительный характер, она должна собрать факты и прийти к заключению, она не связана с политикой и практическими действиями». И главное, добавил первый лорд, «ее заключение должно носить секретный характер, быть скрытым от общественности, а вся деятельность проходить независимо от Адмиралтейства» [1219] .

Роль Фишера в инновационных проектах, которыми жило Адмиралтейство после прихода молодого министра, трудно переоценить. В архиве Черчилля сохранилась записка, составленная в 1916 году. В ней он признается, что после назначения в Военно-морское министерство «большинство наиболее важных решений, которые я принял в отношении кадровых перестановок, перехода на нефть и 15-дюймовые орудия, стали результатом бесед с лордом Фишером» [1220] .

– Общение с вами словно глоток свежего воздуха, – сказал он однажды адмиралу [1221] .

После начала Первой мировой войны Черчилль приложил недюжинные усилия, чтобы ввести Фишера в состав Адмиралтейства. Позже Черчилль назовет это назначение «одним из самых рискованных в моей карьере» [1222] . У него были основания для подобной оценки. Несмотря на семилетний период плодотворного общения, существовала вполне реальная опасность, что два джентльмена не сработаются вместе. Коллеги предсказывали, что «они станут спорить, кто из них „номер один“, и все закончится интригами друг против друга» [1223] .

Кроме того, против назначения Фишера были многие влиятельные люди, включая короля Георга V. Последний считал, что флот не доверяет 73-летнему адмиралу. Возраст также был помехой. Однако Черчилль не обращал на все эти факторы и мнения никакого внимания. Когда монарх посетовал, что напряженный график убьет лорда Фишера, Черчилль тут же парировал:

– Сэр, я не могу представить более славную смерть [1224] .

Кандидатура Фишера была утверждена 29 октября 1914 года.

В некоторых кругах Фишера называли «темным ангелом ВМФ» [1225] . Про весь флот сказать трудно, но то, что он сыграл определенную роль в отставке Черчилля с поста первого лорда Адмиралтейства в мае 1915 года, общепризнанный факт.

Вместе они проработали чуть больше полугода. Сказать, что это были непростые месяцы, – значит не сказать ничего. Фишер десять раз писал прошение об отставке. Пожалуй, самое точное определение диалектической составляющей их взаимоотношений выразил Рой Дженкинс: «Они были словно муж и жена, которые не могут жить друг без друга, но и вместе их жизнь также несносна» [1226] .

В 1930-х годах Черчилль напишет эссе, посвященное выдающемуся адмиралу. Рассуждая спустя годы о приходе Фишера в Военно-морское министерство, он будет акцентировать внимание на том благотворном влиянии, которое оказал адмирал в адаптивный период:

«Фишер принес с собой огромный напор энтузиазма к строительству боевых кораблей. Его основной талант проявился в качестве конструктора, организатора и вдохновителя. Его мало заботили сухопутные войска, ему нравилось попирать Казначейство в вопросе расходования денег. Его единственным посланием Адмиралтейству суровой критической зимой 1914 года было требование строить разнообразные боевые корабли – и как можно быстрее» [1227] .

С приходом Фишера изменился сам стиль работы ведомства. Он стал более жесткий, резкий, энергичный. Адмирал переключил на себя решение множества рутинных вопросов, предоставив Черчиллю возможность заняться стратегически важными делами.

«В результате активности Фишера Черчилль был свободен погрузиться в более масштабные тематики, не ограничивая себя деятельностью Адмиралтейства, – комментирует сэр Мартин Гилберт. – Национальная политика, стратегия, новые изобретения – все это возбуждало его ум, на все на это он хотел найти время. Присутствие рядом Фишера служило одновременно и облегчением, и стимулом. Он служил той искрой, которая способна была поджечь сотни фитилей» [1228] .

Пользуясь современной терминологией, адмирала Фишера можно смело отнести к категории защитников идей. По словам профессора Р. Л. Дафта, защитники идей представляют собой «наиболее эффективный инструмент перемен»; такие люди могут «оценить правильность и полноту реализации необходимых действий» [1229] . К аналогичному выводу приходят Дэниел Гоулман, Ричард Бояцис и Энни Макки:

«Лидеры, которые умеют инициировать преобразования, способны разглядеть необходимость в изменениях, бросить вызов устоявшемуся порядку вещей и отстаивать новый. Они могут убедительно выступать в защиту преобразований даже перед лицом оппозиции. Они умеют находить практические способы преодоления препятствий, стоящих у них на пути» [1230] .

...

Дэниел Гоулман, Ричард Бояцис и Энни Макки