Дуглас Норт, Джон Уоллис, Барри Вайнгаст Насилие и социальные порядки
Привилегии, права и динамика элит
жүктеу/скачать 2.01 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Истоки: проблема масштаба и насилие
- Динамика естественного государства: от хрупкого естественного государства к базисному
- Движение к зрелому естественному государству: беспорядки, организация и средневековая церковь
- Зрелые естественные государства: Франция и Англия в XVI, XVII и XVIII столетиях
- Естественные государства
- Приложение: останки скелетов и эмпирические результаты
Привилегии, права и динамика элитПример республиканского и имперского Рима ясно свидетельствует, что не существует телеологии, которая бы предопределяла прогресс от простых к более сложным естественным государствам. Нет силы, которая бы неизбежно двигала общества поступательно от хрупких к базисным или зрелым естественным государствам. Общества могут регрессировать, а могут и прогрессировать 69. Логика естественного государства позволяет понять, почему силы, действующие в государстве ограниченного доступа, не ведут к неизбежному прогрессу от простейших к более сложным формам социальной организации. Силы двойного баланса – важный элемент развития внутри естественного государства. Для того чтобы публичные организации государства стали более сложными, должны развиваться организации частного сектора. Развитие публичных и частных организаций должно происходить одновременно, включая степень специализации и разделения труда внутри и между организациями, возможность владеть и передавать недвижимое и движимое имущество, возможность отслеживать и документировать действия организации, степень, в которой используется внешнее принуждение к исполнению соглашения с помощью третьей стороны, а в достаточно крупных организациях – способность обеспечить исполнение соглашений с помощью третьей стороны внутри организации. С появлением базисного естественного государства из хрупкого государства поддержка организаций переходит к влиятельным членам господствующей коалиции. Элиты крайне заинтересованы в продвижении торговли и специализации, а также в разделении труда. Кроме того, как элиты, они заинтересованы определить свои привилегии в отношении друг друга. Изначально эти привилегии изменчивы и зависят от динамики коалиции. Однако если коалиция стабилизируется, создание институтов публичного права может отчасти стать механизмом разрешения конфликтов элит. Нашим третьим предположением будет следующее: Происхождение правовой системы связано с определением привилегий элиты . Правовые системы изначально возникают для обеспечения защиты уникальных и частных привилегий элиты, в том числе привилегий учреждать организации. Организации, сформированные элитами, нередко содержат элементы как публичных, так и частных организаций, как, например, манор в средневековой Англии или город в средневековой Германии. Ранние правовые формы могут быть надежными среди элит, в силу того что они персонально обладают силой и стимулами дисциплинировать друг друга, при необходимости даже незаконными средствами. Существование суда или законов для элит не означает верховенства права или беспристрастного принуждения к исполнению. Обхождение с влиятельными лицами, по всей вероятности, будет более благосклонным (как это отразилось в Салической правде). Если все же привилегией пользуются все элиты, не только стимулы всех элит уравниваются в поддержке этой привилегии, но и разделяемое понимание природы привилегии делает возможным трансформировать привилегию в право. Например, в средневековой Англии, как мы увидим в главе 3, все крупные феодалы обладали правом содержать в маноре свой собственный суд. Их права создали общую заинтересованность в поддержании этих судов (иногда в противоположность или в конкуренции с королевским судом). По мере того как элиты формируют более влиятельные организации, у элит возрастает уверенность в том, что соглашения, определенные внутренними правилами господствующей коалиции, будут исполняться. Более влиятельные организации предоставляют элитам как способность сохранять дисциплину в коалиции, так и стимулы для формирования общих институтов, поддерживающих их организации. Важное следствие возникает тогда, когда частные элитные организации обладают некоторой степенью независимости от государства и свободой действий, пусть даже и ограниченной. Когда организации элит обладают большей возможностью наказывать (или вознаграждать) государство за нарушение (соблюдение) своих обязательств, тогда естественные государства также более способны обеспечивать достоверные обязательства более сложных публичных организаций. В этом состоит позитивный аспект логики естественного государства. Если (и когда) у элит появляются ограниченные права создавать организации, базисные естественные государства подходят к зрелой стадии. Зрелые естественные государства не могут развиваться без более сложных частных организаций. Процесс трансформации привилегий элит в их права, поддерживаемый балансом политических и экономических интересов, не происходит автоматически, поскольку тем не менее остается в равной степени сильный и устойчивый мотив для элит превращать права в привилегии. Господствующая коалиция остается единой только в том случае, если возможно сохранить баланс экономических и политических интересов. Если меняются обстоятельства, что обычно и происходит, существует множество стимулов для перераспределения ресурсов или привилегий внутри коалиции, для того чтобы поддержать баланс. Но превращение незначительных предельных изменений в соглашения может быть сложным, если не невозможным делом. Когда фракция внутри коалиции становится более могущественной, она маневрирует чтобы получить больше ренты, или угрожает борьбой, или выходит из коалиции (возможно, вернувшись к сражению). Отношения внутри элиты всегда более или менее динамичны и никогда не бывают статичными. В процессе развития естественного государства они не сокращают неопределенности или динамики господствующей коалиции. Вместо этого они способствуют сохранению более сложных общественных и частных организаций элит, которые имеют больше возможностей для приспособления к меняющимся обстоятельствам, позволяющих обойтись без возвращения от прав элиты к привилегиям. Когда возникает необходимость в резких корректировках, в результате естественные государства скорее часто переживают частичное или nojfhoe разрушение господствующей коалиции, гражданскую войну, а не правовые изменения. В подобных обстоятельствах зрелые естественные государства могут быстро вернуться к социальным соглашениям, типичным для базисных или даже хрупких естественных государств. Истоки: проблема масштаба и насилиеДесять тысяч лет назад открытие земледелия и одомашнивание растений и животных положили начало неолитической революции. Рост городов, новые производственные технологии и новые формы социальной организации преобразили человеческие сообщества в последующие пять тысяч лет. Археологические раскопки свидетельствуют о появлении впервые в истории групп, состоящих из более чем нескольких сотен человек. Независимо от причин неолитической революции – изменения климата или генов, открытия земледелия или новой социальной технологии – нам следует разобраться, как в период от пяти до десяти тысяч лет тому назад общества смогли существенно вырасти. Более многочисленные общества требовали новых способов управления и контроля над насилием. Базисные социальные единицы в социальном устройстве обществ охотников собирателей (группы или семьи) включали обычно группы от 25 до 50 человек. Более крупные социальные единицы (племена, локальные группы или общины под руководством бигменов) достигали 500 человек. В каждом из способов организации социальных взаимодействий увеличивающийся размер активизирует растущий внутригрупповой конфликт. То, что Раппапорт называл «коэффициентом раздражения»: «…источники раздражения… растут быстрее, чем размер популяции. Если рост популяции линеен, рост различного рода разногласий… может быть грубо принят за экспоненциальный» (Rappaport, 1968, р. 116). Рост насилия и беспорядка, сопровождающий рост размеров группы, ceteris paribus, соответствует часто наблюдаемой положительной корреляции между уровнем насилия и численностью населения современных обществ 70. Численность в 25 и 200 часто повторяется в антропологических исследованиях. Как представляется, обычный размер базовой социальной группы охотников и собирателей составляет 25 человек (Kelly, 1995, р. 209–216). Агломерации из групп или семей часто составляли 200 человек. Такие категории, по Сервису (Service, 1971), как группа, племя, «вождество» и государство приблизительно соответствуют такого же размера группам, обычный же размер «вождества» составляет 1000. Джонсон и Эрл (Johnson and Earle, 2000, p. 32) видоизменяют классификацию Сервиса, выделяя семейные группы (включающие семью лагерь, се мью селение), локальные группы (ацефальные и с бигме ном) и региональные группы (как «вождество», так и государство). Верхний предел размера различных обществ связан с проблемами управления насилием 71. Несмотря на неоднозначность имеющихся свидетельств, по всей видимости, небольшие общества страдают от более высокого уровня насилия (Keely, 1996; LeBlanc, 2003; Steckel and Wallis, 2006). Несмотря на появление новых антропологических данных, еще слишком мало свидетельств о том, что на самом деле происходило пять или десять тысяч лет назад, чтобы сделать выводы о социальной организации неолитических обществ. Тем не менее в нашем распоряжении есть три набора доказательств, имеющие отношение к вопросу о социальной организации и масштабе. Результаты этнографических исследований небольших обществ представлены в изобилии в антропологических трудах. В них выявлено сходство в организации обществ, которые увеличиваются в размерах от локального до регионального устройства или от племен к «вождествам»*. К этой теме относится литература по структуре первоначальных («pristine») обществ, по первым крупномасштабным цивилизациям, появившимся в различных частях мира, по всей видимости, без внешнего воздействия (Trigger, 2003). Наконец, у нас есть основанные на археологических раскопках останков скелетов свидетельства снижения спровоцированного человеком насилия в обществах Нового Света (Steckel and Rose, 2002). Джонсон и Эрл (Johnson and Earle, 2000) сводят воедино факты по 19 исследованиям этнографии обществ по различным параметрам. Особый интерес вызывает переход от локальных к региональным группам, или от обществ под руководством бигмена к «вождествам». В обществах под руководством бигмена отдельное лицо или семья управляет группой и обладает большим богатством, однако подвержено существенным ограничениям со стороны более крупных групп. Бигмен управляет, формируя личных сторонников. Как правило, он обладает ключевыми привилегиями (или же выполняет функции) контроля торговли между своей и другими группами. Появление «вождества» влечет за собой более сложную форму политической экономики социальной организации. Эрл выделяет три типа власти – экономическую, военную и идеологическую – и утверждает, что «вождества» появляются, когда «материальные потоки политической экономии обеспечивают механизм, связующий источники власти вместе» (Earle, 1977, р. 207–208). Эрл говорит: Контроль над производством и обменом средств к существованию, а также благосостояние создают в вождест вах основу политической власти. Экономическая власть базируется на способности ограничивать доступ к ключевым производственным ресурсам или потребительским товарам… Контроль над обменом позволяет расширять экономический контроль над более широкими регионами… Настоящее значение экономической власти может быть в том, что материальные потоки, проходящие через политическую экономию, могут быть использованы вождем для подпитки и подкрепления альтернативных источников власти… (Earle, 1997, р. 7). Коалиция, которую возглавляет вождь и которая неизменно контролирует торговлю, отделена от простых людей при помощи некоторой формы социальной идентификации (важной функции идеологии). Насилие и принуждение являются неотъемлемыми элементами более крупных социальных групп, но группы удерживаются вместе не только боязнью принуждения, но и взаимными интересами (Earle, 1997, р. 106). Создание элит требует общественного конструирования социальных аспектов личности. Появление «вождеств», обществ из более чем тысячи членов, по видимому, связано с институтами, которые отражают логику естественного государства.
Появление социальной иерархии в ранних обществах произошло благодаря созданию привилегированных элит. Древние цивилизации не позволяют нам четко увидеть раннее развитие на заре неолитической революции, но они дают нам ясное представление о ранних естественных государствах. Все эти общества были теократиями 73. Все обладали взаимосвязанными сетями религиозных, экономических, политических, военных и образовательных элит. И в самом деле, во многих из них высшими руководителями были одновременно жрецы, воины, короли или князья. Как показал Сервис (Service, 1975), в любом государстве, которое управляется с помощью принуждения граждан и противников, всегда существует риск войны как против своих собственных граждан, таки против своих противников. Успешные общества «ведут мир» («wage peace»), по запоминающемуся выражению Сервиса. Сохранение мира подготавливает почву для появления среди населения убежденности в легитимности системы. Эти убеждения согласуются с положительными стимулами властных индивидов к сохранению мира, в противоположность обществам, где баланс террора является единственным средством обеспечения порядка. Идеология как в материальной культуре, так и в религиозных и образовательных организациях элит смыкается с логикой социального порядка. Отсюда следует, что «вождества» и государства обнаруживают черты организации естественного государства, а значит, уровень насилия в них должен быть ниже, чем в обществах охотников собирателей. Используя недавно разработанные судебно медицинские методы для заключения о существовании насилия среди людей на основании освидетельствования останков скелетов, Стекель и Уоллис (Steckel and Wallis, 2006) показывают, на примере Нового Света, что степень распространения насилия среди людей снижается по мере того, как растет размер населения. У живших в небольших группах охотников и собирателей показатель травматизма, вызванного человеческим фактором, был значительно выше. В приложении к этой главе мы суммируем результаты. Антропологические данные наводят на мысль, что растущий масштаб человеческих обществ связан с появлением социальных организаций, предполагающих логику естественного государства. Политическая экономия «вождеств» выражает логику естественного государства. Все первоначальные древние цивилизации были обществами с мощными теократическими иерархиями, в которых ограниченный доступ к экономическим, политическим, военным и религиозным функциям играл ключевую роль в идентификации социального аспекта элит. Свидетельства, полученные из останков скелетов, говорят о том, что по мере увеличения размера обществ насилие, вызванное человеческим фактором, снижается. Динамика естественного государства: от хрупкого естественного государства к базисномуКак хрупкие естественнее государства трансформируются в базисные естественные государства? Как общество, чье главное достижение состоит в удержании вместе господствующей коалиции, трансформируется в такое, где государство создает устойчивые институты, и под покровом государственной поддержки развивает экономику, образование и религиозные организации, которые поддерживают интеграцию общества в более крупное географическое и культурное пространство? Два исторических примера проиллюстрируют, как из хрупкого естественного государства образуется базисное: Мезоамериканская империя ацтеков (1428–1519) и Каролингская империя в Европе (751–840). Каждая из этих империй сформировалась в обществах, живших в тени исторического величия, где дезинтеграция и упадок длились несколько веков. Каждая из них быстро обрела могущество, которое, однако, сохранялось недолго. Ключевые сходные черты относятся к способам, которыми господствующая коалиция структурировала внутренние взаимоотношения, а также к тому, как использовались военные, экономические, политические, религиозные и образовательные институты и организации. Каждая империя строилась на существующем социальном материале, широко заимствовала предшествующие институты, проводя незначительные модификации, которые в корне изменили устройство социального порядка. И наконец, в каждой империи государство было единственной структурой, внутри которой организации могли получить поддержку. Это были по настоящему базисные естественные государства.
Основой мексиканского общества стали алыпепетлъ и калъпулли . Алыпепетлъ состоял из этнических государств, которые главным образом были организациями людей, контролирующих данную территорию. Калъпулли были составляющей частью алътепетля , чьи земли принадлежали знати, которая давала их в пользование членам калъпулли . Калъпулли служили единицей для организаций школ, храмов и военных частей 75. Мексиканской аристократией– пипилтинами –были первые семьи калъпулли , высшее политическое руководство. Тлатоани (правитель) выбирался из руководства калъпулли . Объединение в союз тепанеков дало мексикам возможность формировать собственную элиту, участвовать в военных кампаниях, приобретать административные и военные навыки. Мексики ходатайствовали перед городом Кулхауакан и союзом тепанеков, чтобы им предоставили правителя крови Толтеков. Первый тлатоани , Акамапичтли, прибыл в Теночтитлан около 1370 г. Прибыл ли он по просьбе самих мексиков или был навязан им тепанеками, неясно. За смертью могущественного лидера тепанеков в 1426 г. последовал период беспорядков. При вакууме власти коалиция трех городов государств – Тройственный союз Те ночтитлана, Тескоко и Такубы – нанесла поражение тепа некам в 1428 г. Тройственный союз всегда был коалицией. Несмотря на относительное господство мексиканских ацтеков внутри коалиции, союз сохранился до высадки испанцев в 1521 г. Южная долина была разделена на три региональных государства, каждое управлялось частью коалиции. В 1430 е гг. союз направил свои военные силы, чтобы завоевать другие города государства в южной части долины. Вожди ацтеков начали незамедлительно распределять земли завоеванных территорий среди правящей элиты, в особенности среди военных предводителей 76. Земля отошла тлатоани , военным воинам, и основным представителям аристократии {пипилтинам). Новая правящая группа была сформирована и называлась Совет четырех. Она состояла из всех членов императорской семьи, которые обладали исполнительной властью внутри государства и определяли преемственность после смерти императора. Религиозные и правительственные учреждения были реструктурированы, что отражало новый порядок. Между богатством, завоеваниями и землей упрочилась связь, в рамках которой небольшая господствующая коалиция мобилизовала экономические ресурсы общества как для обеспечения общественного порядка, так и для поиска необходимых средств для продолжения программы завоеваний. Три черты ацтекской системы представляют для нас особый интерес. Первая – использование религии. Ацтекские религиозные убеждения были укоренены в более широкой религиозной традиции Средней Америки. Ацтеки верили, что каждый день бог солнца прокладывает себе путь на небо, сражаясь со своими братьями звездами и со своей сестрой луной. Чтобы победить в этой схватке, солнце должно было быть сильным и полным энергии, а для этого оно нуждалось в чалчихуатле , драгоценной жидкости – человеческой крови (Cazo, 1958, р. 12–13). Если напитать солнце не удастся, то земля будет уничтожена. Растущее использование человеческих жертв подпитывало экспансионистские военные цели ацтеков и обеспечивало идеологические рамки для оправдания труда масс, даже если они не участвовали полностью в доходах (иначе земля будет уничтожена). Религиозная структура давала возможность господствующей коалиции определять себя. Важна и последняя особенность. Так как статусные изменения внутри ацтекского общества ассоциировались с ритуальным жертвоприношением, религиозная структура определяла то, кто обладает властью. Религия занимала одинаковую позицию и по отношению к аристократии–пипилтинам , – и по отношению к торговцам (это мы скоро обсудим). Вторая черта состоит в том, что доступ к политико ре лигиозной структуре требовал доступа к образованию. Ацтекские калъпулли традиционно включали в себя храм и школу, телпохалли , где юноши обучались военному искусству. Параллельная система школ для элит, кальмекак, прививала те же воинские навыки и ценности, но также обучала чтению «священных книг, изобразительному искусству, счету дней и лет, устройству праздников в честь богов, пению гимнов и пониманию того, что нужно высшим силам» (Leon Portilla, 1963, р. 134–152). Образование в кальмекаке было необходимым требованием для достижения высшего положения в элите. Комбинация религии, образования и политики создала господствующую коалицию с четкой идентичностью и понятными общими убеждениями, с сильным образованием и ограниченным доступом. Третья черта состоит в том, что ацтеки ограничивали доступ к экономической деятельности, наделяя правами и возможностями особую группу торговцев–почте ков . Почтеки обладали исключительными привилегиями на торговлю на больших расстояниях и предметами роскоши, они были организованы в гильдии, в каждой из которых существовали свои выработанные социальные отличия, обозначавшиеся в специальных привилегиях в одежде и поведении 77. В денежной системе ацтекской империи обязательные подати сочетались с рыночным налогообложением. Местные рынки сельскохозяйственных продуктов находились под контролем локальных элит, но контроль над движением товаров на большие рас стояния находился либо под прямым контролем со стороны государства в форме податных платежей, либо же под косвенным контролем государства, осуществлявшимся через сети почтекое и через формальное регулирование рынка заморских товаров и предметов роскоши (Hodge, 1996). Империя ацтеков имела в своем распоряжении рыночную экономику, однако государство приспособило рыночную экономику для нужд политической системы. Империя ацтеков создала сложные организационные структуры в политике, торговле, религии, образовании и армии. Отражая сущность базисного естественного государства, ни одна из этих организаций не существовала вне государства. Каролингская империя . История, институты, организации и культура Каролингов отличались от истории, институтов, организации и культуры мексиков. Тем не менее в этих двух примерах прослеживаются поразительные совпадения. Каролинги, как и ацтеки, использовали производительные силы организаций. Как и ацтеки, Каролинги создали организации только в рамках государства. Обе империи представляли собой базисные естественные государства. Упадку Римской империи на Западе сопутствовала серия варварских нашествий, начавшихся с готов в 376 г. и продолжившихся вплоть до 476 г., когда пал последний император. Относительно небольшое по сравнению с римским населением население варваров смогло переселиться и в конце концов установить контроль над стратегическими районами империи (Heather, 2006). К VIII в. варварские королевства заняли большую часть Западной Европы, некоторые остатки римской власти оставались в Италии, в папских государствах и в Равеннском экзархате 78. Католическая церковь сохраняла значительное влияние как в Италии, так и во многих частях Западной Европы, обращенных в христианство. Хаотическая и постоянно меняющаяся политическая карта Европы с 476 по 750 г. отслеживается в королевствах вестготов, вандалов, франков, ломбардов, саксов и фризов, во вторжении мусульман и в политических махинациях западной части Римской империи (Geary, 1988). Королевство франков было лишь одним из многих королевств, когда Карл Мартелл, впоследствии майордом, подчинил своих конкурентов в борьбе за власть среди франков, завоевал Фризию и отразил вторжение сараци нов в Прованс при Туре в 732 г. Карл умер в 741 г., оставив государство двум сыновьям – Кар ломану и Пипину. Когда в 747 г. Карломан удалился в монастырь, Пипин III получил единое руководство над королевством франков. Между тем папа римский держал в руках всю Италию. Ломбарды заняли большую часть Северной и Восточной Италии, и король Ломбардии пытался справиться с мятежными ломбардскими герцогами в Беневенто и Сполето. Византийская империя боролась с мусульманской экспансией на востоке средиземноморского региона и пыталась сохранить опору в Италии в форме Равеннского экзархата. Папа римский все еще номинально признавал византийского императора, а император все еще номинально признавал папу первым лицом церкви, но Восток и Запад продолжали раскалываться по доктринальным спорам. Папа римский столкнулся с (по крайней мере) четырехсторонней борьбой за власть в Италии. Как и в случае с ацтеками, приход Каролингов к власти начинался с союза. Перед лицом вторжения сарацинов Карл Мартелл объединился с папой римским. Несмотря на существование меровингского короля, в 751 г. папа согласился признать Пипина королем франков. Пипин скрепил союз и пришел на помощь папе римскому в Италии, послав армию осадить ломбардов, продвинувших свои войска к стенам Рима. В 754 г. «папа римский торжественно возобновил помазание королей на престол, которое Бонифаций пожаловал Пипину, и под страхом отлучения от церкви навсегда запретил франкам избирать короля не из наследников Пипина» (Pirenne, 2001 [1954], р. 225). Признав Карла Великого (сына Пипина) императором в 800 г., папа окончательно разорвал с Восточной империей и восточным императором. Объявив себя защитником католической церкви повсеместно в мире, Каролинги получили доступ в христианскую Европу, доступ, который Карл Великий мастерски использовал. При помощи дипломатии и военных действий Карл построил политическую коалицию, основанную на контроле за землей и личных обязательствах. Военная служба и землепользование сплелись, образовав основы феодальной системы. Интеграция Каролингов использовала механизмы естественного государства. Коалиция военных специалистов была экономически связана с землей через вассалитет. Карл даровал земли влиятельным лицам в обмен на личные услуги и обязательства (Bloch, 1961; Блок, 2003; Ganshof, 1968, р. 50–52). Другая коалиция – торговцев– была построена при помощи продвижения заморской торговли под протекцией и управлением императора 79. Торговые города были основаны в Кентовике и Дореста де. Продолжительные отношения между Карлом Великим и данами, например, возникли благодаря желанию Карла контролировать и поддерживать торговлю в Восточной империи и халифате Аббасидов (Hodges and Whitehouse, 1983, p. 111–122, 171). Альянс с церковью был составной частью экономической системы Каролингов. Заморская торговля концентрировалась в нескольких городах и в нескольких монастырях. Создавая благосостояние при помощи чеканки серебра и межрегиональной речной торговли внутри империи до утвержденных торговых центров, Каролинги получали экономический излишек в распоряжение каролингской коалиции (Hodges and Whitehouse, 1983, p. 171). Свидетельств того, что на протяжении VIII–IX вв. в Европе ра стет торговля, появляется все больше, и это была торговля, контролируемая государством (McCormick, 2001). Наконец, Карл Великий способствовал развитию системы образования для элит, и снова в союзе с церковью. Каролингский книжный ренессанс был церковным (Ullmann, 1969). Рост грамотности, распространение книг и становление образованной элиты были сосредоточены почти исключительно внутри церкви и ее структуры. Акцент на латыни как на письменном языке империи во времена, когда она уже сдала свои позиции в качестве языка разговорного, подчеркивал для большинства населения элитарную природу образовательной системы, ибо только элиты изучали латынь, только элиты имели доступ к государственной и церковной администрации, судам и деловым операциям. Империя Каролингов была базисным естественным государством. С современных позиций союз церкви и государства может Показаться странным и вынужденным. Наше внимание прежде всего привлекают политические, военные и экономические соглашения Каролингов. Определяющая характеристика базисного естественного государства – это все таки неспособность поддерживать организации вне государства. Коалиция естественного государства Каролингов соединила множество социальных элементов – политических, военных, религиозных, экономических и образовательных – в коалицию взаимосвязанных интересов, которые короткое время сосуществовали в одном большом географическом образовании, империи Каролингов. Однако даже после того, как политическое единство раскололось на более мелкие части, эта структура и в последующие шесть веков помогала поддерживать порядок в Европе. Хотя в нее входили многие организации и действующие лица, в истории Европы ключевое различие делается между церковью и государством. Как мы подчеркивали ранее, в базисных естественных государствах все организации существуют в пределах государства, таким образом, распутывание связей между церковью и государством в средневековой Европе показывает, как может быть структурировано базисное естественное государство, и приоткрывает завесу в понимании того, как в конечном итоге Европа выработала институты и организационные черты зрелого естественного государства. Фиггис дает ключ к пониманию средневекового общества: В Средние века церковь не была всего лишь одним государством из многих: она была образцовым государством. Государство или, скорее, гражданская власть (поскольку отдельное общество не получало признания) была не чем иным, как простым полицейским отделением церкви. Последняя унаследовала от Римской империи теорию об абсолютной универсальной юрисдикции высшей власти и преобразовала ее в доктрину plenitudo potestatis папы римского, который был верховным вершителем закона, источником благочестия, включая королевское благочестие, и единственным легитимным земным, источником власти, формальным, если не действительным создателем религиозных предписаний, университетских степеней, верховным «судьей и вершителем» среди народов, блюстителем международного права, мстителем за кровь Христову. Все эти функции ушли, и концепция всемогущества, которую декларировал папа, под предлогом, что каждое действие в том, что касается морали, может находиться в его ведении, теперь было встретила отклику государства в аналогичной концепции, согласно которой каждое действие, религиозное или другое, когда дело касается вопросаденег или контракта, должно стать прерогативой судов (Figgis, 1923, р.4). Что имел в виду Фиггис, когда утверждал, что церковь была образцовым государством? На одном уровне фактическое предоставление общественных услуг, которые мы ассоциируем с государством, осуществлялось как церковью, так и светскими политическими организациями. Церковь в основном отвечала за образование и социальное обеспечение (в различных видах, включая борьбу с бедностью, лечебницы, помощь при стихийных бедствиях и хранение продовольствия). Ответственность за отправление правосудия церковь делила со светскими властями. Собственность и управление землей, как с общеправовой точки зрения, выражаемой судами, так и в ежедневной деятельности по управлению политическими единицами, также делились церковью и светскими властями. После X в. церковь уступила полицейскую и военную власть светским правителям. На другом уровне церковь занимала важные позиции в организации политических сил, так же как светские властители занимали важные позиции в организации религиозной иерархии. К примеру, архиепископы Майнца, Трира и Кельна были среди тех, кто выбирал императора Священной Римской империи. Архиепископы и епископы Англии были членами палаты лордов. Церковь составляла первое сословие во Франции и вплоть до революции сохраняла независимость в фискальных отношениях с государственными финансами. Симметрично Карл Великий одобрял организацию, поддержку и защиту религиозных институтов своими вассалами. С точки зрения собственности для церкви под контролем и при поддержке светских дарителей было достаточно закономерным, что попытки реформировать систему приводили к столкновениям между церковью и светскими властями, наиболее ярким из которых был кризис инвеституры 80, который будет подробно рассмотрен нами в следующем разделе. Архиепископы и епископы назначались королями и обычными лордами. Также как архиепископы и епископы оказывали фискальное и политическое воздействие на светские власти, светские власти оказывали влияние на церковь. Невозможно понять европейскую историю от Карла Великого до Реформации без осознания взаимосвязанной и взаимозависимой природы церковных и светских элементов господствующей коалиции. Взаимозависимость светской и церковной власти постоянно порождала конституционные вопросы внутри церкви, внутри государства и в их взаимодействиях. Церковь нуждалась в установлении и поддержании вертикальной структуры власти между церковью в Риме и церковью в Европе. На каждом горизонтальном уровне внутри церкви структура власти должна была быть поддержана, включая папу римского и коллегию кардиналов в Риме, а также на уровне епископов, их епархий, кафедральных капитулов и коллегий каноников, на уровне отдельных приходов, аббатств и монастырей. Поскольку церковь и ее представители были крупными землевладельцами, игравшим центральную роль в распределении привилегий внутри местных светских государств, конституционные структуры на индивидуальном уровне были тесно связаны с политическими и другими светскими институтами и организациями. Движение к зрелому естественному государству: беспорядки, организация и средневековая церковьИстории ацтеков и Каролингов – это отправные точки для понимания того, как развивается зрелое естественное государство. Обе цивилизации возникли в условиях, где многочисленные маленькие общественные единицы конкурировали друг с другом за власть, ресурсы и безопасность. Это был мир, где условия часто менялись, правителей свергали, города разоряли, а население мигрировало. Это, конечно, нормальный мир для большего периода истории человечества. Даже в ацтекской Ме зоамерике большая часть населения жила вне империи и сталкивалась с войнами и беспорядками. Аналогично, несмотря на то что Каролинги объединили на время часть Европы, после смерти Людовика Благочестивого в 840 г. империя постоянно делилась на части и к 900 г. столкнулась с ситуацией, близкой к той, что имела место в 700 г. В росте размера обществ при ацтеках и Каролин гах или в уменьшении размеров и усилении беспорядков в Европе после 840 г. не было ничего предопределенного. Все естественные государства сталкиваются с проблемой сохранения своих господствующих коалиций, предоставляя отдельным представителям элит и организаций экономические и политические стимулы для сотрудничества друг с другом. В базисных естественных государствах все организации – политические, военные, экономические, религиозные и образовательные – тесно интегрированы в структуру господствующей коалиции. Для удобства историки и социальные исследователи часто отождествляют организацию армии с государством, но, как утверждает в отношении Европы Фиггис, церковь была такой же частью государства, как и военная сила. Как общество может развивать институциональную поддержку для организаций элит вне непосредственных рамок государства? Кроме того, когда возникают независимые организации элит и как возможно наделять их бессрочной жизнью? Сущность естественного государства состоит в личных отношениях. Правовая система не может обеспечивать соблюдение индивидуальных прав, если каждый индивид отличается от другого, если каждое взаимодействие между двумя индивидами в неравной степени зависит от их идентичности внутри господствующей коалиции. Следуя римским традициям, в Европе развивается как публичное, так и частное право 81. Частное право структурировало ограниченное число отношений между частными лицами, признанными субъектами права. Не все субъекты права пользовались одинаковой защитой закона, и право признавало несколько различных категорий субъектов права, таких как короли, знать и свободные люди. Публичное право структурировало отношения между и внутри организаций, в том числе в наиболее значимой организации общества – государстве 82. Как правило, учреждения публичного права были идиосинкразическими. Каждая организация публичного права, в соответствии с логикой естественного государства, обладала правами и имела. уникальные обязанности. Комбинация публичного права, которая создает и поддерживает организации, признанные юридическими лицами, и правил частного права в отношении взаимодействия людей делает возможным верховенство права для организаций. Взаимодействие организаций публичного права с оставшейся частью общества определяется как публичным правом (до момента, когда организации обладают особыми привилегиями), так и частным правом (до момента, когда организации выступают как юридические лица). Тесная интеграция церкви и государственных организаций при Каролингах сформулировала фундаментальную структурную проблему. Коронация Карла Великого не ответила на вопрос о том, кто кого возводит на престол, папа римский императора или же император папу. При первоначальных установлениях, при помощи которых католическая церковь стала в Римской империи государственной церковью, путаницы не возникало. Католическая церковь базировалась на римском праве, а именно на праве, приведенном в систему Юстинианом: Ecclesia vivit iure Romano, или «церковь живет согласно римскому праву» (Ullmann, 1975, р. 54). Кодекс Юстиниана начинается с закона Флавия Феодосия, который сделал христианство единственной религией империи. В римском праве император был источником закона и находился выше закона. Император был над законом и как частное лицо, и как социальная личность. В годы после падения империи церковь все более играла центральную роль в обеспечении порядка. Проблема была следующей: правовым основанием для власти папы римского был император. Если папа римский возводил императора и признавал его как законного императора, тогда правовое основание церкви исходило от императора как космократора – правителя мира – и пантократора – наместника Бога на земле. Как мог папа возводить императора, когда потом император возводил папу? Папа римский или император являлся пантократором (всевластным)? Карл Великий был коронован папой римским. Почитая церковь, он пришел на защиту папы в его борьбе с ломбардами. Он способствовал строительству соборов и поддерживал монастыри. Он даровал крупные куски земли церкви, конкретным церквам и монастырям. Он издавал документы и уставы, которые формально даровали освобождение от определенных налогов и предписаний для отдельных церквей или монастырей (Ganshof, 1968, р. 45–50). Карл Великий действовал по закону, принятому им и церковью. Карл также поощрял другую знать основывать церкви и следил за их дальнейшей поддержкой. Эта практика привела к появлению собственных церквей, в которых патрон назначал священника или епископа в обмен на постоянную поддержку патрона. Раздел империи в 840 г. и последующий распад Западной Европы, спровоцированный новой волной вторжения сарацинов и викингов, на некоторое время исключил вопрос о превосходстве папы или императора из повестки дня. Тем не менее проблема не исчезла. Основу правовой системы составляет определение прав и структур элит, а существующий в средневековой Европе закон для союза церкви и государства с самого начала обладал фундаментальными противоречиями. После возвращения мира в XI в. вопрос снова достиг апогея, став известным как кризис инвеституры. Григорий VII стал папой римским в 1073 г. Он был клю нийским монахом и реформатором, прославившимся уничтожением двух источников коррупции внутри церкви: симонии (продажи церковныхдолжностей заденьги) и конкубината (брака или сожительства священников с женщинами) (Ullmann, 1972, р. 129–131). Как и многие реформаторы, папа Григорий был обеспокоен тем, что церковь стала слишком близка к мировой господствующей коалиции. Реформа симонии нанесла прямой удар по системе «собственнических» церквей, посредством которой местные правители избирали местных епископов и священников. Система «собственничества» была неотъемлемой частью европейского базисного естественного государства, продвигаемой Карлом Великим. Реформы папы Григория имели серьезные последствия как для структуры самой церкви, так и для общества в целом. На наиболее заметном уровне кризис инвеституры имел отношение к покровительству и структуре взаимоотношений патрона и клиента внутри господствующей коалиции: кто – папа римский или же светские правители – будет назначать епископов, архиепископов и других членов церковной иерархии? Традиционные взгляды на этот кризис противопоставляют церковь государству, папу – священному римскому императору Генриху VI. Тем не менее кризис знаменовал более широкий конфликт внутри господствующей коалиции 83. Конфликт официально разрешился в 1222 г., когда была разработана более сложная процедура для избрания и рукоположения епископа, в ходе которой церковь номинировала, а император/король утверждал кандидатов. Церковь поразительным образом отреагировала на эти нововведения. Папа объявил себя не только епископом римским, но и наместником Христа 84. Когда папа утвердил свое право назначать епископов и архиепископов, он заявил о своих претензиях на более высокое положение, чем положение первого епископа среди равных ему: папа претендовал на прямую власть над всеми могущественными представителями церкви. Из за того что многие епископы держали свои земли и, следовательно, свое богатство как вассалы светских правителей, епископы имели противоречивые интересы и вассальную зависимость. Попытка папы расширить прямой контроль над всей администрацией церкви была прямой угрозой действующему альянсу, который большинство епископов и архиепископов поддерживали со светскими правителями. Назначение папы значительно снизило бы независимость как епископов, так и королей. Оно реструктурировало бы всю господствующую коалицию внутри Европы. Для того чтобы функционировать, церковь нуждалась в двух независимых конституционных структурах: одной– для вертикальных взаимоотношений на различных уровнях и другой – для горизонтальных отношений на всех уровнях. Горизонтальное устроение структурировало церковные епархии и другие корпоративные объединения церкви (аббатства, монастыри, университеты и ордена). Отношения между епископом и его епископатом влияли, например, на внутреннюю работу собора и епархии в целом, на то, когда и в какой степени епископ был вынужден искать поддержки и одобрения со стороны кафедрального капитула, для того чтобы принимать определенные решения. Это устроение также влияло на отношения между епархией и внешним миром в том, что касалось свобод и обязанностей епископа как представителя епархии. Наконец, оно влияло на процесс выбора епископов, когда освобождалась вакансия, и исполнение обязанностей епископа, когда его место пустовало (Tierney, 1955, р. 106–131). Если бы кризис инвеституры был только вопросом о том, кто – папа или император – должен назначать епископов, тогда был бы затронут только последний аспект горизонтального устройства. Тем не менее светская инвеститура также влияла на экономический и социальный статус епископа, так как система «собственнических» церквей давала епископам и епархиям контроль над землей и ресурсами, который светский правитель обязан был уважать. Таким образом, во главу угла встал вопрос об учредительной структуре епархии епископа и ее отношении к светским властям. Другая важная проблема касалась вертикали отношений папы римского, церкви в Риме (включая коллегию кардиналов), архиепископов и епископов: как должны были взаимодействовать эти части церкви? насколько независимым статусом обладал Рим по отношению к остальной церкви? Эта полемика велась внутри самой церкви, но она касалась всей структуры власти внутри европейского общества. Оставался вопрос, обладал ли папа как отдельное лицо свободой действий по отношению ко всей церкви или же существовала некая группа внутри церкви, которая обладала властью низложить папу, как в случае с папой еретиком. Довод, что высшая власть в церкви основывалась не на папе, а на генеральном совете, был предложен теоретиками, позже известными как концилиаристы 85. Стояла ли социальная личность папы с точки зрения соотношения идентичности и личности над законом или же она подчинялась ему? Стояла ли социальная личность епископа над епархией и кафедральным капитулом как корпоративным целым или же подчинялась им? В Средние века на эти вопросы не давалось четкого ответа, но некоторые аспекты активно обсуждались. В результате борьбы за инвеституру в церкви как организации появилась важная инновация. Были сделаны важные шаги, которые привели к учреждению самостоятельных органов управления внутри церкви. Корпоративная идентичность епархии укрепилась, хотя она никогда не была полностью отделена от идентичности ее епископа. Новшеством, изменившим корпоративную идентичность церкви, стал новый договор о собственности и об отчуждении церковного имущества. Начиная с XIII в. и далее стало общей практикой признавать, что владение церковной собственностью не закреплялось за индивидуальным лицом или епископом, не связывалось оно и с общественным статусом его должности. В частности, епископ давал клятву не отчуждать фискальные ресурсы церкви без согласия кафедрального капитула. Предвосхищая современные споры о собственности, контроле и фидуциарной ответственности, развитие канонического права начало идентифицировать интересы церкви как корпоративного органа в отношении к реальной собственности. Отдавая приоритет корпоративным интересам в вопросах собственности, церковь, congregatio fide Пит – объединение верующих, представляемое канониками кафедральных капитулов, – приобрела рычаг в лице епископа как лидера, а также контроль над епископами как представителями корпорации в более широком мире. Формализация процесса согласия и консультации между епископом и кафедральным капитулом создали организационную структуру, которая дала независимую жизнь корпоративному органу 86. Эта структура распространилась и дальше на всю структуру церкви, когда папы также начинали включать обещания не отчуждать церковную собственность во время присяги при вступлении в сан. В этих новых договоренностях проглядывают ростки элитной организации, независимой от государства, – общины или прихода, чья корпоративная идентичность была создана и связана с собственностью корпоративной группы. В XIII в. церковь не предоставляла свободу действий отдельным церквам. Епископы были столь важным могущественным элементом в политическом балансе того времени, что господствующая коалиция пока не пыталась лишить епископов источников их ренты. Отождествляя корпоративную идентичность отдельного собора с собственностью, которая приносила епископальную ренту, закон все же начинал выдавливать организацию церкви из структуры государства. Кафедральный капитул стал в ограниченном, но важном смысле самостоятельным корпоративным органом. Епархия начала становиться субъектом права, независимым от милости папы римского, епископа или короля. Подобно тому как Каролинги и папы заключали свои соглашения в классических формах римского права, так и Григорий VII утверждал, что его политика была законной. Кризис инвеститур обострил интерес к римскому и каноническому праву внутри церкви. Более того, претензии Григория в отношении светских сеньоров стимулировали развитие изучения гражданского права. Новые идеи о корпоративной идентичности церкви были встроены в публичное право церкви и государства. Как мы рассмотрим в главе 5, Канторович показывает, что светские правители во время своей коронации также начали давать обязательство не отчуждать общую собственность. Следующий большой конституциональный кризис случился в 1378 г. На протяжении семи десятилетий папский престол базировался в Авиньоне и, когда правящий папа умер, находился в процессе возвращения в Рим. Сначала коллегия кардиналов избрала папой Урбаном VI итальянца Бартоломео Приньяно. Несколько месяцев спустя коллегия кардиналов объявила, что ее принудили избрать Урбана под давлением и что она хотела бы изменить свое решение. Затем коллегия избрала французского папу, Клемента VII, быстро вернувшего папский престол в Авиньон. Церковь застряла в другой конституционной аномалии: у нее было два папы 87. Из за того что кризис инвеституры не урегулировал вопрос о том, кто обладал конечной властью принимать решения, касающиеся церкви во времена кризиса, – папа или Вселенский собор, церковь предстала перед дилеммой. Вопрос не был решен вплоть до Вселенского собора, созванного под давлением французского короля и кайзера Священной Римской империи, который собрался в Констанце в 1414 г. Собор в Констанце подтвердил, что в важных вопросах решения Вселенского собора обладают приоритетом перед решениями папы, и постановил, что отныне собор будет созываться регулярно. Кон цилиаристы праздновали победу, был утвержден новый конституционный строй церкви. Раскол вызвал конкретное восприятие церкви как корпоративного органа, независимого и потенциально самоуправляемого. Во времена кризиса конечная власть в церкви оставалась у общины верующих, congregatiofidelium, представленной Вселенским собором. Соборы представляли элиты – архиепископы, епископы, аббаты и кардиналы, – а рядовые прихожане не были представлены в них ни в каком отношении. И все же узнаваемая корпоративная сущность получила признание. Великий раскол стал конституционным кризисом. И хотя ключевой кризис произошел внутри церкви, он распространился на более широкое европейское общество посредством отождествления внутрицерковных фракций с фракциями в европейской политике. Тесные параллели между каноническим и гражданским правом могли бы внести новшества Констанцского собора в более широкую структуру господствующей коалиции в Европе. Церкви развивали корпоративную идентичность, независимую от государства, следуя принципам, принятым на соборе в Констанце. По иронии конституционные меры предосторожности Констанцского собора, хотя и тесно встроенные в каноническое право, не предотвратили восстановления папского могущества. Папы вскоре перестали созывать регулярные соборы. Папа не только оставался главой церкви, но и, будучи наместником Бога на земле, стоял над церковным законов. Фактическая концентрация власти папы и римской церкви стала мощной силой, приведшей к Реформации после 1520 г. Если бы решения Констанцского собора действительно стали каноническим правом, верховенство папы над законом было бы неконституционным. Решение этого вопроса нелегко далось католической церкви.
Предыдущая часть была посвящена церкви, поскольку в правовой и политической обстановке средневековой Европы организационные изменения в структуре церкви мгновенно переносились на все общество. Однако проблема гарантии организационной независимости для элит не была решена церковью. Это тонкий вопрос. В наших следующих примерах мы обратимся к Франции и Англии после XVI в. Во Франции XVI1 XVIII вв. усиливающаяся поддержка корпоративной идентичности организаций элит проходила плавно. Несколько французских корпораций тем не менее функционировали в стиле современного бизнеса. Корпоративная идентичность была создана для суда, муниципальных властей и внутриправительственных финансовых учреждений. Корпорации были центральными институтами в развитии французской экономики и политики. Франция была нацией независимых и различных географических единиц, каждая из которых имела свою историю, институты и отношения с центральным правительством. Корпорации обеспечивали важную составляющую, при помощи которой господствующая коалиция скрепляла отношения по всей стране благодаря четкому созданию ограниченных входных привилегий для корпорации. Корона создала ренты, которые в дальнейшем могли быть разделены с должностными лицами корпораций, а продажа и налоги с корпоративных должностей обеспечивали важный источник королевских доходов. Возвышение корпоративных групп было тесно связано с финансовой структурой французской короны 88. В обмен на создание корпоративных привилегий корона продавала должности внутри корпорации для представителей элиты. Должностные лица могли продавать свои должности или же передавать их потомкам в рамках сложного свода правил 89. Города были ключевыми корпорациями. Изучение города Лилль Боссенги (Bossenga, 1991) приоткрывает завесу над внутренней кухней корпораций в господствующей коалиции Франции XVII–XVIII вв. В 1667 г. Людовик XIV завоевал Валлонскую Фландрию и принял ключи от города Лилль. После переговоров с главами города Людовик подтвердил древние права и прерогативы Лилля и подписал договор о капитуляции, детализировав привилегии, дарованные городу. После восхождения Людовика XV в 1726 г. привилегии Лилля были подтверждены вновь, на этот раз после выплаты 703300 ливров, которую город расценил как нарушение тех самых привилегий, которые он приобретал. В 1774 г. Людовик XVI взошел на престол и, хотя он не принуждал Лилль к денежным платежам, взаимные клятвы и воздаяние почестей прежним привилегиям города его не слишком интересовали (Bossenga, 1991, р. 1–4). Как и большинство городов, Лилль обладал старинными привилегиями, которые наделяли город корпоративной идентичностью, возложенной на его ведущих граждан. Лидерство не было выборным, но определялось членством в корпорации муниципального правительства. Идентичность и корпоративные привилегии были устойчивы, но зависели от жизни и личности смертных владык города. В некоторых планах город представлял собой бессрочную организацию. Членство в муниципальной корпорации существенно увеличивало социальную значимость личности, но идентичность города самого по себе как корпоративного целого не зависела от индивидов, которые составляли корпорацию. Город мог занимать деньги по ставкам ниже, чем король. Находясь в непростом финансовом положении, король в принудительном порядке занимал у города, в основном предлагая к продаже новые позиции в муниципальных корпорациях. Городской совет вынуждали покупать новые должности при помощи заемных средств. Корона также налагала фискальные обязательства на город, как натуральные, вроде снабжения и квартирования войск, так и денежные, когда город был должен перечислять долю своих налогов в центр (Bossenga, 1991, р. 22–46). Такие муниципалитеты, как Лилль, находились на пол пути от бессрочного существования. Некоторые аспекты корпоративной идентичности Лилля существовали бессрочно, другие были объектом воли короля, а вся корпорация была потенциально зависима от доброй воли лично правителя. Признание того, что Лилль обладает старинными привилегиями, было молчаливым признанием того, что Лилль обладает собственной корпоративной идентичностью, независимой от короны. В обычные времена город и король стали бы договариваться об изменениях в соглашениях, но в тяжелые времена король обладал способностью изменить соглашение, односторонне манипулируя несколькими планами корпоративной структуры, такими как число позиций в корпорации. Король мог и признавал город Лилль и его привилегии, но это зависело от постоянно меняющихся обстоятельств как внутри, так и вне Франции. Таким образом, король не мог достоверно обещать соблюдать свои соглашения с Лиллем, он разорвал их, когда обстоятельства вынудили его к этому. В подобных условиях находились тысячи городов, судов и корпоративных единиц во Франции. С одной стороны, в 1700 г. Франция с корпоративной точки зрения была самым организованным обществом, которое к тому моменту истории знал мир. Тем не менее нужды Франции как зрелого естественного государства, коалиция интересов, зависящих от сил, находягцихся в постоянном движении, препятствовали обретению этими корпорациями бессрочного существования, совершенно независимого от короны. Эволюция корпоративных единиц в Англии шла по другому пути, чем во Франции. Англия также имела долгую историю предоставления льгот муниципалитетам и ремесленным гильдиям внутри них. Эти формальные единицы, наделенные льготами, обладали экономическими привилегиями и ограниченным доступом в нескольких различных измерениях 90. В середине XVI в. в Англии начали учреждать акционерные общества, крупнейшие из которых были вовлечены в заморскую торговлю и колонизацию. Первой была Русская компания 91, среди многих других за ней последовали Виргинская компания, Ост Индская компания, Компания Массачусетского залива и Компания Гудзонова залива. Это все были плоды естественного государства – организации, контролируемые элитами, которые пользовались в этом случае выраженной правовой поддержкой государства. Коммерческие и торговые интересы всегда были частью господствующей коалиции в Англии, но в XVI в. растущая значимость коммерции, как внутренней, так и внешней, породила смещение акцента внутри коалиции, от земельных интересов к торговым и промышленным интересам. Эти перемены не обошлись без кровопролития и беспорядков. Относительно столкновений, которые имели место в Англии XVII в., следует сделать два замечания. Первое: эти столкновения не были только между парламентом и королем, как утверждают многие труды по истории, а представляли собой борьбу между элементами в господствующей коалиции – в особенности по поводу торговых интересов, – которые стремились к большей власти и новым правилам, отвечающим их интересам. Второе: многие из новых правил, отстаиваемых коммерческими кругами, предоставляли большие права и имели форму безличности. Одновременно с требованиями более старых землевладельческих элит, которые стремились ограничить способность короля регулировать господствующую коалицию при помощи перераспределения прав на землю, новый торговый класс стремился больше обезопасить себя от произвольных решений короля, пытаясь приспособить коалицию к меняющимся обстоятельствам. Как и во Франции, институционализация безличных аспектов организации давалась непросто. Очень важно, что перспективы ограничить произвольные действия короля в XVII в. соответствуют нашим наблюдениям о римском императоре и папах, неподвластных закону. Как главы естественного государства все эти правители использовали свою силу для поддержки коалиции естественного государства. С современной, конституционной перспективы порядка открытого доступа это поведение выглядит произвольным, но с точки зрения естественного государства это поведение является логичным следствием поддержания коалиции естественного государства в меняющихся обстоятельствах 92. Естественные государстваПрогресс естественных государств предполагает возрастание сложности обществ, которые требуют все более сложных институтов, поддерживающих все более сложные организации. Во всех естественных государствах экономика – это продолжение политики другими сред ствами; экономические и политические системы тесно связаны, как и религиозные, военные и образовательные системы. Тесные взаимоотношения между церковью и государством в средневековой Европе – от Карла Великого вплоть до XVI в. – показывают тщетность попыток четко очертить правительства в естественных государствах и называть их государством. Власть в естественных государствах рассеяна. Мы указали на важность институтов, которые позволяют организациям элит как главным элементам двигаться от хрупкого к базисному и зрелому естественным государствам. Организации в хрупких естественных государствах всегда тесно связаны с могущественными индивидами. Внимание к личностной идентичности начинается с идентификации отдельных индивидов со специфическими привилегиями в господствующей коалиции. Господствующая коалиция – это организация организаций, с которой ассоциируются властные элиты. По мере того как общества переходят к базисным естественным государствам, эти идентичности начинают все меньше ассоциироваться с отдельными индивидами и все больше – с социальным аспектом личности, который начинает ассоциироваться с властными организациями. По мере того как общества переходят от хрупких к базисным естественным государствам, эти организации становятся все более ясными и определенными. Организации начинают институционализироваться. Этот процесс случается одновременно как в публичном, так и в частном секторе. В самом деле именно поэтому правительства в большинстве государств ограниченного доступа кажутся настолько коррумпированными наблюдателям из обществ открытого доступа. Самые важные организации базисных естественных государств тесно связаны с (частными) индивидуальными идентичностями элит, которые в них входят. Эти организации находятся на границе публичного и частного, личного и публичного. В зрелых естественных государствах появляются достоверные институты, которые обеспечивают верховенство права для организаций. По мере развития более сложных организаций, как внутри, так и вне формального правительства, начинает появляться различие между публичными и частными организациями. Первые шаги к веберовскому государству, или правительству с консолидированным, монопольным контролем над армией, совершаются в зрелых естественных государствах. Поддержание верховенства права для организаций элит оказывается невероятно сложным делом, и оно уже обеспечивает пороговые условия. Не существует никакой телеологии, которая толкала бы государства к последовательному переходу от хрупких естественных государств к базисным и зрелым. Динамика естественных государств – это динамика господствующей коалиции, часто пересматриваемая и гибко реагирующая на меняющиеся обстоятельства. Если приспособление к меняющимся обстоятельствам ведет к большей власти и рентам, основанным на персональной идентичности, то институты делаются более простыми, организации – менее развитыми, а общество смещается к той части континуума, где находятся хрупкие естественные государства. Если приспособление к меняющимся обстоятельствам ведет к большей власти, основанной на устойчивых соглашениях, институты становятся более сложными, организации – более развитыми, а общества смещаются к той части континуума, в которой находятся зрелые естественные государства. Не существует какой то обязательной логики, которая толкала бы государства в каком то из этих направлений. По мере того как управление становится более сложным и институционализированным в ходе развития естественного государства, они также становятся более устойчивыми к потрясениям. Зрелые естественные государства более стабильны, чем базисные естественные государства, которые более стабильны, чем хрупкие. Мы определили прогрессивное развитие естественных государств – хрупких, базисных, зрелых – в отношении организаций, которые они могут поддерживать. Параллельно с ростом организационной сложности происходит рост институциональной сложности. Рост способности управления государства так же важен, как и у частных организаций. Создание более сложных организаций, таким образом, требует, чтобы государство стало тоже более сложным, оно должно быть способно справляться с более серьезными задачами и брать на себя более достоверные обязательства, которые создают устойчивость и предсказуемость, включая появление верховенства закона. Базисные естественные государства более богаты организационно и более сложны институционально по сравнению с хрупкими естественными государствами. Они обладают большей специализацией и разделением труда среди организаций и институтов, что включает организации, специализирующиеся на торговле, образовании, религии, производстве (например, добыча полезных ископаемых) и налогообложении. Эти общества часто имеют ряд других институтов, таких как правила преемственности для определения следующего правителя, когда умирает действующий, институты распределения военной добычи и, возможно, официальное собрание, вроде кортесов или парламента, на котором знать ведет формальные переговоры с правителем. Базисные естественные государства также тяготеют к дифференциации публичного и частного права. Зрелые естественные государства еще более сложны в институциональном отношении, чем базисные. Для существования более широкого спектра частных организаций эти общества должны развить институты для лучшей поддержки частных организаций, включая правовую систему для работы с внутренними и межорганизацион ными контрактами, а также для создания более надежных обязательств по защите частных организаций от экспроприации со стороны государства и господствующей коалиции. Другими словами, в зрелом естественном государстве должны возникнуть более сложные правовые нормы. И поскольку верховенство права не может быть установлено распоряжением, которое легко нарушить, многие попытки усилить и расширить верховенство закона в базисном естественном государстве терпят провал. Институты, обеспечивающие эти услуги, должны быть также включены в государство и общество, защищая их от новых соглашений о привилегиях среди членов господствующей коалиции. Один из принципиальных институциональных вопросов, который возник в этой главе, касался проблемы сдерживания личной власти – ограничения короля законом. На уровне обществ глава господствующей коалиции – папа или католическая церковь, римский император или король европейских государств – отражает реалии естественных государств: правитель, как правило, стоит над законом. Это позволяет королю приспособить правила, привилегии, права и законы для соответствия нуждам коалиции по мере усиления и ослабления различных элит. Элитам, приходящим к власти, должны быть предоставлены большие привилегии и ренты, в то время как другие элиты теряют власть вместе с привилегиями и рентой. Правитель не свободен принимать решения по собственному усмотрению, но должен вместо этого пытаться сохранить коалицию, поддерживающую естественное государство. Неспособность так поступить грозит переворотами, гражданской войной и другими формами беспорядков. Правитель – не единственное лицо, стоящее над законом. Во многих естественных государствах эта проблема распространяется также на институты и организацию общества. Каким образом нужно ограничивать влиятельных представителей элит институциональными структурами, подчиняющими и связывающими их обязательствами с организациями, в которые они входят? Как епископ сдерживается кафедральным капитулом, граф – своим манором или лидер корпорации – ее уставными нормами, это важные вопросы для всего социального порядка. Вопрос ограничения власти правителя два тысячелетия беспокоил Запад. Главной особенностью примеров этой главы стало изучение появления двойной идентичности лидера – личной и общественной, посредством чего социальная идентичность начала предполагать серию обязанностей и ограничений для правителя (Kantorowicz, 1977 [1957]). Мы несколько раз вернемся к этому вопросу в последующих главах. Приложение: останки скелетов и эмпирические результатыРичард Стекель и Джером Роуз пригласили большую группу антропологов, экономических историков, демографов и историков медицины описать и проанализировать историю здоровья в Западном полушарии, используя данные изучения археологических останков скелетов (Steckel and Rose, 2002). Антропологи предоставили данные по нескольким скелетным показателям здоровья индивидов, которые жили в местах, разбросанных от Южной Африки до Южной Канады. Сводные данные включают сведения о 12 520 скелетах из 65 областей, представлявших население, которое жило с 4500 х гг. до н. э. до начала XX в. Некоторые области были исключены из статистического исследования, а по некоторым скелетам невозможно было оценить возраст или не имелось костей для изучения травм. Табл. 2.1 показывает оценку по инцидентам с насильственными повреждениями с нанесением травм головы или с травмами от оружия на выборке из 3431 коренных американцев. Расчеты сгруппированы по возрасту, месту и временному периоду, а также тому, относился ли найденный скелет к кочевой группе, деревне или городу (Steckel and Rose, 2006). Как ни странно, и наиболее низкие, и наиболее высокие показатели относятся к городским районам: это индейцы, проживавшие в доколумбовых городах, и чернокожие, проживавшие в городахХЕХв. Уровень насилия у доколумбовых охотников собирателей был почти вдвое больше, чем у американцев европейского происхождения. Травматизм был ниже у деревенских племен в раннюю доколумбову эпоху и самым низким в доколумбовых городах (тем’не менее относительно низкая доля мужчин среди умерших показывает, что уровень травматизма может быть недооценен вследствие захоронения мужчин в других местах). Останки скелетов дают ясную картину: переход обществ охотников собирателей к оседлым городским обществам сопровождался заметным снижением уровня насилия от рук человека. ТАБЛИЦА 2.1. Вероятность насильственных травм Ожидаемая вероятность, %РазмервыборкиГруппымужчин Ожидаемая вероятность, % Размер выборки
Группы мужчин
Доколумбова, охотники собиратели13,3971547,13Доколумбова, города1832,7048,63Ранний период после Колумба, деревня9,4867344,43 Доколумбова, охотники собира тели
13,39 715
47,13 Доколумбова, города 183
2,70 48,63
Ранний период после Колумба, деревня 9,48
673 44,43
7,25496Европейские американцы, города 7,25
496 18,5349,90511Афроамериканцы, города 18,53 49,90
511 Афроамериканцы, города Источник: Western Hemisphere database (Steckel and Rose, 2002). жүктеу/скачать 2.01 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|