Духоведение



бет8/9
Дата26.06.2016
өлшемі0.62 Mb.
#159018
түріРеферат
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Путь познания

Познания в области духовной науки, о которой говорит­ся в этой книге, может достичь каждый. Описания, подобные тем, что даются в этой книге, рисуют мыслительный образ высших миров. И в известном отношении они являются первым шагом к самостоятельному созерцанию. Ибо человек является мыслящим существом. И он может найти свой путь познания лишь тогда, когда он исходит из мышления. Когда его разуму дается картина высших миров, она не остается для него бесплодной даже в том случае, если в начале это лишь как бы повествование о высших фактах, созерцание которых еще не доступно его собственному зрению. Ибо мысли, которые даются ему, сами по себе представляют силу, которая продолжает действовать в мире его мыслей. Эта сила будет действовать в нем; она пробудит дремлющие задатки. Тот, кто думает, что излишне предаваться созерцанию подобного мыслительного образа, заблуждается. Ибо он видит в мысли лишь несущественное, абстрактное. Но в основе мысли лежит живая сила. И как для того, кто обладает познанием, она является непосредственным выражением того, что созерцаемо в духе, так в том, кому она сообщается, она действует как зародыш, рождающий из себя плод познания. Кто, пренебрегая работой мышления, захотел бы ради высшего познания обратиться к иным силам в человеке, тот упустил бы из виду, что именно мышление есть высшая из способностей, которыми обладает человек в чувственном мире. Итак, тому, кто спрашивает: как приобрету я сам высшие познания в духовной науке?, — надо ответить: прежде всего, изучай их по сообщениям других людей. И если он возразит: я хочу видеть сам, я не хочу ничего знать о том, что видели другие, на это ему надо ответить: именно в усвоении сообщений других и заключается первая ступень к собственному познанию. На это можно сказать но ведь тогда я вынужден сначала слепо верить. Но при сообщении дело идет вовсе не о вере или неверии, а лишь о непредвзятом принятии того, что слышат. Истинный духоиспытатель (Geistesforscher) никогда не говорит с ожиданием, что к нему отнесутся со слепой верой. Он всегда только имеет в виду: я пережил это в духовных областях бытия и я рассказываю об этих своих переживаниях. Но он знает также, что для другого человека восприятие этих переживаний и воздействие рассказанного на его мысли являются живыми силами для духовного развития.

То, о чем идет здесь речь, лишь тот увидит правильно, кто примет во внимание, как всякое знание о душевных и духовных мирах покоится в подосновах человеческой души. Вскрыто оно может быть через «путь познания». «Принять» же можно не только то, что открыто самим, но также и то, что открыто из душевных основ другим. Даже тогда, когда сам еще ничего не сделал для вступления на путь познания. Правильное духовное принятие пробуждает в незамутненном предрассудками уме (gemut) силу понимания. Бессознательное знание отзывается на духовный факт, найденный другим. И этот отзыв не есть слепая вера, но правильное проявление здорового человеческого рассудка. В этом здоровом понимании следовало бы видеть значительно лучший исходный пункт к самостоятельному познанию духовного мира, нежели в сомнительных мистических «погружениях» и т. п., в чем часто полагают обрести нечто лучшее, чем в том, что может признать здоровый человеческий рассудок, когда ему предлагается это подлинным духовным исследованием.

Невозможно переоценить то, насколько для желающего развить в себе высшие познавательные способности необходимо пройти через самую строгую работу мысли. Это следует подчеркнуть тем более настоятельно, что многие люди, желающие стать «видящими», как раз слишком низко ценят эту серьезную и самоотверженную работу мышления. Они говорят: не может же мне помочь «мышление»; все дело в «ощущении», в «чувстве» или в чем-либо подобном. На это следует возразить, что никто не может стать «видящим» в высшем смысле (т. е. по настоящему), кто перед этим не вработался в жизнь мысли. У многих неблагоприятную роль играет здесь известное внутреннее удобство. Они сами не сознают этого удобства, так как оно облекается в презрение к «абстрактному мышлению», к «праздной спекуляции» и т. д. Но как раз тогда и не ценят мышления, когда смешивают его с праздными, абстрактными измышле­ниями. Подобное «абстрактное мышление» легко способно убить сверхчувственное познание; мышление, исполненное жизни, может стать для него основой. Конечно было бы гораздо удобнее, если бы было возможно достигнуть высшего дара видения, избегая работы мысли. Этого как раз и желали бы многие. Но здесь нужна внутренняя твердость, душевная уверенность, к которым может привести только мышление. Иначе является лишь бесцельное мелькание и вспыхивание образов, сбивчивая душевная игра, которая хотя и может кому-нибудь доставить наслаждение, но не имеет никакого отношения к действительному проникновению в высшие миры. — Если мы дальше обсудим, какие чисто духовные переживания происходят в человеке, который действительно вступает в высший мир, то мы поймем также, что тут есть еще и другое. «Видящий» должен в душевной жизни обладать абсолютным здоровьем. И нет лучшего ухода за этим здоровьем, чем подлинное мышление. Это здоровье может даже серьезно пострадать, если упражнения для высшего развития не будут построены на мышлении. Как верно то, что здраво и правильно мыслящего человека дар ясновидения сделает еще здоровее, еще приспособленнее к жизни, чем он является без него, так же верно и то, что всякое желание развиваться при боязни усилия мысли, всякая мечтательность в этой области способствует фантазерству, а также неправильному отношению к жизни. Кто будет стремиться к высшему познанию при соблюдении сказанного здесь, тому нечего бояться; но оно допустимо только при этом условии. Это условие имеет дело только с душой и духом человека; говорить при этом о вредном в каком-либо отношении влиянии на телесное здоровье — абсурд.



Необоснованное неверие во всяком случае является вредным. Ибо в воспринимающем оно действует, как отталкивающая сила. Оно мешает ему воспринимать оплодотворяющие мысли. Для раскрытия высших чувств требуется не слепая вера, но это восприятие мира мысли духовной науки. Духоиспытатель подходит к ученику с требованием: не верить должен ты тому, что я говорю тебе, а мыслить это, сделать это содержанием твоего собственного мира мысли, тогда мои мысли уже сами будут действовать в тебе так, что ты познаешь их в их истине. Таков подход духоиспытателя. Он дает толчок, сила же истинного понимания поднимается из собственной глубины воспринимающего. И надо искать духовнонаучные наблюдения в этом смысле. Тот, кто твердо решил погрузиться в них своим мышлением, может быть уверен, что рано или поздно они приведут его к собственному созерцанию.

Уже в сказанном намечается первое свойство, которое должен развить в себе тот, кто хочет придти к собственному созерцанию высших фактов. Это есть беззаветная, непредвзятая отдача тому, что раскрывает человеческая жизнь или же находящийся вне человека мир. Тот, кто к какому-либо явлению мира подходит с суждением, взятым из своей прежней жизни, отгораживает себя таким суждением от спокойного всестороннего влияния, которое могло бы оказать на него это явление. Учащийся должен уметь в каждый момент стать совершенно пустым сосудом, в который вливается чуждый мир. Мгновениями познания являются лишь те мгновения, когда молчит всякое суждение, всякая критика, исходящая от нас. Например, когда мы встречаемся с человеком, дело вовсе не в том, мудрее ли мы его. И самое неразумное дитя может открыть нечто величайшему из мудрецов. И когда он со своим, премудрым суждением подходит к ребенку, тогда его мудрость, словно мутное стекло, встает перед тем, что должно ему открыть дитя1. Для этой отдачи откровениям чуждого мира необходима полная внутренняя самоотрешенность. И когда человек начинает испытывать себя, до какой степени обладает он этой отдачей, он придет к удивительным открытиям в самом себе. Тот, кто хочет вступить на путь высшего познания, должен упражняться в том, чтобы в любой момент уметь погасить себя, со всеми своими предубеждениями. И пока он погашает себя, в него вливается иное. Лишь высокая степень такой самоотрешенной отдачи делает способным к восприятию высших духовных фактов, которые повсюду окружают человека. Можно целеустремленно воспитать в себе эту способность. Например, стараться воздержаться от всякого суждения об окружающих людях. Погасить в себе мерило привлекающего и отталкивающего, глупого и умного, которое привык прилагать, и попытаться без этого масштаба понимать людей только из них самих. Лучше упражнения проделывать среди людей, к которым питаешь отвращение. Нужно попытаться насильно побороть это отвращение и предоставить непредвзято влиять на себя тому, что они делают. — Или же когда находишься в обстановке, которая вызывает то или иное суждение, то побороть суждение и непредвзято отдаться впечатлениям2. — Надо предоставить вещам и событиям больше говорить о себе, чем самому говорить о них. И надо распространить это также и на свой мир мысли. Побороть в себе то, что образует ту или другую мысль, и предоставить вызывать мысли только тому, что находится вовне. — Лишь когда подобные упражнения производятся со священной серьезностью и настойчивостью, они приводят к высшей цели познания. Тот, кто не придает значения этим упражнениям, ничего не знает об их ценности. Тот же, у кого есть опыт в подобных вещах, знает, что отдача и непредвзятость суть действительные источники силы. Подобно тому как тепло, собранное в паровом котле, преобразуется в двигающую силу локомотива, так упражнения в самоотрешенной духовной отдаче претворяются в человеке в силу зрения в духовных мирах.

Благодаря этому упражнению, человек делает себя способным к восприятию всего того, что его окружает. Но к этой способности восприятия должна присоединиться верная оценка. Пока человек еще склонен переоценивать самого себя в ущерб окружающему миру, до тех пор он заграждает себе доступ к высшему познанию. Тот, кто к каждой вещи или к событию внешнего мира относится с точки зрения той радости или печали, которую они доставляют ему, тот предается такой переоценке самого себя. Ибо из своей радости и своей печали он ничего не узнает о вещах, а лишь нечто о себе самом. Когда я чувствую симпатию к человеку, то, прежде всего, я чувствую лишь мое отношение к нему. Если в моем суждении, в моем отношении я нахожусь в зависимости исключительно от этого чувства радости, симпатии, то этим я выдвигаю на первый план свою личную природу; я навязываю ее миру. Я хочу, таким как я есть, включить себя в мир, а не принять мир свободно, предоставляя ему жить сообразно действующими в нем силами. Иными словами, я терпим лишь к тому, что соответствует моей личной природе. Ко всему же остальному я проявляю отталкивающую силу. Пока человек пленен чувственным миром, он с особой враждебностью отталкивает от себя все нечувственные влияния. Учащийся должен развить в себе качество относиться к людям и вещам сообразно их особенности, предоставить каждому действовать сообразно его ценности, его значению. Симпатия и антипатия, радость и печаль должны получить совсем новые роли. Не может быть и речи о том, что человек должен искоренить их, должен стать глухим к симпатии и антипатии. Наоборот, чем больше он разовьет в себе способность не сразу отвечать суждением или поступком на всякую симпатию и антипатию, тем более утонченную чувствительность разовьет он в себе. Он узнает на опыте, что симпатии и антипатии становятся высшего рода, когда он обуздывает в себе тот их род, который уже есть в нем самом. Самый несимпатичный предмет имеет в себе скрытые качества; он раскрывает их, если человек в своем отношении не следует своим себялюбивым чувствам. Кто работал над собой в этом направлении, тот воспринимает все во всех отношениях тоньше, чем другие, ибо он не позволяет себе становиться невосприимчивым. Каждая склонность, которой следуют слепо, мешает видеть в верном свете окружающие вещи. Следуя склонности, мы как будто врываемся в окружающее, вместо того, чтобы открыться ему и почувствовать его в его ценности.



И когда на каждую радость, и на каждое горе, на каждую симпатию и антипатию человек не будет более давать своего эгоистического ответа, своего эгоистического отношения, он станет также независимым и от сменяющихся впечатлений внешнего мира. То наслаждение, которое мы получаем от вещи, ставит нас тотчас в зависимость от нее. В вещи теряют себя. Человек, который сообразно сменяющимся впечатлениям теряет себя в радости или горе, не может идти путем высшего познания. Со спокойствием должен принимать он радость и горе. Тогда он перестает терять себя в них; зато тогда начинает он их понимать. Радость, которой я отдаюсь, поглощает мое бытие в момент отдачи. Но я должен использовать радость лишь для того, чтобы через нее прийти к пониманию вещи, которая доставляет мне радость. Для меня не должно иметь значения то, что вещь дает мне радость: я должен познать радость и через радость сущность вещи. Для меня радость должна служить лишь возвещением о том, что в этой вещи кроется свойство, способное доставлять радость. Это свойство должен я научиться познавать. Если я останавливаюсь на радости, если я всецело отдаюсь ей, то я являюсь лишь собой, изживающим себя; если радость является для меня лишь поводом пережить какое-либо свойство вещи, то этим переживанием я обогащаю мой внутренний мир. Для познающего наслаждение и страдание, радость и горе должны быть поводом, благодаря которому он учится у вещей. От этого исследующий не становится тупым к радости и горю; но он возвышается над ними, чтобы они раскрыли ему природу вещей. Тот, кто развивается в этом направлении, увидит, какими учителями являются радость и горе. Он будет чувствовать вместе с каждым существом и благодаря этому воспринимать откровение его внутреннего мира. Исследующий никогда не говорит себе только: о, как я страдаю, как я радуюсь, но всегда: как говорит страдание, как говорит радость. Он отдает себя для того, чтобы дать наслаждению и радости внешнего мира влиять на себя. Благодаря этому развивается в человеке совершенно новое отношение к вещам. Раньше на то или иное впечатление он отвечал тем пли иным поступком, потому что эти впечатления его радовали или доставляли печаль. Теперь же он позволяет радости и печали быть органами, посредством которых вещи говорят ему, какова их собственная сущность. Радость и горе из простых чувств становятся в нем органами чувств, посредством которых воспринимается внешний мир. Подобно тому, как глаз, когда он что-либо видит, не действует сам, но заставляет действовать руку, так и радость и горе не действуют сами в том, кто исследует духовное, поскольку он их применяет как средство познания, но воспринимают впечатления, и то, что мы узнали через радость и печаль, это и является причиной поступка. Когда человек обращает радость и печаль лишь в органы—проводники, тогда в его душе они строят те настоящие органы, посредством которых ему раскрывается душевный мир. Глаз может служить телу лишь потому, что он орган-проводник чувственных впечатлений; радость и горе развиваются в очи души, когда они перестают быть лишь чем-то самодовлеющим и начинают раскрывать нашей душе чужую душу.

Благодаря вышеуказанным свойствам познающий получает возможность без препятствий со стороны своей личности предоставить себя воздействию того, что реально существует в окружающем его мире. Но и себя самого он должен поставить в правильное отношение к окружающему его духовному миру. Ведь, как существо мыслящее, он является гражданином духовного мира. Он лишь тогда сможет надлежащим образом стать им, когда он будет, в момент духовного познания, давать своим мыслям направление, соответствующее вечным законам истины, законам страны духов. Ибо только таким образом может эта страна влиять на него и раскрывать ему свои факты. Человек не достигает истины, пока он предается лишь постоянно проходящим через его Я мыслям. Ибо тогда эти мысли принимают направление, к которому их вынуждает то, что они возникают в пределах телесности. Беспорядочным и спутанным является мыслительный мир человека, предающегося духовной деятельности, обусловленной, прежде всего, его телесным мозгом. Возникает одна мысль, обрывается, вытесняется другой мыслью. Тот, кто внимательно прислушается к разговору между двумя людьми, кто беспристрастно наблюдает за самим собой, может получить некоторое представление об этой, подобной блуждающим огням, массе мыслей. До тех пор, пока человек посвящает себя исключительно задачам чувственной жизни, его спутанное течение мыслей будет постоянно направляться на верный путь фактами действительности. Я могу думать самым запутанным образом: повседневность принуждает меня в моих поступках к закономерности, соответствующей действительности. Мои представления о городе могут быть самыми произвольными: если я захочу пройтись по городу, я должен буду сообразоваться с существующими фактами. Механик может входить в свою мастерскую с самыми хаотическими представлениями; законы его машин заставят его действовать должным образом. В пределах чувственного мира факты постоянно вносят свои поправки в мышление. Если я составлю себе ложное представление о каком-либо физическом явлении, или о каком-либо растении, действительность выступит против меня и исправит мое мышление. Совсем иное, когда я рассматриваю свое отношение к высшим областям бытия. Они раскрываются мне только в том случае, если я вступаю в их миры уже со строго упорядоченным мышлением. Там мое мышление должно дать мне правильное первое побуждение; иначе я не найду надлежащих путей. Ибо те духовные законы, которые изживаются в этих мирах, не уплотнились до физически-чувственного состояния, и потому не производят на меня вышеуказанного давления. Я могу следовать этим законам лишь в том случае, если они родственны моим собственным — законам мыслящего существа. Здесь я сам должен быть себе верным путеводителем. Таким образом, познающий должен сделать свое мышление строго упорядоченным. Понемногу его мысли должны совсем отвыкнуть следовать обыденному направлению. Они должны во всем своем течении принять внутренний характер духовного мира. Он должен быть в состоянии наблюдать за собой в этом отношении и держать себя в руках. Мысли не должны у него произвольно нанизываться одна на другую, но лишь так, как это соответствует строгому содержанию мира мысли. Переход от одного представления к другому должен соответствовать строгим законам мышления. Как мыслитель, человек должен являться как бы отражением этих законов мысли. Все, что не вытекает из этих законов, он должен запретить ходу своих представлений. Встретилась ему по пути излюбленная мысль — он должен отстранить ее, если она нарушает правильное течение. Если какое-нибудь личное чувство желает насильственно придать его мыслям направление, не вытекающее из них самих, он должен подавить его. — Платон требовал от тех, кто хотел поступить в его школу, чтобы сначала они прошли курс математического обучения. И действительно, математика с ее строгими законами, которые не следуют обыденному течению чувственных явлений, очень хорошая подготовка для ищущего познания. Он должен, если хочет продвинуться в ней, отказаться от всякого личного произвола, от всякого нарушения. Ищущий познания подготовляет себя к своей задаче тем, что он по своей воле преодолевает всякий самостоятельно проявляющийся произвол мышления. Он учится следовать исключительно требованиям мысли и он должен научиться так поступать в мышлении, которое должно служить познанию духа. Эта жизнь мысли сама должна стать отображением неизменных, математических суждений и заключений. Куда бы он ни шел и где бы ни стоял, он должен стремиться уметь мыслить именно таким образом. Тогда в него вливаются закономерности духовного мира, которые бесследно проходят мимо него и сквозь него, когда его мышление носит обыденный, беспорядочный характер. Исходя из верных предпосылок, упорядоченное мышление приводит его к самым сокровенным истинам. Подобные указания, однако, не надо понимать односторонне. Хотя математика и способствует хорошей дисциплине мышления, но можно придти к чистому, здоровому и полному жизни мышлению и не занимаясь математикой.

И того же, чего ищущий познания добивается для своего мышления, должен он добиваться и в своих поступках. Они должны следовать законам благородной красоты и вечной истины, вопреки мешающим влияниям со стороны его личности. Эти законы должны иметь возможность давать ему направление. Если он начинает делать что-либо, что он признал правильным, и если при этом не удовлетворено его личное чувство, все же из-за этого он не должен покидать пути, на который вступил. Но также не должен он и следовать ему лишь потому, что он доставляет ему радость, если он найдет, что это не согласуется с законами вечной красоты и истины. В обыденной жизни люди в своих поступках руководствуются тем, что их лично удовлетворяет, что приносит им плоды. Благодаря этому они навязывают течению мировых явлений направление своей личности. Они не осуществляют истинное, предначертанное в законах духовного мира; они осуществляют требования своего произвола. Лишь тогда действуешь в согласии с духовным миром, когда следуешь исключительно его законам. Из того, что совершается лишь из личного, не вырастают силы, которые могут заложить основание для познания духа. Ищущий познания не может только спрашивать: что принесет мне пользу, чем достигну я успеха, но он должен также быть в состоянии поставить вопрос: что я познал как благо? Отречение личности от плодов действия, отречение от всякого произвола: вот те строгие законы, которые он должен мочь себе предписать. Тогда он вступает на путь духовного мира, все его существо проникается этими законами. Он становится свободным от всякого давления со стороны чувственного мира: его Духочеловек поднимается над чувственной оболочкой. Так вступает он в развитие, направленное к духовному; так одухотворяет он себя самого. Нельзя говорить: что пользы мне в намерении всецело следовать законам истины, если быть может, я заблуждаюсь относительно этой истины? Все дело в стремлении, в образе мыслей. Даже тот, кто заблуждается, в своем стремлении к истине обладает силой, которая отклоняет его от неверного пути. Если он заблуждается, эта сила овладевает им и выводит его на верный путь. Уже отговорка: ведь я могу и ошибаться, — является разрушительным неверием. Оно показывает, что человек не имеет никакого доверия к силе истины. Ведь дело именно в том, чтобы он не вздумал ставить себе цели со своей эгоистической точки зрения, но чтобы он бескорыстно отдавал себя и предоставлял духу определять себе направление. Себялюбивая человеческая воля не может давать предписания истине; наоборот, сама эта истина должна стать властителем человека, должна проникнуть насквозь все его существо, сделать его отображением вечных законов страны духа. Он должен преисполниться этими вечными законами, чтобы излить их в жизнь. — Так же строго, как за своим мышлением, должен ищущий познания наблюдать и за своей волей. Благодаря этому он становится со всей скромностью — без гордости — вестником мира истины и красоты. И тем самым он возвышается до того, что принимает участие в жизни мира духа. Благодаря этому он поднимается с одной ступени развития на другую. Ибо нельзя достичь духовной жизни посредством одного лишь созерцания; ее надо достичь путем переживания.

Если ищущий познания соблюдает эти описанные законы, то душевные переживания, относящиеся к духовному миру, примут у него совершенно новый облик. Он не будет жить только в них. Они не будут больше иметь значения исключительно для его собственной жизни. Они разовьются в душевные восприятия высшего мира. Наслаждение и отвращение, радость и печаль претворятся в его душе в душевные органы точно так же, как в его теле глаза и уши живут не только своей собственной жизнью, но бескорыстно пропускают через себя внешние впечатления. И благодаря этому в настроение души, ищущей познания, вселяются покой и уверенность, необходимые для исследования в духовном мире. Большая радость уже не заставит его только ликовать, но сможет быть для него вестницей свойств мира, которые от него до сих пор ускользали. Она оставит его спокойным и благодаря спокойствию для него раскроются признаки существ, приносящих радость. Горе уже не наполнит его всецело только скорбью, но сможет рассказать ему, какие свойства имеет существо, причиняющее горе. Как глаз ничего не желает для себя самого, а только указывает человеку направление пути, по которому ему надлежит идти, точно так же радость и горе поведут душу верным путем. Это и есть состояние душевного равновесия, к которому должен придти познающий. Чем меньше радость и горе исчерпываются в волнах, которые они вздымают во внутренней жизни познающего, тем успешнее будут они образовывать глаза для сверхчувственного мира. Пока человек живет в радости и страдании, до тех пор он не познает через них. Когда благодаря им он научится жить, когда он высвобождает из них свое самоощущение, тогда они становятся его органами восприятия, тогда он видит, тогда он познает через них. Неправильно думать, что познающий становится сухим, бесстрастным человеком, не способным к радости и страданию. Радость и страдание живут в нем, но если он исследует в духовном мире — то в преображенном виде они стали «глазами и ушами».



Пока человек живет в мире личными интересами, до тех пор вещи открывают лишь то, что связывает их с нашей личностью. Но это их преходящее. Если мы сами удаляемся от своего преходящего, и нашим самоощущением, нашим «Я» живем в нашем пребывающем, тогда наше преходящее становится посредником; и то, что раскрывается через него, есть непреходящее, вечное в вещах. Это соотношение между вечным в нем (Seines eigenen Ewigen) и вечным в вещах должно быть твердо установлено у познающего. Еще прежде, чем приступить к другим упражнениям, вроде приведенных выше, и выполняя их, он должен устремлять свой разум на это непреходящее. Когда я наблюдаю камень, растение, животное, человека, я должен помнить, что в них во всех выражается вечное. Я должен мочь спрашивать себя, что живет, как пребывающее, в преходящем камне, в преходящем человеке? Что переживет преходящее чувственное явление? — Не надо думать, будто подобное направление духа к вечному уничтожает в нас чуткое (hingebungsvolle) рассмотрение и понимание повседневности и отчуждает нас от непосредственной действительности. Напротив. Каждый листик, каждая букашка откроют нам неисчислимые тайны, если на них будет устремлен не только наш глаз, но через глаз устремлен и дух. Каждый отблеск, каждый оттенок цвета, каждый звук останутся живыми и воспринимаемыми для чувств; ничто не утратится; только к этому еще присоединится безграничная, новая жизнь. И кто не может увидеть «самого малого», тот придет лишь к бледным бескровным мыслям, а не к духовному видению. — Все зависит от того образа мыслей, который мы усваиваем в этом направлении. Как далеко мы в нем продвинемся, это зависит от наших способностей. Мы должны лишь поступать правильно; остальное же предоставить развитию. Вначале для нас будет достаточно устремлять наше чувство к пребывающему. Именно благодаря этому, нам раскроется познание пребывающего. Мы должны ждать, пока нам не будет дано. И в свое время дается каждому, кто терпеливо ждет и работает. — Делая эти упражнения, человек вскоре замечает, сколь огромное превращение происходит в нем. Он научается определять большее или меньшее значение вещи лишь соответственно тому, каким познал он отношение этой вещи к пребывающему, вечному. Он приходит к иной оценке и иному почитанию мира, чем раньше. Его чувство становится в совсем иные отношения ко всему окружающему миру. Преходящее уже больше не привлекает его только ради себя самого, как это было раньше; оно становится для него еще и членом и символом вечного. И он научается любить это вечное, которое живет во всех вещах. Оно становится близко ему, как раньше ему было близко преходящее. И благодаря этому он не отчуждается от жизни, он лишь научается каждую вещь оценивать сообразно ее истинному значению. Даже суетная мелочь жизни не пройдет мимо него бесследно; но человек, ищущий духовного уже более не теряется в ней, а познает ее в ее ограниченной ценности. Он видит ее в истинном свете. Тот, кто захотел бы лишь витать в облаках и потерял бы из виду жизнь, был бы очень плохим познающим. Истинно познающий, благодаря ясному кругозору и правильному ощущению всего, со своей высоты сумеет найти место для каждой вещи.

Таким образом, познающему открывается возможность не следовать больше одним лишь неуправляемым влияниям внешнего чувственного мира, которые направляют его желание то в ту, то в другую сторону. Благодаря познанию он заглянул в вечную сущность вещей. Благодаря преобразованию своего внутреннего мира он обретает способность воспринимать эту вечную сущность. Для познающего получают еще особую важность следующие мысли. Когда он действует из себя самого, то он сознает, что действует, исходя из вечной сущности вещей. Ибо вещи высказывают в нем эту свою сущность. Таким образом, когда, исходя из этого вечного, живущего внутри него, он дает направление этой своей деятельности, он действует в духе вечного мирового порядка. Он знает благодаря этому, что не только вещи управляют им; он знает, что сам управляет вещами согласно заложенным в них законам, которые стали законами его собственного существа. — Эта деятельность изнутри может быть лишь идеалом, к которому стремятся. Достижение цели лежит в бесконечной дали. Но познающий должен иметь волю ясно видеть этот путь. Это есть его воля к свободе. Ибо свобода есть поступок из самого себя. А из себя смеет поступать лишь тот, кто побуждения к действию черпает из вечного. Существо не поступающее так, действует по иным побуждениям, чем те, которые заложены в самих вещах. Такое существо восстает против мирового порядка. И тогда этот порядок должен взять верх над ним. То есть: не может такое существо исполнить то, что предписывает своей воле. Оно не может стать свободным. Произвол единичного существа уничтожает себя самого последствиями своих поступков.

***

Тот, кто таким образом способен воздействовать на свою внутреннюю жизнь, продвигается в духовном познании со ступени на ступень. Плодом его упражнений явится то, что его духовному восприятию откроются просветы в сверхчувственный мир. Он научается понимать истины, относящиеся к этому миру, и путем собственного опыта получит их подтверждение. Когда эта ступень достигнута, тогда к нему близится нечто, что может стать переживанием лишь на этом пути. Неким образом, значение которого лишь теперь может стать ему ясным, он получает так называемое посвящение (инициацию) от «Великих духовных руководящих Сил человеческого рода». Он становится «учеником Мудрости». Чем меньше в подобном посвящении будут видеть нечто, заключающееся во внешних человеческих отношениях, тем правильнее будет составленное о нем представление. Здесь возможен лишь намек на то, что происходит тогда с познающим. Он получает новую родину. Благодаря этому он становится сознательным обитателем в сверхчувственном мире. Отныне источник духовного прозрения струится к нему из более высокой сферы. Теперь свет познания не светит ему извне; но он сам переносится в источник этого света. Загадки, которые задает мир, получают в нем новое освещение. Отныне он говорит уже не с вещами, которые созданы духом, а с самим созидающим духом. Тогда собственная жизнь личности в моменты духовного познания остается лишь для того, чтобы быть сознательным символом вечного. Сомнения относительно духа, которые прежде еще могли возникнуть в нем, исчезают; ибо сомневаться может лишь тот, кого вещи еще могут вводить в обман относительно господствующего в них духа. А так как «ученик Мудрости» может беседовать с самим духом, перед ним исчезает также всякий обманчивый облик, под которым он прежде представлял себе дух. Обманчивый облик, в котором себе представляют дух, есть суеверие. Посвященный выше суеверия, ибо он знает, каков истинный облик духа. Свобода от предрассудков личности, от сомнения и суеверия, — вот признаки того, кто на пути познания достиг ученичества. Нельзя смешивать это единение между личностью и всеобъемлющей жизнью духа, с уничтожающим личность растворением во «всеобщем духе». Такое «исчезновение» не может произойти при истинном развитии личности. И в отношении духовного мира она остается как личность. Происходит не преодоление личности, а ее наивысшее выявление. Если искать сравнения для этого слияния единичного духа со всеобщим духом, то нельзя для этого брать различные круги, совмещающиеся в один, чтобы в нем исчезнуть, но надо взять образ многих кругов, из которых каждый имеет совершенно определенный оттенок цвета. Эти разноцветные круги совпадают один с другим, но каждый отдельный оттенок сохраняет полностью свою сущность. Ни один не теряет полноты своих собственных сил.



Здесь не может быть дано дальнейшего описания «Пути». Насколько это возможно, оно дано в моем «Тайноведении», которое составляет продолжение этой книги.

То, что здесь сказано о духовном пути познания, можно, благодаря ошибочному пониманию, очень легко принять за совет, происходящий из тех душевных настроений, которые влекут за собой уклонение от непосредственного, радостного и деятельного переживания бытия. В опровержение этого необходимо подчеркнуть, что то настроение души, которое делает ее способной непосредственно переживать действительность духа, не может быть распространено на всю жизнь, как общее требование. Исследователь духовного бытия может приобрести власть над тем, чтобы приводить для этого наследования душу в необходимую отрешенность от чувственной действительности так, чтобы в общем эта отрешенность не делала бы его человеком, чуждым миру — А с другой стороны надо отметить, что познание духовного мира, и не только то познание, которое приобретается благодаря вступлению на путь, но также и то, которое приобретается через понимание духовно-научных истин непредубежденным здоровым человеческим рассудком, ведет к более высокому нравственному образу жизни, к истинному познанию чувственного бытия, к жизненной уверенности и к внутреннему душевному здоровью.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет