Эльвира Сарабья Актерский тренинг по системе Георгия Товстоногова

СВЕРХЗАДАЧА.

ТРЕНИНГ

СКВОЗНОГО

ДЕЙСТВИЯ

Событийный ряд пьесы в плотную подводит нас к определению сверхзада­чи.

В сверхзадаче, по мнению Георгия Алек­сандровича Товстоногова, заключена режис­серская концепция спектакля.

«Сверхзадача, — говорил он, — существу­ет в зрительном зале и режиссёру нужно ее обнаружить. Осознать сверхзадачу — значит осознать свою специфику, свою противопоставленность другим сферам. Это заставляет

Стр. 83

акцентировать абсолютность той черты, кото­рой данная сфера очерчена, Определяя не­обходимо учитывать и автора, и время созда­ния произведения, особенно классического, и восприятие его сегодняшним зрителем... Воп­лотить сверхзадачу—воплотить свой замысел через систему образных средств". [3]

Сверхзадачу иногда определяют как основ­ную идею пьесы. И это верно, с одной только оговоркой: идея — это не мораль. Очень легко спутать идею с моралью, нравственным вы­водом, который должен сделать зритель (а до него — режиссер и актеры) после знакомства с пьесой. Мораль всегда одинакова; сверхза­дача же может быть разной.

Как уже было сказано, выстраивание со­бытийного ряда — первый шаг к выявлению сверхзадачи. События, разворачивающиеся в пьесе, всегда ведут к какому-то результату, к какой-то цели. Эта цель и есть сверхзада­ча пьесы. Станиславский писал о сверхзада­че: «все, что происходит на сцене, в пьесе, все ее отдельные и малые задачи, все творческие помыслы артиста стремятся к выполнению «сверхзадачи пьесы». Сверхзадача и сквоз-| и >с действие — главная жизненная суть,

артерия, нерв, пульс пьесы... сверхзадача (хоте­ние), сквозное действие (стремление) и вы­полнение его (действие) создают творческий процесс переживания».

Определив конечную цель, к которой ве­дет событийный ряд, мы определим сверхза­дачу пьесы. Сделать это бывает не так просто. Очень часто конечное событие — развязку — путают с конечной целью. 'Иногда, действи­тельно, развязка пьесы совпадает с главной идеей; например, примирение Монтекки и Капулетти в финале спектакля «Ромео и Джу­льетта». Однако чаще всего финальное собы­тие не является конечной целью, но оно за­ставляет зрителя задуматься об этой цели, обнажает идею, заложенную в спектакль ав­тором и режиссером.

Определить сверхзадачу — значит проник­нуть в мир автора, узнать причины, которые заставили его написать эту пьесу. У многих ав­торов есть то, что называется «сверх-сверхзадачей» — то есть, главная идея не только дан­ного произведения, но и всего их творчества. Товстоногов считал, что знать сверх сверх задачу автора необходимо и каждому режиссеру, и каждому актеру. Без нее невозможно опре­делить правильную сверхзадачу пьесы.

Кроме сверхзадачи всей пьесы, существует сверхзадача роли, сверхзадача отрывка-сце­ны. Но все они, подобно матрешкам, укла­дываются в сверхзадачу пьесы. А сверхзадача пьесы всегда лежит в том же направлении, что и сверх-сверхзадача автора.

Сверхзадача — универсальный термин, ко­торый можно применять не только к драма­тическим произведениям. Всякое произве­дение искусства, даже прикладное, утили­тарное, несет в себе сверхзадачу. Существует сверхзадача симфонии, сверхзадача романа, сверхзадача картины.

Обратимся к примеру из живописи. В про­изведениях передвижников идея выражена зримо, в них литература непосредственно переходит в живопись, давая ей сюжетную конкретность. А есть произведения, каза­лось бы, совершенно отвлеченные, напри­мер, натюрморт. И все-таки они тонко, а по­рой и сильно эмоционально воздействуют на нас.

Меня поразила выставка «Русский натюр­морт». На картине изображен кусок хлеба, почти пустой стакан, письмо в конверте. Все это сдвинуто на край стола вместе с несвежей скатертью. И вы ощущаете, что человек, си­девший за столом (человека на картине, разу­меется, нет), только что в отчаянии покончил жизнь самоубийством. Натюрморт особенно будит воображение зрителя. Следовательно, и

Стр.88

натюрморт решает высокие идейные задачи искусства. В натюрморте идея опосредована, но она есть, и мы, глядя на полотно, совер­шенно безошибочно ощущаем особенности мировосприятия художника. [3]

Не бывает художественного произведения без сверхзадачи. Говоря словами Товстоного­ва, «сверхзадача пробивается через плоть лю­бого жанра к душе человека. Иногда она бы­вает усложненной, не явно выраженной, но все равно она есть».

Но можно сказать и больше: сверхзадача существует не только в искусстве. Есть сверх­задача и в жизни.

Как определить сверхзадачу?

Когда вы определили большой, средний и малый круг обстоятельств, выстроили це­почку событий, вам не составит большого труда выяснить, в чем заключается сверхза­дача пьесы. Товстоногов рекомендовал сво­им ученикам представлять пьесу в виде боль­шого литературного произведения—романа или эпоса. Пьеса — это сжатое изложение со­бытий, свершившихся в определенный пе­риод времени. Все, что происходило и про-

Стр. 89

По сути, определение кругов обстоятельств и событийного ряда пьесы — и есть создание «романа жизни». И.Р. Малочевская вспоми­нает, что Товстоногов сравнивал «роман жиз­ни» со взлетно-посадочной полосой аэро­дрома: такая полоса должна быть достаточно длинной, чтобы самолет смог как следует ра­зогнаться и набрать достаточную для взлета скорость. Точно также и «роман жизни» по­могает режиссеру и актерам «взлететь». А на­правление «взлета» осуществляется сверхза­дачей.

Стр.90

Я пытаюсь представить себе жизнь героев пьесы как жизнь реально существующих или существовавших людей. Мне важно, что с ними происходило до появления на сцене, что они делали между актами пьесы. Важно знать, что они думали. Больше всего мне хочется понять даже не то, что они говорят и делают, а чего они не говорят, чего они не делают, но хоте­ли бы сделать. [4]

Создание воображаемого «романа жизни» персонажа следует начать с воссоздания ре­ального «романа жизни» автора пьесы. Ведь, по словам Станиславского, «отдельные мыс­ли, чувства, жизненные мечты писателя крас­ной нитью проходят через всю его жизнь и ру­ководят им во время творчества. Их он ставит и основу пьесы и из этого зерна выращива­ет свое литературное произведение. Все эти мысли, чувства, жизненные мечты, вечные муки или радости писателя становятся осно­вой пьесы: ради них он берется за перо. Пере­дача на сцене чувств и мыслей писателя, его мечтаний, мук и радостей является главной задачей спектакля».

Товстоногов советовал — прежде, чем оп­ределять сверхзадачу пьесы и роли, поста­раться глубже проникнуть во все творчест­во автора, постичь его природу. Это сделать можно с помощью всего того, что «связано с моментом возникновения произведения.... нужно представить себе не только реальную социально-экономическую обстановку, в ко­торой жил автор, но и все стороны его уклада жизни, в том числе личной, и даже непремен­но личной жизни, то есть найти тот импульс, который способствовал возникновению дан­ного произведения. Этот им пульс может быть самым неожиданным.

Напомню воспоминания Куприна о Чехо­ве. Куприн приехал к очень больному Чехо­ву в Ялту. Чехов был в хмуром настроении. Целый день к нему рвалась какая-то писа­тельница, близкие ее не пускали. И вдруг

Стр. 92

Мария Павловна дрогнула и открыла пе­ред дамой дверь. Начались муки. Четыре ча­са женщина не уходила из кабинета Антона Павловича. Когда же наконец ушла, на Че­хова страшно было смотреть. Он не мог ни с кем разговаривать и ушел к себе. Куприн не спал всю ночь, он смотрел на окно Че­хова, где до утра горела лампа под зеленым колпаком. А утром Чехов прочитал близким рассказ «Драма».

У Куприна в воспоминаниях — грустная, драматическая история, а тот же самый факт, преломленный через призму чеховского юмо­ра, обернулся смешным рассказом, где нет и тени болезненного».

Сверхзадача всегда должна быть выраже­на в словах, водном коротком предложении, которое начинается со слов: «хочу стремить­ся к...». Важность точного определения сверх­задачи подчеркивал Станиславский:

Сквозное действие

Сверхзадача бывает двух видов: сверхзадача пьесы в целом и сверхзадача каждого персонажа в отдельности. Сверхзадача есть главная цель, которая заставляет персонажа действовать. А само внутреннее стремление персонажа к сверхзадаче называется сквоз­ным действием. Сквозное действие — то ос­новное действие, ради которого персонаж со­вершает все свои поступки. Сквозное дейс­твие, также, как и сверхзадачу, можно узнать, подробно прочитав «роман жизни» персо­нажа. Только после того, как мы узнаем, что представляет собой данный персонаж, в ка­ких обстоятельствах он действует, можно от­ветить на вопрос о его сверхзадаче и сквоз­ном действии.

Линия сквозного действия пронизывает все элементы роли, складывает их в единое целое. О важности сквозного действия Ста­ниславский говорил следующее:

Что такое «сверхзадача»?

Дайте определение следующим понятиям: «сверхзадача роли», «сверхзадача пьесы», «сверхзадача автора».

Как определить сверхзадачу?

Что такое «роман жизни» 1) персонажа; 2) ав­тора драматического произведения?

Что такое сквозное действие, и на что оно вли­яет?

Прочтите следующий отрывок из рома­на Ф. М. Достоевского «Идиот». Определите сверхзадачу и сквозное действие каждого из персонажей. Учитывайте не только тех дейс­твующих лиц, которые присутствуют при раз­говоре в данный момент, но и тех, кто действует

в рассказе князя Мышкина. Запишите выводы.

— Я видел смертную казнь, — отвечал князь.

• 
  Видели? — вскричала Аглая: — я бы должна была догадаться! Это венчает все дело. Если видели, как же вы говорите, что все время счастливо прожили? Ну, не правду ли я вам сказала?
  
• 
  А разве в вашей деревне казнят? — спросила Аделаида.
  
• 
  Я в Лионе видел, я туда с Шнейдером ездил он меня брал. Как приехал, так и попал.
  
• 
  Что же, вам очень понравилось? Много назидательного? Полезного? — спрашивала
  

— Я бы тоже глаз оторвать не могла, — сказала Аглая.

• 
  Там очень не любят, когда женщины ходят смотреть, даже в газетах потом пишут об этих женщинах.
  
• 
  Значит, коль находят, что это не женское дело, так тем самым хотят сказать
  

(а, стало быть, оправдать), что это дело муж­ское. Поздравляю за логику. И вы так же, ко­нечно, думаете?

• 
  Расскажите про смертную казнь, — перебила Аделаида.
  
• 
  Мне бы очень не хотелось теперь... — смешался и как бы нахмурился князь.
  
• 
  Вам точно жалко нам рассказывать, — кольнула Аглая.
  
• 
  Нет, я потому, что я уже про эту самую смертную казнь давеча рассказывал.
  
• 
  Кому рассказывали?
  
• 
  Вашему камердинеру, когда дожидался...
  
• 
  Какому камердинеру? — раздалось со всех сторон,
  
• 
  А вот что в передней сидит, такой проседью, красноватое лицо; я в передней сидел, чтобы к Ивану Федоровичу войти.
  
• 
  Это странно, — заметила генеральша.
  
• 
  Князь — демократ, — отрезала Аглая, — ну, если Алексею рассказывали, нам
  уж не можете отказать.
  
• 
  Я непременно хочу слышать, — повторила Аделаида.
  

одушевлялся), — действительно у меня мысль бы­ла, когда вы у меня сюжет для картины спрашивали, дать вам сюжет: нарисовать лицо приговоренного за минуту до удара гильотины, когда еще он на эшафоте стоит, пред тем как ложиться на эту доску.

— Как лицо? Одно лицо? — спросила Аделаида: — странный будет сюжет, и какая же тут картина?

• 
  Не знаю, почему же? — с жаром настаивал князь: — я в Базеле недавно одну такую картину видел. Мне очень хочется вам рассказать Я когда-нибудь расскажу... очень меня поразила.
  
• 
  О базельской картине вы непременно расскажете после, — сказала Аделаида, — теперь растолкуйте мне картину из этой казни. Можете передать так, как вы это себе представляете? Как же это лицо нарисовать? Так, одно лицо? Какое же это лицо?
  

если бы вы! Я тогда же подумал, что картина будет полезная. Знаете, тут нужно всё пред­ставить, что было заранее, всё, всё. Он жил в тюрьме и ждал казни, по крайней мере еще чрез неделю; он как-то рассчитывал на обыкновенную формалистику, что бумага еще должна куда-то пойти и только чрез не­делю выйдет. А тут вдруг по какому-то слу­чаю дело было сокращено. В пять часов ут­ра он спал. Это было в конце октября; в пять часов еще холодно и темно. Вошел тюрем­ный пристав тихонько, со стражей, и осто­рожно тронул его за плечо; тот приподнялся, облокотился, — видит свет: "что такое?" -"В десятом часу смертная казнь". Он со сна не поверил, начал было спорить, что бума­га выйдет чрез неделю, но когда совсем оч­нулся, перестал спорить и замолчал, — так рассказывали, — потом сказал: "Все-таки тяжело так вдруг"... и опять замолк, и уже ничего не хотел говорить. Тут часа три-че­тыре проходят на известные вещи: на свя­щенника, на завтрак, к которому ему вино, кофей и говядину дают (ну, не насмешка ли это? Ведь, подумаешь, как это жестоко, а с другой стороны, ей богу, эти невинные лю­ди от чистого сердца делают и уверены, что это человеколюбие), потом туалет (вы зна­ете, что такое туалет преступника?), нако­нец везут по городу до эшафота... Я думаю, что вот тут тоже кажется, что еще

бесконечно жить остается, пока везут. Мне кажется, он наверно думал дорогой: "Еще долго, еще жить три улицы остается; вот эту проеду, потом еще та останется, потом еще та, где булочник направо... еще когда-то доедем до булочника!" Кругом народ, крик, шум, де­сять тысяч лиц, десять тысяч глаз, — все это надо перенести, а главное, мысль: "вот их десять тысяч, а их никого не казнят, а меня-то казнят!" Ну, вот это все предварительно. На эшафот ведет песенка; тут он перед песенкой вдруг за плакал, а это был сильный и му­жественный человек, большой злодей, го­ворят, был. С ним все время неотлучно был священник, и в тележке с ним ехал, и все говорил, — вряд ли тот слышал: и начнет слу­шать, а с третьего слова уж не понимает. Так должно быть. Наконец стал всходить на ле­сенку; тут ноги перевязаны и потому дви­жутся шагами мелкими. Священник, долж­но быть, человек умный, перестал говорить, а все ему крест давал целовать. Внизу ле­сенки он был очень бледен, а как поднялся и стал на эшафот, стал вдруг белый как бу­мага, совершенно как белая писчая бумага. Наверно у него ноги слабели и деревенели, и тошнота была, — как будто что его давит в горле, и от этого точно щекотно, — чувс­твовали вы это когда-нибудь в испуге или в очень страшные минуты, когда и весь рас­судок остается, но никакой уже власти не

имеет? Мне кажется, если, например, не­минуемая гибель, дом на вас валится, то тут вдруг ужасно захочется сесть и закрыть гла­за и ждать — будь что будет!.. Вот тут-то, ког­да начиналась эта слабость, священник пос­корей, скорым таким жестом и молча, ему крест к самым губам вдруг подставлял, ма­ленький такой крест, серебряный, четырех­конечный, — часто подставлял, поминутно. И как только крест касался губ, он глаза от­крывал, и опять на несколько секунд как бы оживлялся, и ноги шли. Крест он с жадностью целовал, спешил целовать, точно спе­шил не забыть захватить что-то про запас, на всякий случай, но вряд ли в эту минуту что-нибудь религиозное сознавал. И так было до самой доски... Странно, что редко в эти самые последние секунды в обморок па­дают! Напротив, голова ужасно живет и ра­ботает, должно быть, сильно, сильно, силь­но, как машина в ходу; я воображаю, так и стучат разные мысли, все неконченые и, может быть, и смешные, посторонние та­кие мысли: "вот этот глядит — у него боро­давка на лбу, вот у палача одна нижняя пу­говица заржавела...", а между тем, все зна­ешь и все помнишь; одна такая точка есть, которой никак нельзя забыть, и в обморок упасть нельзя, и все около нее, около этой точки ходит и вертится. И подумать, что это так до самой последней четверти секунды,

когда уже голова на плахе лежит, и ждет, и... знает, и вдруг услышит над собой, как железо склизнуло! Это непременно услышишь! Я бы, если бы лежал, я бы нарочно слушал и услышал! Тут, может быть, только одна де­сятая доля мгновения, но непременно ус­лышишь! И представьте же, до сих пор еще спорят, что, может быть, голова когда и от­летит, то еще с секунду, может быть, знает, что она отлетела, — каково понятие! А что если пять секунд!.. Нарисуйте эшафот так, чтобы видна была ясно и близко одна толь­ко последняя ступень; преступник ступил на нее: голова, лицо бледное как бумага, свя­щенник протягивает крест, тот с жадностию протягивает свои синие губы и глядит, и — все знает. Крест и голова, вот картина, лицо священника, палача, его двух служителей и несколько голов и глаз снизу, — все это мож­но нарисовать как бы на третьем плане, в ту­мане, для аксессуара... Вот какая картина. Князь замолк и поглядел на всех.

Сходите куда-нибудь в компанию: на вече­ринку, в кафе или еще куда-нибудь, где мож­но понаблюдать за людьми. Выберите пару человек и на основе их внешнего вида,

манеры держаться, жестикуляции, интонаций голоса, придумайте для них «роман жизни». Определите сверхзадачу и сквозное действие для каждого из них в данный отрезок време­ни. Наблюдения запишите.