Эллинистически-римская эстетика I-II веков

"Одна из прекраснейших и труднейших задач критики текста заключается в том, чтобы гладкое чтение вульгаты (общераспространенного текста) заменить трудными для понимания и иногда испорченными текстами основных старых рукописей, - писал А.Герке в 1902 г.{86} - Именно потому, что исправления гуманистов и прочих ученых писателей часто выглядят поразительно хорошими и верными, они легко представляются остатками старой традиции и обманывают неопытного читателя, который не хочет отказаться от их блестящих вариантов и незнаком с широкой деятельностью, ученостью и остроумием византийских и западных гуманистов". Как должен поступать будущий издатель Лаэрция, показали, по мнению Герке, Кобет, Розе, Ницше, Роде, Дильс, Бонне, Ваксмут и Узенер, которые извлекли на свет три старейшие рукописи Диогена Лаэрция.

Например, в вульгате стих из IV 25 звучит следующим образом:

Прекрасно опочить в лоне (mychoisi) родной земли.

Однако все три рукописи дают здесь не mychoisi, a бессмысленное echthroisi ("врагам"). Как возникло это echthroisi? Еще Казобон заметил сходство всего стиха с переданным Стобеем стихом Еврипида "Да буду я скрыт и погребен в холмах (ochthoisi) родной земли". Можно не сомневаться, что стих Еврипида передан у Стобея безукоризненно точно и что первоначально у Диогена Лаэрция стояло именно ochthoisi. "Остатки" этого слова еще можно разглядеть в echthroisi старых рукописей. Напротив, mychoisi представляет собой лишь "очень осмысленную и метрически правильную поправку какого-то интеллигентного читателя, который не мог развязать узел, но разрубил его с достойным уважения остроумием". Герке дает в своей статье подробное описание имевшихся изданий и главных рукописей Диогена. В вульгате, говорит он, изменения и исправления часто встречаются именно там, где в рукописях существуют разночтения. Интересно, что в единичных случаях конъектуры вульгаты оказываются верными и подтверждаются вновь находимыми свидетельствами.

В целом статья Герке резко критикует ту работу по подготовке критического издания Диогена Лаэрция, которую вел Э.Мартини и которая, впрочем, так и не была им доведена до конца.

Рассуждения А.Герке еще раз подтверждают те неимоверные трудности, которыми отличается текст Диогена Лаэрция и которые, начиная с первого издания трактата Диогена и кончая изданиями, опирающимися на новейшие филологические методы, открывают широкие возможности для самых разнообразных текстовых изменений, всегда таящих в себе огромную опасность для всякого исследователя Диогена.
2. Э.Шварц

Предыдущие небольшие исследования касались по преимуществу отдельных вопросов. Первую и оставшуюся до сих пор непревзойденной сводку всех негативных оценок трактата Диогена Лаэрция представляет собой работа Э.Шварца, помещенная в "Реальной энциклопедии" Паули-Виссова в 1903 г.{87}

Минуя вопросы об имени Диогена Лаэрция, которых мы уже касались, анализ Э.Шварца можно представить в следующем кратком виде.

Работа Диогена Лаэрция дошла до нас в нескольких, сравнительно мало различающихся средневековых списках. "Жизнеописания" Диогена представляют собой, собственно говоря, лишь груду отрывков, записанных в беспорядке и разошедшихся в рукописях, по-видимому, еще до того, как они были организованы в нечто цельное. Благодаря Узенеру в какой-то порядок приведена X книга (об Эпикуре). Некоторые другие места у Диогена Лаэрция (например, II 87 и сл., с изложением учения киренаиков) до сих пор остается в хаотическом состоянии. Здесь еще очень многое предстоит сделать филологам и историкам философии. Несуразности, перестановки и вставки обнаружит любой читатель Диогена Лаэрция.

Многое, по Э.Шварцу, сделано для выяснения источников Диогена Лаэрция и для анализа отдельных частей трактата. По-видимому, собственно Диогену принадлежит лишь малая часть его. Остальное представляет компилятивный материал. Источником служат Плутарх, некий Миропиан Амастрийский (очень посредственный историк-компилятор), Эпиктет, Памфила, Фаворин, Теопомп, историк философии Диокл Магнесийский и многие другие, часто не называемые Диогеном Лаэрцием авторы.

В случае с письмами и учением Эпикура Диоген Лаэрций, по-видимому, просто в точности переписал имевшийся у него материал, не пропустив ни одной сноски и пометки на полях. Такие факты, как, например, многочисленные повторы при изложении изречений киника Диогена и в других частях сочинения, заставляют предполагать, что Диоген Лаэрций черпал свои сведения из более чем одного источника, причем не отредактировал получившийся у него пестрый текст. В результате появляются многочисленные искажения, например при изложении Аристотеля и Платона. Подобных мест у Диогена Лаэрция можно найти очень много. Иногда доксограф называет своим источником одного автора, а цитирует другого.

Во многих местах, изложив чье-либо учение, Диоген Лаэрций добавляет, что "то же самое говорит" и какой-то другой философ. По-видимому, речь идет о примечаниях, сделанных уже после написания книги при обнаружении новых параллельных материалов.

Поскольку отрывки из разных источников включались в общий текст без всякой переработки и объяснений, первоначальная связь идей утрачивается и ее удается восстановить лишь в случае, когда до нас дошли самые эти источники. Весьма вероятно, что Диоген Лаэрций использовал не только самостоятельных авторов, но и компилятивные сочинения, подобные его собственной книге, которые, безусловно, уже существовали к его времени.

"Сопоставление вариантов, гнезда цитат, нагромождение отрывков, - пишет Шварц, - столь же свойственны эллинистической биографии, как и мифографии и па-радоксографии; всем им свойственно также и своеобразное смешение обильной эрудиции и фантастической романистики; и формы всех названных жанров сложились уже в III в. до н.э., в эпоху Зенодота и Каллимаха".

Помимо известных жизнеописаний Платона, Аристотеля, Пифагора до нашего времени дошел ряд сведений об античных философах в папирусах Геркуланума, у Диодора Сицилийского, в "Строматах" Климента Александрийского, в "Опровержениях" Ипполита Римского, у Псевдо-Галена ("Философская история"), у Нумения и Аристокла в передаче Евсевия ("Евангельские приуготовления"), а также у безымянного доксографа, использованного Евсевием. В некоторых случаях эти сообщения совпадают с тем, что мы находим у Диогена Лаэрция. Особенно значительно совпадение со словарем Гесихия, хотя Гесихий, по-видимому, не мог заимствовать свой материал непосредственно у Лаэрция. Полностью проблему подобных совпадений смогло бы решить, как указывает Э.Шварц, лишь критическое издание всего Диогена Лаэрция.

Помимо различных биографических источников, Лаэрций имел, по-видимому, в своем распоряжении собрания изречений. Что касается доксографии, то Дильс показал, что в отношении досократиков Диоген пользуется ценным материалом, восходящим в конечном счете к Феофрасту. "Вступление" в изучение платоновских сочинений Диоген заимствует из какой-то неизвестной работы, которую использует платоник Альбин в своем "Прологе".

Диоген Лаэрций пользуется также "воспоминаниями" об учении Платона из числа тех, каких, по-видимому, существовало множество, а также псевдоаристотелевскими "диайрезисами" [32]. Кстати сказать, так называемые учения Аристотеля также, по-видимому, являются у Диогена Лаэрция позднейшей вставкой из какого-то автора, так как они следуют за перечнем работ и изречениями философа и та же тема повторяется после изложения этих учений. Поскольку киники, строго говоря, не имели собственной философии, но лишь разнообразные изречения, Лаэрций ограничивается изложением последних.

Стоики отражены у Лаэрция необычайно полно и богато. При изложении пифагорейского учения Диоген Лаэрций следует Александру ("Преемства философов", писатель века Суллы).

"Для Диогена Лаэрция характерно, - пишет Шварц, - что он проходит мимо пифагорейства императорского времени и обращается к такой доксографии, которая свободна от всякой мистики чисел и теологической морали. Можно спорить о том, многие ли в III в. н.э. были способны на столь холодное суждение, но бесспорно, что для Диогена было гораздо легче получить представление о тогдашнем новом пифагореизме, чем пользоваться этим документом давно забытого эллинистического синкретизма, так как книги Александра у него самого, наверное, не было".

Скептические учения изложены у Диогена с необычайной старательностью. По-видимому, фразу об Аполлониде Никейском в IX книге с добавлением перед этим именем слов ho per'hёmon ("наш") надо толковать в том смысле, что Лаэрций причислял самого себя к школе скептиков, что и объясняет его интерес к последней. Возможно, впрочем, что это у Диогена Лаэрция опять-таки только цитата из неизвестного нам источника (как и его энкомий, похвальное слово Эпикуру в X книге).

Неотредактированная, дошедшая до нас в виде разрозненных выписок книга Диогена Лаэрция принадлежит важной и длительной эллинистической традиции. Очевидно, беспристрастный и широкий обзор философских систем у Диогена Лаэрция служил некоторым антитезисом к доксографическим сочинениям Секста Эмпирика.

Стиль Диогена Лаэрция, по Э.Шварцу, продолжает эллинистическую филологическую традицию; в нем исчезает лишь тонкость и изящное смешение мудрости и остроумия, свойственное эллинизму, и он приближается уже несколько к педантизму поздней империи. Как автор Диоген Лаэрций способен, по-видимому, лишь на старательную компиляцию; в остальном он смешивает в одну кучу измышления Гермиппа и скрупулезные расчеты Аполлодора, доверяет грубейшим подделкам, приводит в огромном количестве тривиальные изречения и афоризмы. Вместе с тем Диоген Лаэрций никогда не ограничивается простым переписыванием какой-нибудь одной книги, проявляет серьезный интерес к документации, к названиям произведений, даже обладает определенным критическим чутьем при выборе материала. Биография Пифагора у Диогена Лаэрция лучшая из всех известных нам. Диоген Лаэрций с теплотой отзывается о подлинных философах, указывая на их "величавость" и "высокомудрие"; напротив, какие-нибудь Бион или Менипп неприятны ему. К его чести можно сказать, что, обладая огромной массой материала, он все же не увлекся составлением развернутого изложения основных положений философии наподобие тех, которые написали Памфила, Фаворин, Мирониан, Элиниан и др. Но при всем том Диоген Лаэрций остается, по мнению Э.Шварца, всего лишь педантом и компилятором.
3. П.Моро{88}.

Для жизнеописания Аристотеля главным и наиболее ценным источником Диогена Лаэрция был, по мнению П.Моро, Аполлодор (II в. до н.э.), использованный, правда, не непосредственно, а через какой-то его прозаический пересказ. Правда, в изложение Диогена вкралось несколько ошибок. Так, отъезд Аристотеля на Митилену упоминается прежде смерти Платона, хотя в действительности было наоборот. Дата бегства в Халкиду на деле является датой смерти Аристотеля. Неверно, что Александру было 15 лет, когда Аристотель стал его наставником. Есть и другие, менее важные ошибки.

Впрочем, Диоген, по-видимому, не следует хронологическому порядку в жизнеописании Аристотеля. Например, об основании Ликея он говорит намного ранее, чем следовало бы, если бы он придерживался хронологии. В целом "составные части серии экскурсов" у Диогена Лаэрция, говорит Моро, "перемешаны столь неудачным образом, что получается бессвязный и глупый текст". "Наивные ассоциации идей служили или должны были служить связью между изолированными материалами".

Диоген, несомненно, использует какие-то существовавшие до него биографии. Собрав достаточное количество выписок, он компилировал их. Затем на полях он вписывал дополнения, примечания, часто в виде кратких, едва понятных заметок. Однако окончательно отредактировать свой текст Диогену почему-то не удалось, и заключительный вид сообщил ей переписчик, распределив по своему усмотрению дополнения Диогена.

Но, какими в точности источниками пользовался Диоген Лаэрций, установить, по мнению Моро, невозможно. "Конечно, он не прочел всех авторов, которых он цитирует: и он старательно избегает упоминать тех, у которых он заимствует существенную часть своей информации". Так, Моро говорит (со ссылкой на Евсевия), что благодаря Аристоклу мы узнаем, откуда Диоген взял сведения о большом количестве посуды у Аристотеля и об его масляных ваннах (после которых масло якобы продавалось на рынке): это пифагореец Ликон, которого обличает во лжи Аристокл. По мнению Моро, нельзя придавать серьезного автобиографического значения подобным свидетельствам Диогена, потому что Диоген переписывает их вполне бездумно, ради пикантности и внешнего эффекта.

"Диоген пишет большое количество глупостей, не отдавая в них себе отчета, просто потому, что он дурно использует имеющийся у него материал. Походя будь сказано, очень возможно, что многочисленная посуда, найденная у Аристотеля после его смерти, служила просто для ежемесячных общих трапез его школы".

Этот автор уже упоминался у нас. Его перевод Диогена Лаэрция и предисловие к этому переводу представляют и более общий интерес. Мы узнаем, что о трактате Диогена Лаэрция знали Евстафий и Цец в XII в. Затем Диоген становится известен и на Западе. В XIV в. англичанин Вальтер де Барлей широко использует Диогена Лаэрция для своего латинского сочинения "О жизни и нравах философов". В XV в. появляется латинский перевод Амброзия. Наконец, в XVI в. в Базеле издается греческий оригинал. Ранние европейские историки философии (Стэнли, Брукер) начинают переписывать из Лаэрция большие куски в свои произведения.

Диоген Лаэрций, по Хиксу, производит впечатление автора "тщеславного и легковерного, много читавшего, поразительно старательного, с ненасытной любознательностью"{89}. Он цитирует 200 авторов, хотя неизвестно, скольких из них он читал сам. Основная масса его сведений была всеобщим достоянием в его время. Заслуга автора была в том, чтобы согласно моде эпохи заострить рассказ, найти в фактах как можно больше анекдотического, пикантного. Недаром Плутарх говорил, что незначительный поступок, реплика, жест часто обнаруживают характер лучше, чем целые осады или сражения и тому подобные великие подвиги.

Диоген Лаэрций некритичен, но его вымысел ненавязчив. Иногда он путается: смешивает Архелая с Анаксагором, Ксенофана с Ксенофонтом{90}, Протагора с Демокритом{91}. Хотя собственно философская проблематика часто отступает у Диогена Лаэрция на второй план, он все же дает очень подробное изложение учений киренаиков, киников, стоиков и скептиков. Биографии Пифагора, Платона и Солона у Диогена Лаэрция не уступают лучшим из известных нам античных биографий этих мыслителей.

В ряде мест трактата Лаэрций обращается к читателю в единственном числе. Очевидно, это обращение к той даме, интересующейся платонизмом, которой был посвящен весь труд (хотя самого посвящения по какой-то причине в нем нет). Согласно Хиксу, по крайней мере X книгу, если не всю свою работу, Диоген Лаэрций считал вполне завершенной. Хотя при настоящем состоянии текста, до его критического пересмотра, говорит Хикс, всякий перевод окажется преждевременным, однако, поскольку нельзя даже представить, когда этот пересмотр может закончиться{92}, перевод необходим уже теперь.
5. Карел Яначек

К.Яначек,{93} занимается сопоставлением текстов Секста Эмпирика и Диогена Лаэрция при изложении ими скептических учений. Поскольку Диоген Лаэрций ввиду крайне скудных сведений о нем остается до настоящего времени загадкой, Яначек предлагает новый метод его исследования, а именно "микроскопический" анализ его языка при сравнении его с каким-либо известным автором. Материалом для сравнения служит впервые обнаруженное Яначеком в параграфах 97-99 девятой книги трактата соответствие между Диогеном Лаэрцием и Секстом Эмпириком. Анализируемые тексты приводятся Яначеком дословно, с подробным разбором совпадений и разночтений. Вывод Яначека сводится к тому, что хотя изложение скептиков у Секста Эмпирика намного полнее, чем у Диогена, однако "тождественность или весьма близкое соответствие" Диогену Лаэрцию несомненны. К тому же стиль Диогена Лаэрция здесь отличается от стиля остальных книг. Весьма возможно, что Лаэрций воспроизводит какой-то оригинальный текст, сильно распространенный, но несущественно измененный в его главном содержании Секстом Эмпириком.

Таким образом, перед нами у этих двух авторов две ступени стоической доктрины.

"Диоген аккуратно сохраняет первую из них, тогда как Секст - по крайней мере нескольку это касается изученного текста - развивает и восполняет его формально, а также дает исторические примечания... Итак, мы обнаруживаем часть некоего старого скептического оригинала, из которого также и Диоген заимствовал свой материал либо непосредственно, либо в виде различных выдержек без всяких изменений"{94}.

Разумеется, наблюдения К.Яначека едва ли имеют какое-нибудь общее принципиальное значение, которое было бы характерно решительно для всего Диогена.
6. Антонин Коларж

А.Коларж{95}, исследующий источники Диогена Лаэрция, в отношении имени последнего не соглашается с мнением Э.Шварца в энциклопедии Паули-Виссова (причем сам Шварц следует Виламовицу-Меллендорфу), что это имя возникло как литературное прозвище из соответствующего гомеровского выражения. По Коларжу, следует остановиться на свидетельстве Стефана Византийского, который один раз называет Диогена ho Laertieus, что должно, по-видимому, означать "из города Лаэрты", причем Коларж пишет, что такой город есть в малоазийской Киликии.

Всего Диоген Лаэрций, как говорит А.Коларж, использует в своем труде около 1000 поэтических и прозаических свидетельств, называя по имени почти 250 античных авторов, начиная с VI в. до н.э. и кончая II в. н.э. В настоящее время можно считать установленным, что, хотя далеко не все материалы были доступны Диогену Лаэрцию в их первоначальном виде, он пользовался при этом, конечно, не одним, а многими источниками. Вопрос только в степени непосредственности этого использования. Уже в средние века Диогена Лаэрция называли не "писатель", а "чтец" (не имеет ли А.Коларж здесь в виду упоминавшегося у нас переводчика XV в. О.Амброзия?) или "извлекатель". В его распоряжении находилась обширная доксографическая и биографическая литература II в. н.э., и сам он не раз говорит, что определенные сведения ему приходилось подолгу "искать".

В расположении своего материала Диоген Лаэрций следует Сотиону ("Преемства философов"). Он аккуратно предупреждает читателя, в каком порядке будет идти последующее изложение, и всегда сдерживает свои обещания.

Среди других важнейших источников Диогена Лаэрция А.Коларж указывает следующих писателей: Гераклид (Лемб), живший около 150 г. до н.э. ("Сумма преемств" и его же приписывавшаяся Сатиру "Сумма жизнеописаний"); Гермипп (Смирнский, перипатетик), приверженец известного поэта Каллимаха, III в. до н.э., со своими "Жизнеописаниями"; Антигон Каристийский, у которого Диоген Лаэрций берет некоторые биографии из его "Жизнеописаний современных философов"; Диокл Магнесийский, около II в. до н.э., сочинения которого "Жизнеописания философов" и "Обозрение философов" использованы в VII книге; Фаворин, римский ритор II в. н.э., с его сочинениями "Разнообразная история" и "Воспоминания"; Аристипп "Младший" с его сочинением "О древней роскоши"{96}; свою хронологию Диоген Лаэрций часто берет у Аполлодора, II в. до н.э.

Из оригинальных философов, по Коларжу, Диоген Лаэрций хорошо знает Ксенофонта ("Анабазис"), историка IV в. до н.э., Тимея, которого он использует в восьмой книге. Неант, историк III-II вв. до н.э. ("О пифагорейцах"), приводится Диогеном в той же книге. Завещание перипатетика Стратона, ученика Феофраста, Диоген Лаэрций берет из собрания Аристона Кеосского (имеется в виду остров Кеос), однако неизвестно, откуда остальные пять завещаний, имеющихся в трактате Диогена.

Перечисление трудов Платона и Демокрита заимствовано Диогеном Лаэрцием, по Коларжу, из Трасила (I в. н.э.). Используется также "индекс писателей" Аристиппа (через Сотиона и Панэтия). Остается вопросом, каков у Диогена Лаэрция источник списков произведений Аристотеля, Феофраста, Хрисиппа.

Девять философских школ Диоген Лаэрций излагает по Гиппоботу, составителю описаний философов (предположительно III-II вв. н.э.), в соответствии с которым излагается и философия киренаиков. Эклектики описаны по Потамону ("Основания философии"). "Сумма" Феофраста и его же "Учения физиков" - источник для IX книги.

Доказывая, что идеи Платона заимствованы из мимов Эпихарма, Диоген Лаэрций дословно приводит сицилийского историка Алкима. В III книге Диоген следует якобы Аристотелю, что, однако, неверно. То, что говорится об Аристотеле в V книге, принадлежит, возможно, самому Диогену, хотя, по-видимому, написано им не без помощи Феофраста.

Диокл ("Обозрение философов") используется в сообщениях о кинике Антисфене, о нравственном учении киников, при изложении логики стоиков.

Этика стоиков представляет "тщательную и сведущую" компиляцию Диогена Лаэрция, как явствует из его собственного свидетельства.

"Преемства философов" Александра Полигистора использованы в VIII книге. Левкипп, Демокрит, а также Гераклит изложены по Феофрасту. Эпикур излагается непосредственно с использованием также "Жизнеописания Эпикура" Аполлодора.

Можно считать, по Коларжу, что Диоген Лаэрций использует источники непосредственно в том случае, если имя автора упоминается и в начале, и в конце приводимого места, например Деметрий Византийский, Алким, Аристотель, Александр Полигистор, Гермипп, Тимей.

В изложение Диогена Лаэрция включено 950 стихов, из них 238 - самого Диогена, 59 - скептика Тимона (из "Силл" и других произведений), 46 - Эпихарма при изложении Алкима, 25 - Солона, 20 - Каллимаха, 20 - киника Кратета, остальные из афинских поэтов, трагиков и комиков.

Исследование А.Коларжа является для настоящего времени последним и наиболее полным обзором источников Диогена Лаэрция.
7. Олоф Гигон

Книга Диогена Лаэрция, говорит О.Гигон{97}, своей видимой бессвязностью приводит в замешательство всякого внимательного читателя. Две представительные научные работы о ней - Э.Шварца в "Реальной энциклопедии" 1905 г. (к мнению Э.Шварца, что работа Диогена не завершена, присоединился В.Шперри) и Виламовица-Меллендорфа (1881) - делают проблему только еще более сложной. Работа Виламовица тем более не может считаться окончательной, что он в угоду Диогену "ощутительно насилует тексты" и не разъясняет, "какова же, собственно, была задача Диогена в его книге". По О.Гигону, недостает комментария, охватившего бы всю книгу Диогена Лаэрция с точки зрения единого целого. При этом проблему характера и качества материалов О.Гигон считает более важной для современного исследователя, чем проблему имен авторов, послуживших Диогену источником.

Для примера Олоф Гигон разбирает так называемое "Вступление" Диогена Лаэрция. Диспозиция "Вступления" представляется Гигону далеко не банальной. Его общий план таков: греческое происхождение философии, противопоставление "мудрецов" и "философов", разграничение ионийского и италийского преемств. После подробного изложения всего "Вступления" с его членением Гигон делает следующий вывод:

"Еще никто не искал у него (Диогена) литературного произведения искусства. Но мы зайдем слишком далеко, если назовем его книгу простой компиляцией и незавершенным конгломератом заметок. Конечно, он берет откуда-то на стороне и материал, и методику изложения. Но все же имеется некоторая методика, некая координатная сеть ключевых слов, в рамки которых так или иначе Диоген Лаэрций вносит свои заметки. И с исторической точки зрения речь идет не только о происхождении отдельных сведений, но в не меньшей мере - а иногда и в большей мере - о характере и происхождении самой этой сетки координат, которую задолго до доброго Диогена наметили более образованные, более умные и более смелые историки философии, чтобы ориентироваться в массе явлений".

Пытаясь узнать что-либо о Диогене Лаэрций, мы, по мнению Р.Женая{98}, "вращаемся в порочном круге, из которого нас сможет вывести лишь открытие новых документов".

"Работа представляет собой серию анекдотических рассказов о философах... и, даже когда автор исследует учения, он, за редкими исключениями, дает скорее резюме, чем серьезный критический разбор".

Женай считает, что научная ценность книги Диогена невелика.

"Документация, конечно, серьезна, но также и слишком громоздка... Диоген Лаэрций... цитирует документы один за другим такими, как он их нашел в других книгах, но без всякого метода и без малейшего критического чувства".

При всей претензии на соблюдение порядка в изложении материалов отдельного жизнеописания у Диогена часто проявляются крайнее смешение, повторы и непоследовательность (например, в жизнеописаниях Зенона и Пифагора).

"Таким образом, Диоген Лаэрций обычно ограничивается предварительной стадией того, что мы называем сегодня подлинно научным исследованием". Фактически то, что он нам дает, - это "каталог высказываний о философах". Причина этого - отсутствие порядка в голове автора, темный и тяжелый ход мысли. "Этот недостаток отягчается чрезвычайно разболтанным, путаным и монотонным стилем". Слова "говорится", "говорят", "говорит" повторяются у Диогена через каждые две или три строки. Он злоупотребляет формулой "его спросили...", "он ответил, что...". Его переходы чрезвычайно тяжелы, какофония его не отпугивает. Поверхностный характер его мысли явствует даже из синтаксиса: Диоген Лаэрций почти не употребляет подчинения, его предложения просто соположены (при помощи слова "говорят", союза "и" и т.п.). Это - "просто свидетельство примитивной мысли, неспособной связывать идеи и воспринимать причины и следствия".

Часто можно видеть, пишет Р.Женай, как Диоген затрудняется при изложении тех или иных философских учений, теряется, прослеживает идеи лишь до половины, удивляется тому, что он понял, и излагает тогда это уже со всеми подробностями, не щадя читателя. После неоправданно краткого изложения теории Аристотеля Диоген замечает, что можно было бы сказать еще многое, но было бы слишком долго все это перечислять. "Дело в том, что он просто не понял этих учений". На наше счастье, говорит Женай, непонимание учений Эпикура заставило Диогена Лаэрция целиком переписать его философские письма. Единственная область, где Диоген чувствует себя хорошо, - это мораль. "Он обладает воображением романиста и фантазера, а вовсе не философским умом. Киник Диоген для него более увлекательный персонаж, чем слишком глубокий Аристотель".

Однако Диоген Лаэрций часто высказывает и свои мнения, говорит о своих поисках тех или других материалов, иногда защищает или критикует описываемых им философов. Например, он сочувствует Сократу и не выносит Евдокса, Эмпедокла, Гераклита и Пифагора. Однако вряд ли можно обнаружить у Диогена Лаэрция самостоятельную философию. Скорее всего он был "светским человеком, которого история философии интересовала с анекдотической точки зрения".
9. Клаус Рейх

В предисловии к немецкому переводу Диогена Лаэрция, выполненному О.Апельтом, Клаус Рейх{99}, повторяя распространенные сведения о Диогене как о доксографе, напоминает, что в традиции эллинистической доксографии жизнеописание философа не претендовало на фактичность, а обладало первоначально характером саги. Только отдельные элементы рассказа имели под собой фактическое основание; целое же конструировалось по усмотрению каждого. У Диогена явные остатки такой "саги о философе". "Историк" и поэт соединяются в нем. Как ни беспомощны его стихотворения, они все же ясно указывают, к какой сфере принадлежал их автор.

Выделение Платона и Эпикура в отдельные книги сообщает всему произведению особенный, ярко выраженный характер, тем более что такое размещение акцентов в эпоху Диогена, эпоху комментирования Аристотеля, было далеко не тривиальным. Эти акценты, пишет Рейх,

"определяют такое понятие философии, для которого характерным является: скептицизм по отношению к авторитарным учениям, земная жизненная мудрость как исходная точка, высокая оценка природной радости жизни и избежание всяческой внушающей священный ужас тайны. Со времен позднего гуманизма до Канта и его внучатых учеников даже это неоригинальное изложение Диогена Лаэрция действовало в Европе как хранитель понятия философии как свободной духовной культуры, свободной в противоположность таким устремлениям мысли, которые предполагают веру в гармонию между философией и откровением".

Нечего и говорить о том, что общее мнение филологов, и старых и новых, включая не только последнее столетие, но и последнее десятилетие, в отношении историко-философских методов Диогена Лаэрция весьма отрицательное. Диоген приводит массу всяких источников для своего изложения, и почти всегда с указанием используемого им автора и с приведением названия его труда. Но слишком часто у современного филолога возникает вопрос о том, читал ли сам Диоген Лаэрций все эти источники или знал о них только по слухам, буквально ли списывал эти источники или как-то их видоизменял, старался ли быть в этих вопросах точным или всякой такой точностью пренебрегал.

Обычно исследователи античной философии как-либо классифицируют все эти источники, которыми приходится пользоваться современному ученому при реконструкции плохо дошедших до нас философов и при общенаучном стремлении понять и хорошо дошедших философов в их сущности и оригинальности. Диогена Лаэрция очень трудно включить в какой-нибудь из этих обычно формулируемых разделов античных источников.

Три несомненных факта резко отличают концепцию Диогена Лаэрция.

Во-первых, среди позднейших античных авторов - историков античной философии выдвигаются на первый план те, которые излагают нам историю античной философии в ее идейном содержании. Кое-где этих философских идей Диоген Лаэрций, несомненно, касается. Но сказать, что его изложение преследует проблемные цели, никак нельзя.

У нас есть сведения об античных источниках, излагающих античную философию именно проблемно (знаменитый перипатетик Феофраст, псевдо-Плутарх с его трактатом о древних натурфилософах, Стобей, Феодорит Кирский, Немезий Эмесский, Аэций, псевдо-Гален и Ипполит Римский). Но у Диогена Лаэрция всякая проблемность настолько пересыпана посторонними материалами, биографиями, анекдотами, афоризмами, остротами, что его трактат никак нельзя причислить к этой группе наших источников для истории античной философии.

Во-вторых, намечается еще и другой ряд первоисточников, которые либо излагают нам историю античной философии по школам (Сотион Александрийский, Гераклид Лемб, Антисфен Родосский, Александр Полигистор, Иасон Родосский, Филодем Гадарский, Никий Никейский, Диокл Магнесийский), либо даже с подразделением тех или иных школ и направлений (Эратосфен Киренский, академик Клитомах, стоик Панэтий, эпикуреец Аполлодор, Арий Дидим, перипатетик Аристокл, Цицерон во многих местах своих произведений).

То, что Диоген Лаэрций делит или, вернее, пытается делить античную философию на отдельные школы, или то, что он не прочь указывать иной раз и те или иные оттенки в отдельных школах, это мы встречали в нашем исследовании Диогена достаточное число раз, но также ясно и то, что Диогена никак нельзя зачислить ни в тот, ни в другой раздел первоисточников ввиду чрезвычайной неравномерности, разбросанности, противоречивости, а иной раз даже какой-то случайности и сумбурности всего его изложения. Диоген Лаэрций меньше всего способен к логическим расчленениям и уточнениям, ему чужд дух упорядочения, синтеза или какой-нибудь системы.

В-третьих, еще говорят о критической тенденции некоторых наших источников вроде Плутарха, Галена или Секста Эмпирика, но все подобного рода писатели, которые являются для нас первоисточником при изучении древней философии, всегда имели какое-нибудь свое мировоззрение, с точки зрения которого и излагали древних философов, давая им ту или иную критическую оценку.

Но, кажется, своим исследованием мы достаточно доказали, что никакого такого ярко выраженного мировоззрения Диоген Лаэрций вовсе не имеет. Как мы видели, у него можно найти лишь стремление излагать одних философов слишком подробно, других кратко, а третьих совсем не излагать, ограничиваясь только приведением их имен. Поэтому если Диоген Лаэрций не очень отчетливо мыслит себе отдельных философов, то тем более критиковать их ему совсем не по силам.

Остается еще одна, по счету уже четвертая, разновидность первоисточников. Она восходит к другому ученику Аристотеля, а именно к Аристоксену, и продолжена далее александрийскими учеными. Поскольку эти первоисточники имеют в виду по преимуществу биографии представленных в них древних философов, можно сказать, что Диоген Лаэрций, пожалуй, ближе всего именно к этой разновидности первоисточников. Роднит Диогена Лаэрция с Аристоксеном также большое внимание к разного рода пикантным и забавным историям, связанным с тем или другим древним философом. Среди этого рода биографических подробностей и Диоген Лаэрций, и Аристоксен обращают особое внимание на сексуальные факты и проблемы, которые в изложении подобных историков не миновали даже таких уважаемых по всей Греции мыслителей, как Сократ или Платон. Все остальное, однако, что мы находим в аристоксеновской традиции, совершенно противоречит методам Диогена Лаэрция.

Александрийские ученые, прямые наследники аристотелевских позитивных методов через Деметрия Фалерского, прибывшего в Александрию, вообще отличались большой ученостью, кропотливым анализом дошедших до них текстов и постоянными стараниями придать древним текстам наиболее совершенный и научно приемлемый вид. Здесь прославились такие имена, как Каллимах Киренский, Аристофан Византийский, упомянутые выше Эратосфен Киренский и Аполлодор Афинский, Деметрий Магнесийский, Гермипп Смирнский, перипатетик Сатир, Антигон Каристийский.

Можно сказать, что эта перипатетическая научно-филологическая разновидность первоисточников для изучения античной философии совершенно чужда Диогену Лаэрцию. Поэтому даже там, где изложение строится у него на классификационно-терминологической основе (как, например, в главах о Платоне и стоиках), все равно нас берет сомнение в точности этого метода, на первый взгляд весьма научного, и мы не знаем, какие соображения руководили Диогеном Лаэрцием в столь пространных изложениях различий и определений и откуда он их взял. В некоторых же случаях, например при изложении классификационного метода Платона, о заимствовании этих материалов из трактата псевдо-Аристотеля можно утверждать вполне обоснованно.

В результате совершенно доподлинно можно сказать, что среди всех известных нам первоисточников для изучения античной философии Диоген Лаэрций представляет собой совершенно особую и весьма оригинальную фигуру, в которой совмещаются тенденции всех главнейших первоисточников и которая пользуется ими без всякого разбора и критики и иной раз даже просто случайно.

Но это, конечно, не значит, что трактат Диогена Лаэрция совсем не имеет никакой ценности. Наоборот, ценность его огромная. Ведь, кроме историко-философской, есть еще много других сторон в литературе, которые представляют для нас глубочайший интерес. Легкое обращение с фактами, некритическое порхание среди великих людей древности, постоянная склонность находить веселые, остроумные и пикантные черты у величайших представителей греческой мысли, бесконечные анекдоты и остроты, часто не имеющие никакого отношения к делу, стихи, приводимые Диогеном о том или другом философе и сочиненные им самим, легкость стиля, доходящая до легкомыслия, неумение или, может быть, нежелание мыслить логически и находить логическую последовательность у древних философов - все это, взятое вместе, делает книгу Диогена Лаэрция замечательным произведением античной литературы, которым читатель, не искушенный в историко-философских источниках, может зачитываться, а часто даже и восторгаться. Но для науки здесь потребовался бы анализ самого стиля трактата Диогена Лаэрция. А этот стиль, несмотря на глубокую разработанность историко-философских методов Диогена, все еще остается изученным весьма слабо, и тут еще предстоит немало исследований на самые разнообразные темы.
IV. ТРАКТАТ ДИОГЕНА ЛАЭРЦИЯ

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИСТОРИИ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ