Элвин тоффлер третья волна

Всеобщий законоделательный механизм

Тысячи таких представительных механизмов скрипят и вертятся в провинции, а по всему миру их насчитываются десятки тысяч. В швейцарских кантонах и департаментах Франции, в национальных областях Великобритании и провинциях Канады, в воеводствах Польши и республиках СССР, в Сингапуре, Осаке и Осло - повсюду претенденты выдвигают свои кандидатуры и потом превращаются в "представителей". Можно с уверенностью сказать, что в настоящее время только в странах Второй волны более сотни тысяч подобных машин производят законы, указы, инструкции и постановления*.

* Не касаясь правительств как таковых, по существу все политические партии периода индустриализма, от крайне правых до крайне левых, одинаково используют традиционный механизм выборов своих лидеров путем голосования. Даже для назначения руководства окружной или местной ячейки обычно требовалось в какой-то форме провести выборы, хотя бы для утверждения кандидатуры, спущенной сверху. Во многих странах ритуал выборов стал неотъемлемой частью жизни организаций любого типа, от профсоюзов до церковных советов. Голосование составляет часть индустриального образа жизни. (Прим, автора. )

В теории, когда каждый человек и каждый голос являли собой абстрактную, атомную единицу, каждый из этих политических элементов - национальный, провинциальный или местный - также считался абстрактной, мельчайшей единицей. Каждая имела собственную, четко определенную сферу полномочий, свою сферу власти, свои права и обязанности. Единицы были включены в некое иерархическое образование, объединившее их сверху донизу, от страны до штата, до региональной или местной власти. Но по мере развития индустриализма, когда экономика становилась все более интегрированной, последствия решений, принимавшихся каждой из этих политических единиц, сказывались за пределами их сферы полномочий, и таким образом по необходимости вызывали ответные действия других органов власти.

Решение парламента, касающееся японской текстильной промышленности, могло оказать влияние на рынок рабочей силы в Северной Каролине и социальное обеспечение в Чикаго. Решение Конгресса установить квоты на иностранные автомобили могло обеспечить дополнительные рабочие места в Нагое или Турине. Таким образом, если раньше политики могли принимать решения, не влияя на положение дел вне своей собственной, четко определенной сферы полномочий, с течением времени это становилось все менее возможным.

К середине XX столетия десятки тысяч, казалось бы, суверенных и вполне независимых органов политической власти, разбросанных по всей планете, оказались в одной связке благодаря координации экономики, небывало возросшему объему перевозок, миграции и развитию средств коммуникации, а потому они усилили свою деятельность, побуждая друг друга к активности.

Тысячи политических машин, собранных из компонентов представительского набора, постепенно образовывали одну невидимую супермашину: всеобщий законоделательный механизм. Нам осталось теперь лишь рассмотреть, как действуют рычаги и контрольные приборы этой всемирной системы и кто ею управляет.

Ритуал внушения

Представительная форма правления дала возможность спокойно ввести преемственность власти без наследных династий. Она обеспечила обратную связь между верхами и низами общества. Она предоставила способ устранения различий между многими группами мирным путем.

Введение принципа подчинения меньшинства большинству и правила "один человек - один голос" помогает бедным и слабым добиваться желаемого от технократов, управляющих интеграционной машиной общества. По этой причине распространение представительной формы правления было в целом гуманным нововведением в истории человечества.

Тем не менее с самого начала тут существовало значительное расхождение по сравнению с обещанным. Лишь с большой натяжкой можно было говорить о приходе народа к управлению государством. Ни в одной из промышленных стран фактически не произошло изменений глубинной структуры власти - структуры субэлит, элит и суперэлит. По существу это не привело к ослаблению власти менеджерских элит, официальный механизм представительства стал одним из, основных способов интеграции, который они использовали для сохранения за собой права и возможности распоряжаться.

Таким образом, выборы, независмо от того, кто на них одерживал победу, выполняли в интересах элит важную культурную функцию. Положение о том, что всякий человек имеет право голоса, создавало иллюзию равенства. Голосование представляло собой массовый ритуал внушения, когда народ убеждали, что выборы проводятся регулярно, с четкостью механизма, а следовательно, с надлежащей правильностью. Выборы символически убеждали граждан в их причастности ко всему происходящему, ведь они могли или отдать свой голос, или проголосовать против. Как в капиталистических, так и в социалистических странах подобный ритуал внушения часто оказывался более важным, чем сами результаты многих выборных кампаний.

Интеграционные элиты программировали политические машины в каждом месте по-разному, контролируя число партий или манипулируя избирательным правом. И все же ритуал выборов - некоторые могли называть его фарсом - применялся всюду. Тот факт, что в Советском Союзе или странах Восточной Европы результаты выборов, как правило, выражались магической цифрой от 99 до 100%, говорил о том, что потребность внушения была столь же сильна в странах с централизованным планированием, как и в "свободном мире". Выборы обеспечивали низам "выпуск пара".

Более того, несмотря на усилия демократических реформаторов и радикалов, интеграционные элиты в сущности сохраняли постоянный контроль над системой представительной формы правления. Существовало множество теорий, объясняющих причину этого. Однако большинство из них не учитывали механистическую природу системы.

Если мы посмотрим на политические системы Второй волны с точки зрения инженера, а не политолога, то нам внезапно откроется существенное обстоятельство, которое обычно остается незамеченным.

Промышленные инженеры обычно различают два основных класса машин: те, которые работают с перерывами, называемые машинами "прерывистого действия" (batch-processing), и те, которые работают беспрестанно, называемые машинами "непрерывного деиствия" (continuous-flow). В качестве примера для первого класса приведем обычный пресс (punch press). Рабочий приносит партию металлических пластин и вставляет их в машину по одной или сразу несколько штук, а потом штампует, придавая определенную форму. Когда партия заготовок кончается, машина останавливается до тех пор, пока не принесут новые пластины. Примером машин второго класса может служить очиститель нефти, который, однажды пущенный в ход, работает не останавливаясь. Двадцать четыре часа в сутки нефть течет по трубопроводам, трубкам и камерам.

Если взять всеобщую законоделательную машину с ее периодическим процессом голосования, то мы обнаружим классическую машину "прерывистого типа". В установленное время народу предоставляется возможность выбрать между кандидатами, после чего официальная "демократическая машина" выключается.

Сопоставим это с непрерывным нажимом, исходящим от разных организаций, которые имеют общие интересы, влиятельных групп, оказывающих свое давление, и людей, снующих в коридорах власти. Толпы лоббистов от корпораций и правительственных органов одолевают комитеты, подсовывают списки на получение высоких наград, присутствуют на приемах и банкетах по этому поводу, произносят тосты, поднимая бокалы с коктейлями в Вашингтоне или рюмки водки в Москве, служат передатчиками информации и таким образом круглосуточно воздействуют на процесс принятия решений.

Одним словом, элиты образуют мощную машину непрерывного действия, работающую бок о бок (и часто несогласованно) с демократическим механизмом, который включается периодически. Только видя эти две машины рядом, можно понять, как государственная власть реально проявляет себя во всеобщей законоделательной машине.

Элиты играют в представительство, а народ в лучшем случае время от времени имеет возможность выразить путем голосования свое мнение, одобряя правительство и его действия или же выражая свое недовольство. Технократы, напротив, непрерывно влияют на деятельность правительства.

И наконец, еще более мощное средство для осуществления социального контроля было запроектировано в принципе представительства. Ведь сам отбор людей, которые становились выразителями воли большинства, порождал новых членов элиты.

Когда, например, рабочие на начальном этапе боролись за право создавать профсоюзы, они подвергались гонениям, их обвиняли в участии в заговоре, они находились под надзором соглядатаев компании, попадали в руки полицейских и наемных головорезов. Они не вписывались в систему, не были в ней представлены вовсе или же недостаточно представлены.

Когда же профсоюзы упрочили свое положение, это способствовало появлению новой группы интеграторов - трудовой элиты, члены которой не просто представляли рабочих, но и стали промежуточным звеном между ними и элитами в деловом мире и правительстве. Такие деятели, как Джордж Мини и Жорж Сеги, несмотря на произносимые ими речи, сами стали ключевыми фигурами интеграционной элиты. Фальшивые профсоюзные лидеры в СССР и Восточной Европе всегда были не чем иным, как технократами.

Рассуждая теоретически, необходимость пройти через процедуру переизбрания давала гарантию, что представители - люди добросовестные и продолжают выражать интересы тех, кто их выбрал. И тем не менее это никогда не препятствовало тому, что государственная машина поглощала представителей народа. Всюду углублялись расхождения между представителями и теми, кого они представляли.

Представительная форма правления, которую нас научили называть демократией, была индустриальной технологией для поддержания неравенства. Представительная форма правления по сути своей - псевдопредставительная.

Если подвести итог вышесказанному, то мы теперь знаем, что цивилизация в большой степени зависит от топливных ресурсов, промышленного производства, нуклеарной семьи, корпорации, массового образования и средств массовой информации, и в основе всего лежало увеличивающееся расхождение между производством и потреблением, а руководство всем принадлежало менеджерским элитам, задача которых состояла в интегрировании общественной системы.

В этой системе представительная форма правления - политический эквивалент машины. Действительно, это была машина для выработки коллективных интеграционных решений. Подобно большинству машин, она была управляема теми, кто стоял у ее рычагов. И как большинство машин, она теперь в значительной степени устарела и должна быть смыта надвигающейся Третьей волной.

Если политическая структура Второй волны не соответствует сегодняшним требованиям, неспособна справляться с возникающими трудностями, то это, как мы увидим далее, лишь одна сторона переломного момента, другой круг проблем связан с еще одним порождением Второй волны: появлением нации-государства.