Энцо Катаниа Андрей Шевченко – «дьявол» с Востока

С «МИЛАНОМ» В СЕРДЦЕ

Пенальти, который Шевченко впечатляющим ударом превратил в гол, для победы оказалось явно недостаточно. Как не хватило и гордости, продемонстрированной Себастьяно Росси и Билли Костакуртой и мужества, с которым капитан Паоло Мальдини, лучший на поле, боролся с соперниками все полтора часа. И даже переживаний семидесяти тысяч болельщиков на трибунах «Сан Сиро» и миллионов телезрителей явно было недостаточно. Шотландский арбитр Хью Даллас подарил столь необходимую испанцам из Ла Коруньи ничью, сначала назначив необоснованный пенальти в ворота «Милана», а за минуту до того аннулировав гол Оливера Бирхоффа. Матч явно не оправдал ожиданий миланцев, а пенальти заработанный Сержинью и хладнокровно реализованный Шевченко, явно запоздал и оказался бесполезным. В четыре оставшиеся минуты игра шла, что называется, на зубах, но хозяева так и не смогли спасти положения. Ничья – 1:1, прощай, финал 23 мая, который состоится как раз на «Сан Сиро»! Прощай, Европа! Это случилось вечером 13 марта 2001 года.

Сильвио Берлускони был на трибуне. Он не приходил сюда с 18 октября 2000 года, когда встреча между «Миланом» и «Барселоной» окончилась вничью – 3:3. Из чувства уважения тифози убрали лозунги, обвинявшие Сильвио в недостаточных затратах на обновление команды. Фотокорреспонденты держали его под вспышками своих аппаратов. За весь первый тайм ни один мускул не дрогнул на его лице. «Верю ли я в победу? Не знаю, но мне кажется, что ребята выкладываются полностью», – сказал он в перерыве. Но под конец игры он о чем то долго вполголоса переговаривался с Адриано Галлиани, а последние минуты завершились явной филиппикой, о чем говорили и его лицо и непрерывно движущиеся руки. «Я еще займусь „Миланом“, – сказал он. – Команда играла с душой. В конце люди даже аплодировали. Значит оценили… Я несколько устранился от дел, потому что в последние два года мне не по душе некоторые тактические приемы… У нас часто рассуждают о президентах, которые вмешиваются в дела команды, навязывают собственную точку зрения. Я, полагаю, не подавлял самостоятельности ни членов правления, ни тренера и, надеюсь, это оценили. Я, как и все тифози, страдал молча. К сожалению, многое из того, о чем я говорил, оказалось справедливым, но руководство и технический персонал, похоже, чувствовали постоянную поддержку печати и болельщиков. Даже когда накалились страсти, я не сделал никакого заявления. Но теперь настаал пора что то предпринимать. Когда эта команда выходила победительницей, это было чьей то заслугой, а когда она проигрывает, виноват клуб. Подобные соображения не выдерживают никакой критики».

Очень жесткие слова. Каждое, как удар хлыстом, подразумевающее прямое увольнение тренера Альберто Дзаккерони, несмотря на то, что на прямой вопрос о переменах на тренерской скамейке президент отвечал: «Пока что не время это решать». Дзака не то чтобы очень удивляли подобные высказывания: «Все это тянется уже три года. Не думаю, чтобы нашелся хоть один тренер, идеально ладящий со своим президентом. Просто, есть люди, такие как Берлускони, которые открыто высказывают свое несогласие, а есть такие, кто предпочитает молчать. Вот и вся разница». Дзаккерони не захотел высказываться в пользу кампании по приобретению новых игроков. Ограничился только следующим: «Если тебе не помогают в формировании команды, ты не всегда можешь уйти и не всегда можешь сказать „купите мне Фигу или Ривалдо“. Я постоянно утверждал, что имеющаяся в моем распоряжении группа игроков может противостоять кому угодно, но только в том случае, если все они здоровы и готовы выйти на поле. Но обычно серьезные команды имеют и классных запасных на случай кратковременного отсутствия трех или четырех ключевых игроков. Если же испытывать кадровые проблемы, да, тому же три или четыре месяца, то тут уж никто не гарантирован от поражений…» А что он думал об отставке? «Не вижу причины, – говорит Дзак. – Я знаю, что в воскресенье во время встречи „Милана“ с „Бари“ буду сидеть на своей скамейке, но если кому то кажется, что можно предпринять что то получше, надо принимать другие решения».

Многие говорили, что Адриано Галлиани мог бы продержаться с Дзаккерони по крайней мере до июня, но «после слов президента, с которым у меня всегда были великолепные „нержавеющие“ отношения, продолжать работу было невозможно». И тренер не только не полемизировал на эту тему, но и подтвердил отличные отношения с вице президентом, который вел себя «просто блестяще». Он вспомнил о победе в чемпионате страны, который они выиграли вместе и об уверенности в дальнейшей работе до срока истечения контракта. Дзак снова подчеркнул, что удостоился чести быть тренером великого «Милана» и работать с игроками, с которыми провел три по настоящему великолепных года. Потом он поехал в Миланелло, забрать свои вещи и лично попрощаться с ребятами. Он жестом поприветствовал болельщиков, с которыми его связывали «фантастические и постоянные» отношения. После чего возвратился в родной Чезенатико на длительный отдых. И, как настоящий синьор и порядочный человек, окончательно исчез с красно черного горизонта.

Берлускони не обращал внимания на критику. Он ограничился тем, что повторил: «Мне нужна хорошая игра» и только добавил, что, начиная с лета, сначала молча пережил вылет из Кубка Италии, потом поражения в чемпионате и провал в Лиги чемпионов, не говоря уже о том, что отсутствие результатов сопровождалось очень плохой игрой. «История „Милана“ завязана с моей собственной, моя жизнь тесно переплетена с жизнью команды. Я должен был что то сделать». Но нашел бы он время для продолжения деятельности президента? «Время для „Милана“ всегда найдется», – было сказано сухо, но с энтузиазмом.

Шева действительно «очень загрустил». Это слова Дзака. Но, поскольку украинец был настоящим профессионалом, он также знал, что в футболе, чем выше класс команды, тем более ты рискуешь неожиданно оказаться совсем в другой. Теперь начинать с Чезаре Мальдини и Мауро Тассотти для украинского бомбардира казалось романтичным. Еще когда он играл в киевском «Динамо», он мечтал выиграть Лигу чемпионов, но на Украине это было невозможно. Теперь, в «Милане» эта мечта могла стать реальностью. И перелистывая альбом со старыми фотографиями команды Шева с радостью рассматривал одну с добрыми пожеланиями, на которой была запечатлена команда 1963 года. Стоят: капитан Чезари Мальдини, Бенитес, Ривера, Альтафини, Мора и Пивателли, сидят: Гецци, Требби, Давид, Трапаттони и Сани. И если Чезаре Мальдини первым из красно черных поднял над головой Кубок чемпионов, то Мауро Тассотти в 1994 году был последним (к слову, тоже – в отсутствие Франко Барези – капитаном), с кем в Афинах «Милан» посрамил «Барселону» великого Кройффа.

Теперь Шева должен был продолжить эти традиции. Он чувствовал, что может это сделать, и гордился этим. Вот почему, хотя он участвовал только в одном чемпионате и только готовился ко второму, не обещавшему в дальнейшем ничего достойного, воинственная парочка Мальдини – Тассотти, хотя и переживала переходный период, обратилась к бомбардиру с Востока с дерзкими предложениями идти на абордаж. Он был согласен с Галлиани, который говорил: «Эти двое – сама история „Милана“. Мауро Тассотти „после обкатки в „Лацио“ ворвался в футбол как оплот обороны красно черных. Он побеждал в пяти чемпионатах Италии, в трех Кубках чемпионов, двух Межконтинентальных кубках, трех Суперкубках Европы и Италии. С 1997 года он был тренером дублирующего состава „Милана“, и под его руководством команда дважды выигрывал престижный турнир во Виареджо“. Шева слышал о Тассотти только похвальные отзывы. Мальдини старший по мнению многих был прекрасным тренером. После работы в сборной Италии „Милан“ убедил его вернуться в родную семью, чтобы официально взять на себя обязанности главы наблюдательного совета, а вообще просто рассчитывали на его скорую помощь в любое время. Он получал приглашения от итальянских команд, сборных Омана и Ливии, даже из „Бенфики“, но всем отказывал. И Мальдини и Тассотти, как его правая рука, всегда очень хорошо отзывались об украинском бомбардире, а поскольку теперь им предстояло руководить его действиями, можно себе представить, какие надежды они возлагали на скорость и пушечный удар футболиста.

Мальдини пришлось объяснить выбор своим коллегам. Мотивы, связанные с Тассотти были слишком очевидны. «Мауро фактически жил в „Милане“ и великолепно представляет все механизмы работы клуба. К тому же он обязан расти дальше и брать на себя все большую ответственность». Тренером по физподготовке стал Винченцо Пинколини, имеющий опыт работы с «Атлетико» (Мадрид) и «Ромой». «Он работал со мной на чемпионате мира 1998 года, и, к тому же, он настоящий миланист. Для чисто технической помощи у них был Джиджи Балестра, тоже коренной миланист, один из ведущих специалистов в команде Фабио Капелло, который, между прочим, открыл Деметрио Альбертини и очень помог в приобретении Массимо Донати из „Аталанты“. „Когда дело идет о индивидуальной работе с футболистом – он незаменим“. Для работы с вратарями пригласили Луиджи Романо, воспитанника школы Негрисоло, проработавшего в „Милане“ девять лет (его пригласил Ариедо Брайда, он нашел его в Варезе), а потом четыре года с Тассотти („Раньше он тренировал Росси, я знаю, как он работает“). Что же касается ответственности, Чезаре шутливо заметил: „Попрошу совета у сына, Паоло“. Но для тех, кто знал отца и сына, было ясно, что в лице этой династии да плюс еще Тассотти, „Милан“ получал три надежных точки опоры и не отрывался от традиций.

Команда Чезаре Мальдини в двух играх на «Сан Сиро» заработала шесть очков, и Чезароне пришлось признаться: «Я здесь не случайно. Попробую, по крайней мере, попасть в Лигу чемпионов». Может он подумывал еще надолго задержаться на тренерской скамейке красно черных, а не оставаться просто временщиком? Сам он был человеком конкретного мышления и потом не возвращался к этой мысли, просто хотел верить, что получил долгосрочный мандат, а не временное удостоверение. Помимо рискованных или просто явных с самого начала побед, ничьих и даже проигрышей (например, «Перудже» или на своем поле «Фиорентине»), самым блестящим успехом в период его руководства был матч «Интер» – «Милан» 11 мая 2001 года в присутствии 80 тысяч зрителей, окончившийся со счетом 0:6. Джанни Командини, несмотря на еще не прошедшую ужасную травму в области поясницы, вполне хватило 2 х минут и 40 секунд, чтобы открыть счет в этом дерби. Столь молниеносного гола не видели на «Сан Сиро» с 28 октября 1971 года, когда Бигон забил через две минуты после начала игры, хотя рекорд скорострельности все еще принадлежит Сандро Маццоле, который послал мяч в ворота противника уже на 13 й секунде. Для «Интера», который в то время тренировал Марко Тарделли, поражение стало самым разгромным за всю его историю. Кристиан Вьери, центральный нападающий, один из немногих, кто еще был в силе, дико заорал, дрался как лев и покинул стадион в слезах, до того он был взвинчен и зол. По одному из шести забитых в ворота «Интера» на счету Джунти и Сержинью. По два раза отличились Командини и Шевченко.

И снова Шевченко.

Все шло, как обычно, хотя иногда имя бомбардира, несмотря на твердые заявления насчет верности «Милану», все еще хаотически приписывалось тайным намерениям различных клубов с их возрастающими аппетитами. В день встречи «Милана» с «Лацио» (в ноябре, 1:1, Шевченко сравнял счет, забив шестой мяч в семи играх) возникло некоторое замешательство. Печатные агентства объявили: на телевидении Шевченко заявил телекомментатору Карло Пеллегатти, что его вовсе не интересует мадридский «Реал», потому что он намеревается играть в «Ювентусе» или «Роме». В какой то момент произошло настоящее землетрясение: бесконечные «занято» по телефонам, сайты, забитые электронными письмами, и тифози на грани кризиса и отчаяния.

Что о «Реале» не могло быть и речи, было и так слишком хорошо известно, поскольку в свое время Шева неоднократно говорил, что «Милан» и только «Милан» его идеал. Но то, что его вдруг потянуло в стан «Ювентуса» или «Ромы», прямых конкурентов «Милана» на итальянской сцене, было еще хуже. «Бомба Шевченко» в черно белой (цвета «Ювентуса» – прим. ред. ) или желто красной (цвета «Ромы» – прим. ред. ) футболке казалась такой невероятной… Но все оказалось просто мыльным пузырем. Телепрограмма шла 1 го апреля, и речь шла лишь о привычной шутке, но придуманной хитро и весьма ироничной. Шевченко согласился подшутить над теми, кто уже надоел ему с этим «Миланом», ведь он хотел только, чтобы за ним признали общеевропейский статус. Победил, прежде всего, Галлиани. Это он выступал за применение новых норм.

Однако, если Галлиани был твердым борцом против Сенси в вопросах о болельщиках и чести знамени, то есть во всем, что касалось животрепещущих проблем футбола, то он был еще более непримирим в борьбе против бюрократических барьеров, за новые веяния в руководстве. Тут его обуревала просто священная ярость. Это стало особенно ясно после того, как возник вопрос о потолке заработной платы футболистов, и особенно видно, когда он с копьем наперевес бросился добиваться для Шевченко общеевропейского гражданства. В разговорах с друзьями из Киева Шевченко нередко повторял: «Я чувствую себя игроком второго сорта». Обстановка была застойной, поскольку, хотя другие футболисты (чех Недвед, румын Муту) уже получили новый статус (имеется ввиду приравнивание в правах иностранцев к гражданам ЕС – прим. ред. ), почти что препятствием оказалась формулировка, с помощью которой Евросоюз и Украинская республика регулируют собственные двусторонние отношения в области «равноправия в обращении» с собственной рабочей силой. Галлиани пригрозил, что прибегнет к обычному судопроизводству, которое в свое время признало правомерность претензий нигерийского футболиста Эконга. «Судья из Реджо Эмилии, – сказал наместник вице президента „Милана“, – не сделал ничего особенного, просто применил один из законов итальянского государства. Этот закон охраняет права иностранцев с разрешением на пребывание в стране и имеющих место работы». Только после телеграммы Федеркальчо, которая признавала обоснованность юридических требований «Милана» приравнять украинца к европейцам, Галлиани зарыл в землю свой боевой топор. «На этом я прекращаю. Хватит крестовых походов, хватит угроз. Кроме всего прочего, новый статус, который получил Шевченко, не меняет действующих правил. Это уже было. Андрей пятнадцатый по списку. Даже если я уверен, что дискриминация среди футболистов ЕЭС и вне его несправедлива. Давайте спокойно подойдем к вопросу о южноамериканцах и о тех, кто вообще принадлежит к государствам, которые в рамках Евросоюза еще не договорились о паритете в использовании рабочей силы. В общем, я слагаю оружие и на этом останавливаюсь».

Эта «сухая» дипломатическая победа «Милана» и Галлиани стала и победой Шевченко. «Наконец то! Справедливость восторжествовала», – воскликнул он. Он стал настоящим европейцем, а может быть уже чувствовал себя миланцем и итальянцем.

Под сенью Мадоннины, символа города Милана, наконец, соединилась вся семья: Андрей, отец Николай, мать Люба, сестра Елена со своим мужем, театральным режиссером. Елена вышла замуж в то время, когда Шева был на сборах киевского «Динамо» и не смог даже присутствовать на церемонии бракосочетания (отсутствие не такое уж и непонятное, у тренера Лобановского дисциплина была одинакова для всех). Когда Николаю Шевченко сделали операцию на сердце, вся семья тяжело и долго переживала, а теперь постепенно возвращалась к нормальной жизни.

Характерными чертами миланцев, по мнению украинца, можно считать экспансивность в разговоре, в шутках, даже в танцах. Но ему, как и прежде, не нравилось ходить на дискотеки, потому что там было слишком много шума и давки и потому что там он чувствовал себя «неуклюжим и растерянным». И вообще ему было больше по душе, когда его никто не донимал, особенно во время ужина или в местах, где надо было «побыть самим с собой, почувствовать собственное „я“. В одиночку Андрей не ходил уже в рестораны, с которыми познакомился в свой первый приезд в Милан, сейчас их сеть расширилась: „Понтаччо“, „Торре дель Манджа“, „Нуова Арена“, „Гарибальди“… Здесь он утолял свою жажду поесть ризотто и разных макарон.

А между тем домашняя библиотека все пополнялась и пополнялась. Шева оказался страстным поклонником исследований и биографий. Помимо известной слабости к творчеству Дюма, он стал покупать детективы, начиная с книг Агаты Кристи. Но больше всего ему были по душе произведения периода романтизма, а в поэзии он предпочитал своего однофамильца, Тараса Шевченко. Чтение помогало Андрею не так печалиться по украинским вечерам, по задушевным разговорам со старыми друзьями и возможности пойти с ними на вечеринку. Параболическая и спутниковая антенны, установленные, чтобы дать семье возможность смотреть фильмы и разные программы, давали ему возможность быть в курсе событий, но, поскольку в Милане украинская программа не принималась или принималась плохо, Андрею приходилось довольствоваться московскими, на русском языке. А когда Шева себя неважно чувствовал из за незабитого гола или плохой игры, он звонил кому нибудь в Киев. Например, он не спал целую ночь после нереализованного в матче «Милан» – «Лидс» пенальти, и то же случилось, когда упустил единственный голевой момент во встрече с парижским вратарем Летизи. «Я никогда этого не забуду, – рассказывал он. – Это был действительно хороший момент, и нельзя было его не реализовать. Вратарь был молодец, но я все равно обозлился…» Но во время телефонного разговора тяжелые воспоминания пропадали, и все кончалось какой нибудь шуткой.

В доме Шевченко было много икон, самоваров, матрешек и всяческих фотографий хозяина в футболке «Милана». Время от времени сестра помогала ему разобраться с письмами (не менее двухсот в неделю). Для нее это было привычное занятие, если учесть, что когда он еще играл в «Динамо», писем было не меньше. А теперь в Милане можно было видеть стайки девушек около его дома. Они что то наговаривали в диктофон и ожидали Андрея. Тот подъезжал к дому с приветливой улыбкой, ставил машину в гараж и поспешно поднимался к себе. Не было никаких нескромных сообщений на страницах светской хроники, но все же кто то говорил, будто бы какое то время была у него одна американка, которой нравилось многое из того, что и ему: искусство, природа, цветы… Но он уклонялся от этих разговоров.

Иногда ходили на выставки (например, «от Шагала до Кандинского») или, чтобы удовлетворить интерес и страсть Андрея к живописи, покупали какую нибудь картину, чтобы со временем собрать приличную коллекцию. Или принимались делать покупки, чтобы отослать их в Киев: экономическое положение там было трудное. Позже стало известно, как Шева помогал нуждающимся и украинской церкви. К нему время от времени приезжал друг, православный священник, который передавал приветы от знакомых и бывших товарищей по команде. Как православный христианин Шевченко был доволен, что рядом с его домом есть еще и церковь, но было неприятно, что не было большого прихода, к каким он привык. Часто он просто молился дома вместе с семьей, используя любую возможность, чтобы выразить свою любовь к родной земле.

Его зарплата, четыре миллиарда в год, будет расти, но это не значит, что он только об этом и должен думать, как и то, что не стоит бросать деньги на ветер. «Помочь, кому не повезло – это долг». Он много внимания уделяет благотворительной деятельности и организациям, помогающим детям Чернобыля.

Стефано Инверницци, один из монахов с улицы Фарина, не отрицая своей приверженности к черно синим (цвета «Интера» – прим. ред. ), направил ему трогательное открытое письмо с рассказом о Наталье, двадцатишестилетней украинке, болельщице киевского «Динамо». Шева подарил ей свою футболку, которую ее семья хранила как реликвию в собственном бедном домике. В честь футболиста женщина стала страстной миланисткой. На трапезу миланских монахов приходила не только эта женщина, но еще десятки других украинок и молдаванок (60 % приглашенных), бежавших от самой страшной нищеты, оставив дома мужей и детей, «все еще на что то надеющихся и обманутых, собирающихся у Центрального вокзала в ожидании, что кто нибудь предложит им работу домработницы». Многие ведут себя с большим достоинством и ищут рабочее место или приюта на ночь. Но самым молоденьким и хорошеньким приходится всячески изворачиваться, чтобы не попасть в порочный круг проституции и избежать «нового тайного рынка занятых домашним трудом».

Отсюда и горестное воззвание монаха Стефано: «Все видят горести этих женщин. Все знают, что на наших улицах полно молоденьких молдаванок. Все знают, что бедные люди в Молдавии готовы продать свои органы ради выживания своих детей. Все видят массы женщин у Центрального вокзала, ночью и днем, в мороз и в дождь. Дорогой Шева, все это видят, все это знают… Но мало кто что то делает… Ты, с твоим светлым ликом, приди в нашу скромную трапезную и даруй Наталье какую нибудь из своих футболок. Приди утешить на родном языке твоих соотечественниц, а потом, ежели пожелаешь, используй свою известность, чтобы помочь своему и молдавскому голодающему народу. Твои действия послужат, чтобы вселить немного уверенности и тому миру, что называется футболом, уже коррумпированному крупной экономикой и лишенному, может только внешне, гуманности».

Шева в то время был в Париже, и у него не было возможности вернуться в Милан. Но он уже владел итальянским и очень быстро ответил Стефано: «Я приеду вас навестить и сделаю все возможное, чтобы помочь. Вы с вашей трапезной для бедняков на улице Фарина заслуживаете этого. Заслуживает этого и дело, за которое вы выступаете». И в этом деле Андрей увидел рядом «Милан», привыкший к солидарности без пышной рекламы. Он послал помощь в детский госпиталь в Ламбрене (Габон), основанный лауреатом Нобелевской премии швейцарцем Альбертом Швейцером, в такой же госпиталь в Адуа (Эфиопия), где работала монахиня Лаура Гиротто, обездоленным малышам из фавелас в Рио де Жанейро и многим другим. «Милан, – сказал Адриано Галлиани, – сделает все возможное, чтобы помочь Андрею. Я узнал о письме брата Стефано и считаю, что его дело заслуживает большого внимания».

Шевченко уже прижился в Италии и полюбил своих товарищей. Он разволновался при прощании с «Миланом» Леонардо, возвращавшегося в Бразилию в свой «Фламенко» после выступлений в Японии, Испании и Франции, за что его называли «человек с чемоданом». Он появился в Миланелло в 1997 году, еще раньше Андрея, из «Пари Сен Жермен» и проносил черно красную футболку добрых четыре сезона, вызывая общее восхищение классом тонкой игры и безграничной готовностью помочь. Леонардо хотел бы закончить свою карьеру в «Милане» финалом Лиги чемпионов на «Сан Сиро» и поэтому уезжал недовольный. Но он гордился, что прожил великолепные годы в прекрасном клубе и среди отличных друзей, которые с ним прощались в футболках с красными номерами «18» и надписями на разных языках на груди и спине. Это был его номер. Андрей чувствовал, что в Лео его привлекает романтизм и общее восприятие футбола и жизни, которые как бы подтверждали, что можно родиться в очень жаркой стране, как Бразилия, или сравнительно холодной, как Украина, и все же думать одинаково.

В тот вечер, когда вместе с Адриано Галлиани и Ариедо Брайдой Андрей пришел в ресторан со своим большим другом Кахой Каладзе, игроком сборной Грузии, Шевченко просто светился от счастья. Каладзе родом из Самтредиа, защитник, два года играл вместе с Андреем в киевском «Динамо». Его только что приобрел «Милан».

За год до этого Галлиани и Брайда попросили Андрея порекомендовать кого либо из игроков для «Милана». «Это прекрасное капиталовложение», – сказал Шевченко и попросил ускорить дело, а сам от отошел на второй план, поскольку об остальном позаботится всемогущий Резо Чоконелидзе.

Как только Каладзе появился в Милане, Андрей тут же стал его чичероне. «Когда он приехал из тбилисского „Динамо“, где был хорошо известен с 16 лет, я тут же занялся его адаптацией, – говорит Шевченко. – Должен сказать, что это было легко. Он прекрасный парень и вызывает уважение на поле, тактически и технически силен, к тому же очень эклектичен и, если нужна его помощь, – он всегда готов».

Как то Галлиани познакомил Каладзе (отец – Кароль, предприниматель, мать – Медея, домохозяйка, брат Леван – студент медицинского института) с неукротимым и знаменитым человеком из «Милана», который откликался на имя Марсель Десайи. Игрок сборной Грузии, выросший и достигший большой известности на Украине, со своей стороны пояснил, что предпочитает клуб красно черных «Баварии», потому что «Милану» нет равных в мире». Он с большой похвалой, как раньше и Андрей, отзывался о неоспоримых достоинствах киевского тренера: «То что я здесь – по большей части заслуга Лобановского. Это он научил меня как важно для дальнейшего роста уметь бороться на любом участке поля. До него я просто играл в мячик. С ним я научился играть в футбол».

Робкий и сдержанный, Каладзе с радостью говорил о своем друге Андрее. «Шева? Мы знакомы еще с Киева. Да и здесь, в Милане частенько вместе ужинаем». По пять дней в неделю Каха стал заниматься итальянским. Обычно ему помогал неизменный Резо Чоконелидзе, а на этот раз и Андрей Шевченко. Обоих объединяла любовь к итальянской кухне и хобби – музыка («всего понемногу, от рока до поп музыки, среди итальянцев мне нравится Челентано»). Он с детства страстно полюбил спортивные автомобили. У него был желтый «Феррари», который он попросил доставить в Италию как можно скорее. Вот так Каха Каладзе стал первым камнем в фундаменте «Милана» образца сезона 2001/02.

Как раз в то время, когда вся футбольная критика аплодировала достоинствам грузинского футболиста, его семью постигло большое несчастье. Теплым майским утром, группа вооруженных людей, воспользовавшись тем, что отец Каладзе тоже был в Милане, похитила в Тбилиси Левана, брата футболиста. Ему был 21 год. Ни сопровождения, ни защиты у него не было. В одной из южных республик бывшего СССР, где в последнее время участились похищения с целью вымогательства, преступник выбрал очень удачный момент, чтобы сделать свое грязное дело и бесследно испариться.

Вскоре появилось и требование выкупа. А 27 мая 2001 года Каха Каладзе с болью в сердце вышел на игру против «Ромы». Он был просто убит тем, что произошло: его удалили с поля после двух желтых карточек, одну из которых судья показал слишком поспешно. 2 июня был очередной матч, в котором сборная Грузии в Риме потерпела поражение от сборной Джованни Трапаттони. «У него исключительный характер», – сказал тогда капитан Паоло Мальдини.

Одним из тех, кто близко к сердцу принял драму Каладзе был Шева. Он посоветовал другу тут же лететь в Грузию к началу расследования и напрямую связаться с посольством. Он постоянно подбадривал друга до тех пор, пока пара временщиков – Чезаре Мальдини – Тассотти – не привела его в отличную форму и не передала наследнику Альберто Дзаккерони, который хотя пока и не сидел на тренерской скамейке, уже был достаточно известен. Его звали Фатих Терим по прозвищу «Император».