Эволюция русской комбинаторной поэзии ХХ века

Палиндром обычно понимается как «фраза или стих, которые могут читаться (по буквам или словам) спереди назад и сзади наперед, при этом сохранится удовлетворительный смысл».¹⁰⁴ Развитие русского палиндрома в ХХ веке связано со знаменитым «Перевертнем» Велимира Хлебникова:

ПЕРЕВЕРТЕНЬ

(Кукси, кум, мук и скук)

Кони, топот, инок.

Но не речь, а черен он.

Идем, молод, долом меди.

Чин зван мечем навзничь.

Голод, чем меч долог?

Пал, а норов худ и дух ворона лап.

А что? Я лов? Воля отча!

Яд, яд, дядя!

Иди, иди!

Мороз в узел, лезу взором.

Солов зов, воз волос.

Колесо. Жалко поклаж. Оселок.

Сани, плот и воз, зов и толп и нас.

Горд дох, ход дрог.

И лежу. Ужели?

Зол, гол лог лоз.

И к вам и трем с Смерти-Мавки.¹⁰⁵

Именно эта редакция «Перевертня» мне кажется наиболее оправданной, так как в собрании сочинений он «печатается по рукописи (РГАЛИ)».¹⁰⁶ В других есть погрешности: неправильно набран подзаголовок (лишь прописными¹⁰⁷ или строчными¹⁰⁸ буквами), запятая вместо точки после «инок», отсутствие запятой после «кум», расположение текста по левому краю, неправильное написание «Смерти-Мавки».¹⁰⁹ Неточны так же и перепечатки из «Изборника»: расположение текста не по центру, пунктуационные несоответствия, неоправданная разбивка последней строки на две.¹¹⁰

Любопытна публикация «Перевертня» в миниатюрной книге¹¹¹, размером всего 7 на 5,5 см. Двенадцать строк напечатаны прописью и расположены по центру (от «Кукси, кум, мук и скук» до «Солов зов, воз волос»), а остальные шесть – обычными строками с расположением по левому краю. С чем связана такая непоследовательная половинчатость решения текста, мне не ясно.

Заслуживает внимания вариант «Перевертня» «с сохранением авторской пунктуации»¹¹². Несмотря на правильное написание подзаголовка и расположение текста по центру данной публикации, редакция Р.В. Дуганова все же предпочтительнее, поскольку для палиндрома характерна замкнутость в пределах одной строки. Только в своей поэме «Разин» Велимир нарушает эту традицию, хотя и «Перевертень» явился новым словом в русской палиндромистике, так как «Хлебников впервые в русской поэзии применил палиндром в качестве строительного материала для стихотворения большой протяженности».¹¹³

Сразу обращает на себя внимание тот факт, что почти треть текста (1-я, 8-я, 12-я, 14-я, 15-я, 17-я и 18-я строки) палиндромна и на звуковом уровне, то есть постановка ударений на словах сохраняется и при обратном чтении, что придает дополнительный эстетический эффект. Что касается отнесения данного произведения к силлабо-тонической или тонической системе, то здесь начинаются определенные трудности. 1-ю и 12-ю строки можно рассмотреть как 4ст. хорей с мужской цезурой на 2-й стопе. 7-я и 13-я строки трудно определяются. Несмотря на преобладание, все же нельзя сказать, что «Перевертень» написан хореем, поскольку «наличие определенного размера в отрывке не может свидетельствовать о его принадлежности к данному тексту, так как хлебниковская метрическая система переменна, и нередко даже в смежных строках перебивают друг друга различные метры, к тому же часто взрываемые интонациями живой речи».¹¹⁴ Одиннадцать строк текста, включая подзаголовок, имеют по 4 ударных слога, но этого недостаточно для того, чтобы утверждать, что произведение написано 4-хиктным тоническим стихом. Цельность «Перевертню» придает сложное сочетание и переплетение палиндромной формы, хорея и четырехударности. Стоит добавить, что «всего из 66 ударных гласных 38 (более половины!) приходятся на ударную <о>».¹¹⁵ Точнее сказать, из 70 – 36, так как я рассматриваю еще и подзаголовок и считаю, что в строке «Но не речь, а черен он» нет ударения на «но», а слово «оселок» имеет ударение на «е».¹¹⁶

Своеобразную палиндромичность можно увидеть на лексико-семантическом уровне. Одно из значений слова «перевертывать» – «оборачивать кого во что. Ведьма перевертывает девку в сороку»,¹¹⁷ то есть у слова «перевертень» раскрывается и другой, нелитературоведческий, мистический смысл. Следует отметить: «перевертыш – перекидыш, вовкулака, оборотень, опрокидень».¹¹⁸ Мистическим ореолом обладает и последнее слово «Мавка», которое «восходит к маве из украинской мифологии – оборотню, злому духу, нечистой силе, которая символизирует зло, коварство, войну и смерть и предстает в виде женщины-соблазнительницы с красивым лицом, но с безобразной спиной без кожи и открытыми внутренностями».¹¹⁹ Связь образа Мавки с палиндромичностью, оборотничеством хорошо представлена в нарисованном варианте «Ночь в Галиции», выполненным П.Н. Филоновым в «Изборнике» 1914 года:¹²⁰ «Обрабатывая строку “Она шиповника красней”, <…> художник рисует букву “o”, символизирующую женское начало, с двойным ликом – женским и мужским (если букву перевернуть), как бы подчеркивая мотив оборотничества и двуликости мавы. В этой идеограмме Филонов нашел, можно сказать, своеобразный графический аналог хлебниковскому палиндрому (или перевертню)».¹²¹

Таким образом, необычайное внутреннее единство данного произведения возникает еще и из-за мерцания различных значений слова. Сюда же можно добавить следующее: «оборотни – опрокидчивые сани: телега, коей кузов опрокидывается для свалки клади».¹²² «Число 3 – наименьшее нечетное – математический выразитель СМЕРТИ, ВОЙНЫ, ЗЛА, РОКА, неизбежности, “откатного”, “противоположного” в событийной истории людей».¹²³ Каждое слово в «Перевертне» не случайно не только в силу своей формы, но и смысла всего произведения.

От такой высокой упорядоченности создается впечатление, что Хлебников немного лукавил, говоря в «Свояси»: «я в полном неразумии писал “Перевертень” и, только пережив на себе его строки “Чин зван мечем навзничь” (война) – и ощутив, как они стали позднее пустотой: “Пал, а норов худ и дух ворона лап”, – понял их как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным “Я” на разумное небо».¹²⁴

Можно высказать предположение, что Велимир в данном произведении предсказывал скорее революцию 1917 года, чем войну 1914-1918 годов. «Революция в его судьбе, как и в судьбах всего народа, была тем смысловым центром, к которому так или иначе было направлено все его творчество и из которого оно исходило».¹²⁵ Всего строк в «Перевертне» 19, а без названия и подзаголовка – 17. 19 и 17 дают 1917. 5-я строка «Чин зван мечем навзничь» скорее подходит революции, свержению и смерти высокопоставленного лица, чем войне, к тому же именно 5 лет оставалось до революции. Манипуляции с числами не должны смущать, так как «всякая стихотворная структура, по Хлебникову, членится на три основных уровня: числовой, числоименной и именной (словесный)».¹²⁶ Любопытно еще одно совпадение: в «Учителе и ученике», первой книге Велимира, вышедшей в год написания «Перевертня» (1912), сообщается: «не следует ли ждать в 1917 году падения государства?».¹²⁷

Отмечу, что на сходство палиндрома («двояковыпуклой речи», как позднее назовёт его Велимир¹²⁸) и революции (перемены кривизны, перехода от двояковогнутости к двояковыпуклости) указывает в своей работе Жан-Клод Ланн:¹²⁹

Свежий переворот: двояковогнутая чечевица пала.

Власть у двояковыпуклых стёкол! Смена мировых чечевиц!¹³⁰

Таким образом, «Перевертень» Хлебникова является совершенно новым по своей форме стихотворением, состоящим из однострочных палиндромов. Как замечает В.П. Григорьев, «палиндромичность не является грамматикой русского языка. Но когда палиндром попадает в рамки поэтического языка, оказывается, что искру семантического можно высечь. Яркость формы даёт особое семантическое поле».¹³¹ При всей сложности написания подобных текстов Велимиру удалось представить глубокое произведение, проявляющее свою цельность на фоническом, лексико-семантическом и метрическом уровнях. Попутно в своей работе я пришел к выводу, что название «Перевертень» отражает не только форму, но и содержание, повествующее о «переворачивании» мира, исторических событий, о революции.

Иногда исследователи творчества В. Хлебникова находят любопытные палиндромные вкрапления в его произведениях. Создаётся впечатление, что палиндромность так или иначе словно разлита по всему творчеству этого очень самобытного поэта. «В стихотворениях “Я любоч, любимый любаной…” и “Заклятии смехом” действует принцип симметричной организации – тот же, что определяет идею палиндрома в стихотворении “Перевертень”, в поэме “Разин”, а кроме того, в “романсе” – единственном музыкальном опыте Хлебникова. Если в стихотворных хлебниковских палиндромах представлены формы в равной степени специфические для поэзии и музыки (музыкальный палиндром именуется ракоходом), то в романсе и “симфониях” – тот род симметрии, который свойствен прежде всего музыке. Действие симметрии распространяется здесь на всю вещь целиком, а не на каждую строку отдельно; единицами симметрии становятся построения, внутренний порядок элементов в которых сохраняется при обратной последовательности самих построений».¹³² А в стихотворении

* * *

Маленькую пыхтящую русалку,

Приползшую из леса,

Прилежно стирающей

Тестом белого хлеба

Закон всемирного тяготения!¹³³

можно отметить, что «сюда “вмонтировано” небольшое “палиндромное зеркальце”: БЕЛого хЛЕБа».¹³⁴

«Перевертень» (и тем более, палиндромическая поэма «Разин», ещё ждущая своего исследователя) В. Хлебникова, несомненно, не остался не замеченным и нашёл своих последователей. Однако вопрос о преемственности этой формы в творчестве Валерия Брюсова мне представляется несколько сложным. В своей книге «Опыты» Брюсов даёт несколько примеров палиндромных стихотворений, датирующихся 1915 и 1918 годами. Например:

ГОЛОС ЛУНЫ

(Палиндром буквенный)

Я – око покоя,

Я – дали ладья,

И чуть узорю розу тучи,

Я, радугу лугу даря!

Я – алая,

Я – и лилия,

Веду, Сильвана, в лесу дев,

Я, еле лелея

Небес эбен.

В примечаниях автор пишет: «Известны палиндромы Порфирия Оптациана (IV в. по р. Х.) и, у нас, Державина:

Я иду с мечем, судия.

(Другой известный палиндром: “А роза упала на лапу Азора”). В последнее время писал палиндромы В. Каменский (“перевертни”)».¹³⁶

Комментируя эту цитату, следует, прежде всего, сказать, что перевертни писал не Василий Каменский, а Велимир Хлебников. Вслед за В. Брюсовым, Г. Никитин настойчиво повторяет, что В. Каменский писал подобные произведения,¹³⁷ однако мне они неизвестны. Валерий Брюсов, таким образом, указывает своими предшественниками П. Оптациана и Г.Р. Державина, но ни в коем случае не хочет признать факт ученичества у Будетлянина. Современник вспоминает: «Брюсова всегда занимал и сейчас особенно занимает вопрос о новых формах стиха. Поэты римские IV века дают материал для таких соображений. Брюсов показывает мне книгу р и м с к о г о поэта, времён Константина, который заслужив<ает> имени волшебника слова. Он придумывает целую с т р а н и ц у гекзаметров, сохраняющих смысл, если читать их слева направо, или справа налево».¹³⁸ Почти то же самое приходило на память и Вадиму Шершеневичу: «Часто встречаясь с Валерием Яковлевичем и на средах на Мещанской и в другие дни, я много беседовал с ним о поэзии. Брюсов очень любил головоломки. Он с восторгом рассказывал о латинском поэте Авсонии, писавшем стихи, которые можно было читать с одинаковым смыслом от начала к концу и наоборот, стихи, внутри которых по вертикали можно было прочесть приветствие, стихи в одну строчку».¹³⁹

Несмотря на относительную слабость Брюсова как палиндромиста, всё же не стоит сбрасывать его со счетов. Он, как мне кажется, первым подошёл к палиндрому с научной стороны и литературоведчески обосновал его место в русской поэзии. Мне представляются ценными следующие замечания В. Брюсова:

1. 
   «Палиндромом называется стихотворение, которое можно читать от начала к концу и от конца к началу, по буквам (буквенный палиндром) или по словам (словесный)».¹⁴⁰ То есть, даётся минимальная классификация, а в книге – примеры на оба случая.¹⁴¹
   
2. 
   «Палиндром <…> придаёт и особый ритм стиху».¹⁴² При составлении палиндромных стихотворений часто возникают большие ритмические сбои в строках, рваные предложения, грамматические, семантические и синтаксические огрехи. «Писатель-юморист Лео Каганов даже создал "белые палиндромы", пародирующие стиль и звучание палиндромного жанра и эклектичность создаваемых в нем текстов: “Вчера почитал сборник палиндромов Карпова, сел и быстро сочинил тоже несколько. Вот они:
   

…
Только не надо мне говорить, что, мол, они у меня неправильные и задом-напеpед не читаются…. Зато, согласитесь, во всем остальном мои палиндромы ну совеpшенно ничем не отличаются от обычных! Вон некоторые (не будем показывать пальцами) вообще пишут стихи без рифм и утверждают, что это белый стих. А у меня белый палиндром. Чем он хуже белого стиха?”».¹⁴³

Я думаю, что замечания Лео Каганова одновременно справедливы и несправедливы. Примеры в защиту писателя-юмориста можно приводить тысячами.¹⁴⁴ В наше время «палиндромическая форма становится обыденностью, сочиняется множество вполне заурядных стихов».¹⁴⁵ Однако с таким же успехом можно говорить и о том, что написание любого качественного стихотворения, даже самого простого и традиционного, лишённого всяческих комбинаторных изысков, невозможно в наше время, и в качестве доказательства, следуя примеру Л. Каганова, написать пародию на графоманские произведения.

Продолжая рассмотрение эволюции палиндрома в русской поэзии, нельзя не отметить небольшой, но ценный для истории развития палиндрома цикл стихотворений Александра Туфанова:

НА САНЯХ В ИЮЛЕ

(палиндромон)

«Ногу печа... атай!

Правой! Левой!»

Пил, томим от лиП,

Узор гулял угрозУ,

Хил он, но с мечем соннолиХ.

Носил авось. Сова ли соН

Ему сваляла в сумЕ?

Не тем, а заметеН

Тем, около комеТ.
* * *

Уже лих я на санях и лежУ...

Утро, ч... чем рад! в дар меч чортУ!

Уже меня тянем... межУ.

Утробой — о, был глыбой, о! — бортУ!¹⁴⁶

Уникальность этого стихотворения заключается в том, что все его строки написаны палиндромами. Обратное прочтение акцентируется большими буквами в конце строки, а также эпиграфом, в котором можно прочитать намёк на разностороннее восприятие произведения: не только слева направо, но и справа налево. Этот цикл А. Туфанова, на мой взгляд, является первым стихотворным палиндромом. Пусть здесь ещё имеются сбои как в ритме, так и в смысле, однако заявленная возможность палиндрома образовать стихотворные рифмующиеся строки была весьма прогрессивной.

После знаменитой поэмы Велимира Хлебникова «Разин» (1921) стало понятно, что написание палиндрома не ограничивается афористичным изречением или небольшим стихотворением, собранным из строчек, одинаково читающихся слева направо и справа налево. Несмотря на официальный запрет со стороны государства на экспериментальное творчество, комбинаторная поэзия «выжила», если можно так сказать, за счёт палиндрома. Обозначим основных авторов, чьи творческие достижения являются вехами в русской палиндромистике и ждут глубокого изучения.

1960-е: Валентин Хромов, «ПОТОП, или ада Илиада» – первое драматическое произведение, написанное палиндромами.¹⁴⁷

1960-70-е: Николай Ладыгин. «Палиндромы Ладыгина по исключительному объёму (более двух тысяч срок, сто сорок произведений), по разнообразию тем, безупречной форме бесспорно уникальны в искусстве поэзии. <…>. Если Хлебников практически вывел палиндром из узкого круга занимательного стихосложения в область большого искусства, то Ладыгин расширил идейно-тематическое русло палиндрома как эпического жанра, продемонстрировал разнообразие его видов, объединённых в циклы».¹⁴⁸

1970-80-е: Витольд Либо. Сам автор пишет: «Палиндромы я начал создавать в 1972 году».¹⁴⁹ Палиндромное творчество В. Либо разнообразно: здесь и афористические высказывания,¹⁵⁰ и пьесы,¹⁵¹ и стихи.¹⁵²

В 1980-90-е написание палиндромов приобрело лавинообразный характер. Назову лишь некоторые имена: Дмитрий Авалиани, Борис Гольдштейн, Елена Кацюба, Михаила Крепс, Германа Лукомников, Александра Бубнов, Дмитрий Минский, Алексей и Павел Нагорских, Владимир Рыбинский, Сергей Федин.

Уже ближе к концу ХХ века палиндром занял прочное место в русском стихосложении. Написание стихотворений-палиндромов стало показателем высочайшей техники. Уникальными в этом плане являются сонеты Владимира Пальчикова (Элистинского),¹⁵³ апогеем которых является тринитарный сонет:

ВЕНОК ШЕСТОЙ: «МЕГА» «КИБЕР»

И пифия пророчит, но невнятна речь.

Эсхил

1 2

Догмата мир. Пенат упад. Да — пут, а не приматам год.

Допит на Яме суррогат. Тагору семя — антипод.

Дуди молве... А — рас игру? Ург и Сараев лом и дуд?

Туп пил и лил вина гуру. Уруган нив ли лилипут?

Туп-то, но в «аве» ложь. И вру. Урви ж, о Лева! Вон от пут!

То базилевса хоров — ад. Да вороха свели забот.

миров. Ты, мука, в быте мок. «Кометы б! Вакумы творим».

А, как, я перемог обман. Нам бог — о мере пятака.
Лукав мужик, а босу — как? Как у собаки ж ум Вакул.

Миазма в-вои. Ворам шок. Кошмаров Иов — вам заим.

Луг, зари и на лоне — мак. Камен о лани и разгул!¹⁵⁴
Этот сонет можно читать тремя способами: отдельно первый столбик, отдельно второй столбик и оба столбика вместе. «Такие стихи писались в эпоху барокко (как версификационные фокусы) едва ли не на всех европейских языках»,¹⁵⁵ но В. Пальчиков до предела усложнил эту форму, добавив палиндром. Конечно же, такие сложнейшие структуры не понятны рядовому (и даже подготовленному) читателю, поэтому требуют комментариев. Приведу некоторые из них: на Яме – здесь: на могиле; Ям (Яма) (др.-инд. миф.) – бог подземного царства; Дуд – дудение; Урга, Сарай – татаро-монгольские города, столицы Золотой Орды; ном – административно-территориальная единица в Древнем Египте и современной Греции.¹⁵⁶

Возможно, палиндром уже исчерпал себя. Поэтому для его обновления авторам приходится прибегать к синтезу палиндрома и другой сложной формы, например, акростиха:

АВТОГРАФ

Вон миги гимнов

Лун ход вдохнул.

А лисья сила,

Дум латы, Талмуд.

Иго вер, тревоги

Мазал глазам.

Их аллахи

Раж или жар?¹⁵⁷

Как поясняет сам автор – Владимир Рыбинский – «этот акропалиндром написан специально для Александра Бубнова – ценителя всего необычного и нового в палиндроме».¹⁵⁸

Приведу ещё пример:

УГРОЗА ВУЛКАНА

«Перевертень» В. Хлебникова явился произведением, благодаря которому палиндром получил своё место в русском стихосложении. Эволюция палиндрома в русской поэзии ХХ века ещё ждёт своих исследователей, однако мне, думаю, удалось обозначить основные пути исследования.