Глава 24. Благословенны миротворцы

За последние 30 лет в Соединенных Штатах сегрегация и предрассудки исчезали практически одновременно. Но были ли межрасовые контакты причиной такого изменения установок? Влияла ли десегрегация на тех, кто действительно сталкивался с ней?

Улучшает ли десегрегация межрасовые отношения?
Школьная десегрегация имела благоприятные последствия: к примеру, большее количество чернокожих юношей и девушек смогли поступить в колледж и успешно окончить его (Stephan, 1988). Но привела ли десегрегация школ, мест жительства и рабочих мест к позитивным социальным результатам? Свидетельства весьма противоречивы.

С одной стороны, многие исследования, проведенные во время послевоенной десегрегации и вскоре вслед за ней, выявили, что отношение белых американцев к чернокожим заметно улучшилось. Кем бы ни были люди — продавцами универсальных магазинов, моряками торгового флота, правительственными служащими, сотрудниками полиции, соседями или студентами,— в любом случае межрасовые контакты вели к избавлению от предрассудков (Amir, 1969; Pettigrew, 1969). Например, в конце Второй мировой войны в армии были частично десегрегированы несколько стрелковых рот (Stouffer & others, 1949). Когда поинтересовались мнением военнослужащих о такой десегрегации, оказалось, что в сегрегированных ротах ее одобряли 11 % белых солдат; в десегрегированных — 60 %.

Опрос почти четырех тысяч европейцев выявил, что дружба является ключом к успешным контактам. Если у вас есть друг, принадлежащий к какому-либо меньшинству, вы скорее выразите симпатию этому меньшинству и окажете поддержку его представителям, вы даже начнете лучше относиться к процессу иммиграции этого меньшинства. Это верно для отношения западных немцев к туркам, французов — к азиатам и североафриканцам, голландцев — к суринамцам и туркам, британцев — к выходцам из Вест-Индии и Азии (Hamberger & Hewstone, 1997; Pettigrew, 1997). Точно так же неприязнь к геям значительно слабее среди тех, кто знает кого-то из них лично (Herek, 1993). Исследования, в которых изучалось отношение к людям пожилым, психически больным, зараженным СПИДом и инвалидам, подтвердили, что контакты часто располагают к позитивным установкам (Pettigrew, 1998).

Данные такого рода повлияли на принятое в 1954 году решение Верховного суда США провести десегрегацию школ и способствовали движению за гражданские права в 60-е годы (Pettigrrew, 1986). Однако исследования последствий десегрегации школ оказались менее обнадеживающими. Социальный психолог Уолтер Стефен (Walter Stephen, 1986), проанализировав результаты всех исследований на данную тему, пришел к весьма неутешительному выводу: десегрегация повлияла на межрасовые отношения очень незначительно. Для чернокожих американцев наиболее заметным последствием десегрегации стали возросшие шансы поступить в смешанный (или преимущественно «белый») колледж, жить в смешанных кварталах и работать вместе с белыми.

Итак, иногда десегрегация благотворно влияет на межрасовые отношения, а иногда — нет. Такое расхождение пробуждает в ученых дух детективов. Чем объясняется несходство результатов? До сих пор мы смешивали различные виды десегрегации в одну кучу. Реальная десегрегация проходит по-разному и при крайне отличающихся обстоятельствах.

Когда десегрегация благотворно влияет на межрасовые отношения?

Однако ранее проведенные исследования взаимоотношений продавцов, солдат и соседей по дому более обнадеживают: эти люди вовлечены в межрасовые контакты в достаточной мере для того, чтобы это способствовало снижению напряженности. В некоторых исследованиях рассматривались продолжительные личные контакты: между чернокожими и белыми сокамерниками в тюрьмах, между чернокожими и белыми девочками в летних смешанных лагерях, и всюду отмечались положительные сдвиги (Clore & others, 1978; Foley, 1976). Среди американских студентов, получающих образование в Германии или Великобритании, те, кто общался с местными жителями, лучше к ним и относились (Stangor & others, 1996).

Социальные психологи, ратующие за десегрегацию, никогда не утверждали, что любые контакты идут на пользу межрасовым отношениям. Они предсказывают неудачу, когда при взаимоотношениях людей различных рас имеет место конкуренция, нет поддержки со стороны власти, нет равенства (Pettigrew, 1988; Stephan, 1987). До 1954 года многим белым, с предубеждением относящимся к чернокожим, также приходилось часто общаться с ними, например, с чистильщиками обуви и домашней прислугой. Но контакты на такой неравноправной основе порождают установки, которые лишь оправдывают закрепление неравенства. Поэтому важно, чтобы это были контакты людей с равным статусом, как в случае с продавцами, солдатами, соседями по дому, заключенными или детьми в летних лагерях.

Сотрудничество
Хотя контакты людей с равным статусом могут быть полезны, иногда только их одних недостаточно. Они не помогли, когда Музафер Шериф прекратил проведение соревнований между «Орлами» и «Гремучими змеями» и объединил обе группы в неконкурентных занятиях: подростки вместе смотрели кино, вместе запускали фейерверк, вместе ели. Но к этому времени вражда детей была настолько сильна, что контакты служили лишь поводом для насмешек и атак. Когда одного из «Орлов» толкнул подросток из «Гремучих змей», товарищи по команде потребовали от пострадавшего немедленно «смыть с себя позор». Очевидно, что десегрегация этих двух групп не обеспечила их социальной интеграции.

Что при такой закоренелой враждебности может сделать миротворец? Думается, ему стоит рассмотреть, какие воздействия десегрегации приводят к успеху, а какие — нет. Смешение рас в стрелковых ротах привело не только к контактам между белыми и чернокожими, имеющими равный статус, но также и к их взаимозависимости. Они вместе воевали с врагом, вместе боролись, стремясь к общей цели.

Сравним эту взаимозависимость с ситуацией соперничества в типичном школьном классе. Неважно, десегрегирован он или нет. Не покажется ли вам знакомой следующая картина (Aronson, 1980)? Ученики соперничают друг с другом, стараясь получить хорошие оценки, одобрение учителя, различные поощрения и привилегии. Учитель задает вопрос. Несколько учеников поднимают руки; остальные сидят, потупив взор, стараясь стать как можно незаметней. Когда учитель вызывает одного из жаждущих отличиться, другие надеются на ошибку в его ответе, ведь это даст им шанс блеснуть своими знаниями. Аутсайдеры в этом академическом спорте часто с негодованием отзываются о преуспевающих учениках как о «тупицах» и «дегенератах». Ситуация обременена как соперничеством, так и болезненно очевидным неравенством в статусе. Вряд ли мы сможем придумать лучший способ воздвигнуть барьеры между детьми.

Предполагается ли тем самым, что имеется еще какой-то фактор, который и определяет, возымеет десегрегация желанный эффект или нет? Действительно ли контакты при конкуренции разделяют, а контакты при кооперации объединяют? Рассмотрим, что происходит с людьми, сталкивающимися с общими трудностями.

Общая внешняя угроза
Случалось ли вам когда-нибудь вместе с другими переживать какие-нибудь природные катаклизмы, подвергаться насмешкам, оказавшись в положении новичка, преследованиям и оскорблениям из-за вашей социальной, расовой или религиозной принадлежности, быть наказанным учителем? Если да, то наверняка вы вспомните, что в подобные моменты чувствовали близость к тем, кто переживал трудности вместе с вами. Вероятно, когда вы помогали друг другу выбраться из снежного заноса или боролись с общим врагом, рушились все социальные барьеры.

Такое дружелюбие обычно устанавливается между теми, кто подвергается общей угрозе. Джон Ланзетта (John Lanzetta, 1955) предложил морским кадетам, разбитым на группы по четыре человека, решить несколько непростых задач на сообразительность, а затем по громкоговорителю сообщил им, что их ответы неверны, производительность у них непростительно низкая и мыслят они из рук вон плохо. Остальные группы такой критики не слышали. Ланзетта обнаружил, что члены группы, подвергавшейся нападкам, становятся большими друзьями, чаще сотрудничают, реже спорят и меньше конкурируют. Они плыли в одной лодке. В результате у них появился дух сплоченности.

Общий «враг» объединил группы соперничающих подростков в летних экспериментах Шерифа и во многих последующих экспериментах (Dion, 1979). Чувство патриотизма и сплоченности возросло у американцев во времена Второй мировой войны с Германией и Японией, холодной войны с Советским Союзом, конфликтов с Ираном в 1980 году и Ираком в 1991 году. Солдаты, воевавшие плечом к плечу, нередко на всю жизнь сохраняют связи со своими однополчанами (Elder & Clipp, 1988). Не многое так сближает, как общий враг.

В периоды межрасовой напряженности обычно возрастает чувство гордости за свою группу. У китайских студентов университета Торонто, столкнувшихся с дискриминацией, усилилось ощущение родства друг с другом (Pak & others, 1991). Простое напоминание о чужой группе (скажем, о соперничающей школе) повышает ответственность людей за свою группу (Wilder & Shapiro, 1984). Остро ощутив, кто такие «они», мы начинаем понимать, кто такие «мы».

Экстраординатные цели
Объединяющая сила внешней угрозы тесно связана с объединяющей силой экстраординатной цели — цели, захватывающей всех членов группы и требующей для своего достижения совместных усилий. Шериф использовал такие цели для создания гармонии между враждовавшими подростками. Он искусственно создал проблему с запасом воды в лагере, решение которой потребовало совместных усилий подростков. Для того чтобы выкупить дорогую видеокассету, необходимо было объединить финансовые возможности двух групп, и это также привело к кооперации. Когда в поездке «сломался» грузовик, неподалеку «случайно» оказалась валяющаяся веревка, и одному мальчику пришла в голову идея, использовав ее, завести грузовик с разгона. Когда грузовик завелся, дружеское похлопывание по спине отметило общую победу подростков в «перетягивании грузовика».

Совместно поработав над такими экстраординатными целями, мальчики начали питаться вместе и с удовольствием общаться друг с другом у костра. Ростки дружбы протянулись через линию раздела групп. Враждебность угасала. В последний день мальчики решили ехать домой на одном автобусе. Во время поездки они уже больше не сидели порознь, двумя разными группами. Когда автобус подъезжал к родному Оклахома-Сити, все как один запели «Оклахому», а затем дружески распрощались. С помощью изоляции и соперничества Шериф превратил незнакомцев в заклятых врагов. С помощью экстраординатных целей он превратил врагов в друзей.

Являются ли эксперименты Шерифа просто детской игрой? Или экстраординатная работа в одной упряжке может оказаться полезной и для конфликтующих взрослых? Этим заинтересовались Роберт Блейк и Джейн Моутон (Robert Blake & Jane Mouton, 1979). В серии двухнедельных экспериментов, охвативших свыше 1000 сотрудников руководящего звена в 150 группах, они воссоздали основные моменты ситуации, в которую попали «Орлы» и «Гремучие змеи». Каждая группа сначала занималась сама по себе, затем конкурировала с другой и наконец сотрудничала с той же группой ради достижения совместно выбранной экстраординатной цели. В итоге были получены «однозначные доказательства того, что реакции взрослых аналогичны реакциям юных испытуемых Шерифа». Расширив эти исследования, Сэмюэль Гартнер, Джон Довидио и их коллеги (Samuel Gaertner, John Dovidio & others, 1993) пришли к выводу, что совместные усилия дают особенно благоприятный эффект, когда обстоятельства вынуждают людей создать новую объединенную группу, в которой растворяются их прежние подгруппы. Предубеждения по отношению к другой группе ослабевают, когда люди из двух групп вперемежку рассаживаются за столом (а не по разные стороны от него), дают вновь образованной группе единое название, а затем вместе работают в условиях, вызывающих позитивные чувства. Из «нас» и «них» получаются «мы».

Кооперация в обучении

Исследовательская группа под руководством Эллиота Аронсона (1978, 1979; Aronson & Gonzalez, 1988) для обеспечения сотрудничества в группе использовала «метод мозаики». В своих экспериментах, проводившихся в начальных школах Техаса и Калифорнии, они составляли группы по шесть человек, смешивая в них детей различных рас и с различным уровнем успеваемости. Группе задавалась определенная тема, которая разбивалась на шесть частей. Каждый ученик становился специалистом по своей части: например, один изучал историю Чили, второй — ее географию, третий — культуру. Сначала все «историки», «географы» и прочие специалисты собирались вместе для освоения материала. Затем они расходились по своим группам и обучали там партнеров тому, что узнали сами. У каждого члена группы, образно говоря, было по куску мозаичной картины. Поэтому и уверенные в себе школьники должны были выслушивать более стеснительных и учиться у них, а те, в свою очередь, вскоре осознавали, что и они в состоянии сообщить своим сверстникам нечто важное.

При таком стиле обучения студенты усваивают не только учебный материал, но и другие уроки. Межрасовые дружеские отношения начинают процветать. Оценки учащихся из числа национальных меньшинств улучшаются (возможно, потому, что успехи в учебе теперь одобряются сверстниками). После окончания эксперимента многие учителя продолжали использовать сотрудничество при обучении (D. W. Johnson & others, 1981; Slavin, 1990). «Очевидно,— пишет специалист по межрасовым отношениям Джон Мак-Конэхи (John McConahay, 1981), — что обучение, построенное на сотрудничестве, является наиболее эффективным способом улучшения межрасовых отношений в десегрегированных школах, по крайней мере из тех, что известны нам на сегодняшний день».

Итак, контакты сотрудничающих друг с другом людей с равным статусом оказывают положительное воздействие как на бойскаутов, так и на руководителей промышленности, студентов колледжа и школьников. Распространяется ли этот принцип на все виды человеческих взаимоотношений? Сплачиваются ли члены семьи, совместно работая на пригородном участке, ремонтируя старый дом или плавая на мини-яхте? Объединяют ли общины совместное возведение конюшен, хоровое пение или многоголосое подбадривание своей футбольной команды? Порождает ли взаимопонимание между нациями их сотрудничество в науке и освоении космоса, совместные усилия по борьбе с голодом и за сохранение природных ресурсов, дружеские личные контакты? Есть свидетельства, что ответ на все эти вопросы должен быть утвердительным (Brewer & Miller, 1988; Desforges & others, 1991, 1997; Deutsch, 1985, 1994). Таким образом, важнейшая задача, с которой сталкивается наш разделенный на части мир,— это определить и согласовать наши экстраординатные цели и организовать совместные усилия по их достижению.

Переговоры

Эксперименты не дают однозначного ответа. С одной стороны, тот, кто больше запрашивает, зачастую больше и получает. Жесткая позиция на переговорах может понизить ожидания противоположной стороны, вызвать у нее готовность согласиться на меньшее (Yuki, 1974).

Но иногда такая жесткость может ударить рикошетом. Во многих конфликтах делят не пирог фиксированного размера, а пирог, усыхающий за время конфликта. Если забастовка затягивается, от этого страдают и рабочие и администрация. Жесткость позиции также уменьшает реальные шансы достигнуть соглашения. Если противоположная сторона отреагирует такой же крайностью, обе стороны могут оказаться в тупиковой ситуации, из которой нельзя выйти, не потеряв своего лица. За неделю до начала войны в Персидском заливе президент Буш угрожал «пнуть Саддама под зад». Саддам Хусейн не остался в долгу, обещая «утопить неверных в их собственной крови». После таких воинственных заявлений обеим сторонам было очень трудно избежать войны и сохранить свое лицо.

Посредничество

В классическом примере на данную тему рассказывается о том, как две сестры никак не могли поделить меж собой апельсин (Follett, 1940). В конце концов они пошли на компромисс и разделили апельсин пополам, после чего одна сестра выжала из своей половины сок, а другая, выбросив мякоть, использовала кожуру для печенья. В экспериментах, которые Дин Пруитт и его помощники (Dean Pruitt & others) проводили в Государственном университете штата Нью-Йорк в Буффало, они побуждали участников переговоров приходить к интегральному соглашению. Если бы сестры согласились разделить апельсин, отдав одной весь сок, а другой — всю кожуру, они бы как раз пришли к такому соглашению, которое учитывает интересы обеих сторон (Kimmel & others, 1980; Pruitt & Lewis, 1975, 1977). По сравнению с компромиссом, в котором обе стороны жертвуют чем-то важным, интегральные соглашения более устойчивы. К тому же, поскольку такие соглашения взаимовыгодны, они улучшают и дальнейшие взаимоотношения (Pruitt, 1986).

«Часто, когда мы с Мартой подолгу не говорим друг другу ни слова, я воспринимаю ее молчание как признак недовольства мною. Она же, в свою очередь, объясняет мою холодность тем, что я злюсь на нее. Мое молчание порождает ее молчание, что делает меня еще более молчаливым... и это продолжается до тех пор, пока этот эффект снежного кома не прервут внешние обстоятельства, вынуждающие нас общаться друг с другом. И тогда общение исправляет все возникшие у нас взаимные искажения восприятия.»

Результат таких конфликтов часто зависит от того, как люди сообщают друг другу о своих чувствах. Роджер Кнудсон и его коллеги (Roger Knudson & others, 1980) приглашали супружеские пары в психологическую лабораторию университета Иллинойса и просили их инсценировать один из своих прошлых конфликтов. До, во время и после их обсуждения этого конфликта (которое часто вызывало не меньше эмоций, чем сам конфликт) за ними внимательно наблюдали и подробно опрашивали. Пары, уклонявшиеся от спорной темы,— те, кто так и не сумел внятно изложить собственные позиции и выяснить позиции супруга, остались пребывать в заблуждении, что у них в семье больше гармонии и взаимопонимания, чем это было на самом деле. Нередко они приходили к убеждению, что разговор в лаборатории укрепил их взаимное согласие, хотя на самом деле его стало меньше. В отличие от них те, кто придерживался спорной темы, ясно излагая собственную позицию и считаясь с мнением другого, действительно пришли к соглашению и получили более точную информацию о взаимных представлениях друг о друге. Это помогает понять, почему пары, в которых супруги делятся своими заботами прямо и открыто, как правило, счастливы в браке (Grush & Glidden, 1987).

Психологи, занимающиеся изучением конфликтов, сообщают, что ключевым фактором здесь является доверие (Ross & Word, 1995). Если вы верите, что другой человек имеет добрые намерения и не собирается эксплуатировать вас, вы более склонны рассказывать ему о своих нуждах и заботах. Без такого доверия вы, вероятнее всего, будете осторожны, опасаясь раскрыть информацию, которая может быть использована против вас.

Если стороны не доверяют друг другу и их общение непродуктивно, иногда может помочь нейтральный посредник — консультант по браку, посредник по трудовым спорам, дипломат.

Уговорив участников пересмотреть их восприятие конфликта как непримиримого, посредник нередко помогает каждой из сторон определить и ранжировать свои цели. Если цели совместимы, процедура такой оценки облегчает участникам отказ от менее важных целей в пользу достижения главной (Erickson & others, 1974; Schuiz & Pruitt, 1978).

Как только и работники, и администрация поверят, что цель администрации (повышение производительности и прибыльности) совместима с целью рабочих (повышением оплаты и улучшением условий труда), они могут приступить к выработке интегрального решения, способного привести к обоюдному выигрышу.

Когда стороны собираются для прямого общения, они часто надеются, что с глазу на глаз конфликт разрешится сам собой. Но в разгар напряженного, жесткого конфликта всколыхнувшиеся эмоции часто лишают возможности встать на точку зрения другой стороны. Общение затрудняется как раз тогда, когда оно больше всего необходимо (Tetlock, 1985). Поэтому посреднику часто приходится брать организацию общения на себя, чтобы помочь каждой из сторон понять другую и, в свою очередь, почувствовать себя понятой. Посредник может попросить участников ограничить свои доводы ссылками на фактические обстоятельства, включая рассказ о своих чувствах и о том, как они будут реагировать на конкретные действия противоположной стороны: «Мне нравится, когда играет музыка. Но если ты сделаешь ее громче, мне будет трудно сосредоточиться. Это будет меня раздражать». Посредник может попросить стороны поменяться ролями и обосновать чужую точку зрения, а также повторять высказывания другого, прежде чем ответить самому, например: «Когда я включаю свою стереосистему слишком громко, это тебя бесит».

У нейтральной третьей стороны есть также возможность выдвигать взаимоприемлемые предложения, которые были бы отвергнуты — «реактивно недооценены» — в том случае, если бы их выдвинул один из противников. Констанс Стиллингер и ее коллеги (Constance Stillinger & others, 1991) обнаружили, что предложения по ядерному разоружению, которые американцы отвергают, когда считают их исходящими от Советского Союза, выглядят более приемлемыми, если они приписываются нейтральной третьей стороне. Сходным образом люди часто недооценивают уступку, на которую согласен пойти их противник («они и сами не ценят этого»), но та же самая уступка может показаться отнюдь не пустячной, если она предлагается нейтральным посредником.

Эти принципы миротворчества, частично выведенные из лабораторных экспериментов, частично подсказанные самой жизнью, помогали при посредничестве как в международных, так и в трудовых конфликтах (Blake & Mouton, 1962, 1979; Fisher, 1994; Wehr, 1979). Одна небольшая группа американцев арабского и еврейского происхождения под руководством социального психолога Герберта Келмана (Kelman, 1997) проводила семинары, сводя вместе влиятельных арабов с израильтянами и пакистанцев с индийцами. Используя упомянутые выше методы, Келман и его коллеги исправляли искажения восприятия и давали участникам семинаров возможность отыскать творческое взаимовыгодное решение. Уединившись, участники могли откровенно разговаривать со своими противниками, не боясь, что их слова станут предметом пересудов. Каков же был результат? Как правило, противники начинали понимать, какова точка зрения оппонента и чем обоснованы его ответные реакции.

В 1976 году Келман подвозил в бостонский аэропорт египетского социолога Бутроса-Гали (в 1991 году Бутрос-Гали стал генеральным секретарем ООН). По дороге они сформулировали программу конференции в Египте, на которой предстояло обсудить возникшие искажения восприятия в арабо-израильских отношениях. Позднее, уже после конференции, Келман ознакомил с ее многообещающими результатами израильтян, обладающих реальной властью. Годом позже Бутрос-Гали приступил в Египте к исполнению обязанностей министра иностранных дел, после чего египетский президент Анвар Садат совершил свою историческую поездку в Израиль, тем самым проложив путь к примирению. При встрече Бутрос-Гали, улыбнувшись, сказал Келману: «Вы видите процесс, который мы начали с вами в бостонском аэропорту в прошлом году» (Armstrong, 1981).

Годом позже посредник Джимми Картер заперся в Кэмп-Дэвиде с Садатом и израильским премьер-министром Менахемом Бегином. Картер начал не с того, что предложил каждой стороне выдвинуть свои требования, он попросил их определить свои основные интересы и цели — безопасность для Израиля, контроль над своими историческими территориями для Египта. Через тринадцать дней это трио появилось перед публикой с «Программой ближневосточного урегулирования», предоставлявшей каждому то, чего он желал,— безопасность в обмен на территории (Rubin, 1989). Через шесть месяцев, после дальнейших посреднических шагов президента Картера, предпринятых им во время его визитов в ту и другую страну, Садат и Бегин подписали договор, положивший конец войне, длившейся с 1948 года.

Арбитраж
Некоторые конфликты настолько запутаны, а основные интересы сторон так сильно расходятся, что найти решение, которое удовлетворило бы и ту и другую сторону, просто невозможно. Боснийские сербы и мусульмане не могут одновременно иметь под своей юрисдикцией один и тот же кусок земли. В бракоразводном споре об опеке над ребенком забрать его себе может только один из родителей. В этих и во многих других случаях (споры из-за оплаты жильцами общего ремонта, заработков спортсменов, территориальные притязания) нейтральный посредник может помочь разрешению конфликта, а может и не помочь.

Если это не поможет, конфликтующие стороны могут прибегнуть к арбитражу, предоставив посреднику или какой-то иной нейтральной стороне право самому вынести решение. Правда, обычно спорщики предпочитают улаживать свои дела сами, без третейского судьи, чтобы сохранить контроль над результатами. Нил Мак-Гилликадди и его коллеги (Neil McGillicuddy & others, 1987) обнаружили подобную склонность, наблюдая за разбирательствами, проводящимися в Центре разрешения споров в Буффало, штат Нью-Йорк. Когда люди знали, что в случае неудачного посредничества им придется подчиниться решению арбитража, они чаще старались решить проблему мирным путем, выказывали меньшую враждебность и таким образом оказывались более способными прийти к соглашению.

В тех случаях, когда расхождения глубоки, а интересы непримиримы, перспектива арбитража может оказать и обратное воздействие (Pruitt, 1986). Участники конфликта могут «заморозить» свои позиции, надеясь обрести преимущество, когда третейский судья будет искать компромисс. Для преодоления этой тенденции при решении некоторых споров, например из-за заработков бейсбольных звезд, применяется «арбитраж окончательных предложений», в котором третейский судья выбирает одно из последних предложений той или иной стороны. Такой арбитраж заставляет каждую из сторон вносить только разумные предложения.

И все-таки нередко последнее предложение оказывается не столь разумным, каким оно могло бы быть, если бы каждая из сторон взглянула на него чужими глазами и освободилась от эгоистических предубеждений. Специалисты по переговорам сообщают, что «чрезмерный оптимизм и самонадеянность» делает участников спора чересчур упрямыми (Kahneman & Tversky, 1995). Успешное посредничество затруднительно, когда (это происходит довольно часто) обе стороны оценивают свои шансы на успех по меньшей мере как два к трем (Bazerman, 1986, 1990).

Стратегия GRIT призвана разорвать спираль конфликта после его обоюдной деэскалации. GRIT требует от одной из сторон начать с мелких шагов по направлению к разрядке после ее декларации о стремлении к миру. Инициатор заявляет о своем желании снизить напряженность, объявляя о каждой примирительной акции до ее осуществления, и приглашает противника последовать его примеру. Такие заявления формируют основу, позволяющую противнику правильно интерпретировать то, что иначе могло бы расцениваться как признак слабости или нечестной игры. К тому же они вызывают давление общественности, вынуждающее противника соблюдать нормы взаимности.

Далее инициатор демонстрирует свою надежность и искренность, осуществляя в полном соответствии с заявлениями несколько поддающихся проверке акций примирения. Это усиливает давление, требующее взаимности.

Сделав миролюбивые акции разнообразными — можно, например, предложить медицинскую помощь, прикрыть одну из военных баз или снять ограничения по товарообмену, — инициатор не жертвует слишком многим в отдельно взятой области и предоставляет противнику свободу выбора ответных шагов. Когда противник отвечает добровольно, его собственное примирительное поведение может смягчить его установки.

Стратегия GRIT — примирительная. Но это отнюдь не «капитуляция в рассрочку». Остающиеся запланированные действия защищают личные интересы сторон, сохраняя возможность применить карательные меры. Начальные примирительные шаги, конечно же, подразумевают небольшой риск, но они не подрывают ничьей безопасности. Скорее, они рассчитаны на то, чтобы обратить вспять эскалацию напряженности. Если одна из сторон осуществит акцию агрессии, другая, скорее всего, ответит тем же, давая понять, что не потерпит эксплуатации. И все же такие ответные действия — это не какая-то сверхреакция, которая может повлечь за собой новый виток конфликта. Если же противник предпринимает шаги к примирению, то за ними следуют такие же или даже чуть большие ответные шаги. Специалист по конфликтам Мортон Дойч (Morton Deutsch, 1993) в духе стратегии GRIT советует участникам переговоров быть «твердыми, честными и дружелюбными. Твердыми — значит сопротивляться шантажу, эксплуатации и грязным играм; честными — значит соблюдать моральные принципы, не отвечая на аморальное поведение противника, несмотря на его провокации; дружелюбными — значит всегда быть готовым начать и поддерживать сотрудничество».

Эффективна ли GRIT? В лабораторных дилеммных играх наиболее успешной стратегией оказалась простейшая «услуга за услугу», которая начинается с приглашения к сотрудничеству, а затем повторяет шаги противника (Axelrod & Dion, 1988; Komorita & others, 1992; Smith, 1987). «Услуга за услугу» — это попытка сотрудничать и забыть обиды, при этом не позволяя себя эксплуатировать. В продолжительной серии экспериментов в университете Огайо Свенн Линдскольд и помощники (Svenn Lindskold & others, 1976—1988) анализировали многочисленные варианты применения стратегии GRIT и пришли к следующему заключению: в лабораторных играх заявление о стремлении к сотрудничеству действительно способствует сотрудничеству; повторяющиеся примирительные акции действительно порождают большее доверие (хотя пристрастие к игре в свою пользу нередко заставляет воспринимать собственные действия как более миролюбивые и менее враждебные, нежели действия других); соблюдение правила равноправного участия действительно защищает от эксплуатации.

GRIT-стратегии периодически испытывались вне стен лабораторий, результаты получены многообещающие. По мнению многих специалистов, наиболее успешной попыткой применения GRIT стал так называемый эксперимент Кеннеди (Etzioni, 1967). 10 июня 1963 года Кеннеди произнес большую речь «Стратегия мира». В ней он отмечал: «Наши проблемы — дело рук человека... и могут быть решены человеком». Затем было объявлено о своей первой миролюбивой акции: Соединенные Штаты прекращают все ядерные испытания в атмосфере и не возобновят их, если этого не сделают другие. В Советском Союзе речь Кеннеди была опубликована полностью. Спустя пять дней премьер Хрущев объявил в ответ, что он останавливает производство стратегических бомбардировщиков.

Затем последовали дальнейшие взаимные уступки: США согласились продавать России пшеницу, Советы согласились протянуть между двумя странами «горячую линию», и вскоре обе страны пришли к соглашению о запрещении испытаний. На какое-то время эти миролюбивые инициативы улучшили отношения между двумя великими державами.

Всем нам памятно новое улучшение отношений между Соединенными Штатами и Россией, когда в 1991 году президент Буш отдал приказ уничтожить все американские тактические ядерные боеголовки наземного базирования и вывести стратегические бомбардировщики из состояния боевой готовности, сохранив при этом в неприкосновенности наименее уязвимый и самый обширный ядерный арсенал — ракеты на подводных лодках. Тем самым американский президент пригласил Михаила Горбачева присоединиться к своим инициативам, что Горбачев и сделал через восемь дней, также выведя российские бомбардировщики из состояния боевой готовности и вдобавок объявив о демонтаже ядерных средств малой дальности, включая ракеты, корабли и подводные лодки.

Могут ли тесные контакты способствовать снижению напряженности между людьми? Есть серьезные основания ожидать, что могут. При напряженности отношений и отсутствии взаимного общения любой миролюбивый жест, мягкий ответ, приветливая улыбка, нежное прикосновение — все это может послужить первым шагом к ослаблению напряженности отношений, приблизить к той ступени, где контакты, кооперация и коммуникация вновь станут возможными.