Ф. М. Достоевский русская философия



бет138/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   134   135   136   137   138   139   140   141   ...   161


В. И. Жуков
«ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ» - одна из осн. работ Карса­вина, опубликованная впервые в 1923 г. в Берлине (1993 - в Спб., переиздание). В ней с позиции метафизики всеедин­ства рассматриваются онтологические и аксиологические вопросы исторического процесса, а также проблемы мето­дологии исторического познания. Философию истории Карсавин делит на 3 части: теорию истории, исследующую «первоначала исторического бытия... знания истории как науки»; философию истории (в узком смысле), рассматривающую эти «основоначала в единстве бытия и знания»; метафизику истории, изображающую «кон­кретный исторический процесс в его целом» и раскрыва­ющую «смысл этого процесса». В общем подходе к рас­смотрению проблем философии истории Карсавин про­тив как причинного объяснения исторических событий и явлений, так и системного их определения. В первом слу­чае исторический процесс представлен в виде изменения во времени взаимоотношений «пространственно разъе­диненных элементов», к-рое предполагает причинную обусловленность указанных процессов (событий) геогра­фической средой, производственно-экономической или религиозной сферами жизни. Во втором случае исполь­зование понятия системы хотя и дает возможность охва­тить весь исторический процесс в целом, но только отвле­ченным, абстрактным способом, внешним по отношению к этому процессу. Преодолеть противоречие непрерывно­сти истории и причинного ее конструирования можно, по мнению Карсавина, лишь признав, что в основе истори­ческого развития лежит субъект, к-рый реален так же, как реально само развитие, и поэтому является конкретной индивидуальностью, личностью. Такой субъект должен быть всевременным, всепространственным, всеединым и существовать не сам по себе, а в своих индивидуализациях - моментах, каждый из к-рых содержит в себе все осталь­ные, но в невыраженном (по определению Карсавина, «стяженном») виде. Отсюда каждая индивидуализация являет­ся всеединством своих вторичных индивидуализации, а всеединый субъект представляет собой «момент высшего всеединого субъекта» и т. д. Так, возникает иерархический порядок субъектов-личностей, определенный степенью актуализации субъектом своего «стяженного» всеединст­ва (напр., человек, народ, культура, человечество в целом). В моментах, составляющих всеединый субъект, Карсавин различает моменты-личности (индивидуальности) и моменты-качествования, каждый из к-рых определяется как нечто единое для себя и общее для всех моментов-личнос­тей. Последние, являясь всеединством своих моментов, вы­ражают себя («качествуют») в этом общем качестве спе­цифическим, единственным для них способом, проявляя тем самым присущую им свободу (чем меньше «стяженность» всеединства в субъекте, тем больше его свобода). При рассмотрении природы исторического знания Карса­вин определяет его предмет как «социально-психическое развитие всеединого человечества». Человечество в этой связи выступает и как субъект исторического развития, и как объект исторического познания, т. е. историческое зна­ние является самосознанием. Границу исторического по­знания составляет природный мир, но поскольку после­дний есть одна из индивидуализации высшего всеединства субъекта (наряду с эмпирическим (историческим) чело­веком), то он познается исторической наукой как прелом­ленный в сознании и «претворенный в социально-психи­ческий элемент». В области методологии Карсавин счита­ет возможным создание единого исторического метода, выделяя 2 его осн. разновидности: статическую и динами­ческую. В начале исследования исторические факты пред­ставляются историку в виде разъединенных моментов, непрерывность к-рых дана только в высшем индивидуали­зирующемся в них субъекте. С помощью статического под­хода формируется отвлеченно-общее знание, выступающее как символ «стяженного» абсолютного всеединства, как предпосылка, «предварительное понятие» «конструиру­ющейся» с его помощью исторической действительности. Тем самым «реально-последовательная связь уступает место абстрактно-систематической». Динамический же подход предполагает раскрытие в полученной системе взаимодействующих моментов подлинную диалекти­ческую природу истории. Переходя к периодизации ис­тории, Карсавин делит эмпирическое (историческое) раз­витие каждой исторической индивидуальности (народа, культуры) на 4 этапа: 1) потенциальное единство исто­рического субъекта, к-рое «лежит за пределами исто­рии»; 2) первично-дифференцированное единство, ре­ально пронизывающее все противостоящие друг другу моменты; 3) органическое единство, характеризующееся «функциональной ограниченностью и относительной стойкостью индивидуализации»; 4) вырождение орга­нического единства в систематическое, к-рое погиба­ет вследствие распада. Такое общее определение эм­пирического развития не исключает, по Карсавину, воз­можности гибели исторического субъекта на любом эта­пе развития, что и имело место в истории. Карсавин критически относится к теориям прогресса-регресса исторического процесса, полагающим цель (апогей) его развития в одном периоде истории (в будущем или в прошлом). Между тем эта цель находится, с его т. зр., в сверхэмпирическом бытии, она есть «всеединый иде­ал» (общий для всех, индивидуальный для каждого). Оценка исторических явлений возможна только по сте­пени раскрытия в них «стяженного» абсолютного все­единства, и критерий этой оценки, по мнению Карса­вина, - личность Христа, наиболее полно выразившая в себе возможности всеединого человека. В философ­ской среде книга вызвала неоднозначную реакцию. Так. П. О. Лосский и Зеньковский выделили в кн. анализ свя­зи философии истории с метафизикой всеединства, от­мечая общий пантеистический характер системы Карсавина. Флоровский же отмечал, что его концепция ли­шена «настоящего» динамизма.

Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991; Лосский Н. О. История русской философии. М., 1994; Веттер Г. Л. П. Карсавин // Русская религиозно-философская мысль XX века. Питсбург, 1975; Столович Л. Н. История рус­ской философии. М., 2005.



В. Ю. Крянев
«ФИЛОСОФИЯ ОБЩЕГО ДЕЛА» - название, закрепив­шееся за сводом соч. Федорова, подготовленных к печати его учениками Кожевниковым и Петерсоном. Предложе­но Кожевниковым в 1904 г. В 1906-1913 гг. в свет вышли 2 первых тома. Редакционная и составительская работа над третьим томом была оборвана смертью обоих издателей. 1-й том «Ф. о. д.», изданный в 1906 г. в г. Верном тиражом 480 экз. с грифом «Не для продажи» и рассылавшийся из­дателями библиотекам и частным лицам, включил в себя осн. работы Федорова, дающие целостное представление об его учении. Книга открывалась главным соч. мыслите­ля «Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратско­го, неродственного, т. е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства» (1878-1990-е гг.), из­ложенным в форме «Записки от неученых к ученым, ду­ховным и светским, к верующим и неверующим» с призы­вом к единению в общем деле регуляции природы и вос­крешения. «Неученые» у Федорова - своеобразная фило­софская категория, выражающая идеал коллективного чувствования, мышления и оценки в противоположность индивидуализированному философствованию (конкретное «я» Декарта). Самый жанр проникновенно «простодуш­ного» обращения с самыми главными, больными вопро­сами, мучающими всех, и «ученых», и «неученых», опре­деляет особый тон и слог автора. Федоров создает свою систему ключевых понятий идеального патриархального сознания: родственность - неродственность, совершенно­летие - несовершеннолетие, сын человеческий - блудные сыны и т. д. Важное место в работе занимают символичес­кие образы: «объективные», концентрирующие в себе ха­рактеристики несовершенного и порочного уклада мира (выставка, банкет, обращение кладбища в гульбище), и «про­ективные», возносящие к высшей сфере должного и чае­мого (кремль, музей, школа-музей, школа-храм и т. д.). При­мечательно, что Федоров одновременно излагает одни и те же идеи и в системе естественно-научной и нравствен­ной аргументации, обращенной к неверующим, и на язы­ке и в образах, внятных религиозному сознанию. В 1 -й ч. «Вопроса о братстве...» ставится вопрос о разрыве мысли и дела, теоретического и практического разума, в чем Фе­доров видит глубинную слабость человечества, и о пре­одолении этого разрыва в общем деле познания и управле­ния миром; вводится понятие проективности; дается кри­тика позитивистской концепции прогресса. Центральное место во 2-й ч. занимает проективное толкование догмата о Троице как образце для будущего бессмертного чело­веческого общежития и изложение представления о «куль­те предков» как основе религиозного чувства человека. В 3-й ч. излагается историософская система Федорова. В необычной оптике мыслителя все развитие человечества представляет собой воплощение, неосознанное или неуз­наваемо искаженное, чувства смертности, одной идеи, одной потребности в возвращении утраченного, победе над смертью. Развитие исторической жизни народов подчине­но этому господствующему импульсу к воскрешению, ле­жащему в самых глубинах коллективного бессознательно­го человечества. Всемирная история предстает в истолко­вании Федорова и как грандиозное рассмотрение вост.-зап. вопроса, как борьба двух крайних принципов жизнеустроения: Восток - насильственное единство, деспотизм, веду­щий к неразличимому слиянию, давящий личность; Запад -свобода личности, ведущая к ее атомизации, к постоянной розни и соперничеству. Россия, занимающая срединное положение между Западом и Востоком, открывает, по мысли Федорова, перспективу их мирного «схождения», выдвигая в качестве основы человеческого устроения идею соборности, предлагая миру проект жизнетворческого, воскресительного дела. Наиболее важная для усвоения взглядов Федорова 4-я ч. развивает идеи регуляции приро­ды, выхода в космос и управления космическими процес­сами, преображения несовершенного, смертного организ­ма человека в совершенный и бессмертный («полноорганность»), намечает пути имманентного воскрешения, рисует образ «идеальной общины» всеобщего дела, осно­ванной на психократии. Следовавшая за «Вопросом о братстве...» работа «Самодержавие» (1895-1897) представ­ляла опыт историософии рус. государства, на протяжении столетий осуществлявшего труд собирания, умиротворе­ния земель и народов, давала проективно-символическое истолкование идеи царской власти (самодержец, собира­тель земли и народов, патриархальный глава державы, ис­поведующей родственно-нравственный принцип устрое­ния, водитель своего народа на общее дело). Работа «Супраморализм» (1902) предлагала сжатое изложение учения «всеобщего дела» в виде «двенадцати пасхальных вопро­сов». В работе «Собор» (1880-е гт.) и примыкающих к ней статьях, посвященных проектам храмовой росписи, разви­вались взгляды Федорова на задачи священного, религиоз­ного искусства, способного представлять в художествен­ных образах высочайшие истины веры. В ст. «Проект со­единения церквей» (1892-1893) мыслитель выстраивал свой, активно-христианский, вариант разрешения вопроса о со­единении церквей, выдвигая в качестве главного критерия не столько примирение в догмате и обряде, сколько при­мирение в общем богочеловеческом деле, к-рое, в сущ­ности, стало бы исполнением, осуществлением догма­та. В работе «Разоружение» (1898), размышляя о путях, ведущих ко «всеобщему миру», Федоров писал о необ­ходимости обратить «военное дело в исследование, в изучение природы», враждебно противостоящие друг другу армии - к действию на природные стихии, ради­кально сместив тем самым направление людской забо­ты и ненависти - пойти войной не на себе подобных, а на «слепой» ход умерщвляющей всех силы. В ст. «Выставка 1889 года...» он вскрывал суть фундаментального выбора неоязыческого, потребительского общества, заклинива­ющего человека в его несовершенной, смертной приро­де, разжигающего в нем животное начало, препятствую­щего дальнейшему развитию духа, осознанию человече­ством своих эволюционных задач. Замыкали том статьи по библиотечному делу, представлявшие Федорова как

философа книги, «служителя духа вечной памяти» (оп­ределение В. Н. Ильина), и работа «О значении обыденных церквей» (1893-1897), посвященная древнерус. обычаю строительства однодневных храмов: согласное, братски-любовное соединение людей в благом, божеском деле, к-рое являло это строительство, философ противопоставлял зап. теориям «преступной толпы». Во втором т. «Ф. о. д.» (М., 1913) ст. и заметки Федорова были разделены состави­телями на 5 разделов. В разд. «Статьи религиозного содер­жания» вошли ст. на религиозные, евангельские темы и сюжеты. В разд. «Статьи философского содержания» были включены ст. о Канте, Гегеле, Шопенгауэре, нем. «филосо­фах чувства и веры», Ницше, славянофилах, В. С. Соловье­ве. В этих ст. выразительно проявился проективный харак­тер мышления Федорова. Рассматривая др. философские системы в оптике собственного учения, он зачастую выст­раивает своего рода «проект» их должного развития, ради­кально переосмысляя при этом традиционные философс­кие категории. Замыкали раздел ст. по философии искус­ства, куда по ошибке была включена ст. Петерсона «Искус­ство, его смысл и значение». «Статьи о регуляции природы» углубляли и обогащали осн. идею философии Федорова -необходимость «внесения в природу воли и разума», об­ращения ее «слепого хода» в «разумный» (вытесняющий, смертный порядок бытия) - в благой и бессмертный. В «Статьях об умиротворении» развивались темы статьи «Ра­зоружение». В разд. «Статьи разного содержания» вошли статьи о Толстом, критикующие религиозно-нравственное учение писателя, а также ст. «Музей, его смысл и назначе­ние», посвященная одной из осн. реалий федоровского проекта идеального об-ва. «Всенародный», «всенаучный» музей не просто хранит память о прошлом, об ушедших эпохах и людях, но и становится центром всеобщего позна­ния и исследования, одушевленного нравственным, сер­дечным чувством, любовью к отцам и предкам. В 3-й том «Ф. о. д.» предполагалось включить разнообразные мате­риалы: философские, богословские, эстетические, лите­ратурно-критические ст. и заметки, ст. по проблемам отечествоведения, а также письма философа и воспоминания о нем Кожевникова и Петерсона. Большинство текстов были переписаны составителями, часть - отредактиро­вана. Но в целом работа над томом так и не была завер­шена. В 20-30-е гг. XX в. подборки материалов из этого тома печатались в эмигрантских изданиях («Путь», «Вер­сты», «Евразия»), в 70-90-х - в российских журн. и сборниках. В наст. вр. опубликованы в 3-4 т. Собр. соч. Н. Ф. Федорова (М., 1997,1999).



А. Г. Гачева, С. Г. Семенова
ФИЛОСОФИЯ ПРАВА.Рус. философско-правовая мысль берет свое начало в период формирования государства Киевской Руси. Имея в своей основе духовный синкретизм, сочетавший языческие и христианские представления, пра­вовые идеи развивались первоначально в форме религиоз­но-символического мышления. Первые оформленные философско-правовые идеи запечатлены в таких памятни­ках, как «Слово о законе и благодати» Илариона (сер. XI в.), «Повесть временных лет» (XII в.) в составе Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, «Поучения» князя Владими­ра Мономаха, «Слово о полку Игореве»(КЦ в.), «Моле­ние» Даниила Заточника(ХН-ХШ вв.). В них обсуждались вопросы происхождения рус. государства, законности существующей власти, форм государственного правления и отношения к подвластным. Главный древнерус. источ­ник светского права - «Русская правда» (XI—XIII вв.). Судь­ба рус. государственности после нашествия Орды - цент­ральная проблема послекуликовского периода («Слово о погибели Русской земли», XIII в.; «Задонщина», XIV-XV вв.; «Сказание о Мамаевом побоище», XV в., и др.). Идея общерус. объединения и единства верховной власти ложится в основу отечественного самосознания, что во многом оп­ределило дальнейшее развитие философских и правовых учений, правосознания об-ва в целом. Процесс московс­кой централизации XIV-XVI вв. находит свое отражение в теории преемственности великодержавия Москвы от Ви­зантии («Москва - третий Рим» Фичофея), обосновании законности правящей династии («Послание о Мономахо­вом венце» Спиридона Саввы, «Сказание о князьях Вла­димирских»), идее абсолютного самодержавия (Иван IV, Пересветов). В этот же период разрабатываются концеп­ции сословно-представительнои монархии (Максим Грек, Ф. И. Карпов, Курбский, И. Тимофеев (Семенов), дискутируются вопросы соотношения государственной и церковной власти (иосифляне, нестяжатели), формиру­ются различные ереси, имевшие зачастую антицерковный и антигосударственный характер (Башкин, Феодосии Ко­сой). Смута нач. XVII в., утверждение абсолютизма сопро­вождаются двумя, во многом конфронтирующими тенден­циями правовой мысли: обоснование идеи сословно-пред-ставительной монархии и разработка теории неограничен­ного самодержавия. Начиная примерно с сер. XVII в., когда сословно-представительная монархия уже пережила свою кульминацию, на первый план выступают концепции просвещенного абсолютного монархического правления (А. Л. Ордин-Нащокин, Симеон Полоцкий, Крижанич). В период петровских преобразований складывается идеоло­гия абсолютизма, в основу к-рой была положена идея «об­щего блага», а государственная власть объявлялась глав­ным средством его достижения. Доктрина просвещенного абсолютизма отстаивалась в учениях Феофана Прокопо-вича и Татищева. Правовое мировоззрение купеческого сословия проявляется в произв. Посошкова, выступавше­го за повышение роли права в регулировании сословных отношений. Со 2-й пол. XVIII в. происходит поляризация правовых воззрений на охранительные и просветительс­кие. В целом охранительная мысль, включающая в себя официальную идеологию («Наказ» Екатерины II), теории консервативно-аристократического (Щербатов) и либе­рального (А. Р. Воронцов, Е. Р. Дашкова, Голицын, П. И. и Н. И. Панины) дворянства, выступает как результат адапта­ции идей естественного права и общественного договора к политике просвещенного абсолютизма. В центре внима­ния просветителей (Десницкий, Козельский, Н. Г. Курга­нов, Новиков, А. Я. Поленов, Третьяков) оказываются идеи ограничения самодержавия, утверждения прав человека, демократизации. Наиболее полно естественно-правовая те­ория, являющаяся одним из компонентов идеологии про­светительства, представлена в работах Радищева, взгляды к-рого отличаются политическим радикализмом. Преобла­дание просветительского мировоззрения в кон. XVIII-нач.

XIX в. обусловливает глубокое и плодотворное исследо­вание естественно-правовой философии рус. юристами (В. Т. Золотницкий, Куницын, Г. И. Солнцев, П. Д. Лодий, В. С. Филимонов). 1-я пол. XIX в. становится временем общественных дискуссий по проблемам реформирования государства, возможности установления буржуазного пра­вопорядка. Интересы дворян-землевладельцев находят свое теоретическое воплощение в либерально-консервативных воззрениях Сперанского, законодательные проекты к-рого представляют собой попытку соединить традиции зап. де­мократических институтов с практикой российского абсо­лютизма. Аналогичная позиция характерна и для Карам­зина. Линию политико-правового радикализма, идущую от Радищева, продолжают декабристы. «Русская правда» Пестеля, обнаруживающая влияние конституций буржу­азных революций нового времени, включает осн. класси­ческие западноевропейские этико-правовые ценности: су­веренность народа, верховенство права, разделение влас­тей, права и свободы граждан. В отличие от Пестеля, сто­ронника республиканской формы правления, И. М. Муравьев не исключал введение в России конституцион­ной монархии. Подавление декабрьского восстания 1825 г. и установление вслед за этим жесткого николаевского ре­жима поставили вопрос о степени усвоения культурного опыта Запада общественным сознанием России. Предста­вители славянофильского течения (К. С. Аксаков, Киреев­ский, Самарин, Хомяков) обосновывали идею естествен­ного врастания государства в систему общинных отноше­ний, что означало бы, по их мнению, органичное сближе­ние силового, индивидуального государственного начала с отечественным соборным мировосприятием. Западни­ки (Анненков, Бабст, И. В. Вернадский, Грановский, Каве­лин, Чичерин, Редкий), напротив, осн. упор делали на пе­ренесение практики европейских ин-тов на рус. почву. Характерными чертами правосознания революционных демократов (Белинский, Герцен, Огарев, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Антонович), взгляды к-рых форми­ровались под воздействием просветительского рационализ­ма с его абсолютной верой в разум и созидательную силу человека, становятся подход к государству как к орудию построения совершенного об-ва, а также стремление объе­динить социалистические идеи с буржуазной правовой нормативностью. В правовой идеологии революционного народничества 70-80-х гг. (Бакунин, Лавров, Ткачев), являющейся логическим продолжением политической философии радикальных демократов, уже преобладают теории революционного насилия и правовой нигилизм. Близка к этим направлениям по своей мировоззренческой основе рус. версия марксистской теории государства и права (Плеханов, Ленин, Троцкий). Рус. марксисты от­стаивали тезис о классовой природе государства и права, тесно увязывали их возникновение и отмирание с развити­ем экономических отношений и социальными конфликта­ми, применительно к условиям России разрабатывали уче­ние о социалистической революции. Центральным пунк­том последнего была идея установления диктатуры проле­тариата, названной Лениным высшей формой проявления демократии. Марксистское мировоззрение не только ока­зало глубокое воздействие на рус. правосознание, но яви­лось также теоретическим оформлением отдельных ис­конно национальных духовных потребностей. Нарастание политического радикализма в России последней трети XIX в. дает новый импульс развитию идей монархической государственности. К. Н. Леонтьев, Победоносцев, Тихо­миров связывают историческую судьбу нации с религи­озным и нравственным единением подданных вокруг вер­ховной власти, выступающей идеальным организующим началом. Государственная воля, право и закон приобрета­ют при этом высший этический смысл, внося тем самым гармонию в об-во. Стремление российского самодержавия к стабилизации общественной жизни, необходимость в ре­гулировании развивающихся буржуазных отношений и деятельность разраставшегося государственного аппарата вызывают потребность в формально-догматическом иссле­довании права. На протяжении всего XIX в., и особенно в пореформенный период, господствующей становится по­зитивистская теория государства и права, представленная в двух вариантах. Первый (юридический позитивизм) предполагал рассмотрение права как самодовлеющей фор­мы в отрыве от его содержания (М. Н. Капустин, Н. К. Рен-ненкампф, С. В. Пахман, Шершеневич, X. А. Гольмстен и др.). Второй (социологический позитивизм) требовал изу­чения права в тесной связи с др. социальными явлениями и ориентировался на позитивистскую социологию. Вид­ными представителями этого направления не только в Рос­сии, но и в Европе были С. А. Муромцев (право как право­отношение и правопорядок), Коркунов (право как разгра­ничение интересов), Ковалевский (генетическая социоло­гия права). Философско-правовое изучение принципов организации государственной власти, истории государства и права, конституционного права европейских стран про­исходит в русле сложившейся в 60-70-е гт. государствен­ной школы (Чичерин, А. В. Лохвицкий, И. Е. Андреевский, Градовский, В. И. Сергеевич, А. В. Романович-Славатинский, Н. К. Нелидов). На рубеже XIX-XX вв. позитивистская методология и основанные на ней философско-правовые теории начинают испытывать кризис. Анализ надвига­ющихся социальных катаклизмов пытается взять на себя те­ория естественного права, воспринявшая идеи неокантиан­ства, неогегельянства, религиозной метафизики и др. В 50-80-е гт. XIX в. усилиями К. А. Неволина, П. Л. Карасевича, Чичерина, В. С. Соловьева закладываются основы возрож­дения естественного права в России, провозглашенного за­тем в 90-е гг. Новгородцевым и Петражицким. Абсолю­тизм и формализм естественного права позволяли с пози­ции идеальной нормы оценивать социально-правовую орга­низацию об-ва. В рамках естественно-правовой теории, предполагающей дихотомию права и закона, разрабатыва­ется концепция правового государства, определившая по­литическую платформу партии кадетов. Заключая в себе синтез правовых, философских и религиозных идей, ес­тественное право приобретает роль осн. философско-правового течения, к-рое в той или иной мере разрабатывали такие видные рус. философы, правоведы и общественные деятели, как Бердяев, Булгаков, П. Г. Виноградов, Вышеслав­цев, И. А. Ильин, Кистяковский, Котляревский.К. А. Кузне­цов, И. В. Михайловский, С. П. Мокринский, Новгородцев, Петражицкий, И. А. Покровский. В. В. Савальский, П. Б. Струве, Спекторский, Е. Н. Трубецкой, Ф. В. Тарановский. Франк, Ященкоп др. Ф. п. рус. зарубежья послеоктябрьско­го периода продолжала активно развиваться, что, в частно­сти, проявилось в возникновении в 20-х гт. XX в. оригиналь­ной концепции евразийства. Его идеологи (Савицкий, В. Н. Ильин, Н. Н. Алексеев, Карсавин и др.) приходят к выводу о существовании в сфере уникальной евразийской культуры (своеобразном синтезе традиций Востока и Запа­да) особой рус. государственности. Сильная, близко сто­ящая к народу власть является, по их мнению, центром его органического единства и призвана блюсти православие, «возвращать правду на землю» и защищать физическое бытие нации. Приход к власти большевиков, необходимость создания нового социалистического государства и права стали мощным стимулом для дальнейшей разработки мар­ксистской правовой теории в России. В целом, находясь на марксистской и ленинской политико-идеологической плат­форме, советские правоведы 20-х гт. продемонстрировали довольно широкий спектр мнений и методологический плюрализм. В частности, им удалось показать, что на осно­ве марксизма можно развивать социологические (Пашуканис, Стучка) и психологические (Рейснер) подходы. Со­вещание по вопросам науки советского государства и пра­ва (16-19 июля 1938 г.) утвердило подготовленные А. Я. Вышинским на основе теоретических положений Стали­на тезисы в качестве «единственно правильной» позиции советских ученых, что обрекло юридическую науку на кос­ность и длительный застой. С нач. 1990-х гт. философско-правовые исследования оживляются, характеризуются по­иском новых идей и новой методологии.

С о ч.: Соловьев В. С. Право и нравственность. Спб., 1897; Чичерин Б. Н. Философия права. Спб., 1906; Спб., 1998; Гессен



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   134   135   136   137   138   139   140   141   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет