Ф. М. Достоевский русская философия



бет91/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   87   88   89   90   91   92   93   94   ...   161

С о ч.: Сочинения И. С. Пересветова. М.; Л., 1956.

Лит.: Зимин А. А. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958; Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. 2-я пол. XIV-XVI вв. Л., 1989.

А. И. Макаров


ПЕРСОНАЛИЗМ (от лат. persona - лицо, личность) - фи­лософское направление, развивавшее идею индивидуаль­ной духовной субстанции как основы бытия и получив­шее распространение в кон. XIX - нач. XX в. в России, Германии, Франции, Америке. Впервые термин «П.» в истории философии был употреблен Ф. Шлейермахером в «Речах о религии к образованным людям, ее презираю­щим» (1799). Однако понятие «persona» употреблялось еще в античности для обозначения социальной роли ин­дивида. Фома Аквинский ввел термин «personalites» («ин­дивид разумной природы»); И. Кант разграничивал поня­тия «Person» («лицо»), «Personalitat» («интеллектуальная субстанция», «сознание», «трансцендентальный субъект мысли») и «Personlichkeit» («личность»), доказывая, что «лицо» в ходе «персонализации» способно стать «лич­ностью», свободно выполняющей нравственный долг. Не­посредственным теоретическим истоком П. является мо­надология Г. В. Лейбница как учение о духовных субстан­циях, обладающих энергией и существующих в гармонии между собой и Богом, а также взгляды Р. Г. Лотце и Г. Тейх-мюллера. Сами же персоналисты апеллируют как к сво­им идейным предшественникам к Сократу, стоикам, Ав­густину, Б. Паскалю, И. Г. Фихте, С. Кьеркегору, П. Ж. Прудону, М. Шелеру, А. Шопенгауэру и др. философам. П. как философское течение в России связан прежде все­го с именами таких мыслителей, как Козлов, Лопатин, Бобров, С. А. Алексеев (Аскольдов), Бердяев, Шестов и др. Сами они давали различные названия своим фило­софским концепциям: «панпсихизм» и «монистический плюрализм» (Козлов), «монистический спиритуализм» (Лопатин), «критический индивидуализм» (Бобров). Бер­дяев писал: «...Я определяю свою философию как фило­софию субъекта, философию духа, философию свобо­ды, философию дуалистически-плюралистическую, фи­лософию творчески-динамическую, философию персо-налистическую и философию эсхатологическую» (Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. Твор­чество и объективация. Париж, 1947. С. 53). Относил себя к персоналистам и Н. О. Лосский: «Философские учения А. А. Козлова, Л. М. Лопатина, Н. В. Бугаева, Е. А. Бобро­ва, П. Астафьева, С. А. Алексеева (Аскольдова) и Н. О. Лосского являются персоналистическими» (Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 182). Мн. иссле­дователи и сторонники П. придерживаются т. зр., что он вообще не является монолитным учением, а представля­ет собой различные варианты гносеологических, романтических, этико-педагогических, критических идей. Фр. персоналист Ж. Лакруа писал: «Существует персо-налистский идеализм (кантианство), персоналистский ре­ализм (Лабертоньер), персоналистский экзистенциализм (Марсель, Бердяев), персоналистский индивидуализм (Ренувье), существуют коммунистические и анархист­ские персоналистические тенденции (Lacroix J. Le personnalisme comme anti-ideologie. P., 1972. P. 39-40). Исходной посылкой мн. рус. персоналистов является убеж­дение в существовании субстанциальных деятельных ду­ховных «единиц бытия». Обладая внутренней творческой силой и абсолютной свободой, они творят свою судьбу и особым образом «организуют» бытие, порождают исто­рию и культуру. Природа этих индивидуальных монад вневременна и внепространственна, не подвержена вли­янию причинно-следственных отношений. Им не свой­ственна абсолютная изолированность, поскольку их пред­назначением является самовыражение, в результате чего они испытывают тягу к общению между собой, к созда­нию образов внешних вещей и процессов как «симво­лов» и «знаков» для такого общения. Сама материальность, окружающий мир - лишь побочный продукт взаимодей­ствия указанных духовных единиц, к-рое так же непре­ложно, как и их существование. Отстаивая идею множе­ства нечувственных духовных субстанций как метафи­зического начала всего сущего, персоналисты стремятся совместить ее с религиозной трактовкой мироздания -проблема взаимоотношений субстанций и Бога для них неизменно важна, но в решении ее они значительно рас­ходятся. Лопатин признает божественное творение мира, хотя и разводит - как несоизмеримые - единство (довре­менное, идеальное, сущее в Боге) и множество (мирское, самоутверждающееся и отпавшее от Бога). Лосский пред­ставляет субстанции бесконечно совершенствующими­ся, устремленными к Творцу и потому переживающими ряд метаморфоз: «Каждый деятель... может развиваться и подниматься на все более высокие ступени бытия, отчас­ти творчески вырабатывая, отчасти подражательно усва­ивая все более сложные типы жизни. Так, человеческое «я» есть деятель, который, может быть, биллионы лет тому назад вел жизнь протона, потом, объединив вокруг себя несколько электронов, усвоил тип жизни кислорода, за­тем, усложнив еще более свое тело, поднялся до типа жизни, напр., кристалла воды...» (Лосский Н. О. Бог и ми­ровое зло. М., 1994. С. 340). У Бердяева Бог и духовные субстанции, по сути, равновелики и возникают из «Ungrund» (бездны - нем.), первоначальной хаотически-волевой стихии. Еще более скептичен Шестов, отвергаю­щий саму идею умиротворенно-провиденциалистской схемы бытия и религиозной гармонии между личностью и «сокрытием Бога». Рус. персоналисты вдохновлены иде­ей противостояния способу существования, возводящему в идеал принципы предустановленности, заданности, ста­тичности. По их убеждению, личность - это непредуга-данность, порыв в неизвестное, свобода, духовная сила. Их гносеологические представления не приемлют свой­ственное Декарту разграничение субъекта и объекта по­знания. Пороком предшествующей философии, приняв­шим гипертрофированные размеры в рационализме и материализме, они считают дуализм, раздвоение бытия на мир и человека, поставленного в подчиненное поло­жение, вынужденного познавать нечто принципиально «нечеловеческое» и тем самым приспосабливаться к нему, изменяя своей сущности. Для них же объектом, достойным внимания, являются деятельные субстанции, к-рые, вступая в связь друг с другом, творят, сознательно и бессознательно, образ мира. «Человек был превращен в субъект гносеологический лишь по отношению к объекту, к объективированному миру и для этой объек­тивации. Вне же этой объективации, вне стояния перед бытием, превратившимся в объект, субъект есть чело­век, личность, живое существо, само находящееся в не­драх бытия. Истина в субъекте, но не в субъекте, противополагающем себя объективации и потому выде­ляющем себя из бытия, а в субъекте, как существующем» (Бердяев Н. А. Я и мир объектов // Бердяев Н. А. Филосо­фия свободного духа. М., 1994. С. 247). Загадки мира от­крываются человеку лишь при обращении к собственно­му глубинному внутреннему духовному опыту, ибо един­ственная тайна жизни - деятельность, понять к-рую мож­но только исходя из самонаблюдения. Личность, по своему призванию полная безграничных возможностей, есть вообще нечто принципиально иное, нежели простой «гносеологический субъект». Логика, наука, вообще ка­кое бы то ни было мировоззрение, мораль - это, по выра­жению Шестова, «закрытые горизонты», превращающие каждую мысль в догмат, требующий всеобщего призна­ния и подчинения. Человек же, будучи по сути своей ду­ховной субстанцией, творящей мир и придающей ему смысл, «восстает против самоочевидностей», ниспровер­гает навязываемые ему теории. «Философия с логикой не должна иметь ничего общего, философия есть искус­ство, стремящееся прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и выносящее человека в безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинаково воз­можно и невозможно» (Шестов Л. Апофеоз беспочвен­ности. Л., 1991. С. 59). Для Бердяева страх, тоска и надежда становятся неотъемлемой принадлежностью личности, ощущающей свою неслиянность с миром, неприятие обыденности. «Я страдаю, следовательно, я существую»-таково мироощущение человека, в грехопадении своем познавшего свободу и путь к добру и Богу. Бердяев, Шес­тов, Булгаков обращаются к истолкованию библейских сюжетов, истории христианства и создают, в отличие от Козлова и Лопатина, к-рые не претендовали на разработ­ку философии истории, собственные историософские концепции, в к-рых центральное место занимает идея твор­ческого христианского антропологизма. Согласно Бердя­еву, главный историософский вопрос - о смысле творче­ства, культуры и истории - не мог быть разрешен без решения проблемы спасения человека, к-рый в этом мире находится поистине в трагической ситуации отчужденно­сти, «богооставленности», отчаяния. Однако он обладает и духовной силой, позволяющей ему превзойти бессмыс­ленность «преступной истории» и одновременно преодо­леть ее как свой собственный грех, как объективацию и необходимость. «Царство свободы» и преображения есть царство субъективности, открытое тому, кто проповеду­ет идеи творческого эсхатологизма. Для рус. персонали­стов бессмысленны внешние достижения цивилизации: социальный прогресс, материальные блага, развитие на­уки не снимают противоречий между личностью я «объективированным миром», напротив, делают ее су­ществование невыносимым. Но именно в этой осознан­ной безысходности черпает она силы, в страдании откры­вается божественная заповедь стремиться к свету и доб­ру. Философия рус. персоналистов антиэвдемонистичм не в счастье, а в полном драматизма самопревзоиденни усматривает она смысл жизни отдельной личности. И в этом плане она глубоко религиозна, в чем состоит ее глав­ное отличие от мн. концепций П. на Западе. Рус. П., ока­завший существенное влияние на развитие и становление персоналистских представлений в Германии и Франции, был вариантом П. «историософического», что позволи­ло его представителям высказать немало прогностичес­ких суждений.

Л и т.: Козлов А. А. Свое слово: Филос.-литературный сб. Киев, 1889; Лопатин Л. М. Положительные задачи философии. М., 1886, 1891. Т. 1-2;Лосский Н. О. Обоснование интуитивиз­ма. Берлин., 1924; Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Он же. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Опыт эсхатологической метафизики // Бердяев А. Н. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995; Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1994; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 1-2; История русской философии // Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 311-314.

Л. Р. Авдеева

ПЕСТЕЛЬ Павел Иванович (24.06(5.07). 1793, Москва -13(25).07.1826, Петербург) - политический деятель, один из идеологов восстания декабристов, руководитель «Юж­ного общества». Учился в Германии, в Дрездене (с 1805 по 1809), а затем в Пажеском корпусе, к-рый окончил в 1811 г. Участвовал в Отечественной войне 1812 г. и зару­бежных походах рус. армии 1813-1814 гг. Вступив в со­зданное в 1816г. группой офицеров тайное об-во «Союз спасения» (с 1817 г. оно получило название «Общество истинных и верных сынов Отечества»), П. принял самое деятельное участие в написании устава. Его сменило бо­лее широкое об-во «Союз благоденствия» (1818), в руко­водящий орган к-рого - Коренную управу вошел и П. По докладу П. Коренная управа единогласно высказалась за установление в России республиканской формы правле­ния. В нач. 1821 г. «Союз благоденствия» был распущен, и П. стал формировать новое об-во на базе 2-й армии, рас­квартированной на Украине, к-рое получило название «Южное общество». Его программой стала написанная П. «Русская правда», в к-рой были детально разработаны проект реформирования российского об-ва и проект бу­дущего политического устройства России. П. понимал, что для преобразований политического и экономическо­го строя необходим переходный период сроком 10-15 лет, в течение к-рого управлять должно временное правитель­ство, наделенное неограниченной властью. В дальнейшем в России должна быть установлена республиканская фор­ма правления с равными для всех (за исключением жен­щин) избирательными правами. Революционное пра­вительство, писал П., «должно оградить рабочих от про­извола богатых и не забывать, что несчастные бедняки также бывают больными, немощными, стареют и, нако­нец, не могут зарабатывать свое скудное пропитание». П. видел, что в условиях, когда у власти стоит «аристократия богатства», заменившая «аристократию феодализма», нет никакого равенства между нанимателем рабочей силы и работником. Для предотвращения обнищания масс «Рус­ская правда» предусматривала освобождение крестьян с наделением их землей, для чего предполагалось разделить весь земельный фонд на две части - общественную и ча­стную. Общественный земельный фонд, образованный отчасти за счет конфискации монастырских земель, при­зван был стать основой гарантии от голода каждого граж­данина республики, а частный фонд должен был обеспе­чить изобилие продовольствия. Характеризуя социальную

программу П., Герцен назвал его первым в России «со­циалистом до социализма» и считал его непосредствен­ным предшественником теории «рус. социализма». По единодушному признанию современников, П. был чело­веком выдающихся способностей, обладавшим удивитель­ным даром убеждать собеседников в своей правоте. Пос­ле встречи с П. в апреле 1821 г. Пушкин оставил в дневнике такую запись: «Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова... Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю...» П. арестовали накануне выступления членов «Северного общества», 13 декабря 1825 г. Он был казнен вместе с К. Ф. Рылеевым, С. И. Муравьевым-Апостолом, П. Г. Каховс­ким и М. П. Бестужевым-Рюминым.

Соч.: Избр. социально-политические и филос. произв. де­кабристов. М., 1951. Т. 2; Восстание декабристов: Документы. Л.; М., 1958. Т. 7.

Лит.: Герцен А. И. О развитии революционных идей в Рос­сии. Гл. IV. 1812-1825//Собр. соч.:В30т.М, 1956.Т.7.С. 193-208; Огарев Н. П. Разбор книги Корфа // Огарев Н. П. Избр. социально-политические и филос. произв. М., 1952. Т. \,Ни-кандровП. Ф. Мировоззрение П. И. Пестеля. Л., \955,Лебедев Н. М. Пестель - идеолог и руководитель декабристов. М., 1972; Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988; Декаб­ристы и их время. М., 1995; Декабристы и русская культура. Б. м., 1996.

А. Т. Павлов


ПЕТЕРСОН Николай Павлович (6( 18).06.1844, с. Баранов-ка Краснослободского у. Пензенской губ. - 4.03.1919, г. Зве-нигородка Киевской губ.) - общественный деятель, пуб­лицист, педагог. Друг и сподвижник Федорова; помогал ему в работе над соч., стремился распространять его идеи. В 1878 г. познакомил с федоровским учением о воскре­шении Достоевского, способствовал контактам Федоро­ва и Толстого. Был инициатором и активным участни­ком полемики вокруг учения Федорова в газ. «Асхабад» (1900-1902). В 1906-1913 гг. вместе с Кожевниковым под­готовил к печати 2 т. «Философии общего дела». В 1904— 1916 гг. выступал в столичной и провинциальной печати со ст. на религиозно-философские и церковные темы, в к-рых, опираясь на Федорова, развивал идею активности христианства и церкви в мире, представление об истории как богочеловеческой «работе спасения», указывал на неразрывность личного духовного подвига и религиоз­но-общественного служения христианина («Царствие Божие внутри нас можно созидать лишь тогда, когда мы будем создавать его и вне нас»). Мн. внимания уделял проблеме государственного и социального устройства России, подчеркивая религиозное значение царской вла­сти, необходимость воплощения в жизнь об-ва начал со­борности. В серии ст. и брошюр критиковал религиозно-нравственное учение Толстого. В 1913 г. на страницах журн. «Вопросы философии и психологии» полемизи­ровал с Е. Н. Трубецким по поводу его трактовки взаимо­отношений В. С. Соловьева и Федорова в работе «Миро­созерцание В. С. Соловьева», доказывая влияние федо­ровских идей на взгляды молодого философа и подробно останавливаясь на тех вехах их взаимоотношений, к-рые не известны были Трубецкому. В 1915-1916 гг. выступал против С. А. Голованенко, автора серии ст. об учении общего дела в «Богословском вестнике», защищая Федо­рова как христианского мыслителя.

С о ч.: Правда о великом писателе земли русской гр. Л. Н. Толстом: К 55-летнему юбилею его литературной деятельнос­ти. Новочеркасск, 1908; Моя переписка с графом Л. Н. Тол­стым. Верный, 1909. Вып. 1-2; Н. Ф. Федоров и его «Филосо­фия общего дела» в противоположность учению Л. Н. Толсто­го о «непротивлении» и другим идеям нашего времени; О религиозном характере учения Н. Ф. Федорова. М., 1915.

Лит.: Семенова С. Философ будущего века - Николай Фе­доров. М., 2004; Гачева А. Жить и быть христианином (Н. П. Петерсон) // Библиография. 1995. № 2; Н. Ф. Федоров и его воронежское окружение (1894-1901): Статьи, письма, воспо­минания, хроника пребывания в Воронеже / Сост.: А. Акинь-шин, О. Ласунский. Воронеж, 1998.

А. Г. Гачева



ПЕТРАЖИЦКИЙ Лев Иосифович (13(25). 04.1867, Коллонтаево Витебской губ. - 15.05. 1931, Варшава)-философ и социолог, основатель психологической школы права. Первоначально обучался на медицинском ф-те Киевско­го ун-та, затем перешел на юридический, по окончании к-рого продолжил образование в Берлине. Проводя иссле­дования в области гражданского права, П. выдвинул идею о создании новой науки в правоведении, политики права, изучающей психические особенности правового регу­лирования человеческого поведения. Эта идея оказала определенное влияние на нем. юридическую мысль (в частности, на Р. Штаммлера). Возвратившись в Россию, в 1897 г. защитил докторскую диссертацию и с 1898 по 1917 г. занимал кафедру энциклопедии и философии права юри­дического ф-та Петербургского ун-та. В 90-х гг. XIX в. им была провозглашена необходимость возрождения ес­тественного права, что стимулировало появление в 1900-1902 гг. множества статей по этому вопросу и знаменова­ло переход правоведения на позиции философского иде­ализма. П. был депутатом I Государственной думы, вхо­дил в состав ЦК партии кадетов. После Октябрьской революции эмигрировал в Польшу, где вплоть до своей кончины (в состоянии сильной душевной депрессии по­кончил жизнь самоубийством) занимал кафедру социо­логии Варшавского ун-та. Рукописи П. погибли в период 2-й мировой войны при разгроме варшавского восста­ния. Имея своим источником правовые идеи Л. Кнаппа, Р. Бирлинга, Э. Цительмана, Коркунова (психологическое обоснование власти), психологическую теорию В. Вунд-та, концепция П. в значительной степени повлияла на философско-правовую и социологическую мысль России, Польши, Западной Европы и США. В 20-е гг. советские правоведы (Рейснер) активно использовали методологию П. для легитимации революционного правосознания как формы социалистического права. В немалой степени бла­годаря усилиям учеников П. (Гурвич, Н. С. Тимашев, Со­рокин) его психолого-правовые подходы были адапти­рованы в 20-30-е гг. научными школами Западной Евро­пы и США, что стало непосредственной предпосылкой возникновения социологической юриспруденции и др. новейших социолого-психологических концепций права.

В основе теории П. лежит философско-методологический комплекс, сочетающий элементы неокантианства и имманентной философии с принципами социального и индивидуально-биологического детерминизма. Отраже­нием данной теоретико-познавательной конструкции яви­лась созданная им эмоциональная психология, способ­ная, по его мнению, в корне преобразовать «науки о пра­ве, нравственности, политике, педагогике, эстетике и дру­гие гуманитарно-психологические дисциплины о духовной жизни» об-ва. Психический аспект социальной действительности приобретает у П. значение всеобщей формы общественного сознания, проявления человечес­кой деятельности рассматриваются как функция психики. Отказавшись от традиционного деления психических яв­лений на сознание, чувство и волю и введя такую ключе­вую категорию, как «эмоция», П. классифицирует эле­менты психики на двусторонние, пассивно-активные (эмо­ции) и односторонние, односторонне-пассивные (созна­ние, чувство) и односторонне-активные (воля). Эмоции, определяющие поведение людей, имеют двойственную природу. С одной стороны, они - неотъемлемый компо­нент физиологии и нервной деятельности человека, с дру­гой - являются результатом воздействия общественной психики. Тесная связь эмоций с биологической материей обусловливает их причинно-следственный характер, де­лает объектом научно-теоретического анализа и социаль­но-практического воздействия. Наиболее важны, с т. зр. П., этические эмоции (моральные и правовые), выступа­ющие в виде психических переживаний лица о своем поведении, выполняющие роль внутреннего цензора. Если моральные эмоции (нравственность) императивны и на­правлены на организацию внутренней душевной жизни человека, то правовые (право) - императивно-атрибутив­ны, т. е. предполагают определенную связь членов об-ва. Право, по П., есть такое состояние психики, при к-ром лицо осознает долг (пассивно-атрибутивное свойство права) и свое правомочие на исполнение обязанности (активно-атрибутивное свойство права). Необходимым условием бытия права является индивидуально-психичес­кий акт живого существа, способного к правовому пере­живанию. Количество правовых феноменов соответству­ет числу таких актов, а их форма определяется спецификой личностного правосознания. П. выделяет право офици­альное и неофициальное, позитивное (гетерономное) и интуитивное (автономное). Официальное право, признан­ное и гарантированное государством, функционирует наряду с неофициальным, возникающим внутри раз­личных социальных групп. В отличие от официальной правовой моносистемы, неофициальное право отлича­ется нормативно-ценностным разнообразием, значитель­но более широкой сферой применения, многоуровневой структурой. Позитивное право предстает в виде «норма­тивного факта», т. е. формально-определенного источни­ка права (как правило, нормативно-правовой акт). Интуи­тивное право, напротив, существует помимо к.-л. тради­ционных правовых форм и является итогом внутреннего, интуитивного самоопределения индивида. Субъектом интуитивного права признается как лицо, способное к правовому переживанию, так и сторона, к к-рой обраще­на атрибутивная эмоция в виде долга или обязанности. В этом случае состав участников правоотношений стано­вится неограниченным и может включать, напр., душев­нобольных, умерших, животных, богов и т. п. Находясь как бы в эпицентре человеческой психики, интуитивное право способно быстро и точно улавливать потребности практической жизни и изменять в соответствии с ними свое содержание. Официальное и позитивное право не обладает необходимой мобильностью, поэтому с тече­нием времени оно перестает отвечать интересам разви­вающейся личности, вступает в конфликт с ней. Чтобы избежать конфронтации, ведущей к разрушению не толь­ко официальной правовой системы, но и государства, об-ва, позитивное право должно вбирать в себя «аксиомы» интуитивного права, т. е. принципы построения самой императивно-атрибутивной психики. К явлениям право­вого порядка относится и государство, к-рое также есть акт психического переживания, выполняет служебную, подчиненную в отношении права роль. Психологическая теория права представляет собой, по П., базу для дальней­шей разработки политики права - универсальной психо­лого-социологической науки (эмоциональной социоло­гии) и духовно-практического способа совершенствова­ния общественных отношений. Эта наука должна вклю­чать знания о психологических закономерностях поведения людей, факторах, влияющих на развитие чело­веческого характера, а также учение о природе и причин­ных свойствах права, правовой мотивации и правовой педагогике. Осн. научным методом выступает «психо­логическая дедукция», гипотетически устанавливающая психолого-правовой результат законодательного воздей­ствия на об-во. Право как элемент социально-психичес­кой жизни, с одной стороны, активно влияет на процессы в области психики и человеческие поступки, с другой -само есть продукт социально-психической среды. В этом контексте роль права проявляется в 2 аспектах: во-первых, в стимулировании или подавлении мотивов поведения людей (мотивационное, или импульсивное, действие пра­ва) и, во-вторых, в воспитании народной психики (пе­дагогическое действие права). Отсюда вытекают задачи политики права. Первая состоит в регулировании инди­видуального и массового поведения посредством право­вой мотивации, вторая - в совершенствовании челове­ческой психики, очищении ее от антисоциальных склон­ностей. П. рассматривает развитие об-ва как прогрессив­ную смену этапов его психического состояния от примитивного к зрелому, совершенному. Народная пси­хика является своего рода иррациональной субстанцией, проецирующей вовне формы социального бытия (эти­ческие, правовые, политические, экономические и т. п.) и имеющей рациональные тенденции в своей эволюции. Социальная динамика представляет собой психическое I общение, эмоционально-интеллектуальные отношения индивидов, вырабатывающих в историческом процессе сменяющих друг друга поколений «усредненные эмоци­ональные факты», по сути, стандарты человеческого по­ведения. Каждому этапу психического развития об-ва со­ответствуют свои эмоциональные факты (в т. ч. право и политические институты). Позднейшие правовые систе­мы, выполняя функцию социализации, т. е. приспосабли­ваясь к народной психике и беря за основу ее лучшие

этические качества, аккумулируют в себе культурно-пси­хические ценности предшествующих эпох, развивают даль­ше «высшие стороны человеческого характера». Возрас­тающее влияние культуры ведет к постепенному отмира­нию антисоциальных свойств психики, дает об-ву возмож­ность отказываться от негуманных правовых средств (напр., жестокости наказаний). До настоящего времени, по П., правовая социализация по направлению к общему благу осуществлялась бессознательно. Наука политики права будет сознательно, а следовательно, более эффек­тивно вести людей к совершенному социальному устрой­ству, к господству действенной любви в человечестве. В конечном счете достижение социального идеала, организованного на сверхправовых и сверхнравственных принципах, позволит психике освободиться от «тисков» права и нравственности как рудиментов былой некуль­турности.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   87   88   89   90   91   92   93   94   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет