Философия: Энциклопедический словарь

В т.н. эмпирических законах, или законах малой общности, подобных закону Ома или закону Гей-Люссака, оценочная составляющая ничтожна. Эволюция теорий, включающих такие законы, не меняет места последних в иерархии утверждений теории; новые теории, приходящие на место старым, достаточно безбоязненно включают такие законы в свой эмпирический базис.

Одна из главных функций Н.з. — объяснение, или ответ на вопрос: «Почему исследуемое явление происходит?» Объяснение обычно представляет собой дедукцию объясняемого явления из некоторого Н.з. и утверждения о начальных условиях. Такого рода объяснение принято называть «номологическим», или «объяснением через охватывающий закон». Объяснение может опираться не только на Н.э., но и на случайное общее положение, а также на утверждение о каузальной связи. Объяснение через Н.з. имеет, однако, известное преимущество перед др. типами объяснения: оно придает объясняемому явлению необходимый характер.

Понятие Н.з. начало складываться в 16—17 вв. в период формирования науки в современном смысле этого слова. Долгое время считалось, что данное понятие универсально и распространяется на все области познания: каждая наука призвана устанавливать законы и на их основе описывать и объяснять изучаемые явления. О законах истории говорили, в частности, О. Конт, К. Маркс, Дж.С. Милль, Г. Спенсер.

В кон. 19 в. В. Виндельбанд и Г. Риккерт выдвинули идею о том, что наряду с генерализирующими науками, имеющими своей задачей открытие Н.з., существуют индивидуализирующие науки, не формулирующие никаких собственных законов, а представляющие исследуемые объекты в их единственности и неповторимости (см.: Номотетическая наука и Идиографическая наука). Не ставят своей целью открытие Н.з. науки, занимающиеся изучением «человека в истории», или науки о культуре, противопоставляемые наукам о природе. Неудачи в поисках законов истории и критика самой идеи таких законов, начатая Виндельбандом и Риккертом и продолженная затем М. Вебером, К. Поппером и др., привели к сер. 20 в. к существенному ослаблению позиции тех, кто связывал само понятие науки с понятием Н.з. Вместе с тем стало ясно, что граница между науками, нацеленными на открытие Н.э., и науками, имеющими др. главную цель, не совпадает, вопреки мнению Виндельбанда и Риккерта, с границей между науками о природе (номотетическими науками) и науками о культуре (идиографическими науками).

«Наука существует только там, — пишет лауреат Нобелевской премии по экономике М. Алле, — где присутствуют закономерности, которые можно изучить и предсказать. Таков пример небесной механики. Но таково положение большей части социальных явлений, и в особенности явлений экономических. Их научный анализ действительно позволяет показать существование столь же поразительных закономерностей, что и те, которые обнаруживаются в физике. Именно поэтому экономическая дисциплина является наукой и подчиняется тем же принципам и тем же методам, что и физические науки». Такого рода позиция все еще обычна для представителей конкретных научных дисциплин. Однако мнение, что наука, не устанавливающая собственных Н.э., невозможна, не выдерживает методологической критики. Экономическая наука действительно формулирует специфические закономерности, но ни политические науки, ни история, ни лингвистика, ни тем более нормативные науки, подобные этике и эстетике, не устанавливают никаких Н.з. Эти науки дают не номологическое, а каузальное объяснение исследуемым явлениям или же выдвигают на первый план вместо операции объяснения операцию понимания, опирающуюся не на описательные, а на оценочные утверждения. Формулируют Н.з. те науки (естественные и социальные), которые используют в качестве своей системы координат сравнительные категории; не устанавливают Н.з. науки (гуманитарные и естественные), в основании которых лежит система абсолютных категорий (см.: Абсолютные категории и сравнительные категории, Историцизм, Классификация наук. Науки о природе и науки о культуре).

Виндельбанд В. История и естествознание. СПб., 1904; Карнап Р. Философские основания физики. Введение в философию науки. М., 1971; Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993; Алле М. Философия моей жизни // Алле М. Экономика как наука. М., 1995; Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998; Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998; Ивин А.А. Теория аргументации. М., 2000; Он же. Философия истории. М., 2000; Стёпин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000.

А.А. Ивин

НАУЧНЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ — направление в англоязычной аналитической философии втор. пол. 20 в., пытающееся решить психофизическую проблему на основе интерсубъективного языка. Его фил ос. предтечами являются: необихевиоризм Б. Скиннера, логический бихевиоризм Г. Райла, физикализм Р. Карнапа, концепция приватного языка Л. Витгенштейна. Основные представители: Г. Фейгл, Дж. Смарт, Д. Армстронг, Р. Рорти, П. Фейерабенд, У. Селларс, Дж. Фодор, К. Уилкес, П. Чёрчленд, М. Бунге, Дж. Ким, Д.Деннет и др.

Внешним фактором появления Н.м. явилось развитие новых областей знания — нейронаук, когнитивных наук, теории искусственного интеллекта и др. Его стратегической целью является опровержение декартовского дуализма, исходя из физикалистской парадигмы, включающей в себя физикалистский монизм и детерминизм («все есть физическое и все подчинено физическим законам»). Предметом анализа является разветвленный куст подпроблем, входящих в проблему сознания: интенциональность, самость, личностное, свобода воли, язык, идеальное. Филос. специфика Н.м. состоит в переведении проблемы отношения сознания и тела (the mind-body problem) на лингвистический уровень и в разрешении возникающих при этом логических, семантических и эпистемологических трудностей. Лингвистический подход проявляется в формулировке обсуждаемых вопросов. Тождественны ли высказывания о психических процессах высказываниям о нейрофизиологических процессах мозга? Удостоверяет ли прямая интроспекция своего Я реальность сознания и самости? Поскольку нельзя непосредственно ощущать чужую боль, не означает ли это, что мы не можем знать значение ментальных терминов, употребляемых др. людьми, таких, как «боль», «желание», а ментальный язык в принципе не может быть интерсубъективным? Не достигается ли интер-субъективность в описании психических состояний человека на «публичном» языке нейрофизиологии и поведенческих наук? Является ли язык инструментом сознания, или все, что именуют «сознанием», есть только языково-коммуникативная деятельность? Возможно ли сконструировать физическую систему, скажем, компьютер, в виде самосознающей самости, ощущающей боль? Установки, составляющие костяк Н.м., исключают идеализм и иррационализм, вместе с тем являются достаточно широкими, чтобы в их рамках предлагать более радикальные (теория тождества, элиминативный материализм и др.) и менее радикальные (функциональный материализм, атрибутивный материализм и др.) версии.

Физикалистский импульс этому течению задал Карнап (1931), в рамках концепции единой науки выдвинувший идею трансляции языка психологии на язык физики. Фейгл (1958) счел эту идею нереальной и предложил тезис о тождестве духовного и физического, согласно которому ментальные термины обычного языка и нейрофизиологические термины, используемые в науке для описания сознания, семантически различаются между собой, однако относятся к одному и тому же референту. Данное тождество подобно тождеству терминов «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда», относящихся к одному и тому же объекту — планете Венера. Австрал. философы Дж.Дж. Смарт (1963) и Д. Армстронг (1968) предложили др. толкование тождества: высказывания о ментальных состояниях могут быть транслированы в то, что Райл назвал «предметно нейтральными» высказываниями, какими мы пользуемся, напр., когда говорим, «что-то вызывает рак», не зная подлинных причин рака. Философ может предполагать, что это «что-то» и есть процессы мозга, однако подтверждением служат только эмпирические исследования ученых. Логические трудности теории тождества связаны с отождествлением разнородного: ощущение запаха розы и испытываемые при этом нейрофизиологические процессы — это не одно и то же.

Более радикальная стратегия предложена элиминативизмом, предлагающим вовсе изъять категорию «сознание» из филос. языка. Фейерабенд (1963) утверждал, что с созданием совершенного материалистического языка ментальные термины изменят свой смысл и будут вытеснены научными. Согласно Рорти (1965), у понятия «сознание» нет референта, оно лингвистически невыразимо, строится на иллюзии о прямом доступе сознающего к своему сознанию. У него нет никакой особой реальности, помимо социолингвистической коммуникации. Чёрчленд (1984) считал, что в сфере обыденных представлений, или «фолк-психологии», объяснения сознания опираются на посылки, не имеющие интерсубъективной значимости: они выражают информацию от первого лица («я чувствую боль»), которая у др. лица может иметь качественно др. основание. Поскольку терминам «фолк-психологии» нет точных коррелятов в научном языке, их ждет такая же судьба элиминации, которая постигла физические понятия «флогистон», «движущиеся небесные сферы» и др.

Стратегия более умеренных функционалистс к и х теорий строится на использовании компьютерных аналогий. Ее сторонники — X. Патнэм (1960), Деннет (1978) — утверждают, что ментальные состояния реализуются в теле таким же образом, каким «мягкая» программа компьютера реализуется в «жесткой». Согласно Деннету, пропасть между человеком, животным и физическими системами исчезает, если рассматривать интенциональность не как онтологический признак ментального, а как наш способ изучения мира или стратегию прагматического предсказания поведения как живых, так и неживых систем. Для понимания самости наиболее важное состоит в том, что процессы мозга работают параллельно процессам языкового нарратива и именно язык создает видимость единого Я, его постоянства и самотворчества. Имеются и др. версии Н.м., в частности, эмерджентный материализм (Бунге, Дж. Марголис), теоретический материализм (Дж. Корнмен).

Критики видят трудности элиминативистских и функционалистских трактовок сознания в их противоречии с субъективной уверенностью человека в реальности собственного сознания и прямого доступа к своему Я, в сомнительной возможности, не прибегая к особому ментальному языку, выразить качественную определенность субъективных чувств (Дж. Сёрл, Э. Нагель). В тенденции замены языка «фолк-психологии» языком научной психологии многим видится процесс взаимной коррекции, а не вытеснения. Эти трудности активизировали картезианскую традицию в философии сознания, также апеллирующую к науке, но настаивающую на уникальности феномена сознания. В современном неодуализме также имеется множество позиций: интеракционизм (К. Поппер, Дж. Экклз), дуализм свойств, эпифеноменализм, психофизический параллелизм и др. Признание реальности или нереальности сознания в конечном счете зависит от того, какая гипотеза принимается за стратегическую: о наличии у человека природной диспозиции к усвоению языка (в терминах Н. Хомского — «ментального органа языка») или гипотеза о чистой социальности языка. Спор монистов и дуалистов упирается, т.о., в решение фундаментальной проблемы об отношении биологического и социального.

Смарт Дж. Дж. Конфликтующие точки зрения по проблеме объяснения // Структура и развитие науки. М., 1978; Бунге М. Несостоятельность психофизического дуализма // Философские науки. 1979. № 2; Марголис Дж. Личность и сознание. М., 1986; Дубровский Д. И. О книге Дж. Марголиса и его концепции «эмерджентистского материализма» // Там же; Дэвидсон Д. Материальное сознание // Аналитическая философия. Избр. тексты. М., 1993; Армстронг Д.М. Материалистическая теория сознания // Там же; Рорти Р. Философия и зеркало природы. Ч. I. Новосибирск, 1997; Деннет Д.

Онтологическая проблема сознания // Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1998; Сёрл Дж. Мозг, сознание и программы // Там же; Патнэм X. Философия сознания. М., 1999; Юлина Н.С. Очерки по философии в США. XX век. М., 1999; Ryle G. The Concept of Mind. London, 1949; Feyerabend P. Materialism and the Mind-Body Problem // The Review of Metaphysics. 1963. № 17; Smart JJ. Philosophy and Scientific Realism. London, 1963; Fodor J. The Language of Thought. New York, 1975; Dennett D.C. Brainstorms. Montgomery, 1978; Wilkes K. V. Physicalism. London, 1978; Bunge M. Scientific Materialism. Dordrecht; Boston; London, 1981; Armstrong D.M., Malcolm N. Consciousness and Causality. Oxford, 1984; Churchland P. Matter and Consciousness. Cambridge; London, 1984.

Н.С. Юлина

НАУЧНЫЙ МЕТОД — система категорий, ценностей, регулятивных принципов, методов обоснования, образцов и т.д., которыми руководствуется в своей деятельности научное сообщество. Н.м. предполагает:

• достаточно устойчивую и ясную систему категорий, служащих координатами научного мышления;

• определенную систему ценностей, на которые ориентируется в своей деятельности ученый;

• специфический отбор методов обоснования полученного знания;

• ряд общих регулятивных принципов, соответствие которым желательно, но не обязательно;

• особые, специфические для каждой научной дисциплины правила адекватности;

Допускаемые Н.м. способы обоснования образуют определенную иерархию, вершиной которой является аргументация эмпирическая (прямое и косвенное подтверждение в опыте и др.). Далее следует аргументация теоретическая (дедуктивная и системная аргументация, методологическая аргументация и др.). Что касается аргументации контекстуальной (ссылок на традицию, авторитеты, интуицию, веру, здравый смысл, вкус и т.п.), она считается менее убедительным, а иногда и просто сомнительным способом научного обоснования. И вместе с тем без контекстуальных, зависящих от аудитории аргументов не способны обходиться ни гуманитарные, ни нормативные науки, поскольку «все наше историческое конечное бытие определяется постоянным господством унаследованного от предков — а не только понятого на разумных основаниях — над нашими поступками и делами» (Х.Г. Гадамер).

Н.м. не содержит правил, не имеющих или в принципе не допускающих исключений. Все его правила условны и могут нарушаться даже при выполнении этих условий. Любое правило может оказаться полезным при проведении научного исследования, так же как любой прием аргументации может повлиять на убеждения научного сообщества. Но из этого не следует, что все реально используемые в науке методы исследования и приемы аргументации равноценны и безразлично, в какой последовательности они используются.

Н.м. предполагает, что новое научное положение должно находиться в согласии не только с эмпирическими данными и хорошо зарекомендовавшими себя теориями, но и с определенными регулятивными принципами, складывающимися в практике научных исследований. Эти принципы разнородны, обладают разной степенью общности и конкретности. Наиболее известные из них: принцип простоты (требование объяснения изучаемых явлений при минимальном числе независимых и как можно более простых допущений), принцип привычности, или консерватизма (рекомендация избегать неоправданных новаций и стараться, насколько это возможно, объяснять новые явления с помощью известных законов), принцип универсальности (пожелание проверять выдвинутое положение на приложимость его к классу явлений, более широкому, чем тот, на основе которого оно было первоначально сформулировано), принцип красоты (требование, чтобы хорошая теория отличалась особым эстетическим впечатлением, элегантностью, ясностью, стройностью и даже романтичностью) и др.

В каждой области знания есть свои правила, или стандарты, адекватности. Они не только являются контекстуальными, но и имеют во многом конвенциональный характер. Эти стандарты, принимаемые научным сообществом, касаются общей природы объектов, которые должны быть исследованы и объяснены, той количественной точности, с которой надлежит это сделать, строгости рассуждений, широты данных и т.п. «Ранее принятые утверждения, когда они используются для защиты справедливости последующих, не обеспечивают полной надежности этого процесса: поскольку все научные утверждения в своей основе не вполне убедительны. Критерии адекватности не более надежны, ибо даже они не могут быть установлены с помощью обычных процедур, то есть посредством аргументации, базирующейся на контролируемых наблюдениях. Отчасти поэтому их трудно, как правило, сделать четкими; в чем-то они сродни скрытому знанию, которое мастера своего дела передают друг другу в непосредственном общении» (М. Малкей).

Н.м. не представляет собой исчерпывающего перечня правил и образцов, обязательных для каждого исследования. Даже самые очевидные из его правил могут истолковываться по-разному и имеют многочисленные исключения. Правила Н.м. могут меняться от одной области познания к др., поскольку существенным их содержанием является некодифицируемое, вырабатываемое в самой практике исследования мастерство — умение проводить конкретное исследование и делать вытекающие из него обобщения. Описать это мастерство в форме системы общеобязательных правил так же невозможно, как кодифицировать мастерство художника или политика.

Н.м. в каждый конкретный промежуток времени представляет собой итог и вывод предшествующей истории научного познания. Методология науки, формируя свои требования, опирается на данные истории науки. Настаивать на безусловном выполнении этих требований значило бы возродить определенное историческое состояние науки и вечный и абсолютный стандарт.

Каждое новое исследование является не только применением уже известных методологических правил, но и их проверкой. Исследователь может подчиниться старому методологическому правилу, но может и счесть его неприемлемым в каком-то конкретном новом случае. Истории науки известны как случаи, когда апробированные правила приводили к успеху, так и случаи, когда успех был результатом отказа от какого-то устоявшегося методологического стандарта. Ученые не только подчиняются методологическим требованиям, но и критикуют их и, создавая новые теории, создают также новые методологии (см. также: Методологизм и антиметодологизм, Методологическая аргументация).

Кун Т. Структура научных революций. М., 1975; Структура и развитие науки. М., 1978; Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983; Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. М., 1986; Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988; Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1992; Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1994; Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998; Ивин А.А. Теория аргументации. М., 2000; Стёпин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000; Giedymin J.A. Generalization of Refutability Postulate // Studia Logica. 1960. Vol. 10; Quine W.V.O. Word and Object. Cambridge (Mass.), 1960; Ajdukiewicz K. Jezyk a poznanie. Warszawa, 1965. T. 1; Ravetz J.R. Scientific Knowledge and Its Problems. Oxford, 1971; Lorenz K. Behind the Mirror. A Search for a Natural History of Human Knowledge. London, 1977.