Философия: Энциклопедический словарь

С. оказал заметное влияние на христианскую тео-космологию, антропологию и этику (апологеты, Климент Александрийский, Тертуллиан, Августин), на арабо-мусульманскую мысль, а затем — на ренессанс-ный «натурализм» и новоевропейскую философию (Р. Декарт, Б. Спиноза, англ. эмпиризм, Просвещение; теории гос-ва и права 16—18 вв.); особым феноменом является программный «неостоицизм» 16—17 вв. (Т. Липc, П. Шаррон), реанимированный в нач. 20 в. В настоящее время С. вновь начинает рассматриваться как источник продуктивных философем (Ж. Делёз и др.)

Stoicorum veterum fragmenta. Vol. I—IV. Lipsiae, 1921—1924 (Stuttgart, 1968) (рус. пер.: Фрагменты ранних стоиков. Т. 1. М., 1998); I frammenti degli Stoici antichi. Vol. I—II. Bari, 1932— 1935 (Hildesheim; New York, 1971); Vol. III. Padova, 1962; Hulser K.-H. Die Fragmente zur Dialektik der Stoiker. Bd I—IV. Stuttgart, 1987-1988.

Степанова А.С. Философия Древней Стой. СПб., 1995; Столяров А.А. Стоя и стоицизм. М., 1995; Bevan E. Stoics and Sceptics. Oxford, 1913; Barth P. Die Stoa. Stuttgart, 1946; Christensen J. An Essey on the Unity of Stoic Philosophy. Copennhagen, 1962; Pohlenz M. Die Stoa. Bd 1-2. Gottingen, 1964-1965; Edelstein L. The Meaning of Stoicism. Cambridge, 1966; Rist J.M. Stoic Philosophy. Cambridge, 1969; Schmekel A. Die Philosophie der Mittleren Stoa. Hildesheim, 1974.

А.А. Столяров
СТРАДАНИЕ — состояние болезни, горечи, печали, страха, тревоги. С. в философии чаще всего рассматривается в двух аспектах: как необходимый удел человека, поскольку он подвержен болезням, старению, смерти; как единственно возможный путь к преображению, к совершенствованию личности.

В иудейско-христианской религиозной традиции С. есть результат божественной кары за грехи. Жизнь большинства людей, согласно А. Шопенгауэру, бьется между двумя полюсами: С. и скукой. С. возникает от неудовлетворенных желаний, когда же желания удовлетворяются, — наступает скука. Что бы ни дала природа, что бы ни дало счастье, кем бы мы ни были и чем бы ни владели, нельзя избыть С.. присущего жизни. С. неслучайно выпадают на долю человека, от случая зависит только форма, только вид, какой они принимают. Вся художественная литература свидетельствует, по Шопенгауэру, о том, что С. имеет отрицательный, а не положительный характер, она никогда не изображает окончательное или постоянное счастье, а только С. на пути к нему.

О положительном характере С. писал М. Экхарт, полагая, что С. — быстрейшее животное, которое довезет вас до совершенства. С. — это знак любви Бога к человеку. Человек должен страдать для того, чтобы стать человеком. Человек, считал Ф.М. Достоевский, должен быть глубоко несчастливым, тогда он будет счастлив. Только С. раскрывает человеческую природу; пройдя через испытание свободой, через С.. через наказание, человек раскрывается в бездонной сложности своего бытия, раскрывается антиномичный и иррациональный характер его природы. Эти же идеи получили развитие в философии Ф. Ницше, который считал, что в каждом человеке живут тварь и творец, в каждом есть глина, грязь, бессмыслица, хаос, человек страдает по необходимости и должен страдать, чтобы из твари стать творцом, закалить, сформовать и «обжечь» себя, добиться твердости молота. Со С. тесно связано понятие сострадания, которое является основой христианской морали — через сострадание человек очищается, преодолевает собственный животный эгоизм. Сострадание — это и опыт непосредственного мистического проникновения в чужое Я. Однако, с т.зр. Ницше, сострадание умаляет человеческое достоинство, принижает человека. Человек, пытающийся выковать из себя человека, достоин не сострадания, а любви. Сострадание, по Ницше, — черта рабской морали.

Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. 1990; Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и размышления. М., 1991.

Религия, отмечает П.А. Флоренский, есть прежде всего С. Божий, и кто хочет проникнуть в святилище религии, должен научиться страшиться. «Господи, всели в мя корень благих, страх твой, в сердце мое» (Иоанн Златоуст). В религии ничего не вырастает без этого корня. Бог — великий и страшный для всех и во всем, любая религия пронизана этим неизъяснимым С. Божьим. С. — начало премудрости, или истинная премудрость, ведущая к жизни. С.. по мнению Флоренского, близок к изумлению, которое философы считают началом философии. Чтобы познавать, надо коснуться предмета познания, и признаком этого прикосновения служит потрясение души, С. Он вырывает из повседневной жизни и открывает нечто совершенно новое. А новое всегда страшно, поскольку выступает в таинственном, необычном виде. «Перед первичными феноменами, если они являются нашим чувствам обнаженными, мы испытываем особого рода жуткое чувство, доходящее до страха» (И.В. Гёте). Источник С. не в необычности и непонятности нового, а в ощущении трансцендентности являющегося. «Н е -здешнее открылось, и текучим, шатким, зыблющимся почувствовался мир: бывающее померкло перед истинно-сущим. А с бывающим померкло и само наше бытие: мы сами оказались дрожащим пламенем среди ветреных пространств, — на границе ничто, еле-еле не-несущими. Но тогда-то мы нашли и свою вековечную опору — в Сущем от века. Последнее уничижение наше и есть величайшее возвеличение. Страх Божий двудействен... Это — окно в нашей действительности, откуда видятся миры иные. Это — брешь земного существования, откуда устремляются питающие и укрепляющие его струи из иного мира» (Флоренский).

«С.» — важнейшее понятие экзистенциальной философии. Впервые С. Кьеркегор различил С. или боязнь перед к.-л. конкретными обстоятельствами и неопределенный, безотчетный С.-тоску. Это же различение является центральным в философии М. Хайдеггера, для которого С. открывает последнюю возможность экзистенции — смерть. С. выталкивает человека за пределы сущего к ничто. Это трансцендирование есть условие восприятия сущего в целом, условие постижения бытия. Не будь наше существо заранее выдвинуто в ничто, мы не могли бы встать в отношение ни к сущему в целом, ни к самим себе. Без выдвинутости в ничего, без мужественного заглядывания в ничто в состоянии С. нет возможности вопрошать сверх сущего, за его пределы, нет возможности повернуться лицом к бытию.

В психологическом аспекте С. — это препятствие на пути реализации личности, которая в наше время живет в постоянном состоянии С: перед начальством, перед угрозой безработицы, перед насилием, войной, терроризмом и т.д. С. в этом плане, возможно, самая главная проблема социальной жизни, определяющая поведение человека и его отношение к другим. Социально детерминированная этика, считал Н.А. Бердяев, всегда есть этика С. «Социальная обыденность создает этику страха, перерождая ужас, вызванный трансцендентной бездной, в повседневную заботу и терроризируя человека будущими карами. Но она создает и другой образ, в котором нет уже страха и который ниже страха — пошлость... Пошлость есть окончательное водворение на низинной плоскости, когда уже нет не только тоски по горнему миру и священного ужаса перед трансцендентным, но нет уже и страха» (Н.А. Бердяев).

Гёте И.В. Избр. философские произв. М., 1964; Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. Сб. XVII. М., 1977; Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993; Кьеркегор С. Страх и трепет. Понятие страха // Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.

Е.Н. Некрасова

В своем главном филос. произведении «Мир как целое» (1872), которое было практически не замечено современниками, С. обстоятельно развивал идеи органичности и иерархичности мира, отмечал, что единство мира обусловлено одухотворением природы, а истинная сущность вещей состоит в различных степенях воплощающегося в них духа. В человеке С. усматривал «центральный узел мироздания». Религиозный идеализм он обосновывал, вопреки господствующим тенденциям, данными естествознания.

С. различал три вида познавательной деятельности: чувственную (эмпирическую), рассудочную (рациональную) и разумную (идеальную). Материализм истинен лишь в границах чувственного познания единичных явлений. Ограниченность субъективного идеализма заключается в отрицании достоверности показаний чувств, что ведет к крайностям солипсизма. Снятие односторонностей материализма и идеализма происходит на рассудочной ступени познания путем постижения общего и существенного в вещах и познании. Благодаря предустановленной гармонии априорные рациональные понятия соответствуют реальным законам вещей, что указывает на наличие одной внешней Причины, установившей порядок вещей и порядок в идеальных понятиях. Разумное познание, открывая безусловное бытие, завершает познание.

Главный объект филос. полемики С. — западноевропейский рационализм с его панрассудочностью и преклонением перед выводами естественных наук, способствующих утверждению в зап. культуре материализма и утилитаризма.

Об основных понятиях психологии и физиологии. СПб., 1894; Борьба с Западом в русской литературе. Кн. 1 —2. Киев, 1897.

Никольский Б.В. Н.Н. Страхов. СПб., 1896; Gerstein L. Nikolai Strahov. Cambridge (Mass.), 1971.

Как показывает история науки, понятие С. развивалось постепенно. В ходе общего прогресса науки обычно оказываются превзойденными каноны С.. представлявшиеся ранее абсолютно безупречными. Так обстояло, в частности, дело с геометрией Евклида. Долгое время она являлась идеалом С., но в 19 в. Н.М. Лобачевский писал о ней: «...Никакая Математическая наука не должна бы начинаться с таких темных понятий, с каких, повторяя Евклида, начинаем мы Геометрию, и... нигде в Математике нельзя терпеть такого недостатка строгости, какой принуждены были допустить в теории параллельных линий».

С. обеспечивается выводами из достоверных принципов, но вместе с тем сами принципы начинают восприниматься как достоверные, когда дают возможность сделать строгими прежде нестрогие рассуждения. На разных этапах развития научной теории требование С. может быть более или менее актуальным.

За поисками строгих доказательств уже известных истин обычно скрываются недостаток их понимания и стремление выявить все те неявные условия, с которыми связано их принятие. С.. как правило, не является самоцелью.

Введение С. может быть консервативным, опирающимся на общепринятые посылки, но может быть также революционным, вводящим посылки, казавшиеся ранее неприемлемыми. Так, выдвинутое Г.В. Лейбницем требование строгой и внимательной проверки каждого шага в цепи доводов вместе с его идеей рассуждения как вычисления по однозначно определенным правилам предвещало революцию в логике.

С.. в том числе и в математике, не является сама по себе объективным критерием истинности и ценности новых открытий и теорий.

Тондл Л. Проблемы семантики. М., 1975; Ивин А.А. Логика. М., 1999.
СТРОСОН (Strawson) Питер Фредерик (р. 1919) — англ. философ, представитель лингвистической философии. В ранних работах, посвященных гл. обр. филос. вопросам семантики, критиковал теорию дескрипций Б. Рассела и семантическую концепцию истины. Согласно С.. понятие «истина» не обозначает семантических характеристик, а служит для выражения нашего согласия, восхищения и пр. в отношении того, что говорится. В кн. «Введение в логическую теорию» (1952) С. рассматривает соотношение обыденного языка и формальной логики, считая, что исчисления высказываний и предикатов недостаточно богаты для отражения свойств обыденного языка. С сер. 1950-х гг. интересы С. сосредоточиваются на разработке т.н. дескриптивной метафизики. В труде «Индивидуалии» («Individuals. An Essay in Descriptive Metaphysics», 1959) в духе позиции «здравого смысла» утверждается базисный характер понятий «материальные объекты» и «личности»: без первых была бы невозможна идентификация всех единичных объектов, без вторых — идентификация различных состояний сознания (а также и самого понятия «сознание»). Последним публикациям С. присущи кантианские мотивы.

The Bounds of Sense. London, 1966; Logico-linguistic Papers. London, 1971; Subject and Predicate in Logic and Grammar. London, 1974.

Хилл Т.И. Современные теории познания. М., 1965; Богомолов А.С. Философия, основанная на научном знании, или лингвистическая метафизика? // Философские науки. 1973. № 2; Панченко Т.Н. Дескриптивная метафизика Питера Стросона // Вопросы философии. 1979. № 11.
СТРУВЕ Петр Бернгардович (1879—1944) — политик, публицист, экономист, философ, историк. Уже в студенческие годы активно занялся политической деятельностью и примкнул к марксистскому движению в России, автор Манифеста РСДРП. С нач. 1900-х гг. — лидер российского либерализма. В 1906—1917 преподавал историю хозяйства в Петербургском политехническом ин-те.

С. приветствовал Февральскую революцию, летом 1917 был в числе активных сторонников генерала Корнилова. В это же время С. был избран членом Академии наук по отделению политической экономики и статистики. После Октябрьской революции участвовал в организации вооруженного сопротивления советской власти. С 1920 — в эмиграции.

Вопросы теории познания С. рассматривал с неокантианских позиций. Социальная философия С. характеризуется различением понятий общества как стихийной, спонтанно возникающей системы взаимодействия и гос-ва — единства, подчиненного высшей цели. Общее представление С. об историческом процессе также основано на дуализме стихийно-иррационального и телеологического начал общественно-исторической жизни.

Социализм С. критиковал как утопическую попытку устранить указанный дуализм за счет рационализации жизни общества. В русле этих идей социалистическую революцию в России С. расценивал как проявление стихийно-почвеннической реакции масс на политику западнической европеизации.

Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М., 1997.

Колеров М.А., Плотников Н.С. Творческий путь П.Б. Струве // Вопросы философии. 1992. № 12.

«СТРУКТУРА НАУЧНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ» — книга амер. философа и историка науки Т. Куна, опубликованная в 1962 и оказавшая глубокое влияние на философию науки втор. пол. 20 в. До кон. 1950-х гг. в философии науки господствовало представление о науке и ее развитии, выработанное логическим позитивизмом. Опубликованный в 1959 труд К. Поппера «Логика научного открытия» и книга Куна нанесли этому представлению смертельный удар: в этих работах наука предстала в новом свете, ее структура и развитие были описаны в новых понятиях, была подчеркнута роль истории в философско-методологических построениях и т.д. Можно сказать, что после выхода этих книг изменились практически вся проблематика и концептуальный аппарат философии науки.

Развитие науки Кун рассматривает не как процесс плавного постепенного накопления истинного знания, а как периодическую смену парадигм — концептуальных схем, в определенный период времени направляющих научное исследование. Развитие науки в рамках определенной парадигмы Кун называет «нормальным периодом»: именно в этот период происходят открытие и объяснение новых фактов, формулируются и уточняются законы, короче говоря, идет накопление знания. Однако с течением времени в парадигме накапливается все больше «аномальных» фактов — тех фактов, которые она не может объяснить, несмотря на все усилия ее сторонников. В конце концов это приводит к кризису в науке: многие ученые перестают видеть в существующей парадигме эффективное средство научного исследования и начинают искать новые теоретические основоположения. Научное сообщество распадается на несколько школ, одни из которых продолжают держаться за старую парадигму и ее методы исследования, а др. пытаются найти новые идеи и опереться на них. Кризис завершается сменой парадигм — научной революцией: одна из предложенных теорий завоевывает все больше сторонников и вытесняет старую парадигму, занимая ее место и объединяя ученых в единое научное сообщество. Старая парадигма отбрасывается целиком со всеми ее достижениями — теоретическими принципами, методами исследования и накопленными фактами. С утверждением новой парадигмы развитие науки начинается как бы заново. Старая и новая парадигмы несоизмеримы: их сторонники говорят на разных языках, пользуются разными методами исследования, получают разные факты, и нет никакой общей основы, которая позволила бы сравнить и оценить достижения и недостатки каждой из конкурирующих парадигм. Т.о., развитие науки приобретает прерывный характер: периоды плавного кумулятивного развития сменяются революционными катастрофами и отказом от всего ранее накопленного знания. Это одна из первых моделей некумулятивного развития науки.

Схема развития науки, предложенная в книге Куна, была иллюстрирована многочисленными примерами из истории науки и выглядела убедительно. Под влиянием этой книги философы науки обратились к более тщательному и глубокому изучению реальной истории научного познания. И хотя схема Куна, как вскоре выяснилось, оказалась вовсе не универсальной и порой неадекватной даже в тех областях, на которые опирался в своих построениях сам Кун, его работа в значительной мере содействовала изменению филос. представлений о структуре и развитии научного знания и постановке новых интересных проблем в области адекватного понимания этого развития.

Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975; Никифоров A.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998.

А.Л. Никифоров

СТРУКТУРАЛИЗМ — направление в философии и конкретно-научных исследованиях, возникшее в 1920— 1930-е гг. и получившее широкое распространение в 1950—1960-е гг., особенно во Франции.

Первоначально С. сложился в языкознании и литературоведении в связи с появлением структурной лингвистики, основы которой разработал швейц. филолог Ф. де Соссюр. В отличие от прежних представлений о языке, где он рассматривался в единстве с мышлением и окружающей действительностью и даже в зависимости от них, а его внутренняя организация во многом игнорировалась, новая концепция ограничивается изучением именно внутреннего, формального строения языка, отделяя его от внешнего мира и подчиняя ему мышление. Соссюр в этом плане утверждает: «язык есть форма, а не субстанция»; «язык есть система, которая подчиняется лишь своему собственному порядку»; «наше мышление, если отвлечься от выражения его словами, представляет собой аморфную, нерасчлененную массу». Вместе с разработкой структурной лингвистики Соссюр набрасывает общие контуры семиотики, называя ее семиологией, которая будет изучать «жизнь знаков в рамках жизни общества». Однако на деле семиотика складывалась и существует сегодня как лингвосемиотика. Значительный вклад в развитие структурной лингвистики внесли представители московского лингвистического кружка (Р. Якобсон), русской «формальной школы» (В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум) и пражского лингвистического кружка (Н. Трубецкой). Вариантами С. в лингвистике стали глоссематика (Л. Ельмслев), дистрибутивам (Э. Харрис), порождающая грамматика (Н. Хомский).

Наибольшее развитие в структурной лигвистике получила фонология, изучающая минимальные языковые единицы — фонемы, являющиеся здесь исходными средствами смыслоразличения и составляющие основу для построения структуры языка. Именно фонологическая модель нашла широкое использование в гуманитарных науках. Др. разделы структурной лингвистики (семантика, синтаксис) имеют более скромные достижения.

В послевоенное время С. получил широкое распространение в самых разных областях познания: в антропологии и социологии (К. Леви-Строс), литературоведении и искусствознании (Р. Барт, У. Эко), эпистемологии (М. Фуко, М. Серр), мифологии и религиоведении (Ж. Дюмезиль, Ж.-П. Вернан), политэкономии (Л. Альтюссер), психоанализе (Ж. Лакан). К С. примыкали писатели и критики, входившие в группу «Тель кель» (Ф. Соллерс, Ю. Кристева, Ц. Тодоров, Ж. Женнет, М. Плейне, Ж. Рикарду и др.). Особое место занимал генетический С. (Л. Гольдман). Классической структуралистской работой довоенного периода считается книга В. Проппа «Морфология сказки» (1928). В послевоенный период главной фигурой С. выступает фр. ученый и философ Леви-Строс. В 1970-е гг. С. трансформировался в постструктурализм (неоструктурализм), который, в свою очередь, сомкнулся с постмодернизмом.

С. стал последним воплощением зап., в особенности фр., рационализма, испытав влияние со стороны неорационализма (Г. Башляр) и др. современных течений. Он принадлежит эпохе модерна, отмечен оптимизмом, верой в разум и науку, которая нередко принимает форму сциентизма. С. предпринял смелую попытку поднять гуманитарное знание до уровня строгой теории. Леви-Строс называет его «сверхрационализмом» и видит его задачи в том, чтобы объединить строгость и логическую последовательность ученого с метафоричностью и парадоксальностью художника, «включить чувственное и рациональное, не пожертвовав при этом ни одним из чувственных качеств». По основным своим параметрам С. находится ближе всего к неопозитивизму, хотя и существенно от него отличается: последний берет язык в качестве объекта анализа и изучения, тогда как в С. язык играет прежде всего методологическую роль: по образу и подобию его рассматриваются все др. явления общества и культуры. С. также отличается большей широтой взгляда, стремлением преодолеть узкий эмпиризм и за внешним многообразием явлений увидеть объединяющие черты и связи, подняться до глобальных теоретических обобщений. Он проявляет интерес к филос. абстракциям и категориям, усиливает тенденцию к растущей теоретичности, которая иногда принимает форму крайнего «теорицизма». Леви-Строс подчеркивает, что «понятие социальной структуры относится не к эмпирической реальности, но к построенным по поводу нее моделям». Применительно к литературе Ц. Тодоров отмечает, что «объектом поэтики является не множество эмпирических фактов (литературных произведений), а некоторая абстрактная структура (литература)», что свои абстрактные понятия поэтика «относит не к конкретному произведению, а к литературному тексту вообще». Опираясь на лингвистику, С. видит идеал научности в математике, которая, по словам Серра, «стала тем языком, который говорит без рта, и тем слепым и активным мышлением, которое видит без взгляда и мыслит без субъекта cogito».

В целом С. представляет собой больше метод, чем филос. учение. Основу структурной методологии составляют понятия структуры, системы и модели, которые тесно связаны между собой и часто не различаются. Структура есть система отношений между элементами. Система предполагает структурную организацию входящих в нее элементов, что делает объект единым и целостным. Свойство системности означает примат отношений над элементами, в силу чего различия между элементами либо нивелируются, либо растворяются в соединяющих их связях. Что касается природы структур, то она трудно поддается определению. Структуры не являются ни реальными, ни воображаемыми. Леви-Строс называет их бессознательными, понимая бессознательное в дофрейдовском смысле, когда в нем нет никаких желаний или представлений и оно остается «всегда пустым». Ж. Делёз определяет их как символические или виртуальные. Можно сказать, что структуры имеют математическую, теоретическую или пространственную природу, обладают характером идеальных объектов.

Структура представляет собой инвариант, охватывающий множество сходных или разных явлений-вариантов. Леви-Строс в связи с этим указывает, что в своих исследованиях он стремился «выделить фундаментальные и обязательные для всякого духа свойства, каким бы он ни был: древним или современным, примитивным или цивилизованным». Применительно к литературе сходную мысль формулирует Ж. Женинас-ка: «Наша модель должна обосновать анализ любого литературного текста, к какому бы жанру он ни принадлежал: поэма в стихах или в прозе, роман или повесть, драма или комедия». Р. Барт идет еще дальше и ставит задачу добраться до «последней структуры», которая охватывала бы не только все литературные, но и любые тексты вообще — прошлые, настоящие и будущие. С. в данной перспективе предстает как предельно абстрактное, гипотетическое моделирование.