3. Дискуссии по мирообъяснению велись преимущественно вокруг проблемы причинности. Для буддистов мир — серийная последовательность «точечных» событий, а следствие есть уничтожение причины; найяики, вайшешики и отчасти мимансаки видели источники мира в атомах, которые «собираются» и «разъединяются» действием внешних для них факторов — в соответствии с учением о следствиях как новом начале в сравнении с причинами; у санкхьяиков и йогинов мироздание — манифестация Первоматерии (Пракри-ти): они считали следствие реальной трансформацией и «выявлением» причины; у адвайта-ведантистов мир — иллюзорная проекция Абсолюта-Брахмана, создаваемая космической Иллюзией: причина лишь по видимости трансформируется в свои «следствия».
4. В связи с рациональной теологией в И.ф. определилось несколько позиций. Дискуссии велись прежде всего между теми, кто признавал бытие Божества (найяики, вайшешики, йогины, ведантисты), и теми, кто отрицал его (материалисты, джайны, буддисты, санкхьяики, ранние мимансаки). Но и в рамках «теизма» (о теизме можно говорить только условно потому, что И.ф. не знала ничего, подобного христианскому креационизму, со всеми последствиями отсутствия этой концепции) различалось несколько моделей: иш-вара — «первый среди равных» духовных начал, безучастный к миру (йога); ишвара — архитектор мира и дизайнер, участвующий в создании вещей в соответствии с действием закона кармы (вайшешика и ньяя); ишвара как персонификация безличностного Абсолюта, осуществляющая дизайнерскую деятельность в космической игре, при содействии космической Иллюзии (адвайта-веданта); ишвара — реальный Абсолют, а души и мир — его «тело» (вишишта-адвайта).
III. Область «эт и к и» распределялась в дискуссиях инд. философов между этической проблематикой в собственном смысле (область нравственных предписаний и долженствования) и «сотериологией» как учением о высшей цели человеческого существования (пурушартха).
1. Среди собственно этических проблем выделялся вопрос об императивности закона невреждения-ахим-сы в связи с нравственной легитимностью совершения обрядовых предписаний, которые предполагали в некоторых случаях возможность его нарушения. Джайны, буддисты и санкхьяики считали требования закона ахимсы безусловными и потому отрицали возможность к.-л. оправдания его нарушения даже в «сакральных целях». Мимансаки, напротив, настаивали на непреложности обрядовых предписаний и считали, что, поскольку в них следует видеть сам источник дхармы, то допускаемые ими нарушения ахимсы следует считать вполне легитимными.
2. В общеиндийских дебатах по трактовке природы «освобождения» (мокша) большинство голосов было подано в пользу понимания его лишь как прекращения страданий и всякой эмоциональности. Такова позиция классического буддизма (см.: Нирвана), большинства философов ньяя-вайшешики, санкхьи, йоги, а также мимансы. Найяик Бхасарваджня, вишнуит-ские ведантисты и шиваитские школы считали, что в «освобождении» достигается причастность Ишваре; главными же сторонниками «положительного идеала» были адвайта-ведантисты, у которых «освобождение» понимается как осознание индивидом своего тождества с Абсолютом и которые видели в «освобождении» блаженство.
Сохраняется ли в «освобождении» индивидуальное сознание? Санкхьяики, йогины и вайшешики солидаризировались с ведантистами, отвечая на этот вопрос отрицательно, но по разным основаниям. Для сан-кхьяиков сознание — результат соединения духовного субъекта с факторами, инородными по отношению к нему, и потому освобожденный «чистый субъект» должен быть уже вне сознательности, по ведантистам же «освобождение» — слияние индивида с Абсолютом, подобно тому, как пространство, занимаемое горшком, сливается с пространством комнаты после того, как он разбит. Им противостояли «теисты» — и виш-нуитские, и шиваитские, — многие из которых положительно рассматривали возможность понимания высшего состояния как соприсутствия и соответствия «освобожденных» душ и Божества, а отчасти и джайны, у которых каждая «освобожденная» душа восстанавливает изначально присущие ей качества и могущества.
Осуществимо ли полное «освобождение» еще при жизни? Большинство найяиков и вайшешиков полагали, что нет. Однако найяик Уддйотакара и санкхьяики различали как бы первое «освобождение» и второе: предварительное осуществимо в последнем воплощении «знающего», окончательное — уже после его физической смерти. Ведантисты же наиболее последовательно отстаивали идеал «освобождения при жизни»: простое наличие тела как остаточного плода кармических семян не препятствует «освобождению» индивида.
Каковы «пропорции» выполнения обрядовых предписаний и познания в качестве средств достижения «освобождения»? Джайны и буддисты, а также санкхьяики видели в обрядовой практике условия не столько «освобождения», сколько, напротив, «закабаления» в сансаре. Шанкара, Мандана Мишра (7—8 вв.) и др. ранние ведантисты занимали промежуточную позицию: «освободительно» только знание, но правильное выполнение обрядовых предписаний «очищает» адепта на пути к высшей цели. Мимансаки, а также некоторые найяики в большей мере настаивали на необходимости «пути действия».
В И.ф. было разработано несколько систем категорий (падартхи). Вайшешики представили чисто онтологическую категориальную систему (была заимствована мимансаками и двайта-ведантистами), буддийская школа Дигнаги — эпистемологическую, джайны — онтологическо-сотериологическую, найяики — диалектическую, которая у Ватсьяны приобрела признаки онтологизма.
Чаттерджи С., Датта Д. Введение в индийскую философию. М., 1955; Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1956—1957. Т. 1—2; Шохин В.К. Брахманистская философия: начальный и раннеклассический периоды. М., 1994; Лысенко В.Г., Терентьев А.А., Шохин В.К. Ранняя буддийская философия. Философия джайнизма. М., 1994; Шохин В.К. Первые философы Индии. М., 1997; Dasgupta S. A.History of Indian Philosophy. Oxford, 1922—1955. Vol. 1—5; Encyclopedia of Indian Philosophies. General Editor K. Potter. Dehli etc. Vol. I. Bibliography (1970, 1984, 1995). Vol. II. Indian Metaphysics. The Tradition of Nyaya-Vaisesika up to Gangesa (1978); Vol. III. Advaita Vedanta up to Samkara and His Pupils (1982); Vol. IV. Samkhya: A Dualist Tradition in Indian Philosophy (1987); Vol. V. The Philosophy of the Grammarians (1990); Vol. VI. Indian Philosophical Analysis. Nyaya-Vhisesika from Gangesa to Raghunatha Siromani (1993); Vol. VII. Abhidharma Buddhism to 150 A.D. (1996).
B.K. Шохин
ИНДУКЦИЯ (от лат. inductio — наведение) — умозаключение, в котором связь посылок и заключения не опирается на логический закон, в силу чего заключение вытекает из принятых посылок не с логической необходимостью, а только с некоторой вероятностью. И. может давать из истинных посылок ложное заключение; ее заключение может содержать информацию, отсутствующую в посылках. И. противопоставляется дедукция — умозаключение, в котором связь посылок и заключения опирается на закон логики и в котором заключение с логической необходимостью следует из посылок.
Два примера индуктивных умозаключений:
Енисей течет с юга на север; Лена течет с юга на север; Обь и Иртыш текут с юга на север.
Енисей, Лена, Обь, Иртыш — крупные реки Сибири.
Все крупные реки Сибири текут с юга на север.
Железо — металл; медь — металл; калий — металл; кальций — металл; рутений — металл; уран — металл.
Железо, медь, калий, кальций, рутений, уран — химические элементы.
Все химические элементы — металлы.
Посылки обоих этих умозаключений истинны, но заключение первого истинно, а второго ложно.
Понятие дедукции (дедуктивного умозаключения) не является вполне ясным. И. (индуктивное умозаключение) определяется, в сущности, как «недедукция» и представляет собой еще менее ясное понятие. Можно, тем не менее, указать относительно твердое «ядро» индуктивных способов рассуждения. В него входят, в частности, неполная И., индуктивные методы установления причинных связей, аналогия, т.н. «перевернутые» законы логики и др.
Неполная И. представляет собой рассуждение, имеющее следующую структуру:
S1 есть Р,
S2 есть Р,
Sn есть Р
Все S1, S2,..., Sn есть S.
Все S есть P.
Посылки данного рассуждения говорят о том, что предметам S1, S2, ..., Sn, не исчерпывающим всех предметов класса S, присущ признак Р и что все перечисленные предметы S1, S2, ..., Sn принадлежат классу S. В заключении утверждается, что все S имеют признак Р.
Напр.:
Железо ковко.
Золото ковко.
Свинец ковок.
Железо, золото и свинец — металлы.
Все металлы ковки.
Здесь из знания лишь некоторых предметов класса металлов делается общий вывод, относящийся ко всем предметам этого класса.
Индуктивные обобщения широко применяются в эмпирической аргументации. Их убедительность зависит от числа приводимых в подтверждение случаев. Чем обширнее база И., тем более правдоподобным является индуктивное заключение. Но иногда и при достаточно большом числе подтверждений индуктивное обобщение оказывается все-таки ошибочным.
Напр.:
Алюминий — твердое тело.
Железо, медь, цинк, серебро, платина, золото, никель, барий, калий, свинец — твердые тела.
Алюминий, железо, медь, цинк, серебро, платина, золото, никель, барий, калий, свинец — металлы.
Все металлы — твердые тела.
Все посылки этого умозаключения истинны, но его общее заключение ложно, поскольку ртуть — единственный из металлов — жидкость.
Поспешное обобщение, т.е. обобщение без достаточных на то оснований, — обычная ошибка в индуктивных умозаключениях и, соответственно, в индуктивной аргументации. Индуктивные обобщения всегда требуют известной осмотрительности и осторожности. Их убедительная сила невелика, особенно если база И. незначительна («Софокл — драматург; Шекспир — драматург; Софокл и Шекспир — люди; следовательно, каждый человек — драматург»). Индуктивные обобщения хороши как средство поиска предположений (гипотез), но не как средство подтверждения каких-то предположений и аргументации в их поддержку.
Начало систематическому изучению И. было положено в нач. 17 в. Ф. Бэконом, который весьма скептически относился к неполной И., опирающейся на простое перечисление подтверждающих примеров.
Этой «детской вещи» Бэкон противопоставлял описанные им особые индуктивные принципы установления причинных связей. Он даже полагал, что предлагаемый им индуктивный путь открытия знаний, являющийся очень простой, чуть ли не механической процедурой, «почти уравнивает дарования и мало что оставляет их превосходству...». Продолжая его мысль, можно сказать, что он надеялся едва ли не на создание особой «индуктивной машины». Вводя в такого рода вычислительную машину все предложения, относящиеся к наблюдениям, мы получали бы на выходе точную систему законов, объясняющих эти наблюдения.
Программа Бэкона была, разумеется, чистой утопией. Никакая «индуктивная машина», перерабатывающая факты в новые законы и теории, невозможна. И., ведущая от единичных утверждений к общим, дает только вероятное, а не достоверное знание.
Высказывалось предположение, что все «перевернутые» законы логики могут быть отнесены к схемам индуктивного умозаключения. Под «перевернутыми» законами имеются в виду формулы, получаемые из имеющих форму импликации (условного утверждения) законов логики путем перемены мест основания и следствия. К примеру, поскольку выражение «Если p и q, то р» есть закон логики, то выражение «Если р, то р и » есть схема индуктивного умозаключения. Аналогично для «Если р, то р или q» и «Если р или q, то р» и т.п. Сходно для законов модальной логики: поскольку выражения «Если р, то возможно p» и «Если необходимо р, то р» — законы логики, выражения «Если возможно p, то р» и «Если p, то необходимор» являются схемами индуктивного рассуждения и т.п. Законов логики бесконечно много. Это означает, что и схем индуктивного рассуждения (индуктивной аргументации) бесконечное число.
Предположение, что «перевернутые» законы логики представляют собой схемы индуктивного рассуждения, наталкивается на серьезные возражения: некоторые «перевернутые» законы остаются законами дедуктивной логики; ряд «перевернутых» законов, при истолковании их как схем И., звучит весьма парадоксально. «Перевернутые» законы логики не исчерпывают, конечно, всех возможных схем И.
Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. М., 1972. Т. 2; Кайберг Г. Вероятность и индуктивная логика. М., 1978; Ивин А.А. Логика. М., 1997; Он же. Логика. М., 1999; Induction, Acceptance and Rational Belief. Dordrecht, 1970.
A.A. Ивин
ИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО — современная ступень, или эпоха, в развитии человечества. Предшествующие эпохи: первобытное общество, древнее аграрное общество, средневековое аграрно-промышленное общество. В наиболее развитых западноевропейских странах переход к И.о. начался примерно в 15 в. и завершился в 18 в. Для И.о. характерны следующие черты: резкий рост промышленного и сельскохозяйственного производства, невообразимый в предшествующие эпохи; бурное развитие науки и техники, средств коммуникации, изобретение газет, радио и телевидения; резкое расширение возможностей пропаганды; резкий рост населения, увеличение продолжительности его жизни; значительное повышение уровня жизни в сравнении с предыдущими эпохами; резкое повышение мобильности населения; сложное разделение труда не только в рамках отдельных стран, но и в международном масштабе; централизованное гос-во; сглаживание горизонтальной дифференциации населения (деление его на касты, сословия, классы) и рост вертикальной дифференциации (деление общества на нации, «миры», регионы).
О радикальности перемен, произошедших уже в 20 в., говорят, в частности, такие факты: с начала века население планеты выросло более чем в три раза; в 1900 в городах жило около 10% населения, к концу века — около 50%; 90% всех предметов, используемых сейчас человеком, придуманы в последние сто лет; объем промышленного производства в 20 раз выше в конце века, чем в его начале; люди используют 600 млн автомобилей; запущено более 4000 искусственных спутников Земли; за 15 лет потребляется столько природных ресурсов, сколько было использовано человеком за все время его существования.
И.о. является началом формирования единого человечества и, соответственно, становлением мировой истории в собственном смысле этого слова.
Иногда И.о. последних десятилетий, добившееся особо эффективного экономического роста, именуется постиндустриальным. Д. Белл выдвинул идею, что с т.зр. реализации обществом различных технологий производства в мировой истории можно выделить три главных типа социальной организации: до-индустриальный, индустриальный и постиндустриальный. Такое деление истории является, однако, грубым и поверхностным. В его основе лежит лишь одна черта общественного развития — уровень экономического роста. В результате последние три столетия истории оказываются разделенными на две противопоставляемые друг другу эпохи, в то время как вся предшествующая история, занимающая многие тысячелетия, попадает в невыразительную рубрику «доиндустриального общества». Само различие между индустриальным и постиндустриальными типами общества существенно лишь с т.зр. уровня экономического развития. Оно оказывается, однако, второстепенным, когда во внимание принимается целостная культура развитых обществ трех последних веков. Постиндустриальное общество — не самостоятельная эпоха, а лишь современный этап индустриальной эпохи, обладающей несомненным внутренним единством.
В рамках каждой из эпох могут существовать одна или несколько цивилизаций, которые могут быть разделены в зависимости от характерных для них стиля мышления, строя чувств и своеобразных коллективных действий на индивидуалистические, коллективистические и промежуточные (см.: Индивидуалистическое общество и коллективистическое общество). Индивидуалистическая цивилизация в И.о. представлена капитализмом, коллективистическая — социализмом, два варианта которого — коммунизм и национал-социализм.
Одна из основных тенденций И.о. — модернизация, переход от традиционного общества к модернизированному. Эта тенденция сделалась заметной в Зап.
Европе уже в 17 в., позднее она распространилась и на др. регионы. Для традиционных обществ характерны опора прежде всего на веру, а не разум, на традицию, а не на знание, пренебрежительное отношение к экономическому росту, к внедрению новых технологий и управлению экономикой. Модернизирующиеся общества опираются в первую очередь на разум, знание и науку, проводят последовательную индустриализацию, резко увеличивающую производительность труда, усиливают роль управления и, в частности, управления экономикой и придают развитию производительных сил определенные динамизм и устойчивость. Модернизация ведет к росту сложности общественной системы, интенсификации коммуникаций, постепенному формированию мирового сообщества. Процесс модернизации характерен не только для капиталистических, но и для социалистических стран. Последние также апеллируют к разуму и науке и стремятся обеспечить устойчивый экономический рост. Более того, они претендуют на гораздо более эффективную модернизацию, чем та, которая доступна капиталистическим странам. Модернизация не является историческим законом, охватывающим все общества и все эпохи. Она характеризует лишь переход от аграрно-промышленного общества к индустриальному и представляет собой социальную тенденцию, заметно усилившуюся в 20 в., но способную угаснуть в будущем при неблагоприятном стечении обстоятельств (исчерпание природных ресурсов, обострение глобальных проблем и т.п.).
Две фундаментальные оппозиции (индивидуалистическое общество — коллективистическое общество и традиционное общество — модернизированное общество) позволяют выделить четыре типа общественного устройства И.о.: традиционное коллективистическое общество (Китай, Индия и др.), традиционное индивидуалистическое общество, модернизированное коллективистическое общество (коммунистическая Россия, национал-социалистическая Германия и др.) и модернизированное индивидуалистическое общество (США, Япония и др.). Современная Россия переходит от коллективистического общества к модернизированному индивидуалистическому обществу.
Данная схематизация показывает неединственность т.н. зап. пути и вместе с тем неединственность социалистического, в частности коммунистического, выбора. Нет общей дороги, которую должно было бы пройти — пусть в разное время и с разной скоростью — каждое общество. История И.о. не идет в направлении, когда-то описанном К. Марксом, — к социализму, а затем к коммунизму. Но она не является и повторением всеми обществами того пути, который прошли в свое время зап. страны.
Современное человечество не является единым, однородным целым. Оно слагается из очень разных обществ, находящихся на разных уровнях экономического и культурного развития. Общества, относящиеся к разным историческим эпохам, существуют и в настоящее время. В частности, доиндустриальные, аграрно-промышленные общества широко распространены в Африке, Латинской Америке и Южной Азии. Общества индустриального типа существенно различаются по уровню своего развития. Валовой национальный продукт на душу населения в России и Бразилии в несколько раз ниже, чем в Италии и Франции, а в последних почти в два раза ниже, чем в США и Японии. Наличие в современном мире обществ, относящихся к разным историческим эпохам, и существенные различия между обществами, принадлежащими к одной и той же эпохе, говорят о том, что каждая эпоха, включая и индустриальную, — это всегда известная неоднородность и определенная динамика. Эпоха — только тенденция развития достаточно обширной и влиятельной группы обществ, способная стать тенденцией развития и многих др. обществ, а со временем, возможно, и подавляющего их большинства.
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV—XVIII ив. Игры обмена. М., 1988. Т. 2; Ясперс К. Истоки истории и ее цель. М., 1991; Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2; Ивин А.А. Философия истории. М., 2000.
И.П. Никитина
ИННОВАЦИИ — нововведения, принимаемые в контексте общей тенденции вытеснения традиционных, архаичных и кустарных форм деятельности рационально организованными.
Инновационная установка коренится в архетипах зап. фаустовской культуры и восходит к образу Прометея — похитителя огня. Т.о., И. предполагают нарушение традиционных запретов и отражают дерзания личности устроить мир лучше, чем он устроен природой или Богом. В основе инновационной установки лежит положение, что искусственное, рационально сконструированное может быть совершеннее естественного и унаследованного. В этом смысле И. отражают процесс демократизации мира и исчезновение традиционалистского пиетета перед тайнами мироздания. Этим объясняется историческая последовательность инновационного процесса. В начале И. охватывают наиболее ценностно нейтральные сферы, оказывающиеся на периферии идейно-политического и социокультурного контроля. В частности, это касается технико-экономических нововведений в рамках материального производства. Не случайно вплоть до нач. 20 в. само понятие технологий связывалось исключительно с производственной деятельностью, что дало основание аналитикам (Д. Белл, А. Турен) говорить о буржуазном обществе 19 в. как о дуалистической культуре, являющейся новационной в производственной сфере и традиционной во внепроизводственной. Этот дуализм преодолевается в нашу эпоху, когда И. проникают во все сферы жизнедеятельности и наряду с производственными И. начинают говорить о социальных, политических, организационно-управленческих И.
Характерна и эволюция статуса носителей инновационной деятельности. В Средние века и на заре эпохи модерна (15—18 вв.) инициаторами И. чаше всего выступают маргинальные личности и группы, представители иноплеменных диаспор, занимающихся торговлей и менеджментом. Их готовность к И. прямо пропорциональна их «неукорененности», отстраненному отношению к местным нормам и традициям. Т.о., над инновационной деятельностью тяготеет знак социокультурного «преступления». Настоящая легитимация инновационной активности наступает после победоносных буржуазных революций в Европе, после которых инновационные группы стремительно завоевывают влиятельные позиции в обществе, а традиционалисты переходят к глубокой обороне.
Со втор. пол. 20 в. в развитых странах инновационная деятельность становится не только господствующей социокультурной установкой, но и особой профессией. Появляются т.н. венчурные фирмы, специализирующиеся на открытии новых потребностей (рынков) и новых технологий. К профессиональной инновационной деятельности можно отнести всю систему научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, которая охватывает уже не только производственную сферу, но и область социальной инженерии, организацию технико-производственных комплексов и урбанистических зон, сферу быта, досуга и межличностного общения.
Однако в последнее время в связи с экологической критикой технической цивилизации и обострением глобальных проблем статус И. в современной культуре снова проблематизируется. Естественное в противопоставлении искусственно сконструированному получает статус более высокого совершенства (престиж естественных продуктов в сравнении с суррогатами). Сегодня считается, что естественное находится в хрупкой гармонии с искусственным, незаменимой и нуждающейся в сбережении и защите. С т.зр. кибернетики критика искусственных систем основана на законе необходимого разнообразия (Р. Эшли) — степень разнообразия любых искусственных систем ниже естественных, сформировавшихся эволюционным образом. С позиций синергетики инновационная деятельность, связанная с рациональной организацией по субъект-объектному принципу, должна корректироваться принципом самоорганизации.
Венчает эту критику инновационных амбиций фаустовской культуры современная теория коэволюции технических и природных форм, предполагающая уже не вытеснение и покорение естественного искусственным, а их взаимную согласованность. Эти онтологические проблемы, касающиеся судеб И. в широком смысле слова, сочетаются с антропологическими, подчеркивающими амбивалентность природы человека. Человек одновременно выступает и как существо, для которого И. имеют самоценное значение (об этом свидетельствует не только литература романтизма, но и современные социально-психологические эксперименты, фиксирующие стимулирующее воздействие И. на человеческую активность и самочувствие), и как существо, страдающее от бесприютности и неадаптированности, если И. обретают неупорядоченный и лавинообразный характер. Указанные онтологические и антропологические антиномии, связанные с И., заново проблематизируют все установки модерна и его культуру в целом.
Достарыңызбен бөлісу: |