Foreign business Джаред А. Коэн
жүктеу/скачать 4.27 Mb.
|
|
У большинства оппозиционных групп на организацию, согласование позиций и подготовку лидеров уходят многие годы. Мы спросили бывшего госсекретаря США Генри Киссинджера, который встречался практически со всеми ведущими революционными лидерами последних сорока лет, что теряется в случае развития по ускоренному графику. «Трудно представить, чтобы де Голль или Черчилль могли появиться в эпоху Facebook, – считает он, замечая: – Я не вижу людей, готовых выдержать давление и выступить в одиночку» в наше время гиперсвязанности всех со всеми. Вместо этого миром будет править «бездумное единодушие», и открыто противостоять ему смогут лишь очень немногие. А это именно тот риск, на который должен был готов идти любой лидер. «Уникальные лидерские качества – исключительно индивидуальная черта, она не вырабатывается в социальных сетях», – сказал Киссинджер. Если руководители революционного движения не проявляют себя как сильные лидеры и не обладают качествами, необходимыми для управления страной, у них может не получиться удержать власть, и в результате возникает риск замены одного авторитарного режима на другой. По словам Киссинджера, «обладающие влиянием люди знают, как вывести сограждан на площадь, но не знают, что делать после этого. И еще меньше понимают, что делать с ними после победы». Он объясняет, что такие люди быстро становятся маргиналами, ведь их стратегии теряют эффективность: «Вы не можете выводить людей на площадь двадцать раз в год. Эта фаза объективно ограниченна, а какова следующая – неясно». Но без ясной следующей фазы движение будет двигаться по инерции, которая непременно ослабнет. Множество уличных активистов, хотя и критикуют состоявшиеся в их странах революции и их последствия, все же не согласились бы с точкой зрения Генри Киссинджера. Один из них – Махмуд Салем, египетский блогер, своего рода рупор революции 2011 года в его стране. Салем активно критикует сограждан за то, что они неспособны планировать дальше отстранения от власти Мубарака и не стремятся к созданию открытой конкурентной политической системы. Но критикует он лишь египтян, а не революционную модель новой цифровой эпохи как таковую. Он писал в июне 2012 года, сразу после первых свободных президентских выборов: «Если вы революционеры, покажите нам, на что способны. Начните что-нибудь делать. Создайте партию. Выстройте организацию. Решите реальную проблему. Сделайте что-нибудь, кроме вечного круговорота от демонстраций к маршам, от маршей к сидячим забастовкам. Это не уличная работа: настоящая уличная работа – это когда вы двигаете улицу, а не двигаетесь по ней. Настоящая уличная работа – это когда улица вас знает и вам доверяет и готова за вами идти». Он убеждал уличных активистов принимать участие в управлении страной и в изменении культуры коррупции, против которой они выступали. Это означает, что нужно пристегивать ремни безопасности, соблюдать правила движения, поступать в полицейскую академию, участвовать в парламентских выборах и делать так, чтобы местные власти отвечали за свои действия перед избирателями. Тому, чего может добиться толпа, посвящена книга Тины Розенберг «Вступите в клуб: как мнение группы может изменить мир»[29]. Рассматривая важность человеческих взаимоотношений с точки зрения их влияния на поведение индивидуума и основные социальные тенденции, она утверждает, что настоящие революционеры способны управлять давлением со стороны членов группы, к которой принадлежит человек, на то, чтобы подтолкнуть к нужным поступкам и его, и группу в целом. Возможно, самая убедительная иллюстрация того, что Розенберг называет «социальным лекарством», – деятельность сербской оппозиционной группы «Отпор», сыгравшей ключевую роль в падении режима Слободана Милошевича. Она описывает, как для разрушения культуры страха и безнадежности группа использовала веселые и яркие уличные представления, розыгрыши, концерты, лозунги и акции мирного гражданского неповиновения. В борьбе с группой режим вел себя одновременно жестоко и глупо, так что поддержка «Отпора» постоянно росла. Однако важнее то, что роль, которую играли в прошлом группы вроде «Отпора», в будущем смогут играть их лидеры. Как показывает Розенберг на примере бывших сербских активистов, обучающих своих молодых коллег по всему миру, успешные революционеры должны разрабатывать разные стратегии для действий в виртуальном и реальном мире. В противном случае заметные фигуры появятся в избытке, а лидеров, которым можно доверять, так и не найдется. Исторически с известными людьми ассоциируется определенное доверие общества: за исключением таких пользующихся дурной славой политиков, как командиры вооруженных формирований и руководители военной хунты, известность высокопоставленных лиц коррелирует с количеством их сторонников. Но в будущем левая и правая части этого уравнения поменяются местами: известность будет приходить легко и быстро, после чего ее обладателю придется завоевать значительную поддержку, доверие и наработать опыт. Мы уже сталкивались с этим в сбывающихся пророчествах независимых кандидатов в президенты США. Во время президентской кампании 2012 года очень заметной фигурой стал Херман Кейн, до этого сравнительно мало известный за пределами делового мира. Некоторые наблюдатели считали его серьезным претендентом, несмотря на то что как политик он был совершенно не готов занять пост президента, что и выяснилось по прошествии нескольких недель (хотя могло стать понятным мгновенно, если бы его кандидатуру выдвигала какая-либо партия в ходе открытой дискуссии). В революционных движениях будущего встретится множество таких персонажей, как Кейн, ведь харизматичные однодневки, популярные в сети, гораздо быстрее взбираются наверх. Но непривычные к политической «жаре» революционеры-знаменитости обладают слишком «тонкой кожей» и быстро «сгорают». То, как оппозиция будет решать проблему поиска подходящих лидеров, зависит от страны и имеющихся в распоряжении движения ресурсов. В странах с неразвитым революционным движением, находящимся под пристальным вниманием правящего режима, просеивать толпу в поисках подлинного лидера очень непросто. Там же, где ресурсов достаточно, а движения обладают известной автономностью, вполне возможно при помощи специалистов-консультантов идентифицировать прирожденных вожаков, помогая им в дальнейшем развивать необходимые навыки и налаживать контакты. В отличие от сегодняшних консультантов специалисты высокотехнологичного завтра будут иметь дипломы в области инжиниринга и когнитивной психологии, обладать техническими знаниями и гораздо лучше понимать, как нужно создавать и корректировать имидж политической фигуры в каждом конкретном случае. Работая с перспективным кандидатом, чья известность превышает кредит доверия общества, они смогут измерять его политический потенциал с помощью различных инструментов: «поручая» тексты его выступлений сложным программным средствам для выделения их основных характеристик[30] и анализа тенденций; составляя карту функций его мозга, чтобы определить, как он справляется со страхом или искушением, и проводя всестороннюю диагностику его политических установок для оценки их слабых сторон. Многие группы активистов и политические организации станут создавать виртуальные фронты, намного превосходящие их физические проекции. Представьте себе новую оппозиционную группу, сформированную спустя всего несколько дней после революции в Алжире, которая привлекает к сотрудничеству ярких интернет-маркетологов и дизайнеров из алжирской диаспоры Марселя. Костяк группы составляют всего пять недавних выпускников университета двадцати с небольшим лет, практически не имеющие политического опыта. У этой команды нет былых заслуг, но благодаря технически совершенной онлайн-платформе алжирцам кажется, что она компетентна, высокомотивирована и обладает огромной сетью сподвижников. В действительности это неорганизованная, лишенная ви́дения и совершенно не готовая взять на себя хоть какую-то ответственность группа людей. Диссонанс между онлайн-презентацией и реальными возможностями таких организаций будет задерживать их развитие и вызывать трения между участниками. Вполне вероятно, что какие-то движения покажутся в виртуальном мире серьезной угрозой режиму, но на деле это лишь результат отличного владения интернет-технологиями без какой-либо угрозы властям вообще. Но, создавая завышенные ожидания и порождая ложную надежду на успех движения, оппозиционные группы, не способные справиться со своей задачей, могут принести больше вреда, чем пользы, поскольку служат слишком дорогостоящим средством отвлечения внимания общества. Несомненно, что организационные просчеты и ложные пророки – спутники всех революций прошлого, однако в будущем значение таких недостатков повысится, увеличивая риск разочарования членов оппозиционных групп. А если слишком много людей потеряют веру в набирающее силу движение и его перспективы, это может совершенно уничтожить шансы на перемены. Нестабильность руководства, а также диссонанс между физическими и виртуальными возможностями движения могут лишить его перспектив на поддержку и успех в стране. Следствием информированности граждан и наличия у них доступа в интернет станет их критическое и осторожное отношение не только к властям, но и к оппозиции. Критическое отношение к потенциальной оппозиции скажется и на членах зарубежной диаспоры, и на тех, кто вернется из-за границы после бегства от репрессий. Обычно такие люди возвращаются с международной поддержкой, но плохо понимают нужды и желания населения страны. Этот отрыв от реальности проявляется в публичных скандалах (такими, как с участием Ахмеда Чалаби, какое-то время руководившего Ираком) и трудностях (например, с которыми столкнулся президент Афганистана Хамид Карзай). Расширение возможностей доступа в интернет, с одной стороны, сокращает разрыв между зарубежной диаспорой и населением страны, в результате чего политики, возвращающиеся из-за границы в надежде поучаствовать в революционном процессе, оказываются лучше подготовленными к взаимодействию с местными игроками. С другой стороны, конкуренты на родине будут знать о них больше (ведь их прошлое, вне всяких сомнений, можно изучить по следам, оставленным в интернете) и используют эти знания с выгодой для себя. Представьте себе состоятельного члена эритрейской диаспоры, который занимается на Западе медийным бизнесом. У него много сторонников в интернете и на родине, и за ее пределами, и таким образом сформировался обширный виртуальный электорат. Но может так получиться, что завоевать симпатии сравнимого по масштабам реального электората в Эритрее ему будет трудно, поскольку многие скептически отнесутся и к его прошлому, и к связям с международными СМИ. То, что казалось привлекательным аудитории на международном уровне или в интернете, может остаться пустым звуком для населения страны. И тогда, вернувшись домой в надежде, что ему открыт путь к высотам власти, политик столкнется с тем, что, несмотря на его многообещающий старт, соотечественники предпочли его местному сопернику, которому больше доверяют. Добиться успеха смогут лидеры, которые имеют связи с зарубежной диаспорой и придерживаются некоей гибридной модели, то есть стремятся привлечь на свою сторону и виртуальный, и реальный электорат, обращаясь в равной степени к обоим и стараясь сбалансировать их масштабы. Завоевать симпатии сторонников обоих типов достаточно сложно, но жизненно важно для того, чтобы быть сильным лидером в цифровую эпоху. После того как в будущем развернется серия неудачных революций, сторонники оппозиционеров потребуют от них не только ви́дения, но и детального плана построения новой страны. Особенно это коснется новых малоизвестных оппозиционных групп, которым придется доказывать обществу свою добросовестность. Естественно, это совпадет с новейшими технологическими тенденциями: с большей прозрачностью и свободным доступом к информации. А их потенциальные сторонники станут все больше напоминать потребителей: их начнут привлекать не столько политические идеалы, сколько маркетинг и сам продукт. Появится больше возможностей для того, чтобы стать лидером (как минимум на словах), но, поскольку кандидатов в лидеры будет много, а людей, действительно способных двигаться вперед, мало, избиратели будут даровать и отнимать свою лояльность с бесстрастной расчетливостью. Однако для оппозиционных движений конкуренция так же полезна, как и для компаний. Недовольные режимом и готовые выйти на улицу люди вправе рассчитывать на то, что у всех серьезных оппозиционных групп есть онлайн-представительства, где они представят свое ви́дение будущего правительства: кто займет кресла министров, как будет организован аппарат государственной безопасности, каким образом станут распределяться товары и услуги. Сегодня оппозиционные лидеры часто делают неопределенные заявления, предлагая верить им на слово (особенно в странах, где медленно растет доступность интернета), но хорошо информированное общество будущего потребует от них деталей. Поскольку оппозиция формируется задолго до начала революции (неважно, внутри страны или за границей), ей следует быть готовой к предстоящим событиям и представить обществу не формальные планы, а детально разработанные проекты, которые станут основой новой государственной системы. Если какая-то оппозиционная группа не может или не хочет продемонстрировать такие проекты или неспособна их выполнить, можно сколько угодно превозносить ее организационные способности, но доверие к лидерским и управленческим качествам ее руководителей наверняка окажется под вопросом. Но даже когда у оппозиционного движения есть надежный план, а также сильные и способные лидеры, остается множество других, не поддающихся контролю переменных, которые способны привести к провалу революции. Во многих обществах глубоко укоренились племенные, религиозные и этнические трения, представляющие собой настоящее минное поле, опасное даже для самого осторожного политического деятеля. Безопасность могут поставить под угрозу внутренние и внешние силы: террористические группы, вооруженная милиция, мятежники, иностранные войска. Нередко причиной революции становятся плохое состояние экономики или неудачная фискальная политика, и даже незначительная корректировка экономического поведения властей (неважно, с каким конечным результатом) может охладить пыл протестующих и скорректировать баланс сил в стране. Кроме того, неизбежен громадный разрыв между ожиданиями и действительностью. Даже если революция заканчивается «успешно» – к власти приходят новые действующие лица, оптимизм общества зашкаливает, – мало какому правительству удается соответствовать ожиданиям и желаниям своих сограждан. Следствием широкомасштабных народных восстаний, в которых участвуют миллионы людей (не в последнюю очередь благодаря доступу в интернет), станет резкое разочарование многих из них после окончания революции, когда они почувствуют себя выключенными из политического процесса. Мы столкнулись с этим в Ливии и в Тунисе, где встречались и с политическими активистами, и с министрами. Ни одна из групп не чувствовала ни полной удовлетворенности, ни признательности народа. После египетской революции столь многие были разочарованы действиями нового военного правительства страны, Высшего совета вооруженных сил, что площадь Тахрир – место, где началась революция, – демонстранты несколько раз оккупировали снова. А когда оказалось, что у египтян на первых после революции президентских выборах такой небогатый выбор: или Ахмед Шафик, символ армии, или Мохаммед Мурси, символ «Братьев-мусульман», разочарование и ощущение украденной победы только усилились. Из-за той степени вовлеченности, которую чувствуют люди благодаря доступу в сеть, ожидания оказываются слишком высокими. Новые руководители постараются удовлетворить этот спрос на подотчетность и прозрачность власти путем реализации инициатив в рамках «открытого правительства», например начнут публиковать ежедневные планы министров и общаться с избирателями на онлайн-форумах, создадут систему максимально прямой связи с населением. Однако это удовлетворит не всех, и они станут основой онлайн-поддержки оставшихся не у дел представителей смещенной политической элиты. Самые разумные из лоялистов постараются воспользоваться разрывом между ожиданиями и действительностью, поддерживая отношения со своей аудиторией в интернете, подпитывая их обиды и готовя почву для попыток реставрации режима. В конечном счете они могут сформировать новое оппозиционное движение. Виртуальные репрессии и виртуальное сдерживание Сталкиваясь с самыми разными угрозами революции, власти будут искать быстрые решения этой проблемы. Им придется придумывать нестандартные ходы. По мере того как интернет становится все доступнее, теряют эффективность традиционные методы – физические репрессии и отключение связи. Старые как мир авторитарные приемы подавления восстания с помощью насилия и ликвидации лидеров плохо работают в эпоху виртуальных протестов, онлайн-активистов и распространения информации в режиме реального времени. В истории очень мало примеров (исключениями стали события на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и резня в сирийской Хаме, 1982 год), когда репрессии удавалось сфотографировать или снять на видеопленку, тем более передать эти свидетельства за пределы страны. Если режим контролирует все каналы связи, СМИ и границы, распространение информации становится практически невозможным. Когда протестующим стали доступны мобильные телефоны и интернет, правящие режимы скорректировали свою стратегию. Теперь они отключают сети связи. Вначале показалось, что это работает (тому есть несколько примеров; особенно это помогло иранскому режиму в ходе протестов 2009 года, начавшихся после выборов: тогда почти полное отключение связи действительно остановило набиравшее силу оппозиционное движение). У египетского президента Хосни Мубарака были все основания полагать, что виртуальные репрессии в состоянии прекратить революционную агитацию на площади Тахрир, развернутую всего два года спустя после иранских событий. Однако эта стратегия уже стала контрпродуктивной. Ранним утром 28 января 2011 года руководство Египта, ожидая в этот день быстрый рост антиправительственной активности, отдало распоряжение отключить интернет и мобильную связь на всей территории страны. «Египет уходит из интернета» – гласил заголовок одного из первых постов в блоге, посвященных этому событию[31]. Доступ к социальным сетям и интернет-сервису BlackBerry был блокирован несколькими днями ранее, так что теперь отключение от глобальной сети стало полным[32]. Оно коснулось четырех основных национальных интернет-провайдеров: Link Egypt, Telecom Egypt, Etisalat Misr и Vodafone/Raya, а оказание услуг мобильной связи было приостановлено всеми тремя сотовыми операторами. Утром крупнейшая из телекоммуникационных компаний Vodafone Egypt выступила с заявлением: «Всем операторам сотовой связи было дано распоряжение прекратить оказание услуг в некоторых районах. В соответствии с законодательством Египта власти имеют право издавать подобные распоряжения, а мы обязаны выполнять их». Учитывая, что правительство Египта уже контролировало немногие физические каналы связи с внешним миром, в частности оптоволоконные кабели, размещенные в одном из каирских зданий, для полного отключения связи было достаточно обратиться к крупным операторам связи и объявить им требование властей. Как выяснилось позже, компаниям вроде Vodafone ясно дали понять, что, если они не выполнят распоряжение, государственная компания Telecom Egypt физически отрежет их от телекоммуникационной инфраструктуры страны (что сделало бы невозможным оказание услуг, а на последующее восстановление работы понадобилось бы длительное время). До этого власти активно поддерживали планы развития сетей по всему Египту, поэтому у интернет-провайдеров и сотовых операторов не было плана действий на случай чрезвычайных обстоятельств. Эта угроза застала их врасплох. Вообще такой шаг не имел прецедентов в истории: бывало, что власти мешали интернет-провайдерам оказывать услуги населению, но никогда еще не проводили такого скоординированного и полного отключения страны. Этот шаг привел к противоположным результатам. Как потом отмечали многие египетские и иностранные обозреватели, именно отключение связи спровоцировало протестное движение, поскольку на улицу выплеснулось огромное количество возмущенных людей. С этим согласен СЕО Vodafone Витторио Колао. «Правительство ударило по тому, что полагали важным 100 % жителей страны: люди посчитали себя ограбленными, и их реакция оказалась гораздо более резкой и негативной, чем предполагали власти», – сказал он нам. Это же подтверждают и многие египетские активисты: «Мне Мубарак не нравился, но это была не моя борьба. А потом Мубарак отнял у меня интернет, и это стало моей борьбой. Поэтому я пошел на площадь Тахрир». В результате такого шага властей движение получило мощный дополнительный импульс. Не будь его – вполне вероятно, что события в Египте развивались бы совсем иначе. По словам Колао, когда в Vodafone получили распоряжение об отключении сети, прежде всего «убедились, что мы имеем дело с юридически обоснованным требованием. Оно могло быть спорным, но обязано было быть законным». Все операторы связи должны были выполнять условия лицензий, выданных государством, и поэтому, когда в компании выяснили, что требование было законным, у них не осталось выхода: «Оно могло нам не нравиться, но если бы мы его не выполнили, то нарушили бы закон». Вскоре после того как в Египте были отключены интернет и мобильная связь, Vodafone пришлось пройти еще одно испытание: в компанию, как и к другим сотовым операторам страны, поступила просьба правительства централизованно разослать SMS всем своим абонентам. И тут, рассказывает Колао, Vodafone сыграла позитивную роль. Вначале, по его словам, тон правительства был вполне нейтральным: «Сегодня вводится комендантский час с шести до девяти». «Это была команда из тех, которые можешь выполнить», – считает Колао. Далее тон сообщений стал патриотическим: «Давайте будем дружить и любить свою страну». «Тоже прекрасно, – говорит Колао. – Но в какой-то момент сообщения стали чересчур политизированными, причем односторонними. Однако мы не могли сказать местным служащим Vodafone: “Не выполняйте требования египетских законов”. Мы обсудили этот вопрос с посольством Египта, с Хиллари Клинтон и правительством США, после чего Vodafone Group PLC, материнская компания, выступила с заявлением, в котором говорилось, что мы [отказываемся выполнять распоряжение властей]. После этого прекратилась передача SMS. Вообще голосовая связь не работала сутки, а передача SMS – четыре или пять дней. Они считали SMS угрозой». Провал попытки отключить связь в Египте заставит и правительства, и операторов разных стран сделать нужные выводы. Это мобилизовало массы в самой стране и привело в ярость мировое сообщество. За несколько дней иностранные компании и активисты обеспечили египтян альтернативными способами связи, хотя и не во всех регионах. Французская неправительственная организация French Data Network организовала интернет-доступ по коммутируемым линиям (он был доступен всем, у кого имелся домашний телефон), а Google запустила услугу передачи твитов по телефону Speak2Tweet, которая позволяла, позвонив по одному из трех номеров, оставить голосовое сообщение, которое затем размещалось в Twitter. жүктеу/скачать 4.27 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|