№21. Олдос Хаксли «О ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР» (1932)

№21. Олдос Хаксли «О ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР» (1932)

Если я не стою под номером 21, то просто потому, что я недостаточно красив. Будь я клоном Филипа Николи из «2Ве3»¹²⁸, люди, уж конечно, проголосовали бы за меня…

Номер 21 из 50 лучших книг века – «О дивный новый мир», самый известный роман британского писателя Олдоса Хаксли (1894–1963). Самое невероятное в этой книге, несомненно, дата ее публикации: в 1932 году Хаксли уже предугадал все: клонирование, детей из пробирки, тоталитаризм, материалистическую глобализацию, новый фашизм с его искусственным и обязательным счастьем, soft-идеологию¹²⁹.

«О дивный новый мир» критикует утопии, как и «1984» шестнадцатью годами позже; подобно книге Оруэлла, этот роман представляет собой антиутопию, то есть негативную утопию, с той лишь разницей, что он написан на биологическую тему. Уж не злоупотреблял ли Хаксли мескалином¹³⁰, когда писал свое предисловие 1946 года? Как бы там ни было, он действительно провидит будущее, когда пишет, что «поистине революционная революция произойдет не во внешнем мире, но в душе и в плоти человеческих существ». Сегодня, когда генетические манипуляции, клонирование овечек и коров, искусственное оплодотворение и последовательность оснований в ДНК стали реальностью, мы знаем, что близится эра постчеловечества. О чем говорить, если даже Мишель Уэльбек в 1998 году посвятил Олдосу Хаксли пространный хвалебный пассаж в своих «Элементарных частицах», признавая, что он первым из романистов предвосхитил революцию в биотехнологиях.

Как и в «1984», действие романа «О дивный новый мир» происходит в Лондоне будущего. Книга начинается экскурсией в некий «Инкубационный центр», где выращивают детей в пробирках. Мировое Правительство фабрикует людей индустриальным способом, по критериям отбора, установленным специалистами по евгенике (сперму красавцев вводят в зародышевые клетки красавиц, сперму неказистых мужчин – в клетки таких же женщин), перед тем как внушить им посредством гипноза, во сне, тягу к тому ремеслу, для которого их предназначили. На земле нет больше ни семей, ни рас, ни стран. Зато есть полная сексуальная свобода (правда, Шекспир запрещен), все дерут всех или хавают «сому» – бесплатные «колеса», приводящие в состояние эйфории. Какой дивный мир, не правда ли: непрерывная групповуха под кайфом! Э-э-э, нет, друзья, не так уж все это прекрасно. В «Кандиде» Вольтера Панглос тоже непрерывно твердит, что «все идет к лучшему в этом лучшем из миров», но не забывайте, что он слеп на один глаз и, значит, видит лишь половину реальности.

Власть заинтересована в том, чтобы граждане получали как можно больше наслаждения, лишь бы они не думали. Героя романа зовут Бернард Маркс (да-да, совсем как другого известного вам бородача), и ему здорово повезло: в результате ошибки в лабораторном процессе у него сохранилось ясное сознание, он может даже влюбиться в Ленину (да-да, был один тип с подобным именем!). Его преследуют за попытку бунта, устроенного вместе с Джоном-Дикарем, который был выращен в первобытном заповеднике, в Нью-Мексико, на большом отдалении от Brave New World. Не стану поднимать завесу тайны – думаю, вы и сами легко догадаетесь, что этот мятеж добром не кончится…

Роман пророческого предвидения, основанный на научной информации и трезвом взгляде на политику, «О дивный новый мир» не устарел ни на йоту, совсем напротив. Среди лучших пятидесяти книг века он, пожалуй, больше других достоин сегодня внимательного и срочного прочтения. Был ли прав Олдос Хаксли, высказывая такие страхи? Давайте поживем еще энное количество лет – и увидим…

№20. Клод Леви-Строс «ПЕЧАЛЬНЫЕ ТРОПИКИ» (1955)

Номер 20 – Клод Леви-Строс – не имеет ничего общего с изобретателем джинсов 501, даже если их произведения имеют одну общую черту, а именно хождение в третьем мире.

В 1955 году Клод Леви-Строс, родившийся в Брюсселе в 1908-м, этнолог, неизвестный широкой публике, решает изложить в «Печальных тропиках» свою интеллектуальную автобиографию, дабы описать путь, который привел его от философии к этнологии и который он проделал не в сабо через Лотарингию, а в сопровождении индейцев через Бразилию. Книга открывается в высшей степени провокационной фразой, ставшей легендарной: «Я ненавижу путешествия и естествоиспытателей», после чего следуют 500 страниц, доказывающих ровно обратное.

Почему же это научное повествование так поразило умы в конце пятидесятых годов (да и позже)? Потому что оно дышало интеллигентной экзотикой: Леви-Строс, 92-летний старец, заседающий ныне во Французской академии и в Коллеж де Франс, в те времена был для читателей кем-то вроде Индианы Джонса-структуралиста. До Леви-Строса белые люди довольствовались бездумным уничтожением индейцев. О, разумеется, мы читали у Монтескье про перса, явившегося высказать нам правду о наших гнусностях¹³¹, но тот был всего лишь фикцией, вымыслом: реального беспаспортного пришельца, вздумавшего критиковать Францию, живо препроводили бы на границу manu militari¹³². Впрочем, в наши дни персам не до того: они слишком заняты проклинанием Салмана Рушди, чтобы интересоваться нашими общественными вывихами.

«Печальные тропики» – одно из первых эссе, одновременно тропических и научных, в котором исследуются иные, отличающиеся от нашего способы существования. Впоследствии Карлос Кастанеда¹³³ в Соединенных Штатах будет производить галлюциногенные опыты вместе с мексиканскими индейцами. Индейцы всегда в моде: так, Ж. – М. Ж. Леклезио¹³⁴ до сих пор не опомнился от увиденных им туземцев, что всю жизнь ходят голышом (и как же они правы!).

Итак, о чем же рассказывает нам Леви-Строс? О том, что тропики печальны, потому что они разорены белыми; что местные племена скоро вымрут от эпидемий, которые мы им нанесли; что индейцы кадувео, бороро, намбиквара и тупи-кавахиба могут похвастаться образом жизни куда более естественным, подлинным и прекрасным, нежели мы, с нашими автомобильными пробками по пятничным вечерам в тоннеле Сен-Клу.

В книге Леви-Строса ощущается искреннее уважение к расовым различиям и глубинный антиколониализм: автор не признает за белым человеком права навязывать другим людям общественные ценности пресловутой западной развитой цивилизации. Есть только одна опасность в этой (вполне оправданной) борьбе против общественной иерархии между человеческими существами, даже если признать, что мы, со всеми нашими атомными бомбами и геноцидами, гораздо более дики, чем беззащитные индейцы в набедренных повязках. Опасность в том, что эта «руссоистская» теория ставит под вопрос права человека: если нужно уважать существующие между нами различия, значит, придется принять и эксцизию¹³⁵, и побивание камнями женщин, не носящих чадру, и телесные наказания, и каннибализм – из простого стремления не навязывать другим нашу культуру. Клод Леви-Строс невольно ставит себя в позицию апостола невмешательства. Живя в мире, границы которого стремительно размываются, он борется против унификации, но в результате оказывается противником идеи общепланетарного гуманизма. Проще говоря, он выбирает скорее лагерь Ницше, чем лагерь Кушнера¹³⁶.