Габович Евгений История под знаком вопроса. "Нева", спб-Москва, 2005

В.Н. Татищев. ИСТОРИЯ РОССИЙСКАЯ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

О СЧИСЛЕНИИ ВРЕМЕНИ И НАЧАЛЕ ГОДА

Гораздо меньше известно - даже в историко-аналитических кругах -, что на самом деле у истоков хронологии стоял не тандем Скалигер-Петавий, а что революцию под названием «создание хронологизированной истории» – в лучших традициях разных великих революций – совершила тройка, включавшая еще и немецкого автора Сета Кальвизия. О нем, правда, вскользь упоминает любая солидная справка по истории хронологии, но имя этого видного хронолога практически забыто. Историка, который без нашей подсказки сможет рассказать, кем был Кальвизий, нужно показывать на ярмарках и выставить в музее восковых скульптур.

Я не собираюсь углублять тему о том, как плохо знают историю профессиональные историки, не хочу выставлять на посмешище все это ремесленное сословие (среди историков изредка попадаются и вполне образованные и приятные люди), но хочу начать свой рассказ о завершении становления хронологии не с Петавиуса, как того вроде бы требует традиция, а именно с этого мало известного Кальвизия.

Заблуждения блистательного созвездия ранних хронологов

Хотя Бернайс и вспоминает про «глас вопиющего в пустыне», говоря о ранних попытках Скалигера обратить внимание современников на важность систематизированной хронологии, о его проповедях на эту тему, он отмечает, что по крайней мере одного верного последователя (Бернайс использует выражение «апостол» в этой связи) Скалигер успел приобрести. Речь идет о немецком композиторе и теоретике музыки, преподавателе древнееврейского, математике и астрономе гуманисте Кальвизии с «египетским» именем Сет. О его деятельности хронолога энциклопедический словарь Майера (том 5, 1972) ничего не знает. На самом деле его фамилия была Кальвиц. Жил он якобы в 1556 – 1615 гг. и был церковным кантором из Лейпцига. Прославился Кальвиц как реорганизатор хорового искусства и автор многочисленных церковно-музыкальных произведений, многоголосых аранжировок гимнов и церковных песен, а называл он себя на латинский лад Кальвизием. Ничего не поделаешь, у каждой эпохи – свои завихрения и имя Сет ничуть не хуже, чем советское Владлен, а «древнеримская» фамилия Кальвизий вовсе не проигрывает в сравнении с церковно-славянскими Успенский или Вознесенский, не говоря уже о благородной столично-местечковой Каценелинбойген.

Родом из бедной семьи, Кальвиц сделал карьеру благодаря своей музыкальной одаренности. Закончив университет в Лейпциге, он стал в 1581 г. музыкальным директором университетской церкви Святого Павла в том же городе. Годом позже Сет был приглашен на работу в княжескую школу вблизи города Наумбурга. Здесь он проработал 12 лет в качестве кантора и учителя музыки. В 1594 г. Кальвизий вернулся в Лейпциг, где он до самой своей кончины был кантором расположенной в самом центре города церкви Святого Фомы, т.е. и руководителем хора этой церкви, и учителем музыки при ней. Таким образом, он оказался предшественником самого Иоганна Себастьяна Баха, который тоже в течение длительного времени в годы 1723-1750 и тоже до самой своей смерти занимал эту должность.

Скалигер получил в конце 1605 г. экземпляр вышедшей в этом году в Лейпциге книги Кальвизия «Opus chronologicum“, содержащей развернутые хронологические таблицы, и прореагировал на него восторженным письмом своему верному другу Казабону. Более полное название книги «Opus chronologicum ex autoritate s. scripturae ad motum luminarium coelestium contextum». Полное же название читатель найдет в конце главы в списке литературы, где указаны три переиздания книги: 1620 г., 1629 г. и 1685 г. – три из многих ее повторных изданий. Обратите внимание на гигантский объем книги. Он также предсказал, что книгу эту быстро раскупят, что и случилось на самом деле.

Кальвизий успел до своей смерти в 1615 г. подготовить второе издание своего труда и включить в него исторические данные, которые Скалигер «восстановил» «по неточному иеронимовскому переводу утраченного греческого оригинала «Хроники» Евсевия». Это издание вышло посмертно в 1620 г. и тоже быстро разошлось. Бернайс пишет также о третьем издании этой пользовавшейся большой популярностью книги Кальвизия (1629 г., Франкфурт на Майне). Известно также издание Opus chronologicum, Embdae, 1650 г. (в городе Эмдене на северо-западе Германии) и издание 1685 г., седьмое по счету. Название книги вряд ли нуждается в переводе, тем более, что однозначный перевод затруднен обилием значений у латинского слова OPUS, которое может означать и произведение, и труд, и творение. Именно в этих своих значениях слово это, имеющее и другие значения, широко используется для наименования музыкальных произведений (вспомним основную музыкальную профессию композитора Кольвица): хронологический опус.

Именно книга Кальвизия ближе всего к той стандартной хронологии, которая составляет сегодня костяк ТИ. В то же время имя Кальвизия, вклад которого в хронологию не меньше такового Скалигера и Петавия, практически кануло в Лету и лишь немногие из пишущих про историю хронологии, вскользь упоминают о нем. Причиной тому служат, скорее всего, два обстоятельства:

• 
  Главной областью интересов Кальвизия была все-таки музыка и у него не оставалось сил на подчеркивание своего приоритета в хронологии, к тому же при его жизни главный его труд был напечатан только один раз и уже в конце его жизни и только после его смерти стал весьма популярным.
  
• 
  Именно таблицы Кальвизия были наиболее бессовестно использованы десятками авторов, которым не хотелось обращать внимание на элемент плагиата в своих трудах и привлекать излишнее внимание к автору первых ставших популярными хронологических таблиц.
  

Основной же причиной совершения хронологических ошибок было неверное представление о том, что любая история может быть спроектирована на временную ось. Это можно утверждать для событий прошлого, но нельзя в общем случае истории. Действительно, прошлое не просто привязано к временной оси в месте каждого события (каждое событие когда-то происходило, в какой-то момент времени), зафиксированного людьми или забытого ими, но и приклеено к ней и при подмене понятия «прошлое» понятием «история», как это часто делают историки, начинает казаться, что и история как совокупность описанных в этой модели прошлого событий тоже линейно и даже полностью упорядочиваема и, более того, однозначно приклеиваема к временной оси.

Но это абсолютно неверно: как я уже отмечал в первой главе этой части книги, на самом деле мы можем в общем случае говорить только о частичной упорядоченности той непротиворечивой в хронологическом смысле выборки событий, которая входит в ту или иную модель прошлого (т.е. в рассматриваемую историю) да и то только после того, как мы эту хронологическую непротиворечивость проверили. Лишь в редких случаях удается установить линейную упорядоченность совокупности описанных событий. Еще реже удается получить полную упорядоченность, когда мы знаем временные промежутки между всеми событиями. И, наконец, привязка и приклейка к временной оси представляют собой задачи дополнительной трудности, далеко не всегда разрешимые.

Если бы историки были в состоянии это понять, если бы такое понимание существовало уже в те годы, когда Скалигер и Калвиц начинали систематизировать все едва обозримое множество событий, которое они хотели включить в их модель прошлого (в мировую историю), то ТИ с ее ныне принятой хронологией были бы совсем другими. Но Скалигер и Ко не различали историю и прошлое, подменивали одно понятие другим и переносили свое представление о прошлом на создаваемую ими историю.

Повторю еще раз: частичная упорядоченность событий, лишь в редких случаях являющаяся линейной или даже полной, возможна только для внутренне непротиворечивых множеств событий. Но в модели прошлого, известной как ТИ, полно внутренних противоречий, и если бы Кальвизий, Скалигер и Петавий не обходили их молчаливо, то им пришлось бы составлять не одну хронологию, а огромное количество разных хронологий. Но даже, если нам путем отказа от многих источников удастся выделить из ТИ (на любом этапе ее существования) некую внутренне непротиворечивую часть, то из возникшего частично упорядоченного множества исторических событий можно будет сделать огромное количество разных линейных множеств и мы никогда не узнаем, какое из них было реализовано в реальном далеком прошлом.

Отмечу, что говоря о событиях, я не забываю о том, что в истории рассматриваются и более сложные явления (процессы, движения, революции и т.п.). Их реальные прототипы бесконечно сложны, но мы ведем речь не об этих оригиналах, а только об их описательных моделях, а любая модель распадается на конечное число фраз и может быть представлена некоторым – пусть большим – числом событий внутри явления.

При переводе в даты на единой шкале времени и Кальвизий, и Скалигер совершали ошибки (например, перенимая неверные данные других авторов), которые только усугубляли уже существовавшее отклонение истории от реального прошлого. За редким исключением (например, Петавий) последующие поколения менее гениальных писателей использовали хронологические таблицы Кальвизия и Скалигера абсолютно некритично. Петавиус их подправил и – с помощью ордена иезуитов и католической церкви - канонизировал в подправленном варианте. В последующие века историки просто приклеивали к таблицам Кальвизия и Петавия новые колонки для открытых и археологически исследованных (в том числе и при помощи дешифрованных, но неверно датированных и не всегда правильно понятых «древних» текстов) «древних» культур.

Апостол хронологии Кальвизий

Литературу о Кальвизии найти нелегко. БСЭ3 вообще не упоминает этого имени. Большинство историков, в том числе и все цитированные мной в этой книге, избегает упоминания его имени еще радикальнее, чем в случае Скалигера. Даже основательный Вайнштейн не знает этого имени. Иделер написал о Кальвизии (том 2, стр. 378) лишь краткое критическое замечание, что, мол, Кальвизий ошибается, считая летоисчисление Anno Domini навязанным христианскому миру римскими папами. Кроме того, он кратко отмечает участи Кальвизия в дискуссиях об истинном годе рождения Христа и упоминает в этой связи Лейпцигскую публикацию Кальвизия на эту тему 1613 года (т. 2, стр. 404-405).

Бернайс отмечает на стр. 64 роль Кальвизия в пропаганде идей Скалигера в Германии и вообще среди тех, кто не читал непосредственно книг последнего по хронологии. Кальвизий представлен здесь как автор, который, взяв за основу «Исправление хронологии» Скалигера, дополнил его материал собственным и издал оный в книге, которая была рассчитана на более широкую читательскую аудиторию. Бернайс считает, что Кальвизий заимствовал идею оформления материала в форме хронологических таблиц из введения ко второму изданию «Исправление хронологии» 1598 г. И, действительно, Кальвизий ссылается на эту книгу Скалигера. Для обоснования своей точки зрения на Кальвизия Бернайс посвящает ему примечание на стр. 181-182, из которого я взял некоторые из приведенных выше сведений о Кальвизии.

Лучше всего знает Кальвизия Грэфтон, который - в основном во втором томе – в своем «Скалигере» в семи разных местах пишет о Кальвизии:

• 
  На стр. 10 Кальвизий упомянут как знаток хронологии Ближнего Востока и как один из немногих хронологов, пользовавшихся доверием Скалигера (то бишь у которых Скалигер списывал без дополнительных выдумок)
  
• 
  На стр. 606 и 607 Грэфтон рассказывается о том, что Скалигер рекомендовал Кальвизию не использовать хронологических данных из работ Натале Конти, которого он характеризовал при этом как мифописателя, который склонен обнаруживать все библейские истории у Гомера, и даже не упоминать его имени. Сам же Скалигер потом использовал многие данные из работ этого автора!
  
• 
  На стр. стр. 615 выясняется, что Кальвизий включил в свой «Хронологический опус» многие мифы, в которые верил Скалигер, как, например, про скандалы, связанные с греческими богами на Олимпе, или про героические подвиги Геракла. Как мы видим, разделение истории и литературы в это время еще даже не намечалось.
  
• 
  На стр. 678 Грэфтон отмечает, что и Кальвизий не был чужд дивинаторского баловства и включал в свои изложения текстов цитируемых им авторов детали, которых в исходных текстах не было и в помине. Эти детали были рождены силой воображения Кальвизия и приписаны им ничего не подозревавшим об этом – тем более, что в основном не дожившим до создания хронологической системы – авторам.
  
• 
  На стр. 721 рассказывается, как Скалигер и Кальвизий реагировали на птолемеев список вавилонских и персидских правителей, который Скалигер сначала объявил фальшивкой, но потом переменил точку зрения и включил этот список в свои хронологические таблицы. Лишь через несколько лет после его смерти Кальвизию пришлось самому решать тот же вопрос о подложности или достоверности названного списка, который он получил только в 1613 г. В посмертном издании 1620 г. этот список включен и в его хронологические таблицы.
  
• 
  Наконец, на стр. 731 Грэфтон ссылается на переписку двух хронологов в 1606 г. на тему о датировке библейских королей. Кальвизий, этот убежденный сторонник Скалигера, его «апостол», выступает здесь скорее в роли учителя, поясняя Скалигеру, в чем он ошибается в своих представлениях о годах правления. Скалигер настаивал на своей датировке как лучшей из всех возможных, а Кальвизий считал ее ошибочной.
  

К тому же, подделывая задним числом год издания, автор и издательство могли рассчитывать на лучший сбыт книги, на дополнительных покупателей, которые прельстились ее «древностью». Не исключено, что такого рода соображениям издателей мы обязаны и всему изобилию инкунабул. В случае очень многих из них подозрение в датировке задним числом опирается на несоответствие высокого типографского качества изданий юности искусства печатания книг.

Анализируя «Исправление хронологии» в издании 1629 г., Пфистер отмечает, что во введении к этой книге цитируется Петавий. Однако в 1598 г., когда Скалигер опубликовал это введение, Петавий был еще мальчиком. И даже, если Скалигер в последний раз сумел внести исправления перед самой смертью, то и тогда упоминание Петавия было бы преждевременным. Конечно, следовало бы проверить, не внесена ли ссылка издателем книги в 1629 г. Но у Пфистера есть еще и другой аргумент в пользу его мнения о более позднем времени появления книг по хронологии: Использование арабских цифр для некоторых из дат, и не только в печатных версиях, но и в сохранившихся отрывках рукописей, по которым осуществлялся набор.

Про саму книгу Кальвизия он пишет следующее

• 
  Опус выгодно отличается своей четкой структурой, обозримостью и полнотой
  
• 
  Все таблицы, как хронологические, так и астрономические, приведены в начале книги
  
• 
  Далее описываются все известные календари и все важнейшие системы отсчета лет
  
• 
  Особенно подробно рассмотрен вопрос о действительной дате рождения Христа
  
• 
  Книга дает полный обзор всех представлений об истории того времени
  
• 
  Она содержит много любопытных деталей, которые и сегодня заслуживают пристального рассмотрения
  

Однако мы не знаем на самом деле, когда именно Кальвизий закончил первую версию своего труда. Известно только, что его книга долго не могла быть напечатана из-за активного сопротивления ведущего Лейпцигского профессора истории Дрессера. О причинах этой позиции можно только догадываться, но на поверхности лежит предположение о явлении, которое хорошо описывается немецким словом Futterneid (пищевая конкуренция, борьба за кусок хлеба, зависть соперника). Чего, мол, не в свою область лезешь и мой авторитет подрываешь! Поэтому Кальвизию пришлось добиваться поддержки властей в обход этого противника, а на это нужно много времени.

Впрочем не стоит углубляться в дискуссию на тему о том, кто у кого больше заимствовал. Вместо этого полезно вспомнить мнение Рене Декарта (якобы 1596-1650), который отвергал всю историографию как дисциплину, основанную на субъективных мнениях и произвольных построениях. Об этом пишет Витроу на стр. 210 в своей книге «Время в истории» (G.J. Whitrow, Time in History, Oxford University Press, 1988), немецкий перевод которой был озаглавлен как «Изобретение времени» (G.J. Whitrow, Die Erfindung der Zeit, Junius, Hamburg, 1999).

Подчеркну еще раз, что в историко-аналитических кругах существуют сильные сомнения в правильности дат жизни гуманистов 15-го и 16-го вв., а также годов издания их произведений. Часто книги содержат ссылки на произведения, напечатанные после выхода в свет этих книг. Логически это невозможно, а на практике такие противоречия встречаются довольно часто. Таким образом, по крайней мере одна из соответствующих двух датировок года выхода книги в свет оказывается неверной.

В заключение раздела о Кальвизии приведу найденную мной в Интернете длинную цитату из книги В.Н. Татищева, которая не только демонстрирует понимание подхода к хронологии, мною выше описанного, уже в 18 веке, но и свидетельствует о том, что именно труд Кальвизия, а не Скалигера был известен на Руси в качестве важнейшего хронологического опуса (примечания принадлежат перу неизвестного мне администратора соответствующей страницы в Интернете):

О СЧИСЛЕНИИ ВРЕМЕНИ И НАЧАЛЕ ГОДА

ИСТОРИЯ РОССИЙСКАЯ. ТАТИЩЕВ В.

1. см. эпиграф к этой главе

2. Разные годы. Год лунный. Год солнечный. Различные календари. Счисление лет хотя из самой древности во всех народах употребляемо, но с великою разностию и в разных отношениях, а именно: 1) долгота года, 2) начало оного, 3) причина, от которой счисление лет начинается, которое именуется эпоха. Долгота или продолжительность года у древних народов счислялось весьма разно. У халдеев и египтян сперва год был не более как 1 месяц, о чем говорит Гассендий в Календаре римском; ¹⁾ у ибериев 4 месяца, у аркадиев три месяца, у персиян 365 дней, у латинов 13 месяцев, у римлян во время Ромула 10 месяцев, у евреев хотя 12 месяцев, но лунных, Юлий Цесарь исчислил 365 дней и 5 часов. Ныне новый астрономический календарь счисляет год по движению солнца, как оное снова к той же звезде придет. Оное время, по счислению Бланхина,²⁾ 365 дней 5 минут 49 секунд, по новому 365 дней 5 часов 49 минут 50 секунд, из-за чего ныне разность нового календаря со старым уже до 12 дней стала.

3. Начало года. Начало года также у разных народов разное, взирая на долготу года, полагаю, но у счисляющих 12 и 13 месяцев в начале весны, то есть от 1-го марта, у других точно от равноденствия, у иных в первое новолуние по равноденствии, другие в осень, как то у римлян с 29 августа, а Константин Великий положил 1-го сентября. У нас по временам переменялось и разделялось.

4. Эпоха. Греческая. Калвизиева. Лютерова. Магометанский. Эпохи или времена, от которых счисление лет происходили, в самой древности у египтян, ассирийцев и у еврей исчисляли только по летам владетелей, как и ныне в Китаях и Индии счисляется, у римлян от построения Рима, у греков олимпиадами от лет олимпической игры. Потом иудеи, греки и римляне стали исчислять по Библии от сотворения мира. Однако ж оное исчисление разно. Кальвизий Сетус,³⁾ бывший в Лейпциге астрономом, за наилучшего исчислителя по Библии у всех почитается. По его счислению ныне 5678-й, а по греческому 7237-й. Рождение Христово по Калвизиеву счислению произошло 3947-го, по Лютерову 3970-го, по греческому 5500-го. Следственно, от рождества у греков с римским разница 8 лет, которое Димитрий Ростовский в Келейном его летописце трудился исправить и погрешность изъяснить, но оставил неисполненным. Магометане исчисляют их эпоху от бега Магометова в Медину, что учинилось после Христа в 622-м году, в сентябре, и потому по их счислению ныне [в 1749 году] идет 1127 год.

5. Сентября начало. Генварь. Какое счисление времени до принятия веры христовы наши предки имели, о том ничего написанного не имеем, кроме что Байер в Комментариях Академии в томе III-м о скифах показал, в котором, может, у славян заключается начало года с весны. После принятия веры стали у нас числить от начала мира, но в 7208-м Петр Великий, оное оставив, повелел числить от Христа 1700 лет. Начало же года у нас сперва счислялось от весны, точно так, как, думаю, у оставшихся в идолопоклонничестве сарматов - от новолуния после равноденствия, как до сих пор вотяки, вогуличи, черемиса и прочие, или по сошествии снега в северных пределах в первое новолуние сходясь, молятся и торжествуют. После принятия веры христовы церковный год счисляли от первого марта, а гражданский от первого сентября, но историки более древнее начало с весны употребляли, как у Нестора и последователей его видно, от дня Пасхи год начинали. И хотя они точно о начале года не поминают, но так как они в сказаниях не только числа месяцев, но дни седмичные и святых упоминают, то оное начало достаточно видимо. В 1342-м при митрополите Феогносте в прении о начале года, приключившемся на соборе в Москве, решено и положено как церковный, так гражданский год начинать сентемврия от первого числа, а в 1700-м повелено счислять от первого геннуария. Однако ж видим, что одному событию разные историки разное время указывали, чему в пример ч. II, н. 646.

6. Смятение истории. Вышеобъявленная троякая разность начала года причина смятения лет в истории русской, что в разных манускриптах одно дело в разных годах положено, 1, 2, и 3 года после, нежели в другом; ибо как переписчики, видя месяцы и числа по переменению начала года, один те месяцы приложил к прошедшему, другой к наступающему, и тем нанесли разность. Другое смятение, как писатели стали по разным местам писать, то один ближайший в том году, как учинилось, положил, а другой, после уведав, год и 2 после внес и с разными обстоятельствами описал. Третье, некоторые одну войну или какое приключение, продолжившееся чрез два или три года, по годам разделяли, а другой, не различая лет, в один год заключил, что и у Нестора видимо; например, о Печерском монастыре и его начале и продолжении, хотя времени более 10-ти лет было, в одном месте положено. Четвертое, как некоторые из разных манускриптов сочиняли и, видя одно дело в разных годах с разными обстоятельствами описано, дважды внесли, да и такие, которым быть невозможно, например рождения и кончины по дважды кладены, которые мне весьма немало труда доставили, чтоб такие погрешности исправить. Для того я принужден был на все то время пасхальную табель сделать и по оной прямой год сыскивать, ибо они часто при числах месяца дни седмичные упоминали, например в понедельник 6-го апреля, иногда день и святого, для которого я опять принужден был всем святым роспись алфавитную сделать. Благодаря этому в сыскании правильного года настоящую правдивость установить было нетрудно, однако ж двойные сказания сложно распознать, доколе роспись алфавитная всех имен и обстоятельств сочинена не будет. Пятое, многие князи имели по 2 имени, одно княжеское славянское, другое при крещении по святцам данное, как в гл. 4924 показано, и хотя они более княжескими именовались, но некоторые суеверные писатели, оставив те, данными при крещении именовали, а к тому, как князи часто владения переменяли, то иногда весьма трудно было дознаться, о ком говорят, ч. II, н. 382, 545.

7. Польских погрешности. Что же польские писатели в летах с русскими разнятся, то оное от того произошло, что они писали лета от Христа, а правильно счисления русских историков рассчитать не прилежали, 8 лет иногда и более погрешали и после учинившегося клали, в чем и Стрыковский, приметив, Кромера и Бельского обличает. Ч. II, н. 610, 613.

8. Байер в Комментариях Академии Санктпетербурской, части III, хронологию скифскую сочинил, в котором показывает годы когда что скифы знатное учинили. Кирхер ⁴⁾ преизрядную хронологию татар или калмыков сочинил, которые я на русский перевел. Но так как они обе к нашей истории не относятся, потому оные в Академию императорскую отдал, которая может с другими тому подобными известиями для любопытных напечатает, только здесь таблицу Байерову приобщил.

ПРИМЕЧАНИЯ http://predpinimatel-cd.com.ru/r/History_of_russia/1/TAT/8.htm

1 Гассенди Петр (Gassendius Petrus, Gassend Pierre, 1592-1655), французский астроном и математик. Татищев пользовался его Римским календарем ("Calendarium romanum"), напечатанным в собрании сочинений Гассендия "Opera omnia" (Lugduni, 1685).

2 Бланхин (Blanchinus, Blanchini, XV в.), итальянский математик. Составил астрономические таблицы, которые были изданы с дополнением Люка Таурици. (Luca Taurici) в 1562 г. в Венеции.

3 Кальвизий Сетус (Calvisius Sethus, Kallwitz Seth, 1556-1617), немецкий астроном, автор труда о хронологии "Opus chronologicum" (Thiem, 1629, в 4-х томах) (Татищев пользовался изданием: Francoforti, 1635).

4 Кирхер. Кирх Кристфрид (Kirch Christfried, 1694-1740), немецкий астроном. Его работа была переведена на русский язык К. А. Кондратовичем в 1737 г. под названием "Изъяснение татарской хронологии".

Сегодня имя Петавия мало известно даже гуманитарно образованным современникам. В этом плане ему даже меньше повезло, чем Скалигеру, холтя и больше, чем Кальвизию. Биографические материалы о Петавие не отличаются многочисленностью. Список его биографий, по необходимости – весьма короткий, приведен в главе «Жизнь и деятельность Д. Петавиуса» в начале книги немецкого теолога Лео Каррера (на стр. 5, в подстрочном примечании) «Исторически-позитивный метод теолога Дионизиуса Петавиуса» (Мюнхен, 1970). Я излагаю ниже биографию Петавия, следуя в основном этой биографической главе.

Каррер сравнивает известность Петавия с таковой египетских пирамид (все говорят о них, но мало кто их видел), но это сравнение распространяется скорее всего только на тех, кто изучал теологию. Даже в работах по истории теологии авторы, как правило, ограничиваются несколькими общими фразами о его роли в становлении этой дисциплины и о его основных хронологических трудах. Например, Колумбийская Энциклопедия (The Columbia Encyclopedia, Sixth Edition. 2001) не просто характеризует его как теолога и филолога, но и подчеркивает, что главная работа этого иезуитского теолога посвящена христианской догматике, а его издание греческих авторов до сих пор сохраняет актуальность и важность (обратите внимание, что его не характеризуют здесь ни как историка, ни как хронолога).

В несколько лучшем положении находятся любители астрономии: имя Петавия присвоено одному из крупных лунных кратеров, диаметр которого колеблется от 160 до 177 км. В Интернете каждая вторая ссылка на имя Петавия относится именно к описанию этой космической структуры. Впрочем реальный диаметр образа этого выдающегося культурного деятеля первой половины 17 в. значительно превосходит указанные линейные размеры на Луне и имеет смысл рассмотреть подробнее его жизнь и его творчество.

В год его рождения (1583 г.) Скалигер вроде бы опубликовал свой первый большой труд по хронологии, «Исправление» оной. А 21-го августа сего года в Орлеане, в семье торговца по фамилии Пето (в немецкой литературе - Петау) родился второй сын. Его назвали Денисом (Дени). Позже - как теолог, филолог и хронолог - он стал знаменит под своим латинским именем Дионизиус Петавиус (или в русском варианте прочтения Дионисий Петавий).

При всем внимании к имени Петавия в связи с его ролью в становлении современной хронологии древней истории, кстати, крайне мало пока исследованной, следует все же подчеркнуть, что он был в первую очередь историком церкви и наибольшей известностью пользуется до сих пор в среде теологов, как историк и исследователь церковных догм и «отцов церкви». Синонимом имени Петавия считается выражение «отец истории церковных догм». В какой степени история «отцов церкви» является чистым вымыслом и какова роль Петавия в создании соответствующей мифологии – это особый вопрос, выходящий за рамки задач настоящей книги (по этому поводу см. книгу Уве Топпера «Выдуманная история Европы»).

О детстве Дени Пето и его учебе сохранилось крайне мало информации. Известно только, что отец его придавал большое значение образованию и заставил своего одаренного сына с ранних лет серьезно учить древние, как еще недавно считалось, языки: греческий и латынь. Кроме того, он изучал под руководством отца литературу и математику. В 15 лет Дени поступил на философский факультет Орлеанского колледжа. Изучение философии Денис продолжил вскоре в Париже, где в 17 лет защитил магистерскую диссертацию, написанную им по-гречески. После этого он провел еще два года в Сорбонне, изучая теологию, которой и было суждено стать его основной областью интересов.

В 19-летнем возрасте подающий большие надежды как ученый Дени Пето перенял в университете города Буржа кафедру философии. Его преподавательская деятельность там продлилась всего два года, после чего он вернулся в Париж, где уже в студенческие годы начал сотрудничать со многими выдающимися гуманистами. Одним из библиотекарей знаменитой Королевской Библиотеки в Париже был в то время (начиная с 1600 г.) Исаак Казобон (Isaak Casaubon), наиболее известный после Скалигера гуманист того времени, филолог и историк церкви. О нем я рассказал подробнее в предыдущей главе. Добавлю только, что Бернайс характеризует его как человека нерешительного, неопределенное материальное положение которого не позволяло ему никаких «резких движений». Этим пользовались, например, католики, распространяя слухи о его предстоящем переходе в католичество. И в этой ситуации, и в случаях несправедливой резкой критики своих произведений, он страдал, но не решался делать заявлений, проясняющих ситуацию и устраняющих распространяемую о нем клевету.

Казобон сыграл важную роль в становлении Петавия как ученого. Он посвятил Пентавия в тайны гуманистического ремесла. В какой мере эти тайны были связаны с придумыванием «античных» авторов и их произведений на основе учета уже сочиненных другими апокрифов – вопрос, на который вряд ли когда-либо будет получен исчерпывающий ответ. Однако подозрение относительно того, что создание апокрифов было основной деятельностью гуманистов, возникает при знакомстве с биографиями ведущих представителей этого направления. Слишком уж много текстов классических авторов, «написанных» якобы за 1000 с лишним лет до рассматриваемой эпохи, было издано гуманистами.

Вот и Петавию Казобон рекомендовал заняться изданием текстов некого Синезиуса, якобы жившего в 370-413 гг. в Греции и верхнем Египте философа, поэта и церковного деятеля (епископа), ученика знаменитой Гипатии. Той самой, которую дикие ранние христиане якобы убили в 415 г. в Александрии по наущению епископа Кирилла. Тот факт, что ее отец Теон якобы был математиком, да и сама Гипатия преподавала математику и астрономию, делает эту фигуру чисто мифологической: никакой математики в то далекое время еще не существовало. Труды «античных» математиков Евклида (имя это в переводе может означать «хорошо одетый» или «хорошо переплетенный»), Архимеда, Апполония и др. были опубликованы в 16-17 вв. как правило уже после того, как содержащиеся в них математические сведения были открыты европейскими математиками. Иными словами, Евклид, Архимед, Апполоний и др. – это просто псевдонимы гуманистов, занимавшихся математикой и рисковавших навлечь на себя гнев диких ранних христиан – их современников, если станет известно, что они занимаются такой непонятной передовому пролетариату и не менее передовому крестьянству колдовской наукой.

Тот факт, что описанное выше зверство приписывается христианам, на чью сторону Синезиус якобы перешел после женитьбы на христианке, заставляет предположить, что среди гуманистов были и такие, которые с удовольствием запустили в оборот миф о зверстве ранних христиан. Недостатка в свидетельствах о зверствах христиан, бывших их современниками, гуманисты не испытывали. Публичные казни, с которых чуть ли не ежедневно начинался день в городах эпохи Возрождения, в которых жили и творили гуманисты (в том числе и интересовавшиеся математикой), выполняли тогда роль сегодняшних телепередач для массового зрителя. Эти же гуманисты были свидетелями грабежей и убийств солдатни, что и находило отражение в их описании «древней старины».

И вот, в бытность свою в Бурже, Петавиус углубился в изучение оного Синезиуса. Где, как не в провинциальном Бурже, существуют лучшие условия для знакомства с позднеантичными греческими авторами!? Правда, в первой половине 15 века (якобы 1422-1437) Бурж был даже столицей Франции. Правда, город славится своим кафедральным собором, о котором Бальзак писал, что весь Париж не стоит одного этого здания. И вообще, Бурж считается одним из самых красивых городов Франции, в котором представлены разные архитектурные эпохи. Но ни о каком собрании античных авторов в его библиотеках путеводители по культурным достопримечательностям города не сообщают.

В 1603 г. произошло его «крещение боем» и Петавиус издал свой первый труд: некую речь Синезиуса о греческом писателе и риторике Дионе Хризостоме (якобы 40-113), труды которого незадолго до этого издал профессор греческого Фридрих Морель. Сегодня вряд ли кто-либо знает это имя, кроме разве что тот факт, что в переводе с греческого хризостом означает златоуст. Вряд ли древние греки давали своим детям при рождении такое имя (энциклопедия Майера характеризует его именно как греческое имя, а не как фамилию), так что на всех Хризонтомов, включая и самого известного (Иоанна Златоуста), уже поэтому падает подозрение в том, что их придумали гуманисты.

А лучшего повода для придумывания речи о только что вышедшем и прочитанном «античном» авторе и быть не может: по сей день принято писать рецензии на недавно вышедшие книги. Другое дело, что в наши дни возобладала противоестественная эгоцентрическая мода подписывать такие рецензии собственным именем. Куда изящнее было писать отзыв о книге с точки зрения некого другого, в данном случае «античного», читателя. Самого этого «читателя-рецензента» можно было и придумать.

В Бурже Дени Пето установил свои первые контакты с иезуитами, контакты, которые со временем привели к его членству в Ордене Иисуса. Этому способствовало его близкое знакомство с Фронтоном ле Дюком (умер в 1624 г.), который был в Париже библиотекарем иезуитского колледжа (коллегии) Клермон и дружил с коллегой по профессии гугенотом Казобоном. Ле Дюк прославился изданием трудов отцов церкви. Впоследствии и Петавий тоже будет активно издавать ранних христианских авторов. Под влиянием Ле Дюка 15 июня 1605 Пето стад послушником Ордена Иисуса в Нанси. Здесь и в окрестностях этого города он провел четыре года, после чего был переведен в качестве профессора риторики в г. Реймс.

Впрочем параллельно он занимал должности в католической общине своего родного Орлеана, с епископом которого Габриэлем л’Обеспьеном был дружен и которому посвятил свой первый большой труд «Собрание сочинений Синезиуса, епископа киренского», напечатанный в 1612 г. Это якобы переведенное им на латынь (а скорее всего просто написанное по собственным представлениям о позднеантичной эпохе) собрание сочинений Петавий весьма ценил. Во всяком случае он дважды его переиздавал, в 1631 и 1633 гг., каждый раз с новыми улучшениями и многочисленными примечаниями. Оно и понятно: за 20 лет представления об «античности» претерпели определенные изменения.

В 1598 г. во Франции насчитывались восемь миллионов католиков и только один миллион протестантов. Поэтому орден Иисуса, поставивший своей целью борьбу с ересями, т.е. в частности и с протестантизмом, рассчитывал на хорошие условия для своей деятельности в этой стране (в отличие от Германии, где протестантизм и свобода вероисповедования были широко распространены). Деятельность ордена во Франции началась около 1540 г., когда несколько молодух иезуитов были направлены на учебу в Парижский университет. Однако эта деятельность встретила сильное сопротивление и поэтому только в 1566 г. им было разрешено устроить во Франции свою постоянную резиденцию, да и то в глубокой провинции, в городке Билломе (сегодня порядка 4000 жителей) западнее Лиона и вблизи Клермон-Феррана. Впрочем в то время Биллом был университетским городом и важным центром провинциального образования.

Завоевав доверие католических властей своей антикальвинистской агитацией, иезуиты получили в 1561 г. доступ в Париж, а созданная ими там Коллегия Клермонт начала даже со временем конкурировать с Парижским университетом. Среди ее преподавателей был и знаменитый теолог Мальдонат, архив которого после его смерти обрабатывал Петавий. Его лекции привлекали до тысячи студентов со всего Парижа, но после его смерти обработка его объемистого архива затянулась и существует подозрение, что большую ее часть последующее поколение иезуитских ученых издало под собственным именем. Наиболее активно в этом . т.е. в обработке архива, что бы под этим не понималось - участвовал именно Петавий, которого и считают одним из основных последователей теологии Мальдоната.

При Генрихе III (1574-1589) иезуиты получили в своей деятельности поддержку королевского двора и смогли сильно укрепиться во всей Франции. Однако по мере падения популярности вероломного короля, иезуиты все больше и больше становились на сторону его противников. В 1589 г. король (последний из династии Валуа) был убит молодым фанатиком-католиком. Иезуиты прославляли убийцу как героя, принявшего мученическую смерть во славу родины. В наступившее затем смутное время иезуиты могли себе позволить сначала занять позицию против Генриха Наваррского, одного из вождей гугенотов, претендовавшего на французский престол, так как был ранее женат на сестре французского короля. Они участвовали в обороне Парижа против его войск и даже после перехода Генриха в католичество (Париж стоит обедни) и его коронации как Генриха IУ отказывались дать ему присягу верности, не признавали его королем Франции до тех пор, пока папа римский не снял с него своего отлучения.

Генрих IУ быстро завоевал признание французов и общественное мнение во Франции повернулось против иезуитов, дольше всего боровшихся против нового короля. Король установил за иезуитами слежку, но до определенного времени не предпринимал ничего против них. Когда же 27 декабря 1594 г. молодой парижанин Жан Шастель сделал попытку заколоть короля, все парижские иезуиты (Шастель три года учился у них) были через несколько часов после происшествия арестованы. Из Парижа и его окрестностей, а также из ряда других провинций, иезуиты были изгнаны, а деятельность ордена во Франции была запрещена.

Впрочем этот запрет не был реализован в отдаленных от столицы провинциях, а сами иезуиты, получив ощутимый щелчок по носу, изменили свою тактику и стали всячески добиваться милости двора. Везде, где им удалось сохранить свою организацию, иезуиты принимали присягу на верность королю и старались оказывать двору политические услуги. В результате Генрих IУ призвал их в 1603 г. обратно, поставив деятельность ордена под свою личную опеку. Другой вопрос, в какой мере ему действительно удалось национализировать орден Иисуса во Франции и поставить его на службу своему государству. Во всяком случае деятельность Петавия в ордене Иисуса началась во время нового расцвета оного на территории Франции. В 1610 г. орден насчитывал около 1400 членов и около 40 коллегий, новициатов и иных заведений.

Уже вскоре после 1603 г. влияние иезуитов при дворе стало сильно возрастать. Король сделал одного из них, блистательного отца Котона, своим наставником. Роль иезуитов в системе образования продолжала увеличиваться. Их коллегии имели больше учащихся, чем когда-либо прежде. Самая большая иезуитская коллегия была основана королем в затхлом провинциальном городке Ла Флеш. Здесь учились единовременно до 1200 студентов-дворян, принадлежащих к семьям благородного происхождения.

Петавий проработал два года в коллегии Ла Флеш профессором риторики. Городок сей был известен в первую очередь тем, что Генрих IУ провел здесь свою юность и был здесь похоронен в капелле Св. Луи . Он же основал названную коллегию, в которой иезуитские схоластики вдали от Парижа могли работать на благо государства, а не против него, как они это не раз делали в столице. Здесь позже учился Рене Декарт – в зрелые годы ярый противник иезуитов.

В большинстве путеводителей по Франции город сей сегодня даже не упоминается. Ни о какой старинной библиотеке в Ла Флеше речи нигде нет. Тем не менее именно в этой дыре Петавий издал по-гречески и на латыни три речи императора Юлиана и семь речей Фемистиоса, конечно же снабженных не только примечаниями, но и улучшениями!

Римский император Флавий Клавдий Юлиан (якобы 331-363) провел довольно бурно свою короткую жизнь, успев якобы повоевать как в Персии, так и в Галлии, приобрести глубокие познания в философии, поменять христианскую веру на неоплатоническое учение, которое он, мол, пытался превратить в государственную религию. Юлиан, как считается, проводил юридически социальные реформы и писал религиозно-философские трактаты.

Фемистиос (якобы 317-388) считается греческим риториком и философом-эклектиком, сделавшим политическую карьеру (был сенатором и префектом в Константинополе), побывавшем якобы в Рима, руководившим школой в Константинополе и поднявшимся до должности воспитателя императорского наследника. Из его наследия сохранились якобы 34 речи, произнесенные по разным, в основном торжественным, поводам. Чаще всего это панегирики в адрес сменяющих друг друга императоров. Петавий знал 19 из них, так что работа над образом Фемистиоса продолжалась и в последующие эпохи. Ардуэн знал уже 33 его речи, а последнюю опубликовал некий Ангело Май в Милане в 1818 г. Фемистиос считал, что Платон и Аристотель не имеют существенного различия во взглядах и что эллинизм и христианство – это две формы одной универсальной религии. Бросается в глаза, что Петавий при выборе своих «античных» авторов сохраняет верность эпохе «поздней античности», над создание образа которой он скоре всего и работал.

В 1616 г. Петавий публикует по-гречески с латинскими комментариями историческую и хронологическую книгу о константинопольском патриархе Никефоре. Рукописные материалы для нее предоставил ему Яков Сирмонд, считавшийся одним из специалистов по отцам церкви и по вселенским соборам. Сирмонд был наряду с Ле Дюком ближайшим соратником и единомышленником Петавия. Практически эти три тесно связанные друг с другом католических мыслителя создали творческий коллектив. Их жизненный симбиоз Лео Каррер обозначает словом, которое может переводиться и как совместная жизнь, и как брак, супружество. Он подчеркивает, что именно Сирмонд был основным инспиратором Петавия, который часто привозил ему из Ватикана новые идеи (или идеологические заказы?) и новые материалы.

Сирмонд якобы скопировал рукописи Никефора в Ватиканской Библиотеке. Каким образом они оказались в этой созданной якобы Николаем У (Томазо Парентучелли, приписываемы ему годы папства 1447-1455), а на самом деле в 1587 г. библиотеке (в этом году папой Сикстом У было построено ее здание; болтовня об ее существовании якобы с пятого века – одна из исторических уток, созданных в рамках искусственного удлинения истории на тысячелетия), если не в результате активных писательских упражнений гуманистов, никто объяснить не может. Кстати купленные ею или подаренные ей богатые собрания рукописей и книг начинают поступать в Ватиканскую Библиотеку лишь после 1622 г.

В коллекции перлов профессора Галлеттиса есть и такой: Из Ватиканской библиотеки французы похитили 60 рукописей, в том числе и более, чем 200 рукописей Евклида. Впрочем в Ватикане и не такое могло происходить! Скорее, все-таки, правилом было умножение числа античных рукописей и роль иезуитов в этой творческой культурной акции еще предстоит исследовать.

Почему после пристального внимания к эпохе мифического раннего становления христианства как государственной религии вдруг у Петавия появился интерес к – скорее всего просто выдуманному – греческому патриарху (якобы 750-828)? Оказывается последний был сторонником поклонения иконами и боролся с императором Леоном У, который был активным противником любых изображений. Теологические произведения Никефора считаются теоретическим обоснованием важности икон для религии. Ну, как могли молодые талантливые защитники католицизма (с его культом икон) от наскоков иконоборческого протестантства пройти мимо такого религиозного деятеля?! И если его не существовало на самом деле, то как можно было не придумать и его, и его произведения?!

Сегодня святой Никефор считается одним из основных авторов средневековой Византии, историком и теологом экстра ранга. Вообще-то согласно его биографии в рамках ТИ он даже и не был церковным деятелем, по крайней мере до возведения в ранг константинопольского патриарха в 784 г. Родом из дворянской семьи, он работал – как и его отец до того – в 775-780 гг. императорским секретарем под руководством некого Тарасия, который стал патриархом в 784 г. Якобы участвовал в Гикейском Соборе в 787 г., но в 90е годы впал в немилость и покинул Константинополь. После смерти 18 февраля 806 г пробывшего на посту патриарха 22 года Тарасия Никефора в течение нескольких дней постригли в монахи (это произошло якобы 5-го апреля), возвели в священнический сан (9-го апреля) и провозгласили патриархом (12-го апреля). Умер он ровно через 22 года после пострижения в монахи, снова 5-го апреля. Жаль, что даты жизни того же Петавия нам не известны с такой же предельной точностью! Надо бы кому-нибудь сочинить и для него подробную биографию.

В 1618 г. Петавий окончательно обосновывается в Париже, в упомянутом выше иезуитском колледже Клермон, где с 1621 г. работает профессором теологии. Здесь он пишет свое основное теологическое сочинение, в большой мере реализующие принципы, изложенные в свое время Мальдонатом в его блистательных лекциях. Скорее всего, именно в связи с переездом в Париж и началом работы в иезуитском колледже он 4-го ноября 1618 г., после торжественной церемонии принесения клятвы верности ордену Иисуса, становится полноправным членом ордена иезуитов. Так как послушничество в ордене длилось как правило всего один год, можно считать, что с 1606 г. у Петавия была возможность стать полноправным иезуитом, но какие-то сомнения подвигли его на 12летние раздумья о рациональности этого шага. Впрочем, энциклопедия Мейера считает его иезуитом с 1605 г. так что не исключено, что Петавий долго был (скорее всего, все это время) тайным иезуитом: статус довольно распространенный в ордене Иисуса.

В течение нескольких лет Петавий работал над ранним христианским автором по имени Епифаний. В 1618 г. он, наконец, опубликовал полное собрание его речей. Имя Епифаний, как и многие другие использованные при сочинении истории имена, является смысловым именем. Епифанес (гр. видимый, светящийся) считается античным прозвищем многих богов. В эпоху эллинизма так титуловали королей в династиях Птолемеев и Селевкидов. В христианской церкви епифания (гр. явление) или христофания это праздник явления господня - древнейший церковный праздник наряду с пасхой (празднуется 6-го января или в его канун). В похожем смысле слово это якобы использовалось уже в античности по отношению к разным божествам, не всегда видимым невооруженным глазом, или к явлению миру обожествленных властителей.

Эпифаний (якобы умер в 535 г.) был с 520 г. константинопольским патриархом, которому пришлось улаживать дела церкви после ее победы над ересью монофизитства. Монофизиты (от монос = один и физис = природа) были сторонниками взгляда на Христа как обладателя только божественной сущности, а не двух: божественной и человеческой, как это считается в католической церкви. С точки зрения обоснования правомочности католических догм было, конечно, полезно явить свету столь раннего защитника одной из них. Как могли через 1000 с лишним лет сохраниться речи Эпифания и его переписка (например, якобы с папой римским)? Оставим этот вопрос на совести Петавия. Во всяком случае, кроме массивного использования оным теологического наследства Мальдоната, известен по крайней мере еще один случай, когда Петавия обвиняли в краже чужих идей. С такими обвинениями выступил против Петавия декан Домского собора Орлеана Матурин Симон.

Для того, кто без зазрения совести присваивал себе чужое духовное наследство, было, скорее всего, совсем уж легко просто выдумывать «произведения античных авторов», их речи и письма, их трактаты и комментарии. Книга немецкого писателя Теодора Грезингера (1809-1884) «Иезуиты» (Ст. Петербург, 1999) содержит целые главы, посвященные иезуитской морали, в рамках которой не только обман, интриги, хитрость, пренебрежение совестью и нравственностью, но и убийство считались допустимыми средствами для достижения практических целей. В намазывании трупов на бутерброды Петавий – человек довольно мрачного вида – замечен не был, что же касается всего другого – кто его знает. Нет ни малейшего основания считать, что иезуитские авторы придерживались иных моральных установок при достижении своих практических целей в какой бы области они не работали.

Так в посвященной иезуитам статье из Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона читаем:

«Главным основанием иезуитской догматики служит Фома Аквинат, особенно в отношении к учению о непогрешимости папы и о господстве его над всеми государями. Это учение И. развили до последних крайностей, прибегая к подлогам и даже изменениям текста Свящ. Писания».

Ну, уж если Священное Писание для иезуитов не свято, то что же говорить о каких-то там «античных» то ли авторах, то ли псевдонимах. Далее словарь сообщает такие сведения об использовавшейся иезуитами логике:

«Нравственные теории И. оправдывают обман, ложь, клятвопреступление, уничтожают всякое благородное побуждение к нравственному возрождению и усовершенствованию, разнуздывают самые грубые инстинкты, установляют компромисс между Божьей правдой и человеческой неправдой. Недаром они доставили И. славу снисходительных духовников; от которых без труда можно получить отпущение всякого греха. Для разработки своих нравственных теорий И. воспользовались казуистикой — той отраслью средневекового богословия, которая занималась применением общих нравственных законов к конкретным случаям и разрешением возникающих при этом вопросов совести (casus conscientiae). Во многих случаях — по учению казуистов — у нас нет полной уверенности в том, что мы поступаем согласно с нашими обязанностями. Из двух представляющихся нам взглядов на данный вопрос каждый может опираться на известные основания, но ни один из них не может считаться несомненно достоверным (certa орinо), а является лишь вероятным, правдоподобным (probabilis). При этом оба противоположные мнения могут иметь за себя равное число оснований (aeque probabiles), или в пользу одного из них может быть приведено большее количество оснований (тогда оно probabilior), а в пользу другого — меньше оснований (minus probabilis). Самое правдоподобие может опираться или на основания внутренние (probabilitas intrinseca), или на внешние, т. е. на авторитет сведущих лиц, заслуживающих уважения и доверия учителей и авторов (probabilitas extrinseca). От более или менее правдоподобного мнения (opinio probabilior или minus probabilis) различают более или менее безопасное мнение (opinio tutior или minus tufa). Более безопасное мнение — то, следуя которому легче избегнуть нарушения законов, чем следуя противоположному. Из различных казуистических сочетаний мнений, более или менее правдоподобных и более или менее безопасных, иезуиты усвоили то, которое дает всего больше поблажек человеческим слабостям. Это — система пробабилизма, которая сводится к тому, что менее безопасному мнению можно следовать и тогда, когда оно менее правдоподобно.»

Можно себе представить, какой замечательной научной основой служили такие взгляды при формировании новой научной дисциплины хронологии, до которой Петавий пока еще не добрался, но к занятиям которой готовился в годы своих иезуитских университетов. Опираясь на авторитет сведущих лиц, которые в свое время писали с оглядкой на авторитет других если не сведущих правду, то сведущих, что им выгоднее всего (и так далее в течение многих поколений), можно составить весьма авторитетную мировую историю. Если при этом стремиться к минимальному объему конфликтов, выбирать наиболее распространенные точки зрения, то уже никакой потребности в их обосновании не сможет и возникнуть. Тем более, если «менее безопасному мнению можно следовать и тогда, когда оно менее правдоподобно».

До конца 1621 г. Петавий преподавал риторику в своей коллегии, работал над новыми изданиями своих книг, публиковал стихи и оды, в том числе и панегирик, посвященный покровительнице Парижа святой Женовеве. В этом году он перенял кафедру теологии, которую до того времени занимал его старший друг Ле Дюк.

Приблизительно с 1621 г. начинается период творчества Петавия, в котором хронология играет самую важную роль. Впрочем еще до появления его главных хронологических работ хронологическая тематика была им уже затронута

• 
  в 1616 г. книге о патриархе Никефоре в связи с расчетом пасхалий и с хронологией правления византийского императора Гераклия, якобы умершего в 641 г.,
  
• 
  в 1618 г. в книге речей Фемистиуса и
  
• 
  в 1622 г. в собрании сочинений Эпифания, где содержались рассуждения о годе рождения Иисуса, о годе его распятия, об одном из вселенских соборов и о других исторических вопросах.
  

В данном абзаце чувствуется некая хронологическая неувязка. К тому времени, как иезуиты поручили Петавию уделить усиленное внимание работам Скалигера последнего, по традиционной хронологии, давно уже не было в живых. Так, может быть, и даты жизни гуманистов нуждаются в пересмотре (как я уже подчеркивал, так, например, считает Христоф Пфистер).

Иделер (стр. 604. т. 2) считает, что Скалигер располагал недостаточными знаниями в астрономии и имел большую склонность к принятию на веру гипотез, которые его богатое воображение ему охотно поставляло. О Петавие он пишет, что последний был не менее проницательным, сообразительным и остроумным, чем Скалигер (все эти качества позарез нужны талантливым придумывателям, пардон, систематизаторам виртуального прошлого), но отличался от Скалигера более спокойной исследовательской манерой, был больше склонен к самоконтролю и обладал гораздо более солидной базой астрономических и календарных знаний.

Первые же нападки Петавиуса на хронологическую систему Скалигера с ее отрицанием григорианской реформы, с ее счетом времени исключительно по дням и с его многочисленными хронологическими таблицами, представлявшими собой наиболее уязвимое место в его учении о календарях и хронологии, привели к ожесточенной полемике с последователем Скалигера Саумезе (ум. якобы в 1653 г.). В 1627 г. вышел в свет объемистый двухтомный хронологический труд Петавия «De Doctrina Temporum“ (Наука о времени). В учебном пособии Европейского университета в Санкт-Петербурге «Специальные исторические дисциплины» (С.-Петербург, 2003) в написанной А.А. Романовой главе «Хронология» полное название книги «Opus de Doctrina Temporum» довольно вольно переводится как «Книга о познании времени».

Как и Скалигер, Петавий излагает все доступные ему сведения о разных календарных системах у разных народов. А.А. Романова характеризует книгу как обширный обзор хронологических систем, что лишь частично верно. К сожалению, за прошедшие несколько десятилетий после выхода в свет книг Скалигера информация о таковых (календарных или хронологических) не стала более достоверной. На основе этой недостоверной информации сделаны были им затем многочисленные хронологические выводы, которые представлены в виде дат эры От Рождения Христа. Частично они отличаются от приведенных Скалигером дат и обоснование большинства из этих корректур получило всеобщее признание современников (но не Ньютона или Ардуэна, живших несколько позже), частично еще до опубликования книги.

Неоднократно по крайней мере до 1708 г. издавалась в разных редакциях и его книга хронологических таблиц "Tabulae chronologicae regum, dynastiarum, urbium, rerum Virorumque Illustrum", составленных на основании «Науки о времени» (Первое издание в Париже в 1628 г.).

В 1630 г. Петавий издал два дополнения к обеим томам своей «Науки о времени» под общим заглавием «Uranologeum» (Архив музы астрономии). В первое части этого труда он опубликовал многочисленные дотоле не печатавшиеся труды греческих авторов по хронологии и астрономии (стоило только Петавиусу заинтересоваться этой тематикой, как античные авторы стали засыпать его своими рукописями на хронологические и астрономические темы), а также некий древнеримский календарь. Вторая часть «Архива музы астрономии» содержала многочисленные его и его единомышленников тексты, посвященные разбору отдельных хронологических вопросов и соответствующих позиций Скалигера, и других ученых-гугенотов.

Иделер высоко ценил «Науку о времени» и считал, что эта книга в течение двух столетий служила многочисленным более поздним писателям, затрагивавшим хронологические темы, волшебной шкатулкой, в которой они находили основу для собственных изысканий. Он считает, что она не утратила актуальности и для современных уму исследователей, не желающих ограничиваться справочными пособиями по хронологии (хронологическими таблицами) – жаль что к началу 20 века количество таких самостоятельно мыслящих хронологов практически уменьшилось до нуля. В качестве наиболее ценного издания рассматриваемой книги Иделер называет трехтомное антверпенское издание 1703 г., в котором третий том состоял из названного выше «Архива». Трехтомные издания последовали затем в Вероне (1734 -36 гг.) и Венеции ( 1757 г.).

Напечатав «Архив музы астрономии» Петавиус практически признал, что «Наука о времени» была им издана в несколько сыроватом виде. К тому же его многочисленные последователи, в первую очередь университетские профессора, желавшие читать курсы лекций по хронологии, жаловались, что они не в состоянии осилить всю премудрость толстых томов книг Петавия. Их меньше интересовала его полемика с оппонентами и его детальные доказательства (не для оных ли насочинял он «античных» греков-хронологов в первой части своего «Архива») в разных конкретных случаях. Им была нужна система, по которой можно было бы учить студентов новой дисциплине: хронологии мировой истории.