Герберт спенсер развитие политических учреждений

При отсутствии нужд в тех корпоративных действиях, которыми могут быть утилизированы усилия всего общества для военных целей, здесь должна отсутствовать и потребность в деспотическом, контролирующем органе.

Не только этот орган в таком обществе не необходим, но он и не может с ним сосуществовать. В самом деле, как мы видели, существенным требованием промышленного типа является то, что индивидуальность каждого должна иметь полнейший расцвет, совместный с подобным же расцветом каждой другой человеческой индивидуальности; между тем деспотический контроль, долженствующий проявляться в ограничении человеческой индивидуальности, необходимо исключается таким порядком. Действительно, одним своим присутствием, автократическая власть, необходимая в военном типе, является принудительной для граждан; действительным или потенциальным выполнением власти, не врученной ему, автократ сдерживает их волю дальше тех пределов, чем они хотели бы ее сдерживать только взаимным ограничением.

Тот контроль, который требуется промышленным типом, может выполняться только уполномоченным органом, наиболее способным его выполнить. В развитом обществе, с его выработанным разделением труда, деятельности всех не могут быть однородны, а потому возникает необходимость согласования различных интересов; а в видах обеспечения равномерного удовлетворения, каждый интерес должен быть способен выразить себя должным образом. Действительно, можно бы предположить, что такой избранный орган должен состоять из одного индивидуума. Но такой единый индивидуум не мог бы быть справедливым судьей между бесчисленными классами, с различными занятиями, и бесчисленными группами, живущими в разнообразных местностях, не выслушавши очевидцев; и каждая такая местность и группа нуждается, следовательно, в представителе своих потребностей. Отсюда выбор должен падать на одну из двух систем, из которых в одной представители, частным и отдельным образом, отстаивают свои случайные нужды перед решителем, от одиночного суда которого зависит решение; в другой же эти представители отстаивают свои дела в присутствии других, причем решение открыто определяется общим соглашением. Не настаивая на том факте, что уравновешение интересов разных классов, по-видимому, достигает более удовлетворительных результатов при последней форме их представительства, чем при первой, достаточно заметить, что эта последняя форма более уживается с природой промышленного типа, потому что здесь человеческие индивидуальности в наименьшей степени ограничиваются. Большинство индивидуальных воль, среди граждан, выбравших единого правителя на определенное время, может быть охвачено его волей; в течение данного времени и граждане поступаются в этом случае своей индивидуальностью больше, чем те, которые от своих местных групп избирают известное число уполномоченных, так как эти последние, обсуждая дела и действуя под надзором общества и сдерживая друг друга, обыкновенно выражают волю большинства.

Когда корпоративная жизнь общества не находится более в опасности, а остающиеся дела управления заключаются в поддержании условий, требующихся для высшей индивидуальной жизни, то возникает вопрос: каковы эти условия?

Они уж предполагаются и заключаются в организации справедливости; но значение этой фразы так смутно понимается вообще, что необходимо выяснить самые специфические положения. Справедливость, как мы ее понимаем здесь, обозначает предохранение и нормальную связь между действиями и их результатом – иными словами, достижение каждым наибольшей выгоды, эквивалентной с его усилиями – ни больше, ни меньше. Чтобы люди жили и трудились в пределах тех ограничений, какие налагаются присутствием других, справедливость требует, чтобы индивидуумы несли последствия своего поведения, без преувеличения и уменьшения. Существа высшие должны пользоваться благом, обусловленным этим свойством, а существа низшие 0 несут страдания, обусловливаемые их низостью. Следовательно, над всяким общественным действием, которое отнимает у кого-либо часть выгод, которые они заслужили, и дает другим выгоды, которых они не заслужили, – лежит veto.

Легко доказать, что развитая форма промышленного общества исключает все формы коммунистического распределения, основной признак которого есть стремление уравнять жизни в добре и зле, в труде и отдыхе. В самом деле, когда борьба за существование, в форме войны, прекратилась между обществами, остается лишь промышленная борьба за существование, и окончательное переживание и развитие должно стоять на стороне тех обществ, которые производят наибольшее число наисовершенных индивидуумов, т.е. индивидуумов, наиболее приспособленных для жизни в промышленном состоянии. Предположим два общества, равные во всех других отношениях, но из которых в одном наиболее совершенные организации удерживают в свою пользу и в пользу своего потомства все плоды своего труда, а в другом высшие организации отдают часть из своих трудов низшим и их детям. Очевидно, высшие будут сохраняться и размножаться в первом обществе больше, чем во втором. Наибольшее число лучших детей будет воспитываться в первом обществе, а следовательно оно перерастет второе⁰¹¹

Иными словами, эта система, при которой усилия каждого естественно возвращаются к нему вновь, ни больше, ни меньше, есть система договора.

Мы видели, что режим статуса повсюду свойствен военному типу. Он сопровождается тем иерархическим подчинением, которым достигаются комбинированные действия борющихся агрегатов и которым достигается обеспечение борющегося общества вообще в корпоративности его действий. При этом режим в отношения между трудом и продуктом вторгается власть. Как и в армии, пища, одежда и т.д., получаемые каждым солдатом, не представляют прямого возвращения его труда, но произвольно определяются ему, с назначением в то же время порции обязанностей, определяемых также произвольно, точно так и во всем военном обществе – высший определяет труд и назначает долю в вознаграждение его, какая ему нравится. Но с падением милитаризма и развитием индустриализма, власть и область авторитета уменьшаются, а действия, не подлежащие контролю власти, увеличиваются, договорные отношения становятся главными, а в развитом типе они становятся всеобщими.

При таком всеобщем договорном отношении, когда оказывается помощь, уравновешивающая вознаграждение, возникает то соответствие благ и усилий, которое содержат учреждения промышленного общества. Если каждый, в качестве производителя, распределителя, управляющего, советника, учителя или иного труженика, помогающего производству, обеспечен в получении, по требованию, от своего согражданина такой платы за свои услуги, какой они стоят, то это влечет за собой то правильное распределение, вознаграждающее заслуги, которое обеспечивает благосостояние лучших.

Изменяя точку зрения, мы видим опять, что в то время, как в воинственном типе общества общественный контроль сразу и положительно, и отрицательно регулятивен, – в промышленном обществе он регулирует только отрицательно. Рабу, воину или иному члену общества, организованного для войны, власть говорит: «Ты обязан сделать вот это; ты должен не делать вот этого». Члену промышленного общества власть дает лишь одно из этих приказаний: «Ты должен не делать вот этого».

Народ, который, достигая своих частных предприятий добровольной кооперацией, также добровольно кооперирует для образования и поддержания правительственной функции, есть, следовательно, народ, который уполномочивает эту функцию налагать на внутреннюю взаимную деятельность граждан лишь те ограничения, в поддержании которых все они заинтересованы, т.е. ограничения, обуздывающие насилия. Не касаясь преступников (которые при таких условиях должны, если не совсем исчезнуть, то остаться лишь в небольшом количестве), каждый гражданин, не желая вторгаться в чужую сферу действия, будет желать предохранить от вторжения свою собственную сферу и сохранить те выгоды, которые достигаются в ее пределах. Важный мотив, принуждающий всех объединяться для поддержания общественной защиты своих личностей, будет принуждать их также объединяться для противодействия всяким ограничениям их личностей за пределами того, что требуется этой целью.

Отсюда следует, что в то время, как в военном типе, региментация в армии идет параллельно с централизованной администрацией в самом обществе, – в промышленном типе, администрация начинает децентрализоваться и в то же время сужается ее область. Около этого же времени все официальные организации, исключая тех, которые охраняют справедливость, неизбежно уничтожаются; это происходит потому, что, по общему своему характеру, они или давят на граждан, предписывая их действия, или требуют от гражданина на свое содержание больше того, что требуется для его защиты; или от того и другого вместе. Граждане, которые принуждены отправлять детей в ту, а не другую школу, – те, которые прямо или косвенно должны поддерживать государственное духовенство, те, от которых требуется такой налог, назначением которого приходский чиновник может предписывать общественную благотворительность, – те, которые обложены налогом для доставления бесплатного чтения народу, который не хочет сберечь монету для подписи в читальне, – те, чьи занятия происходят под управлением надзирателя, те, которые платят налог на государственную науку и обучение искусствам, на государственную помощь эмиграции и т. д., все они испытывают ограничение личности, или принуждением их делать то, чего они не делали бы добровольно, или принуждением их давать деньги, которые без этого они употребили бы на свои частные цели. Принудительные учреждения этого рода существуют с военным типом, но не уживаются с промышленным типом.

Относительное сужение области публичных организаций сопровождается в промышленном типе сравнительно широким объемом частных организаций; сферы, оставляемые свободными одними, наполняются другими.

Эту черту стремятся произвести различные влияния. Мотивы, которые, при отсутствии подчинения, вызванного войной, заставляют объединяться граждан для обеспечения их индивидуальностей, подчиняясь лишь взаимным ограничениям, суть те же мотивы, которые заставляют их объединяться для противодействия всякому ограничению их свободы, образовывать для этого частные комбинации и не допускать посягательств на них. кроме того, начинаясь с обмена имуществом и услугами, по соглашению между индивидуумами, принцип добровольной кооперации вступает на более широкий путь договора между двумя организациями для соединенного достижения тех или других деловых целей или функций. Но и здесь существует полная связность между представительными учреждениями каждой частной комбинации и представительными общими учреждениями, которые, как мы видели, свойственны промышленному типу: тот же закон организации охватывает общество в его целом и в его деталях. Таким образом, неоспоримая черта промышленного типа состоит во множестве и разнородности ассоциаций, религиозных, коммерческих, профессиональных, филантропических и социальных всяких объемов.

К этому следует прибавить два косвенных результата промышленного типа. Первый результат есть сравнительная пластичность.

Пока корпоративное действие обусловлено необходимостью для национального самосохранения; пока, для соединенной защиты и нападения, поддерживается то иерархическое подчинение, которое связывает каждого низшего с высшим, как солдат связан со своим офицером; пока поддерживаются отношения status’a, стремящиеся прикрепить людей к положению, в которых они родились, до тех пор обеспечена сравнительная косность политической организации. Но с прекращением тех нужд, которые вызвали и сохраняют военный тип устройства, и с установлением отношений, при которых частные усилия сочетаются взаимной выгодой, общественная организация теряет свою косность. Места и занятия определяются теперь не примером наследственности, а принципом способности; и когда люди, не привязанные к предписанной функции, приобретают такие функции, к которым они проявили свои способности, в результате являются изменения в структуре. Легко изменяясь в своих учреждениях, промышленный тип общества является поэтому одним из наиболее способных приспособляться к новым обстоятельствам.

Второй косвенный результат состоит в стремлении к уничтожению экономической автономии (самостоятельности).

Пока продолжаются враждебные отношения между сражающимися обществами, каждое из них должно удовлетворить себя само своей производительностью; но с установлением мирных отношений эта потребность самоудовлетворения прекращается. Так, местные подразделения, составляющие любую из наших великих наций, пока они были во вражде, должны были производить каждая для себя почти все, что им требовалось, но теперь, при постоянном взаимном мире, они стали настолько взаимно зависимы, что ни одна из них не может удовлетворить своим нуждам, без помощи остальных, так что великие нации, сами вынужденные до сих пор поддерживать в обширных размерах свою экономическую автономию, начинают испытывать меньшую надобность в этом, по мере ослабления войны, и постепенно станут необходимы одна другой. С одной стороны, легкость производства в каждой из них особого рода продуктов будет делать обмен взаимно выгодным, а с другой стороны, граждане каждой не будут, при промышленном режиме, терпеть тех ограничений их индивидуальности, которые заключались в запрещениях, тяготевших над обменом.

С развитием промышленного типа, является, следовательно, тенденция к разрушению делений между национальностями и к распространению между ними общей организации, если не под одним правительством, то под видом союза правительств.

Таково устройство промышленного типа общества, выводимое из его условий, и теперь мы должны исследовать, какие наглядные факты даются нам действительными обществами в доказательство приближения их к такому устройству, сопровождающему прогресс индустриализма.

Когда мы обратимся к цивилизованным обществам, перед нами возникает трудность отыскать у них черты индустриального типа. Организованные и уплотнившиеся, благодаря войнам (как это обыкновенно было у всех больших обществ) – войнам, деятельно веденным в древние периоды их существования, и по большей части продолжающимся до сравнительно нового времени, – эти общества в то же время развивали у себя организации для производства и распределения продуктов; а эта организация мало-помалу становилась противоречащей с организациями, свойственными военным деятельностям; таким образом, всегда представляется такое смешение этих двух элементов, что практически почти не исполнимо отделение первого элемента от второго, как уже и сказано ранее. Однако, организующий принцип военного типа, как принцип принудительной кооперации, радикально противоположен организующему принципу промышленного типа, т.е. добровольной кооперации, а потому, следовательно, мы можем, наблюдая падение учреждений, выражающих первый принцип, узнать развитие учреждений, воплощающих второй принцип. Отсюда, если, переходя от первоначальных состояний цивилизованных наций, в которых война является делом всей жизни, к состояниям. В которых военные столкновения лишь случайны, мы в то же время переходим к стадии, в которой собственнические права на принадлежащие к нему индивидуумы уж не столь устойчивы и насильственны и в котором подчинение одного слоя другому смягчено, – политическая власть не представляет более автократизма, а управление жизнью граждан уменьшилось и в суровости, и в степени, между тем как покровительство им увеличилось, – одним словом, перед нами, следовательно, выясняются тут признаки развития промышленного типа. Сравнение разных родов дает результаты, объединение которых подтверждает справедливость этого.