Герменевтика и теория литературы перевод с немецкого под редакцией
жүктеу/скачать 190 Kb.
|
|
258 нанной взаимосвязи, деятельной во всей организации творения и уразумеваемой по его внутренней форме; от поэта не требуется, чтобы он осознавал ее, да он никогда ее полностью и не осознает; толкователь ее вычленяет, и вот, вероятно, величайшее торжество герменевтики. Так что существующие в настоящее время правила, единственный способ достичь общезначимости, должны быть дополнены изложением творческих методов гениальных истолкователей, действовавших в различных областях. Ибо в этом — сила побуждения. Необходимо проводить это во всех методах наук о духе. Тогда взаимосвязь такова — метод творческой гениалъности[;] уже обретенные в нем абстрактные правила, что обусловлены субъективно^,] выведение общезначимого правила из гносеологического основания. Наконец, герменевтические методы находятся во взаимосвязи с литературной, филологической и исторической критикой, и это целое подводит к объяснению единичных явлений. Между истолкованием и объяснением — различие лишь по степени, и нет твердой границы. Ибо разумение — задача бесконечная. Однако в дисциплинах граница полагается так, что психология и наука о системах применяются теперь как абстрактные системы. Согласно принципу неотделимости постижения и оценивания с герменевтическим процессом необходимо связана литературная критика, она даже имманентна ему. Без чувства ценности не бывает разумения — однако лишь путем сравнения ценность устанавливается объективно и общезначимо. Это требует затем установления нормативного, к примеру, в жанре драмы. Отсюда в дальнейшем и будет исходить филологическая критика. Устанавливается сообразность целого, а исключаются лишь противоречащие части. Лахман , Гораций Риббека и т.д. Или же норма на основании других произведений, не соответствующие ей произведения исключаются, — шекспировская критика. Критика Платона. Так что [литературная] критика — предпосылка филологической: она получает импульс, спотыкаясь о невразумительное и лишенное ценности, и критика [литературная], в качестве эстетической стороны критики филологической, пользуется последней как своим вспомогательным средством. Критика историческая — это только одна отрасль К Отто Риббек (1827-1898), историк литературы Древнего Рима. 259
критики, подобно критике эстетической в ее исходной точке. Как и тут, теперь во всем дальнейшем развитие, в одном случае — в сторону теории литературы, эстетики и т. д., в другом, в сторону историографии и т. д. II.
Филология — это, как по праву говорит Бёк, «познание произведенного человеческим духом» («Энциклопедия», 10). Но если он парадоксальным образом добавляет еще — «т. е. познанного», — то парадокс этот зиждется на ложной предпосылке, будто познанное и произведенное — это одно и то же. В действительности в производстве взаимодействуют все духовные силы, а в поэтическом создании или в послании Павла заключено нечто большее, нежели познание. Если постигать понятие предельно широко, то филология — не что иное, как взаимосвязь деятельностей, через посредство которых понимается историческое. Тогда филология — это взаимосвязь, направленная на познание единичного. И государственный строй афинян — это ведь тоже единичное, даже если он и выступает как система, предста-вимая во всеобщих отношениях. Трудности, заключенные в подобных понятиях, решаемы — на основании самого протекания развития дисциплины 'филология' и дисциплины 'история'. Всякий обязан согласиться с глубоко проходящим различием между познанием единичного как ценного и познанием всеобщей систематической взаимосвязи наук о духе. Такое упорядочивание границы совершенно ясно. А что при этом существует взаимодействие и филология тоже нуждается в систематическом знании политики и т. д., само собой разумеется (против Вундта). Филология сложилась как познание данного в письменных созданиях. Если же сюда добавлялись еще и памятники, то предметом ее становилось то, что Шлейермахер называл деятельностью символизации. История со своей стороны начинала с политических действий, войн, ..., укладов. Однако такое содержательное разделение было преодолено, когда филология как практическая дисциплина вовлекла в свою область и государственные древности. С другой стороны развилось различие между методической деятельностью и изложением истории. Но и такое различие было преодолено практической дисциплиной, как только она вовлекла в свою область литературу и историю искусства. 260
Так что тут, между филологией и историей происходит упорядочивание границы. А оно возможно лишь при условии, что практические интересы факультетской науки будут полностью отставлены в сторону. Это всего лучше [показывает] Узенер э. Если же теперь мы обязаны понимать весь процесс познания единичного как единую взаимосвязь, то тогда возникает вопрос, возможно ли разделять разумение и объяснение в обычном словоупотреблении. Нет, не возможно, поскольку во всяком разумении всеобщие воззрения тоже действуют, в качестве реального знания, но только уже не как разделенные, посредством метода, аналогичного дедукции, — не одни только психологические, а также и ... и т.д. Так что тут мы имеем дело с известной последовательностью ступеней: повсюду, где всеобщие воззрения применяются, сознательно и методично, для всестороннего познания единичного, выражение 'объяснение' обретает свое место как такой вид познания единичного. Но оно тут оправдано, только если мы продолжаем сознавать, что не может быть и речи о полном разрешении единичного во всеобщем. Тут и решается спорный вопрос о том, чту есть всеобщее, лежащее в основе разумения, — осознанность психического опыта или же наука психология. Если техника познания единичного получает свое завершение в объяснении, то психологическая наука точно так же служит для нее основой, как и все иные систематические науки о духе. Отношение это я уже показал на примере истории. III.
Отношение учения о правилах истолкования к самому методу истолкования — то же самое, какое являют нам логика или эстетика. Метод благодаря учению сводится к формулам, а формулы возводятся к целевой взаимосвязи, в какой возникает метод. Благодаря такому учению всякий раз усиливается энергия духовного движения, чьим выражением оно служит. Ибо учение поднимает метод до сознательной виртуозности и развивает его до тех выводов, какие становятся возможными благодаря формуле; познавая правовые основания методов, оно укрепляет уверенность, с какой пользуются методом. Г 261 Однако, иное воздействие учения о правилах заходит куда глубже. Чтобы распознать его, нам следует от отдельных герменевтических систем перейти к их исторической взаимосвязи. Всякое учение сужено до определенного метода, принятого в такую-то эпоху, и развивает его формулу. Так, как только историческое мышление созревает для этого, для герменевтики и критики, для эстетики и риторики, этики и политики возникает задача — дополнить свое прежнее обоснование, опирающимся на целевую взаимосвязь, обоснованием новым, историческим. Историческое сознание обязано возвыситься над методом отдельной эпохи, и этого возможно достичь, если только собрать в себе все прежде возникавшие направления в рамках целевой взаимосвязи интерпретации и критики, поэзии и красноречия, — если затем взвесить их, отграничить друг от друга, прояснить ценность их из отношения к их же целевой взаимосвязи, определить границы, в каких удовлетворяют они человеческой глубине такой взаимосвязи, и наконец постичь все эти исторические направления в рамках одной целевой взаимосвязи как ряд заключенных в ней возможностей. А для такой исторической работы наделено решающим значением то, что она может сочетаться с формулами учения о правилах как аббревиатурами исторических направлений. Так что в размышлении о методе, с помощью которого такая-то целевая взаимосвязь способна решать содержащиеся в ней задачи, заключена своя внутренняя диалектика, и эта диалектика позволяет мышлению пройти через исторически ограниченные направления, через отвечающие им формулы и подойти к универсальности, какая всегда и везде связана с историческим мышлением. Так что здесь, как и повсюду, само историческое мышление становится творческим, — поднимая деятельность человека в обществе над границами момента и места. Вот точка зрения, которая историческое изучение герменевтического учения о правилах связывает с изучением методов истолкования, а то и другое соединяет с систематической задачей герменевтики. 262 жүктеу/скачать 190 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|
арл Лахман (1793-1851), основатель современной критики текста как методологии установления аутентичной формы памятника письменности. Комментатор Лукреция, издатель Катулла и Тибулла, историк немецкого языка и литературы.
ерман Узенер (1834-1905), зять Дильтея, в своих исследованиях эпикурейства сочетал филологический подход с новой методологией сравнительного изучений религий и этнографией. Среди его многочисленных учеников историк искусства Аби Варбург.