Ураган.- Вынужденный полет.- Потеря одного якоря.- Печальные

"Виктории" стало небезопасно находиться так близко от земли. Высокие

тростники хлестали по оболочке шара и могли разорвать ее.

- Надо пускаться в путь. Дик,- сказал доктор,- нам никак нельзя

оставаться здесь в таком положении.

- А как же Джо?

- Уж конечно, я его не брошу,- ответил доктор, и пусть ураган

занесет нас хотя бы за сто миль на север, я все-таки вернусь. Здесь же

в данное время, повторяю, всем нам грозит большая опасность.

- Значит, лететь без него? - воскликнул глубоко огорченный

шотландец.

- Да неужели ты думаешь. Дик, что и мое сердце не обливается

кровью? Разве я не подчиняюсь самой крайней необходимости?

- Я в твоем распоряжении,- проговорил охотник.- В путь!

Но пуститься в путь было не так-то легко. Крепко засевший якорь

не поддавался, а "Викторию" так рвало вверх, что это еще усиливало

трудность подъема. Кеннеди никак не удавалось освободить якорь.

Положение становилось опасным. "Виктория" могла вырваться и улететь

прежде, чем Дик успеет взобраться в корзину.

Не желая подвергаться такому риску, Фергюссой заставил шотландца

поскорее влезть в корзину, а затем перерубил якорный канат. "Виктория"

подпрыгнула в воздух на триста футов и понеслась прямо на север.

Фергюссону ничего не оставалось, как отдать шар во власть бури. Он

скрестил на груди руки и погрузился в печальные размышления. Помолчав

несколько минут, доктор повернулся к своему столь же безмолвному

другу.

предпринимать подобное путешествие. Как видно, оно выше сил

человеческих,- проговорил он с тяжелым вздохом.

- А помнишь, Самуэль, всего каких-нибудь несколько дней назад мы

радовались, что избежали стольких опасностей, и жали друг другу руки?

- Бедный наш Джо! Какой он чудесный малый! Честнейший, искренний!

Как охотно он пожертвовал своим богатством, хотя был им ослеплен в

первую минуту! И вот он где-то далеко... А ветер с невероятной

быстротой уносит нас.

- Но послушай, Самуэль! Если даже допустить, что он попал к

какому-нибудь племени, живущему у озера, то почему надо думать, что

его постигнет другая участь, чем, скажем, Денхема и Барита, которые

побывали в этих же местах. Оба они ведь вернулись на родину?

- Эх, мой бедный Дик! Да ведь наш Джо не знает ни единого слова

местных наречий. К тому же он один-одинешенек и без всяких средств.

Исследователи, о которых ты упоминаешь, приближаясь к какому-нибудь

населенному месту, обыкновенно посылали заранее подарки вождю, а затем

появлялись перед ним и сами, вооруженные, с сильным конвоем. И при

всем том заметь, они не могли избежать самых ужасных напастей. Что же

после этого может ждать нашего несчастного товарища? Страшно подумать!

Мне кажется, что никогда в жизни не переживал я большего горя.

- Но, Самуэль, ведь мы вернемся же!

- Конечно, вернемся, даже в том случае, если бы пришлось для

этого бросить "Викторию". Тогда мы пешком дойдем до озера Чад и

установим связь с султаном Борну. Я уверен, что у арабов не может быть

плохих воспоминаний о первых европейцах, которые побывали у них.

- Самуэль, я всюду готов идти за тобой! - с жаром воскликнул

охотник.- Ты можешь вполне рассчитывать на меня. Лучше не вернуться

домой, чем бросить Джо. Он пожертвовал собой для нас, а мы за него

отдадим свою жизнь.

Такое решение несколько подбодрило их, влило в них новые силы.

Фергюссон предпринял все возможное, чтобы попасть в воздушное течение,

которое понесло бы их обратно к озеру Чад. Но, увы, это ни к чему не

привело; да и немыслимо было стать на якорь при таком урагане на голом

месте.

"Виктория" пронеслась над землями, населенными племенем тиббу,

кустарником, служившей как бы преддверием Судана,- и, наконец,

очутилась над пустыней; пески ее были изборождены следами проходящих

здесь караванов. Последние признаки растительности слились на юге с

горизонтом, а вскоре промелькнул внизу и главный оазис этой части

Африки, где пятьдесят колодцев осенены великолепными деревьями. Но

снизиться не удалось и здесь. Дальше показалась, внеся оживление в эту

пустыню, стоянка арабов, с ее полосатыми шатрами и верблюдами,

вытягивавшими на песке свои змееподобные головы. Над всем этим

"Виктория" промелькнула, как падающая звезда. В течение трех часов ее

умчало на целых шестьдесят миль. И Фергюссон был совершенно бессилен

замедлить этот стремительный полет.

- Мы никак не можем остановиться,- проговорил доктор.- А

спуститься немыслимо. Кругом не видно ни единого деревца, ни единого

холмика. Неужели нам снова придется пронестись над Сахарой? Да, небо

против нас!

В тот момент, когда доктор говорил это с отчаянием и даже

яростью, он вдруг увидел на севере, как вздымаются облаками пыли пески

пустыни, кружимые противоположными воздушными течениями. Очевидно, там

свирепствовал смерч. И в нем, разбросанный, опрокинутый, заносимый

песками, погибал караван. Глухо и жалобно стонали валявшиеся на земле

верблюды. Из удушливого тумана неслись крики и вопли людей. Кое-где

среди хаоса пестрела яркая одежда. И над всей этой картиной разрушения

ревел и завывал чудовищный вихрь...

Вскоре на глазах путешественников на совершенно гладкой до этого

песчаной равнине вырос колеблющийся холм - огромная могила погибшего

каравана. Доктор и Кеннеди, бледные, смотрели на страшное зрелище. Они

ничего не могли поделать со своим шаром, который закружился между

противоположными воздушными токами. Расширение газа не производило на

шар ни малейшего действия. Захваченный вихрями, он вертелся с

головокружительной быстротой. Корзину бросало во все стороны.

Инструменты, висевшие под тентом, с силой ударялись друг о друга,

трубки змеевика сгибались, готовые каждую секунду лопнуть, а ящики от

воды с грохотом перекатывались с места на место. Фергюссон и Кеннеди

на расстоянии двух футов не слышали друг друга. Судорожно вцепившись в

веревки снастей, они старались противостоять бешенству урагана.

Кеннеди, с растрепанными волосами, молча смотрел в одну точку. К

доктору среди опасностей вернулось обычное его мужество, и на его лице

нельзя было прочесть волнения даже тогда, когда "Виктория" вдруг

замерла на месте. Северный ветер взял верх и с не меньшей быстротой

помчал "Викторию" обратно по ее утреннему пути.

- Куда мы идем? - спросил Кеннеди.

- Предадимся воле провидения, дорогой Дик. Я напрасно сомневался

в нем. Оно лучше нас с тобой знает, что творит, и вот мы возвращаемся

на те места, которых уже не надеялись увидеть.

Пустыня, плоская и ровная несколько часов назад, теперь походила

на взволнованное после бури море. Здесь и там возвышались холмы песка.

Ветер не ослабевал, и "Виктория" все неслась в воздушном пространстве.

Но неслась она в несколько другом направлении, чем утром, и поэтому в

девять часов вечера вместо берегов озера Чад перед их глазами была все

еще пустыня.

Кеннеди обратил на это внимание своего друга.

- Это не так важно,- ответил тот,- лишь бы нам вернуться на юг.

Если на пути попадутся города Борну, Вудди или Кука, я без колебания

остановлюсь в одном из них.

- Ну, раз ты доволен направлением ветра, то и я ничего не имею

против. Только одного я жажду: чтобы нам не пришлось переправляться

через пустыню подобно тем несчастным арабам. То, что мы видели с

тобой, Самуэль, просто ужасно.

- Это случается далеко не редко. Переходы через пустыню вообще

гораздо опаснее, чем через океан. Пустыня заключает в себе все

опасности моря вплоть до возможности в ней утонуть, прибавляя к ним

еще невыносимую усталость и всяческие лишения.

- Мне кажется, что ветер стихает,- заметил Кеннеди,- песчаная

пыль не так уж густа, волны песка менее высоки, горизонт светлеет.

- Тем лучше! А теперь надо вооружиться подзорной трубой и

внимательно следить за тем, что может показаться на горизонте.

- Это уж я беру на себя, Самуэль, и как только покажется дерево,

тотчас же скажу тебе.

И Кеннеди, с подзорной трубой в руках, занял наблюдательный пост

в передней части корзины.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
История Джо.- Острова племени биддиома.- Поклонение.- Затонувший

остров.- Берега озера.- "Дерево змей".- Путешествие пешком.-

Страдания.- Москиты и муравьи.- Голод.- Появление

"Виктории".- Ее исчезновение.- Отчаяние.-

Болото.- Последний крик.
Но что же происходило с самим Джо во время этих тщетных поисков?

Бросившись в озеро и вынырнув на поверхность, он первым делом

поднял глаза вверх. "Виктория" уже была высоко в воздухе; она

продолжала подниматься, все уменьшаясь; вскоре, очевидно, попала в

сильное воздушное течение и понеслась к северу. Друзья были спасены.

"Ах, какое счастье, что мне пришла в голову мысль броситься в

озеро,- подумал Джо.- Конечно, то же самое без всяких колебаний сделал

бы и мистер Кеннеди: ведь так просто, чтобы один человек пожертвовал

собой для двух других. Простой арифметический расчет".

Успокоившись за судьбу своих друзей, Джо стал думать о

собственном положении. Он находился посреди огромного озера, вокруг

которого жили неизвестные и, быть может, свирепые племена. Приходилось

выпутываться из всей этой истории, рассчитывая только на собственные

силы. И все-таки он не очень-то был перепуган. Еще до нападения

кондоров, которые, по его мнению, вели себя нормально, как полагается

хищникам, Джо заметил на горизонте остров, и вот теперь, избавившись

от наибо лее стеснявшей его одежды, он решил добраться до него, пустив

в ход все свое искусство пловца. Расстояние в пять-шесть миль его

нисколько не смущало.

Проплыв часа полтора, Джо значительно приблизился к острову, но

тут его стала тревожить мысль об аллигаторах; сначала она только

промелькнула, но затем всецело завладела им. Ведь он знал, что они

водятся по берегам этого озера, и ему была хорошо известна

прожорливость этих огромных животных. Как ни склонен был Джо все на

свете находить естественным, но тут он все же не мог не почувствовать

непреодолимого волнения. Он не на шутку боялся, что мясо белого

человека, чего доброго, особенно придется по вкусу крокодилам, и

поэтому приближался к берегу с чрезвычайной осторожностью. Саженях в

ста от Берега, на котором росли тенистые зеленые деревья, на него

повеяло резким запахом мускуса.

"Ну, вот! Чего боялся, на то и наткнулся: крокодил, значит, здесь

поблизости",- пронеслось в голове Джо.

Поспешно нырнув, он все же задел за какое-то огромное тело,

царапнувшее его своей чешуйчатой кожей. Бедняга, считая себя

безнадежно погибшим, стремительно рванулся вперед и поплыл из всех

сил. Вынырнув, он перевел дух и снова исчез под водой. Так провел он

четверть часа в несказанном страхе, который он при всем своем

философском отношении к жизни не мог преодолеть. Ему все казалось, что

он слышит за собой щелканье огромных челюстей, готовых схватить его.

Как можно тише поплыл он под водой - и вдруг почувствовал, что кто-то

схватил его за руку, а затем поперек тела.

Бедный Джо! Последнее, что промелькнуло у него в голове, была

мысль, о докторе. Он стал отчаянно бороться и почувствовал, что его

тащат не на дно, как обычно поступают со своей добычей крокодилы, а,

наоборот, на поверхность воды.

Когда Джо перевел дух и открыл глаза, он увидел подле себя двух

черных, как смола, негров. Эти африканцы, странно крича, крепко

держали его.

"Вот оно что! - не мог удержаться, чтобы не воскликнуть, Джо.-

Вместо крокодилов негры! Ей-ей, это все-таки будет получше. Но как эти

молодцы решаются купаться в здешних местах!"

Джо не знал, что чернокожие обитатели берегов и островов озера

Чад преспокойно купаются в водах, кишащих аллигаторами, совершенно не

обращая на них внимания, ибо местные земноводные имеют заслуженную

репутацию довольно безобидных животных. Но если Джо избежал одной

опасности, тоне грозила ли ему другая? Он решил, что это покажет

будущее, и раз ему не оставалась ничего другого, предоставял тащить

себя на берег, не проявляя при этом никакого страха.

"Они видели, конечно.- говорил он себе,- как наша "Виктория",

словно какое-то воздушное чудовище, пронеслась над водами озера. На их

глазах я упал, и они не могут не чувствовать почтения к человеку,

свалившемуся с небес. Посмотрим, что они станут делать дальше".

Пока все эти мысли бродили в голове Джо,- он со своими неграми

достиг берега. Здесь он очутился среди завывавшей толпы обоего пола,

разных возрастов, но одинакового цвета. Джо попал к племени биддиома,

отличающемуся великолепной черной кожей. Ему не приходилось даже

краснеть за легкость своего костюма, ибо он был "раздет" по последней

местной моде. Раньше чем Джо успел отдать себе отчет в том, куда он

попал, ему стало ясно, что он служит предметом поклонения. Это

успокоило его, хотя ему вспомнилась история в Казехе.

"Я предчувствую, что снова сделаюсь богом, каким-нибудь сыном

Луны,- думал Джо.- Ну, что же! Это ремесло не хуже всякого другого,

особенно когда нет выбора. Главное - выиграть время. Если "Виктория"

снова появится, то я, пользуясь своим новым положением, разыграю перед

своими поклонниками сцену чудесного вознесения на небо".

Между тем толпа все более и более надвигалась на него, окружая

тесным кольцом. Чернокожие падали перед ним ниц, вопили, дотрагивались

до него руками. Хорошо еще, что им пришло в голову на славу

попотчевать божество, поставив перед ним кислое молоко, толченый рис и

мед. Добрый малый, легко мирившийся со всем, с величайшим аппетитом

уничтожил предло женное ему угощение, показав своим поклонникам, как

едят в торжественных случаях боги.

Когда наступил вечер, жрецы взяли его почтительно под руки и

отвели в хижину, обвешанную кругом талисманами. Входя туда, Джо не без

тревоги бросил взгляд на кучу костей, наваленных вокруг этого

святилища. Когда его заперли в священной хижине, он мог спокойно

обдумать свое положение. Весь вечер и часть ночи до него доносились

праздничные песни, бой барабанов, лязг железа - звуки, вероятно, очень

приятные для ушей африканцев. Под аккомпанемент этой музыки вокруг

священной хижины шли бесконечные танцы. Негры хором вопили, горланили,

производили судорожные телодвижения, корчили ужаснейшие гримасы. Джо

слышал этот оглушительный шум, проникавший через стены тростниковой

хижины. Быть может, при других обстоятельствах Джо и понравились бы

устроенные в честь его празднества, но тут его вскоре стали мучить

довольно неприятные размышления. Как он ни старался смотреть на вещи с

лучшей стороны, мысль, что он затерян в этой неведомой стране, среди

дикарей, казалась ему нелепой и грустной. Немногие из

путешественников, которые отважились проникнуть в эти места,

благополучно вернулись на родину. Да и можно ли довериться чувствам

толпы, поклоняющейся ему? Он уже имел случай убедиться, как

непостоянны и непрочны блеск и величие. Он задавал себе вопрос, не

дойдет ли в конце концов обожание до того, что его просто захотят

съесть.

Несмотря на эту мало приятную перспективу, усталость после

довольно крепко заснул. Он проспал бы до утра, если бы вдруг его не

разбудило ощущение откуда-то появившейся сырости. Вскоре в хижине

появилась вода, быстро поднявшаяся ему до пояса.

- Что такое? - громко проговорил он.- Наводнение, ливень, пытка?

Ну, уж во всяким случае я не стану ждать, пока вода поднимется мне до

горла.

И, плечом вышибив стену, Джо очутился... Да где же?- В самом

месте было необъятное озеро.

"Плохой край для земледельцев",- подумал про себя Джо и, взмахнув

руками, снова пустил в ход свое искусство пловца.

Джо освободился из плена благодаря явлению, не редкому на озере

Чад. Не один из его островов, казалось бы, прочных, как скала, исчез

таким образом, и прибрежным племенам время от времени приходилось

давать приют тем несчастным жителям исчезнувшего острова, которым

удавалось спастись от страшной катастрофы.

Джо не знал этой местной особенности, но не преминул

воспользоваться ею. Заметив какую-то носящуюся по воде лодку, он

сейчас же взобрался в нее. Лодка эта, как оказалось, была грубо

выдолблена из древесного ствола. К счастью, в ней нашлась пара

примитивных весел, и Джо поплыл, пользуясь довольно быстрым течением.

- Ну, теперь надо ориентироваться,- проговорил он.- На помощь мне

придет полярная звезда. Она ведь свое дело знает, всем указывает путь

на север, так не откажет и мне.

К великому своему удовольствию, он убедился, что течение как раз

и несет его к северному берегу озера, и отдался на его волю. Около

двух часов ночи он пристал к мыску, поросщему таким колючим

тростником, что он не мог прийтись по вкусу даже философу. Но на

берегу, как будто нарочно для того, чтобы дать ему приют, росло

одинокое дерево. Джо для большей безопасности взобрался на него и не

то чтобы заснул, а скорее продремал там до рассвета.

Как всегда в экваториальных странах, день наступил сразу; Джо

бросил взгляд на дерево, служившее ему убежищем ночью. Ему

представилось такое неожиданное зрелище, что он остолбенел. Ветви

дерева, где он провел ночь, были буквально унизаны змеями и

хамелеонами. Из-за них почти не видно было листвы. Можно было

подумать, что это дерево новой породы, на котором произрастают

пресмыкающиеся. Под первыми лучами солнца все это принялось ползать и

извиваться. Ужас, смешанный с отвращением, охватил Джо, и он мигом

спрыгнул на землю.

- Вот уж чему никто не захочет поверить! - пробормотал он.

Он не знал, что Фогель в своих последних письмах писал об этом

особом свойстве берегов озера Чад: они кишмя кишат земноводными,

которые нигде в мире не водятся в таком количестве.

После этого происшествия Джо решил впредь быть осторожнее, а

затем, ориентируясь по солнцу, зашагал на северо-восток. Дорогой он

самым старательным образом избегал хижин,- лачуг, шалашей - словом,

всех тех мест, где он мог бы натолкнуться на представителей

человеческой породы.

поиски в течение целого дня и оказались тщетными, тем не менее

уверенность, что доктор не может его покинуть, ничуть не поколебалась

в нем. Надо было иметь сильный характер, чтобы так философски

относиться к своему положению. К усталости присоединился голод: ведь

кореньями и сердцевиной растений, таких как "меле" или плоды

думпальмы, сыт не будешь. По приблизительному подсчету Джо, он прошел

все-таки за этот день к западу миль тридцать. Все его тело было

исцарапано колючим тростником, мимозами и акациями; окровавленные ноги

давали о себе знать жестокой болью. Наконец, с наступлением вечера Джо

мог дать отдых измученным ногам. Он решил сделать привал на самом

берегу озера. Здесь его ждала новая напасть - мириады насекомых. Мухи,

москиты, муравьи в полдюйма длиной буквально покрывают в этих местах

всю землю. Через два часа не оставалось уже ни клочка той жалкой

одежды, которая еще была на Джо,- насекомые все пожрали. То была

ужасная ночь: несмотря на усталость, несчастный путник ни на минуту не

мог сомкнуть глаз. В кустах ревели кабаны, дикие буйволы, а в воде -

ажубы, разновидность ламантинов, этих свирепых животных. Кругом, среди

ночного мрака, в кустах и водах озера раздавался концерт хищных

зверей. Джо не смел пошевельнуться. Как ни был он терпелив и стоек, но

свое положение выносил с трудом.

Наконец, настал день. Джо проворно вскочил. Можно представить

себе его отвращение, когда он увидел, что за поганая тварь провела

подле него всю ночь. Это была жаба, да еще какая жаба! Величиной

дюймов в пять, безобразная, отталкивающая, она уставилась на него

большими круглыми глазами. Джо отвернулся от нее с отвращением,

которое подстегнуло его: он с новыми силами помчался к озеру

освежиться. Купанье несколько успокоило мучительный зуд, и он, пожевав

листьев, снова упрямо пустился в путь. Джо не знал, какая сила гонит

его, но чувствовал в себе присутствие этой силы, не дававшей ему

впадать в отчаяние. Между тем его начинал терзать страшнейший голод.

Желудок не так безропотно, как его хозяин, покорялся свой участи, и

Джо, сорвав стебель лианы, подтянул себе потуже живот. Хорошо еще, что

жажду он мог утолять на каждом шагу, и, вспоминая муки, перенесенные в

пустыне, он находил уже счастьем то, что не страдает от недостатка

воды.

дул с севера, и она должна была возвратиться к озеру. Конечно, мистеру

Самуэлю необходимо было заняться восстановлением её равновесия, но для

этого довольно было и вчерашнего дня. Значит, возможно, что сегодня...

Но все-таки будем действовать так, как будто совсем нет надежды ее

увидеть. В сущности, если я доберусь до какого-нибудь большого города

на берегу озера, то попаду в такое же положение, в каком бывали те

путешественники, о которых нам не раз рассказывал доктор. Почему же

мне не выпутаться из беды как делали те? Ведь вернулись же некоторые

из них на родину, черт возьми! Ну, смелей вперед!"

Разговаривая так с самим собой, отважный Джо все шагал да шагал и

неожиданно посреди леса наткнулся на толпу дикарей. К счастью, он

успел вовремя остановиться, и его не заметили. Негры были заняты

смазыванием своих стрел ядовитым соком молочая. Это весьма важное для

местных племен занятие обставляется у них очень торжественно.

Джо, затаив дыхание, забился в чащу, но вдруг, подняв глаза, он в

просвете листвы увидел "Викторию". Подумать только: "Викторию"! Она

неслась к озеру всего в каких-нибудь ста футах над ним. А бедняга не

мог ни крикнуть, ни показаться!

Глаза его застилало влагой, но это были не слезы отчаяния, а

слезы благодарности: доктор ищет его, доктор не покинул его. Ему

пришлось повременить, пока убрались чернокожие. Наконец они ушли, и он

вышел из своего убежища и помчался к озеру.

Но, увы, "Виктория" уже исчезла вдали. Джо решил, что она

непременно вернется, и стал ждать. И она действительно появилась

снова, но восточнее. Джо бросился бежать, он кричал изо всех сил, он

размахивал руками... Все было напрасно. Сильнейший ветер уносил

"Викторию" с непреодолимой быстротой.

Впервые несчастный Джо пал духом. Ему казалось, что он погиб.

Решив, что доктор улетел окончательно, бедняга уже не был в силах ни

надеяться на что-либо, ни строить какиелибо планы. В каком-то безумном

состоянии, с окровавленными ногами, с ноющим от боли телом, шел он

целый день и часть ночи. Порой ему приходилось даже тащиться ползком.

Он чувствовал, что силы вот-вот покинут его и останется одно: умереть.

Бредя таким образом, он попал в болото, но не сразу это заметил, так

как была уже ночь. Вдруг он свалился в вязкую грязь и, несмотря на все

свои отчаянные усилия, почувствовал, что мало-помалу трясина

засасывает его. Еще несколько минут - и он увяз по пояс.

"Вот она, смерть! И какая ужасная смерть!"- пронеслось в его

мозгу. И он стал еще яростнее бороться, пытаясь высвободиться из

засасывающей его топи, но лишь все глубже и глубже уходил в нее. А

кругом - ни единого деревца, ни даже тростника, за который можно было

бы ухватиться. Он закрыл глаза.

- Доктор, доктор! Ко мне!- закричал он. Но его отчаянный,

одинокий крик затерялся среди ночного мрака.