Гранд Соломон, Джейн Соломон – Скоулзский эксперимент
жүктеу/скачать 1.89 Mb. Pdf көрінісі
|
| Монтегью: Существенно.
На пленке Кодакхром, полученной на сеансе 18 ноября, оказался пропущенный станс номер двадцать три с некоторыми переставленными и дополнительными сточками. Для Монтегью вскоре стало очевидным, что последовательность изданий имела решающее значение. Поэтому он опять отправился в Британскую Библиотеку и обнаружил, что впервые «Руфь» была опубликована в 1800 году в сборнике лирических баллад, и стихи были написаны от третьего лица. Но далее он обнаружил, что в 1802 году появилось исправленное издание, в котором цитировавшиеся стихи звучали от первого лица и соответствовали текстам на двух пленках, полученных Скоулзской группой. Исследователи считают, что в высшей степени невероятно, чтобы члены Скоулзской экспериментальной группы знали все эти тонкости, особенно если учесть, что после 1802 года Вордсворт передумал и в последующих изданиях восстановил первую версию стихотворения, написанную от третьего лица. Монтегью полагал, что справедливости ради следует отметить, что в сносках в издании Бретта и Джоунса (Lyrical Ballads, Methuen, 1963) действительно упоминается о включении нескольких новых или исправленных строф в издание 1802 года, но ни они, ни другие авторитеты в этой области, которых он смог найти, не обращали особого внимания на грамматические изменения в стихотворении или на его возможный автобиографический смысл. Монтегью обнаружил, что после издания 1802 года Вордсворт восстановил первоначальный текст, а в следующее издание 1805 года включил новый станс. В результате тщательного анализа и сравнения с текстом на пленках Монтегью пришел к выводу, что то, что было получено Скоулзской группой, отличаясь в отдельных местах от последнего опубликованного варианта, является, по сути, очень волнующими личными переживаниями поэта, большая часть из которых отразилась лишь в издании 1802 года и которые оказались запечатленными на обеих пленках. Монтегью понадобилось несколько месяцев, чтобы просмотреть оригинальные документы. Сначала он отправился в Доув-коттедж в Озерном Районе, где Вордсворт жил со своей женой и сестрой Дороти. Именно Дороти выполняла основную работу по переписыванию стихотворений брата. У него был ужасный почерк, в то время как у неё - каллиграфический. Вскоре, благодаря записям в дневнике, который она вела, Монтегью выяснил, что Дороти отравила издателям по почте типографские гранки Lyrical Ballads, 1800 года издания, в которое входило стихотворение «Руфь», со всеми необходимыми изменениями для нового издания 1802 года. Она сохранила для себя авторский экземпляр. Почтовое отправление было датировано 7 или 8 марта 1802 года, что оказалось довольно важным фактом в контексте изменений, внесенных в «Руфь». Затем Монтегью установил контакт с нынешним главой семьи профессором Джонатаном Вордсвортом, чтобы выяснить, не знает ли он, что случилось с экземпляром 1802 года, принадлежавшим Дороти. Монтегью вспомнил, что Эдвин говорил ему: «Он [вариант] находился несколько лет назад в семье. Сейчас его нет». Профессор Вордсворт сообщил, что он был продан его дядей Мэтью в 1965 году. Рукопись была куплена анонимным покупателем, действовавшим от имени общества Библиотеки Редкой Книги и Рукописей Йельского уни- верситета США. Монтегью объяснил, почему он придавал столь большое значение дате внесения изменений, хотя допускал, что не всех его коллег убеждал этот довод. Именно в это время Вордсворт планировал снова увидеться со своей бывшей возлюбленной Аннетт Валлон и их дочерью, которую он никогда не видел. В то время наступило перемирие в войне с Францией, и тысячи англичан планировали поездки на континент — впервые за десять лет. Вордсворт, должно быть, волновался, особенно потому, что собирался рассказать Аннетт, что женился на другой женщине. Монтегью сказал следующее: www.e-puzzle.ru Именно в свете этих переживаний мы можем понять, почему духи-коммуникаторы сказали, что там «имела место некая эмоция», и я не думаю, что будет натяжкой сказать, что тот факт, что эти слова признания произносятся от первого лица, отражает в какой-то степени внутреннюю борьбу, происходившую у Вордсворта между плотским удовольствием, даже вожделением, и духом благородной любви. Монтегью сказал нам, что оригинальная рукопись «Руфи» хранится в Библиотеке Редкой Книги и Рукописей уже около тридцати пяти лет. В каталоге Йельской библиотеки указано, что в этом экземпляре с рукописными корректурами Уильяма и Дороти Вордсворт, а также третьей, не установленной личности, было внесено много исправлений для нового издания 1802 года. Монтегью получил из библиотеки фотокопию всех изменений, которые были внесены в «Руфь». Нас пригласили сравнить эту фотокопию с текстами двух пленок, полученных в Скоуле (см. илл. 42 и 43). «Взгляните на первые две-три строчки, — сказал Монтегью. — Вы можете заметить, что здесь имеется явное сходство в почерке. Определенные детали со всей очевидностью показывают, что кто бы ни передавал или создавал изображения на пленках, он должен был видеть оригинал или ясно представлять его в своем уме, поскольку вычеркивание и другие пометки — те же. Конечно, вычеркнутое слово не появляется в печати. Оно есть только в экземпляре типографских гранок — и на пленке — как ошибка». Мы спросили, не может ли почерк текста на пленках принадлежать Дороти Вордсворт. Монтегью ответил, что, согласно общему признанию, исправления в оригинале «Руфи» сделаны рукой Дороти, но по сравнению с текстом пленок имеются и некоторые незначительные различия в написании заглавных букв. Это дает повод сомневаться в том, что это она воспроизводила на пленке свой собственный почерк. Кроме того, хотя на первой пленке имелись буквы «WW», исследователи не могли считать это настоящей подписью, потому что духи часто предупреждали, что имена на пленках не обязательно являются подписями или указанием на автора передаваемых изображений. То, что появлялось, было «мысленным впечатлением» коммуникатора. Однако почерк текста на пленке был очень похож на почерк Дороти. Монтегью полагал, что это могло быть попыткой запечатлеть на пленке визуальное — хотя и несколько искаженное — воспоминание. Отсюда — переставленные строчки, отсутствие некоторых фрагментов, случайные повторы. По мнению Монтегью, отпечаток, переданный командой духов, был сделан духом самого Вордсворта. Возможно, поэт запомнил только почерк сестры. Исследователи внимательно рассмотрели вопрос о том, могли ли тексты пленок быть записаны личностью, которая не знала ни текста, ни почерка оригинала. Монтегью считал, что «наиболее важной информацией является сходство между вычеркиваниями в текстах рукописи и пленок. В свете этого ответ на вопрос будет, несомненно, отрицательным». Необычность этого доказательства требовала от исследователей проверки любых других, более простых объяснений, например, того, что обе пленки являются подделкой. Могут ли они со всей определенностью сказать, что Скоулзская группа или кто-то из их знакомых никогда не видел рукопись с исправлениями? Монтегью считает, что для того чтобы даже знать о существовании этого оригинального документа, нужно иметь очень специфические знания о жизни и творчестве Вордсворта. Он сказал, что даже профессиональные ученые, похоже, не знают о том, что это стихотворение имеет автобиографическое значение. Помимо Йельского экземпляра оригинальной рукописи, имелась еще одна фотокопия, сделанная на микрофильме Кодак по заказу Министерства Торговли для Британской Библиотеки, где к ней могли иметь доступ хорошо зарекомендовавшие себя студенты. Он проверил этот микрофильм в Библиотеке и обнаружил, что «текст на ней виден неясно, и его очень трудно читать, не говоря уже о копии с него, особенно верхние строфы Некоторые слова в конце более длинных строчек едва можно разобрать, «что, без сомнения, связано с почти двухвековым существованием рукописи». Еще одним возможным источником информации для Скоулзской группы мог быть обнаруженный Монтегью товарный каталог «Кристи», в котором была воспроизведена www.e-puzzle.ru страница из рукописи с исправлениями, которые появились также и на пленках. Но Монтегью считает, что каталог товаров тридцатилетней давности неизвестной торговой марки является маловероятным источником, особенно потому, что там нет никаких указаний на особое значение исправлений. Но, теоретически, Монтегью не мог полностью исключить этот вариант. Ссылка на 1880 год во второй пленке представляет собой другой удивительный аспект этого исследования. Вордсворт умер в 1850 году, и Монтегью сначала предположил, что указанный год 1880 - это ошибка, но когда он спросил об этом духов, ему ответили, что ошибки нет. Продолжая исследования, Монтегью обнаружил несколько связующих звеньев между Вордсвортом и Майерсом, который впервые опубликовал биографию Вордсворта в 1880 году. Они оба имели тесные связи с семьей Маршаллов и их домом в Холлстедсе в Озерном округе. Именно здесь Анни Маршалл влюбилась в Майерса, проводила время в его компании и позже покончила жизнь самоубийством. Таким образом, оба — Вордсворт и Майерс — по разным причинам страдали от угрызений совести в связи со своими юношескими любовными увлечениями. Монтегью, подводя итоги, сказал: «Однако это лишь моя интерпретация. Другие коллеги не согласятся со мной». И действительно, в «Скоулзском отчете» сказано, что профессор Фонтейне считал, что имеющихся доказательств недостаточно для того, чтобы допустить паранормальную причастность к этим пленкам самого Вордсворта. Монтегью передал нам, что профессор Фонтейне указал также на то, что поскольку Вордсворт посвятил своим любовным отношениям с Аннет другое стихотворение «Vaudracour and Julia», написанное в 1805 году, следовало бы ожидать, что Вордсворт- коммуникатор скорее упомянет это стихотворение, а не «Руфь», тем более что последнее мало известно, так как во многих справочниках на него нет даже ссылок. Итак, кто передал тексты «Руфи» на пленки — сам Вордсворт, его сестра Дороти, его биограф Майерс или какой-нибудь другой коммуникатор? Возможно, мы никогда об этом не узнаем. Учитывая открытия многих исследователей, следует ожидать появления различного рода возражений на самых разных уровнях. Некоторые ученые уже высказывают свои сомнения относительно способа сбора доказательств и, конечно, результатов. Это часть обычного научного процесса. Накопление знаний, предназначенное для установления общепринятых истин, всегда происходит путем исключения альтернативных объяснений. Без участия «ныне сомневающихся» мы не сможем добраться до истинной сути вещей. С другой стороны, было бы также неплохо вспомнить, что некоторые важные открытия в истории тормозились узостью и «закрытостью» ума и неуместным скептицизмом во всем сомневающихся критиков. Альберт Эйнштейн, как известно, под давлением коллег изменил одно из своих уравнений, поскольку они утверждали, что то, что он предлагает, невозможно. Спустя семьдесят лет новое доказательство, полученное в результате изучения скорости, с которой разбегаются галактики, допускает, что Эйнштейн, возможно, был прав. Из этого мы можем заключить, что разумный, конструктивный критицизм весьма уместен, в то время как возражения, основанные на эмоциях, страхе, существующей системе взглядов и установок или на догме, — становятся помехой. Монтегью завершил свой замечательный рассказ о некоторых наиболее запомнившихся ему случаях, которые произошли с ним в ходе этого научного исследования. Во Время сеансов Монтегью делал краткие записи в своем блокноте. Однажды один из новых членов команды духов спросил, это Монтегью делает, и разрешено ли это. Группа заверила нового члена команды, что все в порядке. Затем он сказал, что Монтегью все равно все напугал. Когда после сеанса зажгли свет, Монтегью обнаружил, что член команды был прав: он забыл перевернуть страницу и писал поверх уже написанного текста. На другом экспериментальном сеансе 17 января 1997 года команда духов сообщила, что их «фотографический департамент» добился хороших успехов в обработке пленки, которая позже была названа «Драконовской пленкой». Один из символов, появившихся на пленке, ученые считают аббревиатурой еврейского слова (на что указывают точки над буквами) (см. www.e-puzzle.ru илл. 23). В древнееврейской традиции, возможно, это слово никогда и не произносилось. По поводу этого символа Монтегью вспомнил беседу на сеансе 5 марта 1997 года: Я сказал команде, что использование определенных алхимических или герметических символов для передачи посланий может создать впечатление, что исследователи должны снова погрузиться в средневековые оккультные мистерии, чего просвещенная наука стремится избежать. Я предположил, что эти тексты могут показаться странными для тех, кто ищет послания доброй воли, предназначенные для подъема духовного сознания человека и т.д., на что миссис Брэдшоу, проявляя редкое для нее нетерпение, прерывая меня, сказала. «Значит, слово на пленке, означающее “Бог”, для кого-то недостаточно хорошо?» жүктеу/скачать 1.89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|