Гумилёв Л. Древняя Русь и Великая степь
жүктеу/скачать 4.34 Mb.
|
178. Удар в спинуЗдание православной теократии, воздвигнутое митрополитом Алексеем при помощи игумена Троицкой лавры Сергия Радонежского, стало крепиться еще при жизни владыки. Как часто бывает, причиной тому были не враги, а друзья. В 1375 г. константинопольский патриарх Филофей восстановил Киевскую митрополию и поставил во главе ее болгарина Киприана. Этим актом русская церковь была разделена на великорусскую и литовскую, что с позиции церкви надо признать разумным. При постоянных столкновениях Литвы с Москвой управление обеими частями церкви было неосуществимо. Владыка Алексей воспринял свершившийся факт спокойно, но обратную позицию занял великий князь Дмитрий Иванович. Этот, казалось бы, незначительный факт привлек внимание многих историков, но он небезразличен и для этнолога. Князь Дмитрий превратился из ребенка в инициативного политического деятеля; поколение, родившееся после чумы, тоже возмужало. Князь и его сверстники сочли себя способными решать государственные задачи лучше, чем старые монахи, ибо пассионарный уровень этноса возрастал, а значит, возникла вечная проблема «отцов и детей». Юноши шли уже не в монастыри, а на службу великому князю, потому что территориальный рост государства обеспечивал вакансии для желающих сделать карьеру. Во дворце князя это было легче, чем на подворье владыки. Поскольку митрополит Алексей состарился, то возник вопрос о его преемнике. Дмитрий Иванович выдвинул кандидатуру своего духовника Митяя, в 1376 г. организовал его постриг и «стал нудить» митрополита благословить себе Митяя в преемники. Алексей отказал и перед кончиной 12 февраля 1378 г. надел свой крест с мощами на Сергия Радонежского. Сергий принял крест «во имя монашеского послушания», но от кафедры отказался, видя несогласие великого князя с его кандидатурой. В 1379 г. произошел разрыв церкви и светской власти: Сергий Радонежский и Дионисий, епископ суздальский, отвергли Митяя, нарушив волю великого князя. Союз трона и алтаря распался. В эти же годы вспыхнул конфликт русской церкви с Мамаем. В Нижнем Новгороде по инициативе Дионисия Суздальского были убиты послы Мамая. Возникла война, шедшая с переменным успехом, закончившаяся Куликовской битвой и возвращением в Орду Чингисида Тохтамыша. В этой войне, которую навязала церковь, участвовали две коалиции: химерная держава Мамая, Генуя и Великое княжество Литовское, т. е. Запад, и блок Москвы с Белой Ордой — традиционный союз, начало которому положил еще Александр Невский. Тверь от участия в войне уклонилась, а позиция рязанского князя Олега неясна. Во всяком случае, она была независима от Москвы, потому что в 1382 г. он, подобно суздальским князьям, воюет на стороне Тохтамыша против князя Дмитрия. Таковы факты, которые нам предстоит интерпретировать. С позиций государственной целесообразности изменение политической линии было глупо. Теократия за 20 лет сделала Москву столицей России, не пролив ни капли крови. В 1365 г. Сергий Радонежский одной угрозой закрыть церкви принудил Нижний Новгород к компромиссу, а через год «война двух Дмитриев» закончилась династическим браком Дмитрия Московского на дочери Дмитрия Суздальского. Новгородская республика подтвердила свое единение с Великороссией через митрополию. Когда в 1375 г. киевский митрополит Киприан захотел включить в свою епархию Новгород, ему было отказано. «Шли к великому князю на Москву, — отвечали новгородцы, — и если тя примет митрополитом на Русь, то ти и нам еси митрополит». Казалось бы, менять выигрышную политику можно только на худшую, но пассионарии всегда деятельны, хотя и не всегда умны. Великокняжеская оппозиция мешала церкви объединить Русскую землю не потому, что она стремилась к иной цели, а потому, что ее представители не отдавали себе отчета в последствиях своих поступков. Митяй действовал против Сергия и Алексея просто потому, что они мешали его карьере; при этом он вряд ли думал о патриотизме и защите православия от язычников, басурман и латинцев; укреплению Русской земли и ее мощи Митяй только мешал, и от него избавились. Россия стоила того, чтобы ее спасать. Но сам факт появления второй пассионарной консорции, светской и придворной, указывает на рост пассионарного напряжения на Руси. Система усложнилась, что, с одной стороны, увеличило ее энергетический (боевой и экономический) потенциал, а с другой — расшатало этносоциальную доминанту. Противники старого порядка не имели собственной политической программы, они просто старались поступать наоборот. Об этом прямо заявил Дмитрию Донскому митрополит Киприан: «Ныне же окружили тебя, как псы, многие, суетно и напрасно они стараются». А ведь эту позицию Киприана поддерживали Сергий Радонежский, Дионисий Суздальский, Федор Симоновский и почти все наследники идеи покойного митрополита Алексея. Идея эта была проста: православная теократия, опирающаяся на сочувствие народа и руководящая князьями. Та самая идея, которую описали крестоносные мифотворцы как грозную реальность, тогда как в Азии она была только мечтой о «царстве пресвитера Иоанна». Учитывая свойства человеческой психики, можно не удивляться нелюбви Дмитрия к владыке Алексею. Перед походом на Мамая князь поклонился раке св. Петра, но прошел мимо гроба Алексея. Видимо, даже в этот критический момент он не мог простить того, что удар в спину владыки, замышленный его другом Митяем, прошел мимо цели. Православная церковь устояла и выправила политические просчеты молодого и не очень талантливого князя, но канонизация Алексея и Сергия была отложена надолго — до 1447 г. При этом примечательно, что церковь ни материально, ни морально не пострадала и ход событий не изменился. Нелепый удар пришелся по политической линии — традиции Александра Невского. За легкомыслие князя расплатился народ тысячами русских трупов на Куликовом поле. Не будь интриг Митяя и ссоры Дмитрия с Алексеем, потери в войне были бы меньше, а результат больше, ибо вряд ли Ягайло смог бы увлечь православных подданных на войну с чтимым ими митрополитом. Нет, здесь не место в сотый раз рассказывать о дне рождения Великой России на берегах реки Непрядвы 8 августа 13 80 г. Повторения известного только уводят от понимания глобальных процессов. Все знают, что русская рать победила скопище Мамая, но для того, чтобы осознать значение этого великого деяния, надо посмотреть на него с новой стороны, ибо в Истории все явления — это не противостояния, а многоугольники. Здесь кончается сфера компетенции историко-филологического метода, наткнувшегося на непреодолимую преграду — дискуссию о войне против татар, за освобождение Руси. Этот спор не нужен и, более того, беспредметен, так как татарского единства уже не было. Талантливый и энергичный темник Мамай происходил из рода Кийян, враждебного Тэмуджину и проигравшего войну в Монголии еще в XII в. Мамай возродил причерноморскую державу половцев и алан, а Тохтамыш, возглавив предков казахов, продолжил улус Джучиев. Мамай и Тохтамыш были врагами. Традицией Руси был союз с Ордой, следовательно, с Тохтамышем, значит, оппозиция должна была искать союза с Мамаем, но если так, то и мира с Литвой, союзницей Мамая. Церковная партия должна была рассорить великокняжескую партию с Мамаем… и она проделала это с невероятным искусством. Мамай всеми силами стремился к союзу с Дмитрием и Митяем, пропустив последнего через свои владения кратчайшим путем — по Дону — в Константинополь. После гибели Митяя и ссылки другого члена великокняжеской группы, Пимена, Сергий и Дионисий вернули свое влияние, и сила вещей толкнула Дмитрия на Куликово поле, а Мамая — в лапы предателей-генуэзцев, отравивших ненужного друга. Трагическая гибель Мамая весьма поучительна в аспекте этнологии. Мамай был степняк. Он считал, что убивать противников можно, а предателей нужно, но друзей обижать нельзя, потому что это так нехорошо, что даже в голову прийти не может. Это было мироощущение монголо-тюркского суперэтноса, пережившего в 1369 г. надлом и шедшего к распаду, потому что его разъедали чужие культурные воздействия: китайское, тибетское, мусульманское (иранское) и европейское. У генуэзцев была иная этика. Они считали, что главное в жизни — выгода, что монголы и тюрки почти не люди, а объект для коммерческих операций. Когда они сильны, их надо использовать, когда ослабли — выкинуть. По сути, это была психология зарождавшегося капитализма. Этика, базировавшаяся на капиталистических общественных отношениях, была несимпатична ни русским, ни татарам, ни византийским грекам. Экономические интересы, господствовавшие в условиях зародившейся в романо-германской Западной Европе формации, были им непонятны, проявления их вызывали отвращение. Даже хан Джанибек, узнав, что случившимся в причерноморских степях массовым падежом скота, вызвавшим голод, воспользовались генуэзцы, чтобы по дешевке покупать у татар детей для работорговли, возмутился и двинул войско на Кафу. Ему было просто непонятно, как можно использовать беду соседа для легкого обогащения. С его точки зрения, это было очень дурно. С татарским войском в Крым пришла «черная смерть» — чума, опустошившая Европу. Сама Природа выступила против хищничества генуэзских торгашей. Мамай не был столь предусмотрителен и стал союзником генуэзских купцов. Ему и в голову не приходило, что его считали неполноценным, не любили, а использовали. И он стал жертвой контакта на суперэтническом уровне. Зато его дети, успевшие уйти на литовскую Украину, уцелели. Но, повторяю снова, моральные оценки для природного процесса — этногенеза — недействительны. В XIV в. Западная Европа находилась в финале акматической фазы, пассионарное напряжение которой породило колониальную экспансию. «Монголосфера», растратившая свою пассионарность в междоусобных войнах, вступала в фазу надлома. Распад ее был неизбежен, несмотря на наличие богатых земель, повышенное увлажнение степей, позволявшее увеличить выпас скота, и множество доблестных богатырей, верных своим природным ханам. Откуда пришли миазмы распада — пока неясно. Поэтому отступим на шаг по шкале линейной хронологии, дабы расширить диапазон обзора и увидеть явление (феномен) более полно, а тем самым и более точно. Грамота папы Иоанна XII (1325). Цит. по: Шабульдо М.Ф. Земли юго-западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987. С. 31—33. Славянское слово «языцы» — перевод греческого термина «этнос». Следовательно, «язычество» — культ племенных богов. При таком толковании в это «общество» попадает и «Бог Израелев» — Яхве, но не Элоим — культ, предшествующий почитанию еврейского племенного бога. Трайчевский А. Учебник русской истории. Ч. 1. СПб., 1900. С. 146—147. Там же. С. 146. См.: Гумилев Л.Н. // Вестн. ЛГУ. 1966. № 18. С. 87. На карте 1500 г. показан остров Чечень (см.: Аполлов Б.А. Колебания уровня Каспийского моря // Труды Ин-та океанологии. Т. XV. М., 1956. С. 227). Цит. по: Соловьев С.М. История России… Кн. 1. Т. II. С. 646—647; также см.: Платонов С.Ф. Лекции… С. 94. См.: Колесник С.В. Еще несколько слов о географической среде // Изв. ВГО. 1966. № 3. См.: Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. III. СПб., 1909. С. 65 и 72. Там же. С. 69. Покровский М.Н. Русская история. Т. I. С. 173. См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. С. 399. См.: Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации (XI—XVI вв.). М., 1986. С. 61. Там же. С. 125. См.: Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане… С. 11—23. См.: Хорошев А.С. Указ. соч. С. 36—41. Там же. С. 94. См.: Покровский М.Н. Указ. соч. С. 186—187. Хорошев А.С. Указ. соч. С. 108. Там же. С. 136. Там же. С. 98. Алексей (в отрочестве — Елеферий Плещеев) был сын черниговского боярина Федора Бяконта, поступившего на московскую службу в конце XIII в. ПСРЛ. Т. IX. С. 33. Цит. по: Хорошев А.С. Указ. соч. С. 109. RoublevMichel. The periodicity of the mongol tribute as paid by russian princes during the fourteenth and fifteenth centuries // Forschungen zur osteuropдischen Geschichte. Band 15. Berlin, 1970. S. 7. Голобуцкий В.А. Запорожское казачество. Киев, 1957. С. 23—26. См.: Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. M., 1985. С. 51. Покровский М.Н. Указ. соч. Т. I. С. 180—181. См.: Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Л., 1978. С. 51. См.: Хорошев А.С. Указ. соч. С. 111. Приведены цитаты из В.О. Ключевского, А.Е. Преснякова, С.В. Бахрушина, М.Н. Тихомирова, Д.С. Лихачева и Л.В. Черепнина, не расходящихся в оценке заслуг владыки Алексея. Митяй умер по дороге в Константинополь. Посвященный в митрополиты Пимен, переяславский архимандрит, не был принят на Москве. Великий князь сослал Пимена, а в 1381 г. пригласил Киприана, которого поддерживал Сергий Радонежский (см.: Прохоров Г.М. Указ. соч. С. 137 и след.). Дмитрий, подозревая Пимена в отравлении Митяя, снял с него белый клобук и заточил его (см.: Трайчевский А. Учебник русской истории. Ч. 1. С. 161). Хорошев А.С. Указ. соч. С. 112. Там же. С. 112; ср.: Прохоров Г.М. Указ. соч. Хорошев А.С. Указ. соч. С. 115. Там же. С. 114. Там же. С. 121.
жүктеу/скачать 4.34 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|