Харлан Кобен Чаща

Глава 39

– У меня новости.

Алексей Кокоров, по-прежнему крепкий мужчина, хотя ему давно перевалило за восемьдесят, до падения стены, которое полностью изменило их жизнь, работал у Соша в «Интуристе». В СССР оба служили в КГБ. С 1974 года – в составе группы «Альфа». Это подразделение создавали для борьбы с терроризмом и преступностью, но холодным рождественским утром 1979 года «Альфа» взяла штурмом президентский дворец в Кабуле. Вскоре после этого Соша перевели в «Интурист» и отправили в Нью-Йорк. Кокоров, с которым Сош не очень-то ладил, тоже оказался там. Семьи остались в Советском Союзе. Так тогда было принято. Нью-Йорк мог соблазнить любого. Туда отправляли самых проверенных. Но даже их не оставляли без присмотра. Этим занимались не менее проверенные, которые с радостью подсидели бы коллегу по работе. И даже самым проверенным приходилось помнить, что их близким придется несладко, если они сделают неверный шаг.

– Говори.

Кокоров пил. Всегда. Но в молодости спиртное даже шло в какой-то мере ему на пользу. Сильный, умный, от выпитого он становился еще и злобным. Выполнял полученный приказ как собака. Теперь годы брали свое. Дети выросли и забыли про него. Жена давно ушла. Он являл собой жалкое зрелище, но значения это не имело. Они с Сошем не любили друг друга, но их накрепко связывало общее прошлое. Сош мог положиться на верность Кокорова, а потому платил ему жалованье.

– В тех лесах нашли тело.

Сош закрыл глаза. Он этого не ожидал, но не очень-то удивился. Павел Коупленд хотел раскопать прошлое. Сош надеялся его остановить. Иногда человеку лучше всего не знать. Гавриила и Алину, брата и сестру Соша, похоронили в общей могиле. Не поставили даже надгробного камня. Соша это никогда не волновало – умерли и умерли. Но иногда он задавался вопросом: а вдруг придет день и Гавриил восстанет из мертвых, чтобы указать перстом на своего младшего брата, который шестьюдесятью годами раньше украл у него кусочек хлеба? Очень маленький кусочек. Сош знал, что кусочек этот ничего бы не изменил. И однако Сош вспоминал о содеянном, об этом украденном кусочке хлеба, каждое утро своей жизни, едва открывал глаза.

Та же история? Мертвые требуют отмщения?

– Как ты это узнал? – спросил Сош.

– После последнего визита Павла смотрю местные новости, – ответил Кокоров. – Еще и Интернет. Об этом уже сообщили.

Сош улыбнулся. Два старика, ветераны КГБ, используют американский Интернет для сбора информации. Ирония судьбы!

– Что нам делать? – спросил Кокоров.

– Делать?

– Да. Что нам делать?

– Ничего, Алексей. Прошло столько лет.

– Подобные преступления в этой стране не имеют срока давности. Начнется расследование.

– И что выяснится?

Кокоров промолчал.

– Все в прошлом. Нет необходимости защищать комитет или страну.

Молчание. Алексей поглаживал подбородок, смотрел в сторону.

– Что такое?

– Тебе недостает тех дней, Сош? – спросил Алексей.

– Мне недостает молодости. Ничего больше.

– Люди нас боялись. Все дрожали, когда мы проходили мимо.

– И что, это было хорошо, Алексей?

Улыбка Кокорова скорее пугала. Зубами, очень мелкими для такого рта, он напоминал грызуна.

– Не притворяйся. Мы обладали властью. Мы были богами.

– Нет, мы были громилами, выполняли грязную работу богов. И властью обладали они. Мы боялись, а потому заставляли остальных бояться еще больше. Вот откуда это ощущение крутизны – мы запугивали слабых.

Алексей отмахнулся:

– Просто ты постарел.

– Мы оба старики.

– Не нравится мне, что все это возвращается.

– Тебе не понравилось и возвращение Павла. Потому что он напоминает тебе своего деда, так?

– Нет.

– Думаешь, ты был лучше, Сош?

– Нет. Знаю, что не был.

– Решение принимал не я. Ты знаешь. На них донесли, мы отреагировали.

– Именно так. Боги отдали тебе приказ. Ты его выполнил. И по-прежнему чувствуешь себя крутым?

– Дело не в том.

– Как раз в этом.

– Ты сделал бы то же самое.

– Да, сделал бы.

– Мы шли на все это ради высокой цели.

– Ты когда-нибудь в это верил, Алексей?

– Да, и сейчас верю. До сих пор удивляюсь, как мы могли допустить такие ошибки. Неужели не способны были просчитать, какую опасность несла с собой свобода?

– Я не удивляюсь. Мы были головорезами.

– И что произойдет теперь? – спросил Кокоров после долгой паузы. – После того как нашли тело?

– Может, ничего. Может, умрет кто-то еще. А может, Павел наконец-то получит шанс узнать свое прошлое.

– Разве ты не говорил ему забыть об этом? Не говорил, что не следует тревожить покой мертвых?

– Говорил, – ответил Сош, – но он не послушал. И еще непонятно, кто из нас окажется прав.
В палату заглянул доктор Макфадден, сказал, что мне крупно повезло: пуля прошла навылет, не задев ни одного жизненно важного органа. Мне всегда хотелось смеяться, когда в фильме героя ранили, а он продолжал идти по жизни, словно ничего не случилось. Но, по правде говоря, многие пулевые ранения заживали быстро. Лежать или сидеть на кровати я мог и дома.

– Меня больше беспокоит удар по голове, – признал доктор.

– Но я могу ехать домой?

– Поспите немного, хорошо? Посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда проснетесь. Думаю, ночь вам лучше провести здесь.

Я уже собрался возразить, но что я выгадывал, требуя отправки домой? Чувствовал себя скверно, да и выглядел, наверное, соответственно. Только напугал бы Кару.

В лесу нашли еще одно тело. Я все еще не мог сжиться с этой мыслью.

Мьюз факсом отправила в больницу предварительное заключение коронера. Многого они еще не знали, но мне уже с трудом верилось, что это не моя сестра. Лоуэлл и Мьюз еще раз проверили список женщин, пропавших в этом районе, и ни одна не соответствовала найденному скелету. За исключением моей сестры.

Пока коронер не определилась с причиной смерти. Удивляться не приходилось, учитывая состояние скелета. Если жертве перерезали горло ножом или похоронили заживо, установить причину смерти не представлялось возможным. На костях-то никаких следов не было. Хрящи и внутренние органы давно исчезли, став легкой добычей обитающей в земле живности – например червей.

Я сосредоточился на ключевом моменте – углублении на лобковой кости.

Жертва рожала.

Вновь задумался. Могло ли такое быть? При обычных обстоятельствах я бы лелеял надежду, что это не моя сестра. Но если из земли вырыли не ее скелет, то чей? Неужели в тех же местах и в то же время убили и зарыли в землю девушку, никоим образом не связанную с лагерем?

Такого просто не могло быть.

Что-то я упускал. Что-то важное.

Я достал мобильник. Нашел телефон Йорка и набрал его на аппарате, который стоял в палате.

– Есть что-нибудь новое? – спросил я.

– Вы знаете, который час?

Я не знал. Посмотрел на часы:

– Начало одиннадцатого. Есть что-нибудь новое?

Он вздохнул:

– Баллистики подтвердили то, что мы и так знали. Силверстайн пользовался одним и тем же пистолетом, когда стрелял в вас и убил Джила Переса. И хотя анализ ДНК займет несколько недель, известно: кровь на заднем сиденье «фольксвагена» и кровь Переса – одной группы. Поэтому, пользуясь спортивной терминологией, можно сказать, что игра закончена.

– Что сказала Люси?

– По словам Диллона, она нам ничем не помогла. Пребывала в шоке. Сказала, что ее отец был не в себе, вот, вероятно, и вообразил что-то.

– Диллона это устроило?

– Конечно, почему нет? В любом случае наше дело закрыто. Как вы себя чувствуете?

– Погано.

– Диллона тоже однажды подстрелили.

– Только однажды?

– Зато ранили тяжело. Но теперь он показывает шрам каждой женщине, с которой встречается. Говорит, их это возбуждает. Запомните.

– Уроки соблазнения от Диллона. Спасибо.

– Знаете, что он говорит им, показав шрам?

– «Эй, крошка, хочешь взглянуть на мой пистолет?»

– Черт, откуда вам это известно?

– Куда поехала Люси после разговора с вами?

– Мы отвезли ее в кампус.

– Ладно, спасибо.

Я положил трубку, тут же снял и снова набрал номер Люси. Включился автоответчик. Я оставил сообщение. Затем позвонил Мьюз.

– Где ты? – спросил я.

– Еду домой, а что?

– Я подумал, ты едешь в Университет Рестона, чтобы допросить Люси.

– Уже съездила.

– И?..

– Она не открыла дверь. Но я видела, что в квартире горит свет. Она дома.

– Откуда мне знать?

Мне это не нравилось. Ее отец умер, а она одна в своей квартире.

– Далеко ты от больницы?

– В пятнадцати минутах.

– Как насчет того, чтобы заскочить за мной?

– А тебе разрешат уехать?

– Кто меня остановит? И потом, я же скоро вернусь.

– И ты, мой босс, просишь, чтобы я отвезла тебя к дому твоей подружки?

– Нет, я, прокурор округа, прошу отвезти меня к дому человека, сыгравшего важную роль в спасении твоего босса от верной смерти.

– В любом случае я за тобой подъеду.
Никто не остановил меня, когда я выходил из больницы.

Чувствовал я себя неважно, но бывало и хуже. Я тревожился из-за Люси, и осознавал, что это не просто тревога.

Мне ее недоставало.

Недоставало, как недостает человека, которого любишь. Я мог бы сказать, что это преувеличение, мог бы как-то смягчить фразу, объяснить ощущение чересчур бурными событиями этого дня, ностальгией по тем счастливым временам, когда родители были вместе, сестра – жива. Черт, даже когда Джейн еще не болела, а радовала тех, кто рядом, и радовалась сама! Но это были бы отговорки.

Мне нравилось находиться рядом с Люси. Нравились те чувства, которые она во мне пробуждала. Нравилось, что с ней я ощущал себя влюбленным. Дальше можно не объяснять.

Мьюз вела машину, маленькую и тесную. Я не очень-то разбирался в автомобилях и не знал, что это за модель, но салон провонял табачным дымом. Мьюз, наверное, заметила выражение моего лица.

– Моя мать курит без перерыва.

– Понятно.

– Она живет у меня. Временно. Пока не найдет мужа номер пять. Я запрещаю ей курить в моей машине.

– А она тебя игнорирует.

– Нет-нет, думаю, мои запреты побуждают ее курить еще больше. То же самое и с моей квартирой. Я прихожу домой, открываю дверь, и у меня возникает ощущение, будто я глотаю золу.

Мне хотелось, чтобы она ехала быстрее.

– К завтрашнему дню оклемаешься? Тебе же идти в суд.

– Думаю, да.

– Судья Пирс ждет представителей обвинения и защиты в своем кабинете.

– По какому поводу?

– Понятия не имею.

– В котором часу?

– Ровно в девять.

– Я там буду.

– Заехать за тобой?

– Да.

– Мы работаем не на компанию. Мы работаем на округ.

– Взять служебный автомобиль округа?

– Скорее да, чем нет.

– Круто. – Она какое-то время молчала. – Очень жаль, что так обернулось с твоей сестрой.

Я промолчал. Никак не мог отреагировать. Может, мне требовалось официальное подтверждение. А может, подобающих эмоций не осталось: я и так скорбел двадцать лет. Или, что наиболее вероятно, я сдерживал эмоции – ведь умерли еще два человека.

Что бы ни произошло в этих лесах… может, местная ребятня говорила правду: пропавших подростков съел монстр или утащило привидение. Тот, кто убил Марго Грин, Дуга Биллингэма и, по всей видимости, Камиллу Коупленд, все еще жил, дышал и забирал чужие жизни. Может, этот кто-то спал двадцать лет. Или отправился в другие леса, в другие штаты. Но теперь монстр вернулся… и я дал себе слово, что не позволю ему скрыться.
Здание, где жили преподаватели, нагоняло тоску. Из темного кирпича, плохо освещенное, с подслеповатыми окнами.

– Посидишь в машине? – спросил я у Мьюз.

– У меня есть одно дельце, – ответила она. – Скоро вернусь.

Я пошел по дорожке. Свет в окнах не горел, но я слышал музыку. Песню узнал: «Кто-то» в исполнении Бонни Макки.⁴⁹ Жутко депрессивная, об идеальной любви – она есть, но ее не найти. Но Люси обожала такие рвущие душу песни. Я постучал в дверь. Мне не ответили. Нажал на кнопку звонка, постучал еще. Никакой реакции.

– Люси!

Ничего.

Я постучал вновь. Действие болеутоляющего, которое дал мне доктор, сходило на нет. Швы в боку давали о себе знать. Каждое движение, казалось, рвало кожу.

– Люси!

Я попробовал ручку. Дверь заперта. Подошел к каждому из двух окон. Ничего не разглядел. Ни одно не открывалось.

За спиной послышался шум подъезжающего автомобиля. Мьюз. Она остановила автомобиль, вышла.

– Вот.

– Что это?

Она протянула мне ключ и направилась к автомобилю.

Я вставил его в замок, постучал еще раз, повернул. Дверь открылась. Я переступил порог, закрыл за собой дверь.

– Не зажигай свет.

Люси.

– Оставь меня одну, Коуп, хорошо?

– Знаешь, тебе пора выпустить альбом «Самые депрессивные песни всех времен».

Я услышал короткий смешок. Мои глаза привыкли к густому сумраку. Наконец я увидел, что Люси сидит на диване. Шагнул к ней.

– Не надо.

Но я ее не послушал. Сел рядом. В руке она держала бутылку водки. Наполовину пустую. Я осмотрел квартиру. Ничего личного, ничего нового, ничего яркого и счастливого.

– Айра… – выдохнула она.

– Мне жаль, что так вышло.

– Копы сказали, он убил Джила.

– А что думаешь ты?

– Я видела кровь на заднем сиденье. Он стрелял в тебя. Да, конечно, я думаю, он убил Джила.

– Почему?

Она не ответила. Глотнула водки прямо из горлышка.

– Почему бы тебе не отдать мне бутылку? – спросил я.

– Потому что я такая, Коуп.

– Нет, не такая.

– Я тебе не подхожу. Ты не сможешь меня спасти.

Я перебрал несколько ответов, но от всех за милю несло штампом. Поэтому промолчал.

– Я тебя люблю, – продолжила Люси. – Я хочу сказать, не прекращала любить. У меня были мужчины, отношения. Но ты присутствовал всегда. В комнате с нами. Даже в постели. Глупо, конечно, тогда мы были еще детьми, но так уж вышло.

– Я понял.

– Они думают, что Айра, возможно, убил Марго и Дуга.

– А ты думаешь, нет?

– Он просто хотел, чтобы прошлое не возвращалось. Понимаешь? Слишком много оно причинило боли. А потом, увидев Джила, он, должно быть, решил, что это призрак, который вернулся, чтобы напоминать ему о прошлом.

– Мне очень жаль, – повторил я.

– Иди домой, Коуп.

– Я бы предпочел остаться.

– Решение принимаешь не ты. Это мой дом. Моя жизнь. Иди домой. – Она вновь глотнула водки.

– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.

В ее смехе послышались истерические нотки:

– Ты думаешь, такое со мной впервые? – Она вызывающе посмотрела на меня, и я подумал, что лучше с ней не спорить. – Это мое привычное занятие. Я пью в темноте и слушаю эти чертовы песни. Скоро я засну или отключусь, называй как хочешь. А завтра у меня даже не будет похмелья.

– Я хочу остаться.

– А я не хочу.

– Не ради тебя. Просто я хочу быть рядом с тобой. Особенно этой ночью.

– Я не хочу, чтобы ты оставался. Будет только хуже.

– Но…